Грани бытия

Яков Элькинсон
      В ЗАЩИТУ ЖИВОГО СЛОВА

   В общественых дискуссиях часто используют такое крылатое выражение, как «В начале было слово», но ведь это лишь зачин афоризма из Евангелия. Полностью он звучит вот как: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, Слово было Бог». Это изречение придает слову особое, прямо таки божественное значение. Однако над этим мало кто задумывается. В частности, почти утеряна великая школа мастеров русской театральной школы. Многие актеры в спектаклях  и кинофильмах перестали отчетливо выговаривать реплики и диалоги. К тому же, слова актеров буквально заглушаются громким музыкальным сопровождением, так что затрудняется восприятие слушателем главного - текста выступлений. Злоупотребляют музыкальным шумом в телепередачах биографической тематики, в  календарях знаменательных  дат, в театральных афишах.
   После развала Советского Союза по радио и на телевидении прекратилось художественное чтение повестей и рассказов. Между тем подобные передачи приносили истинное эстетическое наслаждение. Перед слушателями открывались назамеченные ими при самостоятельном чтении философские глубины, новые грани произведений. В былые времена - в устах Михаила Царева, Ираклия Андроникова, Михаила Казакова, а нынче - в устах Юрского, Михаила Веллера каждое слово звучало и звучит сейчас чеканной золотой монетой.

      ВОЛШЕБСТВО  ЖЕНСКОЙ  КРАСОТЫ

   После излечения фронтовых ранений в Медногорском госпитале на Урале и демобилизации из армии я, получив диплом журналиста в Алма-Атинском университете, длительное время работал в Кустанайской областной газете. Как председатель литературного объединения я был приглашен на республиканский съезд молодых писателей Казахстана. Я надеялся, что стану участником яркого события – ведь соберутся творческие люди. Но сразу после начала работы съезда я был крайне разочарован - уж слишком все происходящее смахивало на заурядное совещание партийно-хозяйственного актива расширенного состава. Отличие заключалось лишь в размерах помещения и в количестве участников. Над всем витала казенная скука. Регламент работы съезда был заранее запланирован: фамилии членов президиума, список выступающих, тексты выступлений делегатов был предусмотрительно согласованы в верхах.
   Тема выступлений члена ЦК республиканского Союза писателей, делегатов регионов была стандартной: партийность литературы, непременное соблюдение метода социалистического реализма, прославление коммунистическоой партии, трудовых подвигов рабочих и крестьян.
   Находясь на трибуне, выступавшие монотонно бубнили по бумажкам отрецензированные тексты, усыпляя не только участников съезда, но и самих себя. Делегаты коротали время кто как мог: одни украдкой перелистывали журналы, другие решали газетные кроссворды, третьи - из числа ветеранов подобных заседаний - чутко подремывали, вовремя присоединяясь к ритуальным аплодисментам по завершении выступления очередного оратора.
   Размереное течение официального действа внезапно было нарушено героем минувшей войны Бауыржаном Момыш-улы. Он стал широко известен после публикации повести Александра Бека «Волоколамское шоссе». Выжив в тяжелейших боях на подступах к Москве и демобилизовавшись после войны, Момыш-улы издал книжку о своей жизни. Вскоре он стал членом Союза писателей Казахстана. Так вот, Момыш-улы был облачен в модную вельветовую толстовку бежевого цвета с большим красным бантом на лацкане. Поднявшись по ступенькам на сцену, Момыш-улы стал панибратски здороваться за руку с каждым из членов президиума. Экстравагантная выходка бывшего фронтовика на какое-то время развлекла присутствующих, но потом совещание продолжилось в прежнем монотонном ритме.
   Вдруг из-за кулис возникла очень красивая девушка. По рядам зашестело: «Ахмадулина! Ахмадулина!» Ей тотчас уступили почетное место в президиуме.
   Явление Ахмадулиной народу произвело потрясающее впечатление. Всё вокруг мгновенно преобразилось, ожило, словно повеяло освежающим воздухом после весенней грозы. Я почему-то ощутил себя счастливейшим человеком. Таково волшебство женской красоты.
   Во время антракта я постарался пробиться к Бэлле Ахмадулиной в фойе. Представившись, я стал что-то лепетать о кустанайском литобъединении. Она слушала меня внимательно, не озиралась по сторонам со скучающим видом столичной знаменитости. От волнения я слабо соображал, что, собственно, мне нужно он нее. Вероятно, Бэлла догадалась о причине моего смятения, так как на ее прелестных губах заиграла мягкая улыбка. Взгляд ее черных глаз проникал в сокровенные глубины моей души. Ее мелодичный, певучий голос зачаровывал. Ее стройную фигура облегало элегантное платье. Оно, это платье, вероятно, было скроено великим мастером портновского искусства словно рембрандтовским росчерком пера. На платьи не было никаких украшений. Напоследок Ахмадулина напутствовала меня такими словами:
   - Писатель всегда должен в своем творчестве проявлять смелость и трудолюбие. Не жалейте труда  для совершенствования своего литературного мастерства. Соблюдайте свой собственный стиль, не подражайте никому. А главное – никогда не лгите, пишите только правду. Настоящий писатель должен иметь на все свое собственное мнение, быть принципиальным.
   Невесть какие новации, но я слушал ее благодарно, с восхищением, упиваясь ее мелодичным голосом, и смотрел, смотрел, смотрел…
   В те оттепельные времена фамилии поэтов Ахмадулиной, Вознесенского и Евтушенко гремели по всей стране. Они собирали десятки тысяч любителей поэзии на стадионах. Ахмадулина снималась в кино, была замужем за Евтушенко и Нагибиным. Но, Боже, как старость обезобразила Ахмадулину – гляжу на экран телевизора и не верю ни своим глазам, ни ушам. Неужели эта особа с перекошенным ртом, изрытым глубокими морщинами лицом и плаксивым голосом и есть та царственная красавица, которая когда-то вызывала всеобщее восхищение?
   В одной из новелл Сервантеса рассказывается о романтическом впечатлительном юноше, сошедшем с ума из-за неразделенной любви - он опустился, одичал, потерял человеческий облик, бродил по полям и лесам, стеная и плача. Если бы этот безумец смог узреть в каком-то волшебном зеркале возлюбленную, некогда отвергшую его, уже состарившейся, он наверняка излечился бы от своего безумия. По-моему мнению бывшим красавицам, достигшим глубокой старости не стоит появляться на людях, как в таких обстоятельствах благоразумно поступили всемирно известные киноактрисы Мадлен Дитрих и Грета Гарбо.

      УНИЖЕННЫЕ  И   ОСКОРБЛЕННЫЕ

   Уже стало привычным, что в своих произведениях писатели почему-то благоволят любовникам, тогда как потерпевшая сторона – я имею ввиду мужей – не вызывает у писателей никаких симпатий. Мужья наделены неприглядными чертами. Например, в «Анне Карениной» Вронский охарактеризован как блестящий армейский офицер, храбрец, красавец, благородный человек, а муж Анны – черствый, неприглядный, догматичный и вообще зануда. Короче говоря, любить такого человека просто не за что. В чеховской «Даме с собачкой» муж героини внешне смахивает на лакея – толстоват и лысоват, даже орден у него на груди выглядит жестяной бляхой железнодорожного носильщика. Куда ему до любовника жены - покорителя женских сердец, записного донжуана! В «Бесприданнице» Островского жених молодой обаятельной женщины Карандышев – жалкий, ничтожный человечишко. А его соперник – наглый, самоуверенный самец, умеющий обольщать наивных и доверчивых обывательниц. Несимпатичен и персонаж флоберовской «Мадам Бовари» - невзрачный аптекарь, безвольный и слабохарактерный, хотя и сострадающий и любящий, но явно уступающий любовнику жены.
   Образы мужей-неудачников стали столь привычны в литературе, что при воплощении их на киноэкране видятся только в негативном свете. Так что, когда великий артист Иннокентий Смоктуновски  на кинопробе пытался трактовать образ Каренина более симпатичным, то кинорежиссер предпочел ему актера с неприятной внешностью.

НАШИ  БРАТЬЯ  МЕНЬШИЕ  ВЛАДЕЮТ  СВОИМ  МЕЖДУНАРОДНЫМ                «ЯЗЫКОМ»

   В молодости я побывал во многих странах и заметил, что на всех континентах звери и птицы общаются между собой на одном и том же языке. В Украине и на Кубе, в Казахстане и Марокко, в Латвии и Италии собаки лают по-собачьи, кошки мяукают по-кошачьи, горлинки во всех странах однаково грустно аукают. А вороны одинаково каркают, петухи одинаково кукарекают, воробьи чирикают.
   В отличие от людей.

      ПОДМЕНА  ВАЖНЫХ  ПОНЯТИЙ

   В мире происходят странные события. Обесцениваются не только деньги, но и политические понятия. Находящиеся у всех на слуху привычные понятия и определения меняют свой изначальный смысл и своих адресатов. С подобным явлением можно сталкиваться повседневно не только в личных ссорах, но даже в парламентах. Кто либо из депутатов может обозвать оппонента фашистом при выяснении политических взглядов. А разве не стало привычным, что группа террористов, преследуемая за свои злодеяния, остервенело обвиняет защищающуюся от них сторону в геноциде? Некоторые не в меру ретивые правозащитики, потерявшие чувство ответственности за свои действия, требуют от мировой общественности применять к осужденным головорезам «права человека». Само слово «толерантность» в старушке-Европе доведено до полной бессмысленности.

      ТАЛАНТЛИВЫЙ  НАСТАВНИК

   Когда отец устроился приемщиком зерна на  элеваторе, наша семья переехала из города Александрия на станцию Верхний Токмак . Обширная территория, включавшая собственно элеватор, склады, сараи, электродвижок и одноэтажное здание для обслуживающего персонала, была огорожена длинным забором.
   Средняя школа, в которой мне довелось учиться, находилась на расстоянии семи километров от станции в большом украинском селе Черниговка. Так что от начала учебного года до летних каникул я обретался на съемной квартире, оплачиваемой родителями.
   С учителями мне очень повезло. То были профессионалы высокого класса. Среди них особенно выделялся внешностью и талантами учитель черчения Александр Александрович Юницкий. Он был явно аристократического рода. Элегантный, высокого роста, стройный, голубоглазый, русоволосый. В общем, красивый мужчина. В свои  неполные пятьдесят лет он побеждал молодежь в беге на стометровке и на длинных дистанциях, в лыжных гонках. К тому же он играл на различных музыкальных инструментах, отменно рисовал, замечательно пел, знал на память и мастерски  декламировал Пушкина, Лермонтова, Тараса Шевченко.
   Александр Александрович организовал школьный оркестр народных инструментов. Регулярно устривались концерты, которые славились на всю округу. В состав оркестрантов я угодил не случайно – в свое время о моем музыкальном образовании позаботилась мама. Было приобретено пианино и нанята надомная учительница музыки. Я не ладил с нотной грамотой, возможно, что из-за ленности, но меня выручал мой абсолютный музыкальный слух. Проигранные учительницей на пианино гаммы я попросту запоминал. Так что домашнее задание я выполнял успешо. Я также пиликал на скрипке.
   Александру Александровичу Юницкому я во многом обязан своими склонностями к художественному слову, к рисованию с натуры, своей любовью к музыке.
   Для нашего седьмого класса не составляла секрета влюбленность учителя черчения в красивую женщину Анастасию Вербицкую. Она была женой директора школы Конона Трохименко. Последний был дородный мужчина с иссиня черными волосами. Он каждый день брился, но все равно лицо его имело синеватый оттенок из-за густой щетины. Трохименко любил свою жену, но ревность не мешала ему дружить с Юницким! По-видимому, то была джек-лондоновская «любовь трех сердец». Каким образом разрешился этот любовный треугольник я так никогда и не узнал.

      РОССИЙСКИЕ  БЕДЫ

   Всем знакома эта пословица: «У России две беды – дураки и плохие дороги». Я бы к этому добавил третью беду – повальное воровство. Причем, что особенно удивительно, к этому пороку, можно даже сказать – бедствию, население относится весьма снисходительно. Об этом свидетельствует следующая пословица: «Не пойман – не вор!» Что это, как не дружеский совет? Дескать, будь сметлив, ловок, удачлив и воруй, сколько твоей душе угодно. Только не попадайся – мол, «грех – не беда, молва нехороша». Так что воровать не позорно, позорна огласка, когда вора с поличным хватают за руку.
   Лично я пережил изрядные неприятности от воров. Не стану перечислять все потери, но в свое время я лишился новенького велосипеда, надувной резиновой лодки, зимнего пальто, чемодана с вещами, на пляже – ручных часов. На  своем дачном участке в Кустанае я несколько лет выхаживал фруктово-ягодный сад, а воры раз за разом очищали весь малинник до последней незрелой еще ягодки. А еще, используя передовую агротехнику, я вырастил на огороде чудо-тыкву высотой в метр и с полметра в обхвате. Когда она созрела, пока я подыскивал транспорт, чтобы доставить огромный овощ домой, кто-то, возможно, что соседи, украли его. Ни о какой пропаже я так не жалею, как об этой тыкве!

      ТРАГИЧЕСКИЙ  СЛУЧАЙ

   В Кустанае этого человека уважали за здравомыслие, порядочность, как хорошего  семьянина, успешного директора школы и удачливого садовода. Но произошло событие, совершенно необъяснимое. Как рассказывала  впоследствии его жена, Николай Васильевич, как обычно отдыхавший после обеда, вдруг вскочил с дивана, будто его подтолкнула неведомая злая сида, и, сказав находу, что он скоро  вернется, выбежал из квартиры.
   В углу школьного двора находилась полуразрушенная электроподстанция. Соответствующая  горкомхозовская организация уже давно должна была снести аварийный объект, но, как это часто бывает, чиновники так и не удосужились выполнить свою служебную обязанность.
   Предупредвив слонявшихся во дворе мальчишек, чтобы они не подходили близко к подстанции, Николай Васильевич приступил к разборке простенков. Работа спорилась и вскоре Николай Васильевич сложил стопкой двести кирпичей. Но в горячечном азарте он решил выломать еще пятьдесят штук. И случилось непоправимое – потерявшая опору трехметровая бетонная плита оторвалась и всей свой тяжесть рухнула на несчастного. На крики о помощи прибежали несколько жильцов соседнего дома и вызвали «скорую». Со стонами от нестерпимой боли Николай Васильевич умолял врачей спасти его, но все их старания оказались напрасными. Почки Николая Васильевича оказались раздавленными.
   Недруги Николая Васильевича утверждали, что его погубила жадность. И это была черная ложь. Николай Васильевич был добрым человком, он помогал нуждающимся и делом, и деньгами. Попросту ему, как хозяйственному человеку, было жаль ценного строительного материала. Кирпичи были нужны его младшему брату для возведения времянки на даче.
   На самом деле Николай Васильевича погубил спортивный азарт, пересиливший инстинкт самосохранения.

      ДАЖЕ  КЛАССИКИ  НЕ  БЕЗУПРЕЧНЫ

   Мои первые литературные произведения подвергались московскими литконсультантами беспощадному разносу, возможно, вполне справедливому. А между тем даже знаменитые литераторы не без греха. Я  хочу это отметить без всякого злорадства. Говорят же, что даже  на солнце есть пятна. Только мать-природа способна добиваться абсолютного совершенства. Ведь в ее распоряжении вечность.
   Репатриируясь в Израиль из своей обширной библиотеки я захватил с собой только три книги: Библию, однотомник Пушкина и  «Дон Кихота». Последнюю я перечитывал несколько раз и, конечно же, не могу умолчать о замеченных мною в этом великом произведении «отдельных неедостатках». Взять, хотя бы, некую неуязвимость фанатичного поклонника рыцарства: Дон Кихот участвовал во многих поединках с врагами – реальными и воображаемыми. И всегда оставался в живых, тогда как даже одного такого сражения было достаточно, чтобы дать дуба. Дальше. Все персонажи романа без исключения – будь то простолюдины или представители высшей власти - изъясняются на изысканнейшем литературном языке.
   Но это еще не все. Неграмотный  крестьянин из захолустной Ла-Манчи, не державший в руках ни одной книги, залихватски щеголяет – к месту и не к месту – цитатами из древних философов и ораторов: Плутарха, Платона и Цицерона. А чтобы придать Санчо Панса легитимность и некую правдоподобность Сервантес прилепляет к этим цитатам диалектизмы, так сказать, деревенские присказки и прибаутки.
   Так что, попадись Сервантес под руку самоуверенному литконсультанту,  ему пришлось бы туго.

       ШИПЫ И РОЗЫ  ПИСАТЕЛЬСТВА

   К сочинительству я пристрастился с детства. Разумеется, все началось со стихоплетства, но, к счастью, я вскоре понял, что поэта из меня не выйдет. Тогда я занялся ведением дневника, записыванием житейских историй, метких народных словечек и поговорок, словесными зарисовками пейзажей. Перечитал много книг, стараясь подражать тем писателям, чей литературный стиль мне больше нравился. Учился у них обращать пристальное внимание на  детали.
   Вторая мировая война застигла меня во время завершения трехлетней армейской службы в летнем палаточном лагере под Кировоградом, что на юге Украины. Во время сборов воинской части по тревоге я успел сочинить патриотическую заметку и передать ее в полковую многотиражку. В ней я высказал общепринятое тогда убеждение, что вероломно напавшая на Советский Союз фашистская Германия будет разгромлена в кратчайшие сроки и что наша доблестная Красная Армия, нааверное, уже перешла границу и ведет победоносную войну на вражеской территории. В этом тогда были уверены мы все. Ведь об этом твердили все газеты, радио и телевидение. Однако с первого же дня стало известно об отступлении наших войск под натиском фашистских орд. Это никак не укладывалось в нашем сознании. И вообще происходило что-то непонятное – еще совсем недавно привычные трехлинейки со штыками были заменены новехонькими полуавтоматическими винтовками. А сразу же после того, как был получен приказ о передислокации воинской части эти винтовки у нас отобрали, смазали  солидолом и упаковали в длинные деревяные ящики. Мы оказались безоружными. Остались противогазы и маленькие саперные лопатки.
   Нам не предоставили грузовиков и мы шли пешком. Затем нас погрузили в телячьи выгоны и доставили в город Рыбинск. Там была сформирована полноценная воинская часть, которую затем отправили на Волховский фронт. Я навсегда запомнил ночь нашего отступления из летнего лагеря. Далеко за нашими спинами небо над горизонтом озарялось багровыми зарницами от бобежек и артобстрелов.
   Понятное дело, что все это время мне было не до сочинительства. Вплотную заняться творчеством я смог лишь когда был демобилизован из армии по инвалидности после ранения и получив – через четыре года – диплом журналиста в Алма-Атинском университете.
   Я был распределен на работу в Кустанайскую областную газету. Корреспондентская работа предоставила возможность ознакомиться с судьбами множества людей различных профессий. Впоследствии это вылилось в сочинение сперва очерков и рассказов, а затем – повестей, нескольких романов и пьес. Свой первый роман с претенциозным названием «Большая любовь» я отправил в Москву редактору журнала «Новый мир» Константину Симонову. В то время большие творческие личности еще не утеряли благородных человеческих свойств. Симонов любезно прислал мне письмо, в котором извещал, что передал рукопись своему другу кинорежиссеру Арнштаму для рецензирования. Через некоторое время я получил отзыв о моем опусе. Арнштам благосклонно отметил некоторые литературные достоинства романа и одновременно очень подробно остановился на недостатках. Он посоветовал серьезно поработать над текстом и пока что сосредоточиться на малых литературных формах.  По молодости я ожидал другой оценки и был очень огорчен. Но к сочинению романов приступил лишь по прошествии нескольких десятков лет.
   С пьесами мне повезло значительно больше. Сперва Кустанайский народный театр поставил мою пьесу о молодежной бригаде коммунистиеского отруда. После этого областной драматический театр принял к постановке мою пьесу об энтузиастах освоения целинных земель. Пьеса называлась «Солнце в твоих руках». Состоялось чтение пьесы для актерского состава. Я тогда очень гордился тем, что озвучиваю свою пьесу как в свое время великий Чехов знакомил актеров Московского художественного театра со своей пьесой «Вишневый сад».
   И настал момент моего торжества – премьера. Первый шквал зрительских аплодисментов достался театральному художнику, создавшему декорации. То была настоящая хужожественная картина. Представьте себе полевой стан, деревяный вагон, в котором отдыхают трактористы и комбайнеры, желтые подсолнухи у его стены, крытая полевая столовая. А там, вдали разлив спелого, готового к жатве пшеничного поля янтарного цвета. Голубой небосвод над всем этим. И все это залито ослепительным солнечным светом.
   Сразу после появления актеров на сцене я с упоением стал записывать каждую их реплику в блокнот. Мне казалось порой, что эту пьесу сочинил не я, а кто-то другой, более талантливый драматург. Я старательно заносил в свой блокнот каждый всплеск аплодисментов зрительского зала. Каждую волну дружного смеха по поводу удачной остроты. А как описать словами то радостное волнение, когда  под громкие выкрики  «Автора, автора!» я поднялся на сцену и вместе с актерами благодарно кланялся зрителям за их доброту и душевную щедрость в оценке спектакля.
   Я ожилал, что на другой день после успеха премьеры коллектив редакции поздравит меня. Но все сделали вид, будто ничего не произошло. Равнодушие коллег очень расстроило меня. Но, оказывается, подобное также испытал в свое время выдающийся драматург Сухово-Кобылин, когда после шумного успеха его пьесы «Свадьба Кречинского» в литературных кругах никто не соизволил поздравить его с этим событием.
   Несмотря на равнодушие со стороны сотрудников по редакции я продолжал сочинять пьесы. Тогда в Советском Союзе проявлялись симптомы национальной розни. А официальная пропаганда трубила о трогательной дружбе народов. Противоречить официозу было не возможно. И я, по примеру опытных писателей, решил осветить эту тему косвенным образом. Для своей новой пьесы я избрал проблему расовых отношенй в США. Пьесу я назвал «Гордость Гринвуда». Она был поставлена на Челябинском телевидении 13 июня 1964 года. Мне очень повезло с актерским составом – тем летом в Челябинск на гастроли прибыл Московский драматический театр имени Ермоловой. Главную роль Ричарда Мэррея исполнял Борис Андреев. К великому сожалению народный артист СССР Всеволод Якут в то время хворал и не смог прибыть в Челябинск. А кто знает, может быть моя драматургическая судьба оказалась бы более успешной, если бы Всеволод Якут по своей доброте помог бы мне во многом? Ну, а роль Барбары Макдермот исполнила Народная артистка СССР Вера Гоголева.
   Накануне премьеры пригласили меня на генеральный прогон спектакля. Я ужаснулся: актеры выучили текст плохо, сбивались, несли отсебятину. Премьеру ожидал, по-моему, полный провал. Но произошло чудо! На следующий день актеров будто подменили - ни одной накладки!
   Маяковский писал: «Мне и рубля не накопили строчки». Что касается меня, то мои строчки не только не накопили никаких средств, а, напротив, нанесли ощутимый урон семейному бюджету и принесли мне не столько славу, сколько увеличили количество моих явных и тайных недоброжелателей. В частности, некая окололитературная дама упрекнула моего единственного друга: «И что вы возитесь с этим типом! Что вы в нем нашли?»
   Ядовитое высказывание этой особы меня нисколько не удивило. Существует некая категория людей, которая люто завидует тем, кто добивается результатов в любом виде человеческой деятельности. К тому же их почему-то сильно раздражает сам факт существования деятельных личностей и своей завистливостью они портят жизнь не только другим, но и самим себе. Таких людей я совершенно не понимаю. Например, чей-либо успех не только не вызывает зависть у меня, а, напротив, является стимулом и даже допингом по удвоению собственных усилий. Ведь занятие творчеством доставляет такое наслаждение, такой духовный подъем, которых не могут умалить никакие завистники и злопыхатели.

      ТРИ  ВЕДЬМЫ

    О существовании ведьм свидетельствуют не только сказки и народные предания, но и произведения писателей. Для начала напомню рассказ Чехова «Ведьма». Молодая симпатичная женщина, которую по рассчету – из-за бедности – выдали за пожилого попа. И тот уверен, что его смазливая молодка сущая ведьма. А чем иным можно объяснить, что всякий раз в непогоду в его хибару «на огонек» словно магнитом затягивает молодых людей? Вот и в этот раз в метель в дом постучался проезжий почтальон. И конечно же между ним и попадьей непременно случился бы грех. Но ревнивый поп постарался выпроводить непрошенного гостя, как только ему показалось, что метель стихла.
   А вот рассказ лауреата Нобелевской премии Башевиса Зингера. Название то же, что у Чехова – «Ведьма». Но последствия колдовских чар неказистой школьницы куда трагичнее, чем в случае чеховской попадьи. Итак, краткое изложение рассказа: одна из школьниц, невзрачная толстушка с волосатыми ногами по уши влюбилась в преподавателя, который был женат на очаровательной женщине. Чтобы завоевать учителя школьница навела порчу на свою соперницу и женщина начала чахнуть и после продолжительной болезни скончалась. Узнав об этом, колдунья заявилась к учителю домой и тот, превозмогая брезгливость, уступил настойчивым домоганиям и совокупился с влюбленной школьницей. Чтобы избежать огласки, учитель с девчонкой уехал из города.
   Третий рассказ о ведьме я прочитал в малоформатной газете, оставленной кем-то на автобусной остановке:

            В Е Д Ь М А
   Круизный пароход ночью отчалил от испанского порта Валенсия в Хайфу – в свой порт приписки. Публика собралась самая разношерстная – пенсионеры, семейные пары, золотая молодежь.
    В каюту с моего согласия подселили боцмана, возвращавшегося домой в длительный отпуск. Он работал по договорам, так сказать вахтовым способом, на сухогрузах. Дома его ждала жена и дети. Было ему лет под пятьдесят, но выглядел он отлично - кряжистый, но подтянутый, молодцеватый, загорелый – типичный морской волк. Звали его Данилой Парфеновичем. Для разминки мы выпили по чарочке. Парфеныч мне понравился. Мы сошлись характерами. Мой собеседник без всякого бахвальства поведал мне о своих донжуанских победах. Если бы я был писателем, то сочинил бы второй том «Декамерона».
   Мой сосед по каюте, оказывается, был несносным чистюлей. Именно это стало причиной скандалов между ним и нашей стюардессой Региной. Он придирался к ней по малейшему поводу, но язычок у Регины был острый и она стойко держала оборону.
   Признаться, несмотря на некоторую ее вульгарность, Регина – эта двадцатилетняя девица - нравилась мне и я пытался ухаживать за ней. Но Регина отдала предпочтение моему соседу боцману и ссорилась с ним лишь для виду. На самом деле Регина страстно возжелала его. Парфеныч поделился со мное этой новостью и сказал, что терпеть ее не может, что она его раздражает именно своей вульгарностью.
   Но каким-то необъяснимым образом яростный конфликт между  боцманом и стюардессой совпал с возмущением водной стихии - разыгрался нешуточный шторм. Наш большой корабль швыряло из стороны в сторону буквально как щепку. При одном из сильнейших ударов в борт огромной волны выдавило иллюминатор в соседней каюте. Тотчас же ее залило, погасло электричество, было включено аварийное освещение. Боцман вместе с вахтенными матросами заделали иллюминатор фанерным щитом. Регина оказалась рядом с боцманом, помогая наводить порядок в пострадавшей каюте. Видимо, совместная работа примирила и сблизила их.
    Капитану судна удалось изменить курс так, чтобы волны стали реже бить в борт. Сразу подали свет.
   Мой боцман не появился в нашей каюте. Я успел лишь заметить, как он, обнявшись с Региной, направился в потаеный корабельный уголок. Пришлось лишний раз убедиться, что ежели женщина добивается от мужчины соития, то у нее значительно больше шансов исполнить свое желание, чем у мужчины устоять перед соблазном.
   И в этом время случилось невероятное. Не знаю, было ли то случайным совпадением или же следствием ведьмовства страстной Регины, но как только прекратилась свара между Региной и боцманом и шторм на море прекратился также внезапно, как начался. На море воцарился идиллический штиль.
   Боцман появился через несколько часов отсутствия. Все было понятно без объяснений. Мое мужское самолюбие было задето, поэтому я ни о чем не расспрашивал и не поинтересовался, каким образом происходило прощание временных любовников.
                Святослав Никольский

      ЖЕНСКОЕ  ПРИТЯЖЕНИЕ

   Общеизвестно, что одни женщины не очень нравятся,  другие женщины нравятся меньше, а третьи – вообще оставляют нас равнодушными настолько, что даже если их раздеть, то у мужчины ничто не шевельнется.
   Мой знакомый врач объяснил это исключительно физиологией. По его мнению те женщины, у которых отлично функционируют яичники пользуются у мужчин значительно большим успехом, чем те, которые не обладают этим преимуществом.
   Мне такое объяснение показалось неубедительным, поскольку кроме физиологии существует еще некая мистическая штука, именуемая магией. Совершенно недостаточно быть женщиной. Надо еще к тому же быть женственной. Это в чем-то сопоставимо с воздействием запахов цветов.
   Мужчине также надостаточно лишь обладать неким набором признаков. Надо еще быть мужественным. В этом наглядно можно убедиться по количеству поклонников или поклонниц в одном и в другом случае.

        МОЙ  ЛУЧШИЙ  ДРУГ  ВЛАДИМИР  СЕЛЕЗНЕВ

   Когда я работал в Кустанайской областной газете ответственным секретарем, то познакомился с поэтом Владимиром Селезневым. Мы каким-то образом сошлись характерами и он стал моим лучшим другм. Жил и работал он в городе Рудный, что в пятидесяти километрах от Кустаная. С недавних пор в районе этого города геологи разведали залежи железной руды. Добывать ее решили так называемым вскрышным способом – добирались до рудного тела, срезая земые пласты вместо того, чтобы затевать шахты. Размах работ впечатлял сильно. Днем и ночью экскаваторы сгребали землю и грузили ее в огромные камазы. Я не только видел это своими глазами, но даже написал несколько очерков об этом гигантском предприятии.
   Селезнев зарабатывал на жизнь сочинением истории железорудного комбината по заказу его администрации. Длительное время он был секретарем главного инженера комбината. Селезнев был хорошим поэтом. Мы часто гостили друг у друга. Замреадактора нашей газеты Евгений Букин тоже сочинял вирши и, возможно, из зависти  чинил всяческие помехи Селезневу в появлении его стихов на страницах газеты. Мне иногда удавалось убедить редактора в предвзятости отношения Букина к Селезневу. Тогда стихи Слезнева все-таки печатались.
   Селезнев иногда посвящал мне свои юмористические стихи.Так было и на торжественной церемонии проводов меня на пенсию. Селезнев продекламировал свое стихотворное поздравление, посвященное этому событию. Приведу его полностью:
      
ЮБИЛЕЙНАЯ  ЗДРАВНИЦА
         «Я памятник себе воздвиг»  Г.ДЕРЖАВИН
         «Я памятник себе воздвиг нерукотворный»  А.ПУШКИН
         «Мне памятник при жизни полагается по чину» В.МАЯКОВСКИЙ
         «Приснилось мне, что я чугунным стал»  Я.СМЕЛЯКОВ
         «Не ставьте памятник в Рязани»  С.ЕСЕНИН
    
   Яков Абрамович, разрешите представиться – В.Селезнев.
   Не лаская подхалимским взглядом пушкиных, шекспиров, мериме,   
   Мы с тобой стоим почти что рядом –
   ты на «Э», а я на «С».
   У тебя сверкает искра божья. Нимб слепящий излучает свет.
   Вот стою я у подножья всех твоих шестидесяти лет
   И дивлюсь - хрестоматийный глянец облика не тронул твоего,
   Яркий потрясающий румянец, взгляд недопустимо огневой.
   Широко расправленные плечи, вихри непокорные кудрей,
   Нет, мой друг, не может быть и речи о какой-то старости твоей.
   Рвемся мы в грядущее, как черти: тем, как говорится, и живем,
   Что тебе бессмертье после смерти, заходи в бессмертие живьем.
   Заходи уверенно и просто, занимай одно из лучших мест.
   Жить тебе еще немало – до ста, ждать тебе бессмертья надоест.
   А тебя там встретят по заслугам, в силу популярности твоей.
   Там займи, пожалуйста, будь другом, для меня местечко потеплей.
   Так тебе удобней будет, ты бы мной вполне доволен стал.
   Я б тебе бумагу и чернила вместе с пьедесталом подавал.
   Исполняя долг разнообразный, в сердце будто негасимый свет,
   Я носил бы твой гетеобразный, гоголеподобный силуэт.
   Что ж, смелеее над умами властвуй и живи как минимум до ста.
   Друг мой, поздравляю, друг мой, здравствуй! Дай-ка, подсажу на пьедестал.


    Судьба поэта Владимира Слезнева сложилась печально. К сожалению, он не ощущал ответственности перед свои незаурядным талантом. Как, впрочем, и Есенин, и Высоцкий, и Довлатов, и Венечка Ерофеев. Откровенно говоря, Селезнев чрезмерно злоупотреблял винишком. Вследствие чего умер в возрасти сорока пяти лет. Для меня кончина друга была невосполнимой утратой.
   Его недоброжелателя Евгения Букина постигла сходная трагическая участь. Конфликты в семье из-за постоянного пьянства привели к тому, что Букин пытался повеситься. Из петли его вытащила жена. После этого Букина сместили с поста замредактора и уволили с работы. Он уехал к себе на родину в город Уральск.

      ПОМИНАЛЬНАЯ  МОЛИТВА

   После двух лет своего вдовства я женился на Вере Викторовне Тычине. Вышло так, будто она ждала именно меня, потому что после кончины первого мужа Вера не выходила замуж целых двенадцать лет.
   По прошествии значительного времени мы с Верой репатриировались на мою историческую родина, как теперь говорят. В Израиле за счет собственной инвалидской пенсии я издал несколько своих книг. Наполовину они были сочинены до переезда. Книги были изданы под такими названиями: «Любовь и ненависть», «Впереди - вечность», «Продленные мгновения», «Последний поклон», «Прощальная симфония». Читатель может судить об их достоинствах и недостатках по моей странице на proza.ru. Хочу особо отметить, что наибольшее количество посещений выпало на долю маленького рассказа «Девочка по имени Вера». Особенная популярность этой списанной с натуры миниатюры, по-моему, объясняется тем, что в ней отражены реальные драматические события в одном из сел Житомирской области Украины во время коллективизации. Судьба девочки, в которой воплотились лучшие национальные черты украинского народа: трудолюбие, доброта, храбрость, здравомыслие, жизнелюбие и обостренное чувство собственного достинства. Этот рассказ я считаю своей «словесной Джокондой».
   Учеба в школе давалась Вере без особого труда. Она очень интересовалась историей. Недаром директор Катериновской сельской школы предрекал Вере профессию историка. Отличалась Вера и в школьных спектаклях. Однако она не стала ни историком, ни актрисой. Наверное, помешала война. Жизнь Веры Викторовны сложилась так, что она стала женой вернувшегося с фронта Игоря Степановича. Воспитала двух сыновей. Была образцовой хозяйкой. Ее не только уважали, но и любили. С подругами он дружила по сорок лет.
   В молодости из-за врачебной ошибки у Веры удалили одну из почек. Это, конечно, не прибавило ей здоровья.
   После нашей помолвки я отправился в Кустанай, чтобы завершить свои дела. А Вера решила использовать эту паузу, чтобы посетить родную Катериновку. На беду гостевание совпало с чернобыльской катастрофой и Вера подхватила дозу радиации. У нее воспалилась щитовидка. Пришлось затратить несколько лет на лечебные процедуры.
   После того, как верина щитовидка немного присмирела, мы побывали летом в Катериновке. Мы застали маму Верочки в полном здравии. Брат Веры Володя и его жена в пять утра уходили на работу на колхозные фермы. Пока Вера спала, мы с Надеждой Васильевной вели разговоры на завалинке. Но, конечно же, после того как она, подоив корову, выгоняла ее к пастуху да еще вызволяла из картонного ящика, как она говорила, цыпушек и кормила их пшеном. Насмотря на то, что бабе Наде исполнилось девяносто три года, у нее был ясный ум и прочная память. Она живо рассказывала о своем первом замужестве, о первой брачной ночи, когда он из-за сексуальной неграмотности лежала рядом с мужем  «как щепочка». Рассказывала об издевательствах над зажиточными крестьянами во время повальной коллективизации – настоящей вакханалиии. О детстве Веры.
   На ввечерних застольях с обильным питием очень вкусной самогонки, изготовленной Володей из пшеницы, баба Надя просила налить ей не больше «напэрсточка». Вся семья хвалила меня за очень правильную украинскую мову. А что тут удивительного? Ведь я закончил десятилетку на украинском языке. Для меня одинаково родные что русский, что украинский языки. Даже сны мне иногда снятся на украинском.
   После войны власти безжалостно отнеслись к четырнадцатилетнему юноше – брату Веры Володе. Его мобилизовали на донбасскую шахту. Так что здоровье его было подорвано. Но он смог после освобождения от шахтерской каторги построить просторную хату, обзавестись хозяйством, семьей, вырастил двух сыновей и дочь, содержал престарелую мать.
   Второй раз мы с Верой приехали в Катериновку в связи с похоронами бабы Нади. Была зима, но в хате не топили. Было очень холодно. Перед кончиной баба Надя долго и мучительно болела. Несправедливо это! Ведь она была настоящей праведницей. До своего ухода из жизни Володя успел установить на могиле матери памятник. Умер Володя совсем еще не старым человеком.
   Большим событием в нашей с Верой жизни был переезд из Риги на мою историческую родину. Нас обласкали, как только мы спустились по самолетному трапу на святую землю. Встречавшие  нас в аэропорту девушки улыбались, держа в руках приветственные плакаты. Нам сразу вручили временные паспорта и значительную сумму денег. Квартиру для  нас заранее снял мой брат (кстати, весьма неудачно).
   И закружил нас вихрь удовольствий. Последовала череда экскурсий в Тель-Авив и Иерусалим. В туристических автобусах мы узнавали об истории освоения пустующих земель, об сушении болот эвкалиптовыми деревьями. О строительстве новых городов и асфальтовых дорог. О победоносных войнах молодого государства с внешними врагами, не желавшими смириться с существованием еврейского государства.
   Полная энергии Вера по туристической путевке побывала на южном куроте в Эйлате. Купалась в Мертвом море.
   В Кармиэле у нас появились друзья. Часто устраивались застолья. За Верой утвердилась слава выдающейся мастерицы приготовления фаршированной рыбы.
   Мы с Верой ходили на концерты, посещали массовые гуляния с восхитительными фейерверками. В общем, жили полнокровной жизнью. Казалось, так будет всегда. Но благодатное время пролетело, словно веселый вихрь, и годы постепенно брали свое. Начались проблемы со здоровьем. Сперва небольшие, а затем и посерьезнее. У Верочки дважды обнаружилась водичка в легких – последствия тяжелого детства. Пришлось побывать в больнице Нагарии. Кроме того, у Веры ухудшилась работа сердца. Пришлось перенести (небольшую) операцию по вживлению в грудь биостимулятора. Благодаря этому аппарату пульс сердца с тридцати ударов в минуту поднялся до шестидесяти пяти.
   А в 2000-м году в Тель-Авивской клинике что на улице имени писателя и выдающегося деятеля израильского государства Жаботинского, я перенес серьезную операцию по шунтированию сердца.
   Со временем Верочка стала сильно уставать. А затем на нее один за другим обрушились два инсульта. Все домашние заботы легли на мои плечи. Я ходил на базар и в магазины за продуктами, готовил еду на двоих. Даже варил борщи. Но когда у Веры отказали ноги, я не смог больше обслуживать ее и, скрепя сердце, был вынужден устроить Веру в дом престарелых (бейт-авот – на иврите) в кибуце Ясур, что в двадцати пяти километрах от Кармиэля. Период пребывания Веры в Ясуре можно считать относительно счастливым периодом. Бейт-авот располагался в лесу. Обслуживание было нормальным. Питание сносное, хотя и однообразное. Спальни на двоих. Часто купали.
   Я приезжал в Ясур на такси один раз в неделю. Веру после завтрака привозили ко мне на коляске. Она радостно обнимала меня. На вопрос, как ей тут живется и насколько хорошо к ней относится персонал, Вера всегда отвечала одно и то же: «Хорошо!» Но и через год, по свидетельству соседки по спальне, у Веры порой вырывалось: «Господи! Дай мне силы вырваться отсюда!»
   Поначалу Вера расспрашивала меня, как там дома, как соседка Рахель. Медсестра похвалила Веру: «Ваша жена очень хорошая женщина! Вежливая. Только плохо кушает».
   В бейт-авот постоянно дежурит врач. Он уверял меня, что анализы у Веры нормальные. Наверное, успокаивала, хотя из-за водички в легких Вере пришлось побывать в больнице Нагарии дважды.
   Я старался всячески развлекать Веру – читал ей сказки Самуила Маршака, Корнея Чуковского, «Маугли» Редьярда Киплинга.  Особенный интерес у Веры вызвали нравоучительные стихи корейских поэтов XIII-XIX веков. Их перевел на русский язык мой университетский друг по Алма-Ате Саша Жовтис. Всякий раз Верочка остроумно комментировала эти стихи.
   Весной и летом я катал Верочку по асфальтовым дорожкам в лесу. Вера приветствовала велосипедистов, шоферов легковых машин, прохожих, детсадовскую детвору. Мы с Верой пели песни из советских кинофильмов, украинскую песню «А молодисть нэ вэрнэться, нэ вэрнэться вона». В песне «Так будьте здоровы, живите богато, а  МЫ  уезжаем до дому, до хаты» Верочка пела «а  Я  уезжаю до дому, до хаты».
   В оставшееся до обеда время я рассказывал Вере о ее детстве, нашептывал на ухо «Я тебя люблю и всегда буду любить». Она отвечала: «Спасибо!» А когда я говорил: «Ты для меня самая красивая женщина в мире», она недоверчиво улыбалась, но все равно говорила: «Спасибо!».
   Когда после обеда Веру укладывали в постель, я приходил к ней, чтобы попрощаться и поцеловать ее. Она улыбалась своей веселой ангельской улыбкой и говорила: «Пока!»
   Однажды Вера посмотрела на меня своими умными серыми глазами и прочувственно произнесла: «Я долго думала… Мы не случайно встретились… Я тебя люблю!» Эти слова навечно запечатлелись в моем сердце.
   Раз в год во время отпуска из Риги приезжал сын Веры Вова. Он также читал ей книги, развлекал музыкой и слайдами из ноутбука, катал в коляске по асфальтовым дорожкам. Вера оживлялась, когда к ней приезжал Вова.
   Все бы ничего, но меня очень огорчала пропажа вещей из натуральных тканей из вериного гардероба. Я написал жалобу директрисе, но кончилось это тем, что в шкафу Веры появилось непонятное шматье из синтетических материалов. А ведь это не рекомендуется при слабых легких! Говорят, и в других бейт-авотах иногда пропадают вещи, но от этого мне нисколько не легче.
   Но возвращусь к тому  благословенному времени, когда я вывозил Веру на воздух. Всякий раз выезжая  из помещения Верочка, окинув взглядом голубое небо, деревья в цветах, неизменно восхищалась: «Как красиво! Хочется жить и жить!» Так продолжалось, кажется, два с половиной года. К концу этого срока Верочка все больше уставала и старалась дремать. У нее пропал интерес к моим рассказам и чтениям. Она все чаще повторяла: «Дай покой!» Потом полностью утратила память.
   И вот произошло то, что, наверное должно было случиться. Меня по телефону срочно вызвали в Нагарийскую больницу. Оказывается, у Веры где-то в бедре, справа застрял тромб. Операция была неизбежной. Меня обязали подписать бумагу о моей ответственности за любой ее исход. Я при этом ощущал себя человеком, подписывающим приговор своей родимой жене. Я мысленно молился Богу о чуде. И чудо свершилось. Но оказалось, что ампутации ноги до колена недостаточно – понадобилась вторая операция. И снова я должен был подписывать приговор моей бедненькой Верочке. И снова я умолял Бога еще раз явить чудо. И на этот раз молитва моя был услышана. Но беда никуда не ушла. Рана загноилась и чистка ее уподобилась операции. Боже, что пришлось вытерпеть моей Вероньке!
   Веру перевели в специальный бейт-авот в Хайфе. Теперь мне пришлось совершать поездки не в пятнадцать километров, а в три раза дальше. Вера утратила способность глотать пищу и ей вставили в нос трубку, чтобы подавать питательную жидкость. Чтобы она не выдергивала эту трубку, на руки Вере напялили варежки. Когда я наклонял голову к Вере, она гладила ее варежкой. По словам медсестры однажды ночью Вера закричала: «Яков, я хочу кушать!»  Бедняжка!
   Пребывание Веры в ясурском бейт-авоте ежемесячно обходилось мне в одну тысячу шекелей. А в хайфском – намного больше – в три тысячи пятьсот шекелей. (В то время один доллар котировался в три шекеля семьдесят агорот).
   Во время посещений Верочки в Хайфе мне было больно смотреть на беспомощно распростертую в постели Верочку, обезображенную трубкой в носу.
   И вот пришла недобрая весть о том, что после того, как Вера начала задыхаться, ее из бейт-авота снова перевели в больницу. Когда я посетил клинику, медсестра избегала разговора со мной. Верочка смотрела на меня широко открытыми несмышлеными глазами. Вряд ли она понимала, что видит меня. Взгляд у нее был отсутствующий . Я поцеловал ее холодный лоб. Вряд  ли она ощутила мой прощальный поцелуй.
   Я очень боюсь своих зловещих снов, ибо они всегда сбываются. Перед окончанием срока пребывания Веры в Ясуре мне приснилось, будто я зашел в спальню Веры, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Она подошла ко мне в длинной белой ночной сорочке до пола и, не произнеся ни единого слова, мягко выпроводила меня из спальни. И я видел, как он закрыла за мной дверь на ключ.

   Второй сон мне приснился во время пребывания Веры в клинике. Во сне я как будто услышал, что Вера громко плачет.  Я поспешил в ее спальню. Вера лежала в кровати, вытянувшись во весь рост, закрытая белой простыней с головой. Я отдернул простыню и спросил:
   - Вера, почему ты плачешь?
   - Все пропало! – ответила рыдая Вера и стала лихорадочно покрывать мое лицо поцелуями. Она никогда еще так меня не целовала. Я тоже стал страстно целовать ее лицо… И тут я проснулся с тревожно бьющимся сердцем. Уснуть я больше не смог.
   А ранним утром раздался звонок из Хайфской клиники. Месестра сообщила, что Верочки не стало…
   Сердце мое оборвалось.
   Это стряслось 23 октября 2011 года.
   И  я понял, что Верочка мысленно попрощалась со мной в свой смертный час. Она не дожила шесть месяцев до своего 87-го юбилея.
   Ушла из жизни замечательная женщина. Освещавшее мои поздние годы яркое солнце погасло…
   С мной осталась ангельская улыбка Веры при наших расставаниях в Ясуре и ее памятные слова:
   - Я много думала… Мы не случайно встретились… Я тебя люблю!

КАРМИЭЛЬ, 2012 г.