В народе говорят «Красота – великая сила». Может, оно так на самом деле. Только не всегда. Сколько красивых женщин ушли из этой жизни, так и не поняв, что их «красота - великая сила», не познав чувство великой силы их красоты и любви.
Бог дает силу внешней и внутренней красоты не всем.
Я с детства поражалась, насколько красива была Федосья. Голова с тяжелой русой косой до пояса, которая всегда лежала поверх богатой песцовой шубы с широким лисьим воротником. Гордый профиль, длинный нос с горбинкой, глаза карие с открытым взглядом. Чистый взгляд взрослого ребенка. А как она открыто и заразительно смеялась! А какие у нее были красивые и большие серебряные серьги! Как она их красиво и гордо носила. Когда она шла они, как колокольчики , весело звенели, радуя хозяйку и прохожих. На красивых и длинных ее пальцах дорогие серебряные кольца старинной работы. А как она красиво накидывала на себя платок! Платок на ней был то белый с крупным рисунком, то атласный с голубой каемкой.
Высокая и статная. У нее была особая походка. Размашисто и широко она ставила свои небольшие ступни. Красивая и гордая тундровичка.
Но у моей красавицы особая трагическая судьба. Она считалась, как говорят, «не от мира сего». Она не могла обзавестись семьей, выйти замуж, родить таких, как она, красивых детей.
Еще в далекие тридцатые годы, когда большевики и коммунисты именем новой советской власти отбирали личное поголовье для создания колхозов, родители Федосьи и Федота ушли от людей подальше в тундру, угнав свое небольшое стадо. Тундровой народ считал их отшельниками.
События, о которых я хочу рассказать, случились в тяжелые послевоенные годы.
После смерти отца они по привычке так и жили одни. У брата была молодая жена. Звали ее Катерина. Федосья была тогда еще подростком.
Свое немногочисленное стадо охраняли по очереди. Так было из года в год.
Для стоянки они выбрали места с рыхлым снегом в распадке между холмов, возле небольшого озера — там, где оленям легче добыть корм. Ездовых оленей порой приходилось подкармливать рыбой и рыбьим бульоном.
Однажды пришла очередь охранять оленей Федосье. Она оделась тепло, запрягла упряжку и умчалась в стадо. Караулить оленей для нее привычное дело. С собой она взяла верного и преданного друга. Это была маленькая добрая лайка Мале. Время было еще не темное. Конец октября. Погода в это время неустойчива. То метелью закружит тундра, то терпким хорошим морозом, то теплом и неярким солнцем обрадует сердце тундровика. Несколько раз покружив, вокруг стада, она остановила упряжку, пожевала лепешку, что дала ей мать, и прилегла на нартах. Проснулась от скрипа полозьев и хорканья оленей. К ней подъехала Катерина, невестка. Федосья удивилась.
«- Милая, я бы одна управилась», - сказала она.
Катерина ей ответила: «Мама беспокоится за тебя, она меня отправила, говорит, что видела плохой сон, Федот еще не приехал с Новорыбной». Федосья успокоилась и обрадовалась, что не будет одна. Они на упряжках поехали проверять стадо. Олени чем-то были обеспокоены, вели себя неспокойно. Пошел крупный снег, и началась пурга. Надо было угнать оленей в большую ложбину, чтобы пургу переждать. Стали гонять стадо. Федосья с одного края, Катерина с другого. Мале собирала стадо. Она умела собирать оленей своим негромким добрым лаем. Олени узнавали ее веселый лай и собирались в круг. Но в этот раз олени были чем-то напуганы и бегали по кругу, не находя места и не слушаясь пастухов. Мале тоже почуяла что-то недоброе. Лай ее был тревожный. Олени уже разбрелись, было темно. Пурга усиливалась.
Упряжка Федосьи тоже не слушалась ее. Она то опускала поводья, то с силой натягивала на себя. Чтоб поправить поводья ведущего оленя, она спрыгнула с нарт и нечаянно выронила хорей, только хотела схватить хорей, как ведущий олень вырвался и помчался в тундру, увозя с собой нарты, а на нартах были ружье и теплая одежда. Она осталась без упряжки.
Катерина подъехала к ней на своей упряжке. Они вместе сели на нарты и поехали догонять стадо. Лай Мале был далеко слышен, а потом и вовсе заглох. Видимо, далеко ушли олени. Уже наступило утро. Пурга не ослабевала. Весь день прошел на поиски стада. Стадо не видать и Мале не видать. Почувствовав усталость, женщины решили немного отдохнуть. Олени послушно легли в сугроб, и тут же снег укрыл их с головой. Ничего не видать, только вой пурги и кромешная тьма. Федосья с Катериной от усталости немного прикорнули на нартах. Проснулись от воя волков. Олени от испуга вздыбились, нарты накренились, но не перевернулись. Федосья с Катериной схватились за нарты и ловко взобрались. Катерина схватила поводок и села рядом с Федосьей. Как только отошли от того места, где были, они увидели под яром в небольшой ложбине часть стада. Мале не было рядом с ними. Они поняли, что Мале где- то с остатком убежавшего стада, видимо за ними погнались волки. Они поехали на поиски оленей. Вдали они увидели волков. Стая волков гоняла стадо по кругу. Женщины знали, что волки никогда не врываются внутрь стада, а мчатся вдоль его края. Катерина испуганно погнала упряжку в сторону. Трое волков, отделившись со стаи, погнались за ними. Женщина гнала и гнала оленей, Федосья чуть не выпала из нарт. Из боязни упасть она крепко держалась за Катерину. Катерина уверенно вела упряжку, но волки не отставали. Олени, чуя опасность, уже не бегут, а летят. Снег от копыт застилает глаза Катерине. Волки почти уже догоняют. Вот они рядом, слышно, как они скалят зубы. У Федосьи от страха сердце забилось сильнее, шапка сбилась, зацепилась за воротник щубы. Она не держалась уже за Катерину, только за нарты. И в какой-то миг она не успела опомниться, как Катерина выпала с нарт, выронив хорей и поводок. Федосья осталась одна на нартах. Олени почувствовав, что ими никто не управляет, понеслись вперед, но запутались за поводок и кубарем покатились под большой яр. Федосья поняла, что она куда- то летит вниз. Нарты отделились от нее. Она ударилась о камень головой, и все вокруг в глазах потемнело. Сколько времени прошло, она не помнила, очнулась от окоченения.
Ни руки, ни ноги не слушались ее, от удара о камень сильно болела голова. Куда идти, где Катерина, где упряжка? Было уже светло. Придя в себя, она начала на четвереньках взбираться наверх.
Поднявшись на гору, она увидела Катерину. Вернее, что от неё осталось. От страха она закричала, что было сил, и упала в обморок. Очнувшись, она, замирая от страха, ближе подошла к телу Катерины. Снег вокруг был утоптан волчьими следами, кругом запекшиеся от крови куски снега. Все в крови. Она подобрала платок и шапку невестки и пошла от того страшного места. Шла наугад. Снег был неглубокий. Шла весь день, стало темнеть. Ей было очень больно и страшно, иногда ей казалось , что она видит себя в окружении тех волков, которые гнались за ними. Вдруг вдали она увидела небольшой балок. Это был их старый балок. Они оставили на речке Далды- Урек уже давно. По этим местам они давно не аргишили. Хватило сил открыть дверь в балок и зайти. (Тунровики всегда оставляют запас дров, спички и немного сухих продуктов.) Она затопила печь, дрова быстро разгорелись. Ее разморило: боль в голове, усталость и страшная картина той трагедии - все встало перед ее глазами, и она тихо заплакала. Она уснула, но ненадолго.
Взгляд упал на платок Катерины. Ей показалось, что платок весь в крови. Ей померещилось, что платок не только в крови, но и шевелится. От страха она снова закричала, выскочила из балка и побежала. Сколько так бежала? Она уже ничего не чувствовала: ни боли , ни холода, и даже ни страха. День был ясный, легкий мороз снова сковал ее тело холодом. Очнувшись, она поняла, что идет в платке и в легкой шубе. Парка и шапка остались в балке. Она боялась возвращаться. Ведь там платок Катерины, и он шевелился. Страх снова гнал ее все дальше и дальше. Она шла и чувствовала усталость, хотелось лечь в сугроб и уснуть. Она свернулась комочком и легла прямо на снег. Греясь от своего дыхания, она чувствовала тепло, и ей казалось, что она уснула. Ей приснилась Катерина вся в крови, идет к ней и зовет : «Мне холодно, Федосья, иди ко мне, иди» - и тянет ее за рукав. Очнувшись, она увидела брата. Оказалось, это он тормошил и тянул ее за рукав.
Федот издали увидел лежащий на снегу комочек. Когда подъехал к ней, увидел сестру, спавшую прямо на снегу. Растормошив ее, он увидел ее безумный взгляд, понял, что случилось что - то страшное. Она что-то мычала и показывала на балок. Брат аккуратно посадил ее в нарты, надел на нее свой сакуй и поехал к стойбищу.
С тех пор она не говорила, только мычала. И взгляд у нее был всегда отстраненный. Она росла, ни с кем не общаясь. Когда ей исполнилось лет двадцать, она немного стала разговаривать, и то не со всеми. Когда она что-то говорила, не все ее понимали, только брат и близкие. Да еще она стала глуховата и плохо слышала. Когда она что-то рассказывала, говорила громко. И смех у нее был немного истеричный, но все такой же заразительный.
Прошло время, мать умерла. Они с братом, как и раньше, аргишили одни. Присоединялись к охотникам только в летнее время.
Федот так и не женился. С людьми почти не общались. В поселок приезжали редко. Руководство совхоза к Федору относилось как к отшельнику. Не доводили до него план по пушнине и не требовали от него ее выполнения. Инженер по промыслам старался его не замечать, хотя пушнину Федот по-прежнему сдавал. Федот обижался на него. Ему меньше всех давали комбикорм для оленей. Карабин ему дали с условием, что он вернет в конце охотсезона, хотя многие охотники карабины оставляли себе для охраны стада. Так почти и ни с чем Федот к себе, в стойбище.
Федосью обходили стороной все болезни. Только один раз ее привезли на вертолете прямо из тундры в Хатангу, когда она сильно заболела.
Помню, врач, который осматривал ее, смотрел на нее завороженно. Ей было уже под шестьдесят, а она была еще хороша. Тело белое, волосы красиво уложенные, тонкая седина возле виска. Лишь на исхудавшем лице около рта чуть глубокие морщины. Когда она гордо закидывала голову, серьги в ушах ее звенели. Врач смотрел на нее и все расспрашивал, откуда она? Как она могла сохранить свою девичью красу в этой, как ему казалось, дикой и холодной тундре? Она безучастно и растерянно смотрела на врача, не понимая, что он говорит, так как не знала русского языка.
Брат ее заболел и умер. Похоронив его, она жила в поселке у родственников и то недолго. Она тихо ушла из жизни, никого не обременив и никого не оставив после себя.
Так ушла эта удивительная женская красота, непонятая и необласканная никем. Любила ли она? Кто-то говорил, что любила. Наверно, любила. Безответной любовью.