Вторую неделю Ерохин Семён Петрович, тридцатисемилетний штатный сотрудник крупной столичной аудиторской фирмы, проводил проверку бухгалтерии на одном из промышленных предприятий областного приволжского города. Предприятие вызывало интерес у бизнеса своими перспективами, и бизнес, перед инвестированием в него крупных средств, решил проверить баланс предприятия независимым экспертом.
Всё шло обычно по отработанной годами схеме, потому как все стороны были в этом крайне заинтересованы. И недельки через полторы можно было ожидать вполне положительный результат.
Жил Ерохин в гостинице. Возвращался к себе в номер уже поздно, и практически всегда автопилотом, потому как мысли его с первой минуты начала работы были полностью во власти мира цифр с сопутствующими им переговорами, непринуждёнными беседами...
В последних, Ерохин участвовал как психолог, потому как нужная информация всегда витала в воздухе, надо было просто её услышать, чтобы сэкономить драгоценные часы, и возникшие сомнения превратить в результат. Чутьё было на его стороне.
Он всегда был в работе. Но если бы его спросили, любит ли он её, он бы крайне удивился. «Вы же не спрашиваете, любите ли вы дышать?» - ответил бы он, потому как считал такое состояние естественным. И даже когда его бросила жена, влепив на прощание, как пощёчину, фразу о его эгоизме и бездушии, что он, как заноза, крепко и глубоко сидит в большой, беспросветной заднице своей бухгалтерии, и для светско-семейной жизни совершенно не пригоден, он был просто поражён: разве он делает что-то не так? Разве он не живёт как все?
Но призадумался. Стал профессионально складывать в уме количество часов, проведённых, по настоящему, вместе, и был ошарашен итоговым счетом! Он оказался настолько пассивен в общем супружеском дебете, что при источившемся кредите доверия с её стороны семейного дефолта действительно было не избежать. Что и свершилось.
Она ушла. Не смотря на его нелепые возражения, несостоятельные заверения, какие-то жалкие попытки свершить исход с квартиры самому с собиранием чемоданов, поисками и укладыванием в них попарно разбросанных повсюду носков, вытаскиванием вещей из шкафов... Она была неумолима! Ещё бы! На улице её ждал Mercedes SLR McLaren.
Ушла... А что изменилось-то? Разве что кофе по утрам он теперь варил себе сам, а вечером сначала долго смотрел на пустой обеденный стол, пока настойчивые требования организма не возвращали его в реальность, и только потом он отправлялся на разведку к холодильнику. Теперь он всё делал сам для поддержания собственной жизнедеятельности, как до встречи с ней, только с опозданием и выходило всё как-то пресновато...
А ушла она туда, где лучше. Ведь всё разумное стремится туда, где лучше. Это правильно. И этот факт притуплял его чувство вины за свою несостоятельность как семьянина.
...Уже около одиннадцати, а сон не шёл напрочь. Не помогали отвлечься телевизионные безумные страсти с погонями, стрельбой и интимом, потом чья-то мужская истерика с выражениями за стеной... Опять до двух ночи пучить совиные глазки, а потом с такими же идти на работу?
Ерохин встал и подошёл к окну. Освещённая одинокая площадь с редкими парочками прохожих, за ней, вместо красавицы-Волги — кромешная тьма. Не весёлая картинка. «Может проверить как там "Круглые сутки нон-стоп", как в повести Василия Аксёнова? Меняется ли цивилизация к лучшему не в столицах?»
Это было нечто похожее на предложение самому себе, в надежде, что осенний бриз волжского водохранилища остудит его творческий порыв, а вечерний короткий моцион благоприятно повлияет на сон. Но его программа вновь зависла по известной причине, откличив сознательную жизнедеятельность. Он просто стоял, инстинктивно зацепившись глазами за какую-то точку в низу на земле.
Постепенно эта точка стала превращаться в фигуру человека, всё больше привлекая к себе его внимание. И фигура эта, казалось, тоже смотрела на него. «Безумие какое-то, - проклюнулась в его сознании фраза удивления. Но интерес не пропал. Он прислонился к стеклу. - Кто же там стоит уже добрых полчаса? Похоже на женщину...»
Она не шевелилась, и даже не прикрылась зонтиком, когда скорый дождик отбарабанил по металлическому карнизу слабую дробь. Её романтический образ одинокой женщины под дождём обрастал магией. Кто она? Роковая «Женщина дождя» винницкой художницы Светланы Телец ставшая явью? Или преисполненная желаниями местная куртизанка? Нет, от её фигуры веяло трагизмом. Это можно было утверждать уже с большой вероятностью. Что она делает на этой площади, можно сказать ночью, не в лучшее для себя время, одна?..
Семён одевался долго, всякий раз подходил к окну, убеждаясь, что она по прежнему стоит на своём месте. Тянул время. Ему не хотелось заводить новых знакомств, не хотелось новых ощущений, которые могут отвлечь его от дел, сломать привычный ход жизни, выбить из колеи; и уж тем более не хотел выглядеть добреньким Санта Клаусом, выслушивать чужие просьбы и вытаскивать из мешка красиво упакованные коробки с чудом и счастьем. Уже одетый в ветровку, стоя у окна, он всё ещё надеялся на естественное благополучное разрешение это проблемы, которая, собственно, и заключалась в нём самом: он терпеть не мог тупиковых ситуаций, тем более связанных с чьим-то горем.
На улице накрапывал дождь. Семён задержался на выходе, раскрывая зонтик. К нему доверительно ловко придвинулся лет тридцати крепыш в кожаной кепке. Сверля Семён маленькими глазками, как бы мимоходом, видимо соблюдая условия конспирации, он заговорчески произнёс:
- Девочки есть, если скучно... Нуждаетесь?
- Нет, - быстро в тон ему ответил Семён. Хотя кому нужна такая конспирация, если предлагают чуть ли не в фойе. - Не нуждаюсь.
- Девочки что надо, останетесь довольны, - в голосе послышались нотки обиды. Видно ему отказывали не часто.
- Спасибо, нет.
Семён торопливо раскрыл зонт, отдаляя от себя собеседника, и быстро пошёл по мокрой тротуарной плитке.
- Ну, как знаешь, - донеслась до него фраза, больше напоминающая угрозу.
Легко спустившись по ступенькам на тротуар, и перейдя дорогу, он направился прямо к ней.