На фото (РИА Новости):
Героические участницы штурма Айде Сантамария и Мельба Эрнандес в женской тюрьме Гуанхай.
Начало: http://www.proza.ru/2012/07/26/739
http://www.proza.ru/2012/07/27/834
МОНКАДА – ФАБРИКА ПЫТОК И СМЕРТИ
Удивительный факт: детальнейшим образом разработанная Фиделем операция штурма не предусматривала пути отступления! Революционеры шли победить или погибнуть. Вот любопытный фрагмент беседы журналиста с Фиделем Кастро из книги «Кастро Ф., Рамоне И. Фидель Кастро. Моя жизнь. Биография на два голоса»:
«При отступлении они искали, как выбраться, пробиться, уходить, а потом разошлись кто куда.
Вы это предвидели?
Нет, мы этого не предусматривали.
Не предусмотрели ничего на случай возможного отступления?
Нет! Зачем что-то предусматривать? Как можно предусматривать отступление в подобных операциях?
Но если что-то не складывалось, разве отступление не предусматривалось?
Нет! В операции такого рода, замысел которой я Вам объяснил, как можно отступать, если, оказавшись внутри казарм, не удалось захватить гарнизон? У них посты на всех возможных входах и выходах – как можно оттуда выбраться?» [c.149]
Рауль покинул здание Дворца правосудия. Абель еще оказывал сопротивление в городской больнице, понимая, однако, что его ждет: у бойцов его группы кончились патроны, надежды на прорыв через вражеское окружение не было…
В 1969 году журнал «Куба» опубликовал репортаж с рассказом тех, кто во время штурма казармы Монкада находился во вражеском стане. Среди них – начальник полиции Сантьяго-де-Куба Хосе Искьердо Родригес, занявший больницу и взявший в плен 21 повстанца (на следующий день пленные, за исключением троих – двух девушек Айде Сантамария, Мельбы Эрнандес и юноши Рамона Пес Ферреса, – будут убиты озверевшими батистовцами по приказу командующего военным округом Орьенте полковника Чавиано, получившего за свои злодеяния прозвище Шакал); в 1969-м Искьердо продолжал жить в Сантьяго… Вот его рассказ:
«В больнице царила полнейшая тишина. Я разделил людей на две группы. Мы шли, окруженные. Коридоры были пусты. Вооруженных людей нигде не было. Я вошел в одну из палат и спросил сестру: «Где они?» – «Простите, я ничего не знаю», – испуганно сказала она. В больнице все казались перепуганными. Я продолжал расспросы, но ничего не смог узнать. Но потом появился агент военной разведки… Он сказал: «Они сняли форму и спрятали вместе с оружием. Сейчас они лежат в палатах под видом больных»… Когда я вошел в глазное отделение, какой-то молодой человек небольшого роста… указал мне на лежавшего с забинтованным глазом юношу. «Это один из них», – сказал он».
Медсестры и практиканты медучилища, поняв, кто перед ними, замаскировали революционеров под пациентов, однако полицейский агент, наблюдавший за всем, выдал их палачам. Там же во время допроса у мужественного революционера Абеля Сантамарии вырвали глаз и… показали его сестре Айде. Они убили и ее жениха. Но девушка, пережившая мучительную смерть родных людей, не выдала под пытками извергов никого. А мужество медработников, даже заряжавших бойцам ружья, отметит позже в своей исторической речи на суде Фидель Кастро.
«Когда Абеля выволокли из камеры, чтобы убить, юный герой увидел во дворе казармы плакат с портретом Марти – один из тех плакатов, что были выпущены к его столетию. И нашел в себе силы, чтобы сказать в присутствии своих палачей: «Марти, если бы видел это!..» – пишет главный летописец событий Монкады журналистка Марта Рохас, ставшая свидетелем исторического штурма и суда над Фиделем и его товарищами.
На следующий день после штурма Монкады первую газету, поступившую в продажу в Сантьяго – «Пренса универсаль» – буквально рвали из рук, ее, стоившую обычно пять сентаво, покупали за песо и дороже. В ней на всю первую полосу огромными буквами был заголовок: «Нападение на Монкаду», а ниже опубликовано сообщение: «48 убитых и 29 раненых». Однако спустя несколько часов эти цифры уже не соответствовали действительности…
Все СМИ трубили, что вооруженное выступление в Сантьяго было частью заговора, направленного на физическое уничтожение Батисты, что солдаты казармы были зверски зарезаны повстанцами. Сам штурм был назван путчем – причем силами по обе стороны политических баррикад, даже оппозиционными режиму партиями, считавшими вооруженное выступление преждевременным, якобы не нашедшим поддержки в народе. В действительности же с первых минут штурма жители Сантьяго оказывали повстанцам помощь, рискуя часто собственной жизнью.
Но были и бессмысленные жертвы среди мирных жителей 350-тысячного Сантьяго. Вот, например, что по этому поводу скажет в сентябре на процессе над монкадистами в своей исторической речи «История меня оправдает» («La historia me absolverа») Филель Кастро: «После того как закончился бой, наемники диктатора, как разъяренные звери, бросились в город Сантьяго-де-Куба и первый приступ гнева выместили на беззащитном населении. На улице, расположенной очень далеко от места, где происходил бой, они застрелили невинного ребенка, который играл у двери своего дома. Когда отец подошел, чтобы поднять его, выстрелом в голову они убили и его.
Кала, по прозвищу Ниньо, который возвращался домой с корзиной хлеба в руках, они застрелили, не дав произнести ему ни слова. Можно было бы до бесконечности перечислять зверские преступления, совершенные против мирного населения. И если они таким путем действовали против тех, кто не принимал участия в восстании, то можно представить себе страшную участь тех, кто был захвачен в плен, или тех, которых подозревали в участии в восстании».
А участь захваченных батистовцами повстанцев была действительно ужасной. Прежде чем принять смерть, они прошли через страшные муки. Вечером того же дня, 26 июля, полковник Чавиано после своей пресс-конференции, выступление на которой, по словам Марты Рохас, явилось верхом циничной лжи и клеветы, продемонстрировал специально подготовленный для показа журналистам «театр военных действий», наспех скрывавший следы истязаний в застенках Монкады. Побывавшая тогда на месте кровавой бойни журналистка свидетельствует: «Доказательства преступления были налицо: на трупах революционеров виднелись следы пыток. С первого взгляда было ясно, что этих людей, уже убитых, одели в новую форму. Ни одна не была продырявлена пулями… Публиковать в печати фотографии запретили.
Была установлена строгая цензура. Я сумела тайком унести из казармы пленку, отснятую в тот день, а потом увезла ее в Гавану, где фотографии были опубликованы в журнале «Боэмия»».
После кровопролитного боя с большими потерями казарма превратилась в «фабрику пыток и смерти». Из Гаваны поступили инструкции: за каждого убитого солдата убивать десять пленных. Началась зачистка окрестностей Сантьяго, на ферму Сибоней cвозили трупы убитых. Последующие 27, 28, 29, 30 июля были днями кровавых репрессий, учиненных батистовскими палачами в фартуках мясников. «Там убивали не в течение одной минуты, часа или целого дня – убийства длились неделю: избиения, пытки, сбрасывание с крыш и выстрелы не прекращались ни на секунду. Происходило массовое истребление людей руками прекрасно вымуштрованных профессиональных убийц» (Фидель Кастро).
"Казнили без суда и следствия. Им вводили в вены воздух, чтобы вызвать закупорку кровеносных сосудов, выпускали якобы на свободу, а затем стреляли в спину. Их закапывали по грудь в землю и использовали в качестве мишеней, сбрасывали с крыш высоких зданий, раненых волокли по лестницам, пока они не умирали".
Газеты Сантьяго-де-Куба каждый день уточняли списки убитых при штурме Монкады с обеих сторон. Список погибших и казненных батистовцами насчитывает более 80 имен; из раненых революционеров выжили только пятеро; арестованных в связи со штурмом и задержанных по подозрению в причастности к нему (хотя не все они имели отношение к событиям) было 20 человек. Батистовцы в целом потеряли 19 человек убитыми, 30 были ранены.
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/07/30/984