Love story, или Урок Любви

Василий Рязанов
1

Ванда сидела в небольшой классной комнате и смотрела, как Учитель Вэй качал на ноге девочку. Сегодня она не была центральной фигурой в классе, а больше – сторонним наблюдателем, уступив свое место, по договоренности, Учителю. Было необычно,  и в то же время приятно, окинуть свежим сторонним взглядом занятие, проводимое с ее детьми.

Комната, в которой находилось около десяти человек, имела вид квадрата со сплошными, в две стены, окнами. В них открывалась широкая панорама местности: хвойный лес с остроконечными макушками елей и сосен на фоне светло-голубого неба; а справа, где лес редел, сквозь отдельные деревья просматривались синие воды моря с глыбами причудливых скал, разбросанных недалеко от берега, о которые с шумом плескались волны. Налетавший ветер раскачивал тяжелые ветви деревьев, и шорох от этого, вместе с солнечным светом и свежим воздухом струился в открытые окна, приятно согревая и распахивая души детей навстречу природе.

Стены классной комнаты были увешаны цветами. Ниспадающие тонкие стебли их переплетались между собой и буйно цвели мелкими голубыми, желтыми, розовыми бутончиками.

Вдоль других двух стен располагались удобные стулья и скамеечки; кое-где возле них  стояли невысокие столики, за которыми, при надобности, можно было присесть и что-то записать. Чуть ближе к углу стояла небольшая доска. На ней Ванда делала наброски, зарисовки, записывала планы, по которым дети, развивая и дополняя их, могли приходить к каким-то самостоятельным выводам.

В центре комнаты, на полу лежал большой круглый ковер, на котором больше всего и любили сидеть дети, слушая рассказы учителей.

Вот и сейчас они удобно расположились у ног и, затаив дыхание, слушали Учителя Вэя. Иногда они вступали с ним в беседу, и тогда обстановка оживала, в урок привносилось нечто невидимое новое.

Одна девочка, сидевшая вначале поодаль, все ближе и ближе подвигалась к Учителю. Увлеченная его рассказом, она сама не заметила, как оказалась у самых ног его. Вэй, не прерывая беседы, хорошо видел это. Он ощущал порыв девочки и сам жил им, идя навстречу и внутренне сливаясь с детской душой.

Он взял ее на руки, усадил на стопу своей ноги, перекинутой через вторую ногу, обхватил ее ладошки своими и начал качать, словно на качелях. Детям это нравилось; а у самого Вэя – Ванда знала – это было верхом проявления чувства любви к ним.

Сидя в стороне и с интересом наблюдая за детьми и за Учителем Вэем, ведущим Урок Любви, Ванда мысленно унеслась намного лет назад…

2

Когда-то, очень давно, Ванда была такой же маленькой девочкой. Это было лет триста  назад, а может и больше, – этого Ванда не помнит. Да и какое значение может иметь время для Вечности и для Любви!.. ведь время – это всего лишь показатель начала и конца чего-то, что зародилось, а затем исчезло…

Маленькой девочкой Ванда училась в такой же светлой школе, и преподавали у них такие же светлые учителя, среди которых был Учитель Вэй – молодой, симпатичный и мудрый человек. Но если каждый из учителей в основном вел один, два или, реже, три предмета, то Вэй с равным успехом преподавал многие. И выходило это у него естественно и легко, словно играючи; он жил этой работой, которую и работой вовсе нельзя было назвать, а истинно – жизнью.

На Уроках Добра и зла Вэй учил тонкому пониманию человеческой природы: только от человека может исходить и первое, и второе; только полностью самосознающее себя существо способно совершить зло или претворить его в добро.

На Уроках Красоты Учитель делал намек на главную особенность этого понятия. «Все то, что ново для человека, уже является красотой, – говорил он. – Ведь новизна всегда означает развитие, продвижение… А жизнь, как мы знаем, невозможна без совершенствования, она и есть – движение. Так что Красота – это развитие. Правда, она может идти по двум направлениям: в то же добро или зло».

Близки по сути были Уроки Самопознания и Человеческого Совершенствования. Познание себя всегда должно происходить во внутренней успокоенности, тишине духа и несуетливости мысли. Вэй любил повторять слова: «Как же мы можем познать себя, если для нас постоянно существуют авторитеты, от которых мы зависим: общественное мнение, мнение отдельных людей – тех же учителей, например!» Если в нас живет зависимость от чего-то, то мы уже несвободны и не можем понять настоящее, живущее в нас… А от самопознания рождается желание совершенствоваться самим. Познав себя, мы меняем себя, а заодно и окружающий мир. Но познавать и развивать себя, то есть быть в движении, красоте и гармонии, можно только в повседневных отношениях с людьми. Любые, даже самые незначительные случаи нашей жизни, дают чуткому уму массу информации. «Наблюдайте себя как бы со стороны – во всем, что происходит с вашим участием, и вы многое узнаете о  себе», –  заострял он внимание.

Серьезные и скрупулезные Уроки изучения Мысли излагались так же легко и доступно, как и несложные Уроки Наблюдательности. Урок Магии и естественных Чудес – о невидимых скрытых энергиях в природе – перемежался с Уроком Медитации, или, по-другому, размышления над этими силами.

Легко и свободно Учитель Вэй вел Уроки Счастья, Истины, Реальности и Очевидности, Внешних страстей и внутренних желаний, и многие другие. Дети – и младшие, и постарше – любили этого учителя и ободряющим восторженным шумом встречали его появление в классной комнате.

На одном из таких уроков и запомнила его маленькая Ванда. Необычайно серьезным вошел он в тот раз в комнату для занятий. Как обычно, помолчав и сосредоточившись минуту, он обратился к детям:

– Сегодня на Уроке Доброты мы разберем одну из сложных тем. Мы поговорим о том, что такое доброта, и что есть вседозволенность?.. Что первая бывает жесткой и не всегда приятной на вид; что ее легко перепутать с бессердечностью, а вседозволенность и попустительство легко принять за доброту. Мы попытаемся дойти до истины, что добротой можно назвать только то, что несет в себе полезность, и не всегда – приятность, потому что «приятно» – это всегда для нас лично, а «полезно»  – в первую очередь, для всех. Что же такое «я» и «мы» – вы прекрасно знаете, как и то, что наше личное «я» есть лишь часть всеобщего «мы». А потому и надо равняться, прежде всего, на окружающее, «забывая» себя.

В связи со сложностью темы, давайте сегодня будем особо внимательными. Постарайтесь не пропустить ни одного слова, ни одной мысли, и не столько продумать, сколько прочувствовать и впитать суть их.

Маленькая Ванда, почувствовав нечто гораздо более серьезное, чем обычно, за словами Учителя, уже с первых минут позабыла обо всем на свете (и о себе в том числе) и стала полностью тем, что говорил он. До сих пор, умевшая, в общем-то, слушать, она не представляла, что до такой степени можно стать частью Учителя и его рассказа. Также своим детским восприятием она поняла, что слушать и слышать – это еще не одно и то же…

Видимо тогда она походила на сегодняшнюю девчушку, с распахнутыми от восторга глазами слушающую Учителя Вэя. И, как и сегодня, когда под конец урока рабочее напряжение спало и улыбнувшийся от качественно проделанной работы и, наверное, почувствовавший внутреннее состояние девочки (впрочем, видел он насквозь всех), Учитель весело взял Ванду на руки и со словами «давай покатаю» усадил на свою ногу. Девочка взлетала вверх, с замиранием неслась вниз, и для нее это было гораздо значительнее, чем кататься на обычных качелях во дворе школы.

Понимая своим детским сознанием нежелательность того, Ванда все-таки с внутренним тихим восторгом гордилась, что выбрана Учителем именно она.

А еще в детской душе зародилось нечто новое, что тогда не могло по-настоящему чувствоваться, и еще меньше – осознаваться. Тем более это был лишь посев семени, которое должно было на время спрятаться от всего мира в темноту и лишь затем, если будут на то условия, прорасти.
_____

Почва оказалась благодатной. И через несколько лет, вначале смутно, а затем все явственнее Ванда, воспитанница старших классов, начала понимать, что  в ней поселилось и развивается чистое и благородное чувство, которое является самым высоким и светлым  в отношениях двух людей – чувство Любви.

Жизнь ее преобразилась. Но никто не мог видеть этого, так как это была глубоко внутренняя жизнь. И лишь некоторыми признаками пробивалась она во внешнее общежитие и сказывалась на отношениях с окружающими. От всего светлого и доброго, что жило в сердце у девушки – и поступки ее были такими же. Но подруги, знакомые не догадывались об истинной причине происходящего, относя ее доброту к свойству характера. Лишь один человек не мог не знать всей правды: человек, от внутреннего зрения которого невозможно было скрыть ничего. Это был Учитель Вэй.

3

Прошел год или два. Учитель Вэй исчез из их города. Никто не знал, где он и вернется ли когда обратно?

Странно, но Ванда вовсе не чувствовала себя одинокой и убитой горем из-за отсутствия нежно любимого человека. В свои годы она уже могла проанализировать ситуацию и понимала, что чувство любви не зависит ни от расстояния, ни от времени. И если кому-то и нужно подпитывать его новыми вливаниями – присутствием любимого человека, – то ей достаточно было знать, что он есть где-то; а еще больше – что это чувство живет в ней. Из школьных бесед она вынесла истину, что настоящая Любовь – это единственное, что не есть нечто приобретенное или воспитанное, а то, что существует в человеке извечно, и что он смог понять и раскрыть в себе при помощи кого-то или чего-то. И уничтожить ее, – так же как и найти, – практически невозможно; можно лишь огрубить свои восприятия окружающего, и тогда будет казаться, что любовь исчезла. Зная это, Ванда была на гребне волны от понимания вечности своей любви, зажженной ее любимым.

Ванда внутренне ощущала, что Вэй, находясь далеко отсюда, постоянно присутствует рядом с ней. И это ощущение было гораздо более живо, чем это было бы на самом деле. Ей представлялось, что их разлука дана обоим как испытательный срок, в который любовь должна созреть в отдельной душе каждого, чтобы стать общей, или угаснуть, не пройдя испытания временем.

Также она догадывалась, что он выполняет какую-то важную миссию: в стенах школы ему стало тесно, и его знания и умения могли пригодиться где-то еще. И всегда жила в ней уверенность, что они снова встретятся. Она не мечтала об этом, не задумывалась, не строила планов, но просто знала: они будут вместе!..
_____

И это время пришло. Вэй вернулся в их город, где в обновленной школе теперь учительствовала Ванда, пошедшая по стопам любимого учителя. Впрочем, кто из нас не является в этой жизни Учителем!..

Они встретились, чтобы больше не расставаться, чтобы вместе делать общее дело – учить жизни. Она – повзрослевшая девушка, уже с багажом духовно накопленного опыта, и он – все такой же молодой человек, с глазами, излучающими еще большую мудрость.

4

…Так пролетел тот короткий срок в триста, или более, лет.

Они почти не изменились и были по-прежнему молоды. Ванда преподавала в школе, у Вэя была другая, не менее важная работа. Впрочем, у них было одно общее дело – любить; и каждый исполнял его на своем месте или там, где волею судьбы оказывался.

Иногда Ванда приглашала Вэя в школу провести какое-нибудь занятие. И тогда она садилась чуть поодаль в их классной комнате и с замиранием наблюдала, как делает это он.

Не сами знания фиксировал ее мозг, но то, что стоит за ними. Во всем, что бы ни делал этот человек, она видела безграничную любовь. Ванда давно поняла, что никакое дело без этого чувства не может быть выполнено верно; и еще – что чувство это можно раскрывать в себе, как и любое другое, как бы снимая покрывало с того, что уже живет в нас.

Поэтому и предложила она Вэю провести сегодня Урок Любви – чтобы детям лучше раскрылось это понятие, а самой лишний раз задуматься над самым важным в жизни.

Так Ванда наблюдала за Вэем… нет, теперь это нельзя было уже назвать наблюдением – они жили одной жизнью и одними чувствованиями. И когда вдруг Вэй подхватил на руки малышку и начал качать на ноге – что означало особое его отношение к маленькому человечку, – у Ванды где-то глубоко-глубоко вспыхнул огонек ревности. Это был совсем незначительный и, казалось, вовсе необоснованный всплеск человеческих эмоций, но она чутко уловила своим сознанием присутствие его у себя в сердце и отметила, что уже второй раз за день шевельнулся в ней этот червячок, являющийся показателем несовершенства ее чувства.

5

Сегодняшний день обещал быть насыщенным и, возможно, даже тяжелым для Учителя Вэя. Внутренне он был готов к этому, но ничто в его поведении не выдавало стороннему наблюдателю серьезности момента, и лишь Ванда, мельком заглядывая в глаза друга, видела в них отражение состояния его души. И не только деловую настроенность отмечала она, – к этому она привыкла и знала, что в такие минуты нельзя тревожить работающее в глубине сознание. И хотя она понимала, что сегодня Вэю предстоит особая встреча, интуиция подсказывала ей, что некая грусть во взгляде его была вызвана чем-то другим, чего она еще не могла уловить и, тем более, объяснить. Знал ли это Вэй?!.
_____

Ранним утром, не изменяя привычке, Вэй вышел на пробежку. В это предрассветное время приятно было размяться, подвигаться, побыть полчаса наедине с собой и природой, настраиваясь на волну нового дня.

Они жили на окраине города, и у Вэя был свой излюбленный пятикилометровый круг. Несколько сот метров Вэй пробегал по тихим, еще спящим улочкам с приземистыми уютными домиками, утопавшими в зелени, затем тропинка вела через поле и скоро скрывалась в лесу, где, петляя по пригоркам, выводила к чистому лесному озеру. С ранней весны и до поздней осени Вэй окунался в прохладные родниковые воды, в сонной тишине озера проплывал по подернутой туманом глади между белыми лилиями и желтыми кувшинками. Освеженный, бежал дальше по залитому солнцем лугу с разнотравьем и множеством цветов; надышавшись настоянным ароматом их, возвращался на окраину города, который еще только просыпался.

Иногда он преодолевал свой путь в полном одиночестве, – вся природа как будто знала, что в эти минуты ему хотелось побыть одному, чтобы настроиться на предстоящий день или обдумать внезапно пришедшие мысли… Иной раз его могли сопровождать друзья. Иногда это была лесная козочка, игриво вертевшая издали своим белым задом; несколько раз пристраивался к нему серый заяц: некоторое время он скакал в нескольких шагах сбоку, а затем, осмелев, путался прямо под ногами, то забегая вперед, то резко останавливаясь, как бы оценивая резвость соперника. Толстые шмели приветствовали старого знакомого дружным жужжанием. Они могли роем облепить Вэя так, что нести на себе несколько килограммов их становилось нелегко. Но ничего не поделаешь, приходилось катать этих наглецов и, в конце концов, освобождаться от них резким встряхиванием всего тела или вовсе нырянием в озеро…

Сегодня Вэй как всегда бежал привычным маршрутом. Но утро это казалось особенным. Обычно, на первый взгляд незначительные природные явления или случайные встречи, были знаками-предвестниками ожидавших его дневных событий: если правильно их прочувствовать, можно было увидеть внутренним взором «схему» наступающего дня…

Совсем небольшое темное облачко в чистом высоком небе выхватил взгляд Вэя. Как-то одиноко и настораживающе выглядело оно среди ясного пространства.

Вэй на мгновение встрепенулся, приняв эту информацию как предпосылку к размышлению, но все же продолжал дальнейший путь, наслаждаясь чудесами природы.

Вскоре к нему присоединились пять маленьких трясогузок, вылупившихся этой весной. По молодости они не прочь были побаловаться с кем-либо. Весело щебеча, порхали птахи над головой Вэя так низко, что рисковали запутаться в его густых волосах. Одна и вовсе уселась на его плечо и какое-то время продолжала путь на нем, в такт бега покачивая, для равновесия, длинным хвостом и балансируя на тоненьких лапках. Когда же он нырнул в воду, птицы носились над ней, все впятером норовя усесться на его голову, – Вэю то и дело приходилось нырять и плыть под водой. Наконец им надоела несговорчивость друга, и они быстро унеслись в неизвестном направлении.

Возвращался Вэй один. Пробегая тропой в самом глухом месте леса, его взгляд вдруг выхватил небольшой цветок, пробившийся из-под земли прямо под ореховым кустом. Не поверив глазам своим, Вэй сделал по инерции несколько шагов и только затем озадаченно остановился и вернулся назад. Он склонился над цветком, одиноко стоявшим на голой ножке среди чуждой ему местности, внимательно рассмотрел его. Да, это был Розоцвет – редчайшее на земле растение, встречающееся лишь в некоторых горных районах. Никакие попытки развести его в специальных питомниках, имитирующих родственную ему среду, не имели успеха… Непостижимо, но этот цветок нежданно-негаданно проклюнулся в совсем несвойственной ему, равнинной местности. «Грядут большие перемены!» – отметил про себя Вэй… Он знал, что собирают лепестки этих цветов в специальные, очень короткие сроки, и на основе экстракта готовят лекарство. Применяется оно в тех редких случаях, когда ученик искренне желает развить в себе истинное чувство любви к окружающему, но несмотря ни на его личные усилия, ни на усилия Учителей, это ему не удается. Лекарство, конечно, – только подспорье; но в то же время, эфирные масла этого цветка благотворно воздействуют на центры нашего сознания, давая толчок для их раскрытия навстречу всеобъемлющему чувству…

Радуясь доброму знаку, вернулся Вэй домой.

6

За завтраком он рассказал Ванде о случайной находке. Но она была необычно молчалива и, казалось, не придала этому должного значения. Не смея тревожить ее и зная, что молчание в этом случае является тайно зреющим действием, Вэй спокойно ждал осуществления этого действия. И оно проявилось в виде просьбы.

– Вэй, – робко начала Ванда, – не знаю, вправе ли спрашивать об этом… Но мне бы очень хотелось присутствовать при сегодняшней вашей встрече. Возможно ли это хоть в каком-либо виде, и не против ли ты этого?

Вэй глубоко задумался. После сегодняшней находки Розоцвета основная задача его дня на время отошла на второй план. И хотя он не забывал о ней, и даже больше: подготовка к встрече незаметно зрела внутри, – сейчас он со всей очевидностью увидел предстоящее…

«Дело в том, что в нашем мире живут, сосуществуя, две противоположные силы: силы тьмы и силы Света, – вспоминал он давние-давние наставления своего любимого Старого Учителя. – Порожденные когда-то как здоровая и плодотворная основа бытия, они чудовищно исказились человеком. Зло, в своих самых низких проявлениях, стало омерзительным, а добро превратилось в показательную мишуру при внутреннем равнодушии, на самом деле став прикрытым злом. И теперь, когда зло развилось максимально, а настоящее Добро присуще немногим… теперь может нарушиться баланс сил, за чем неизбежно последует гибель всего живого. Потому и борются тьма и Свет – каждый за свое. То, что видим мы – это лишь поверхностные события. Настоящая борьба незаметна. Но время от времени представители этих сил вынуждены встречаться и – то ли вести переговоры, то ли продолжать скрытую невидимую борьбу…»

Слова эти давно стали реальностью для Вэя, который с незапамятных времен подчинился этой борьбе. Именно сегодня Учителю Вэю предстояла подобная встреча, от удачного исхода которой зависело многое; а в случае неудачи пришлось бы временно уступить некоторые позиции…

Понимая всю важность задачи, Вэй глубоко задумался. И внутреннее чувство подсказало ему следующее:

– Думаю, нет ничего опасного, если ты воочию наконец-то сможешь увидеть настоящее зло. Сегодня ты к этому готова. Вполне возможно, что кое-чем ты сможешь даже помочь мне. Но учти: силы зла являются в самых неожиданных обликах, которые никто не может предугадать, и поэтому не пугайся и не удивляйся, а постарайся рассмотреть суть в том, что увидишь. И помни: ты должна быть сторонним наблюдателем… Встреча назначена ровно на двенадцать дня в Литературном Садике на площади Перемен. Гуляй, отдыхай, наблюдай – делай свое дело. И мы будем делать свое. Думаю, ничего особенного не произойдет. Единственная просьба: что бы не происходило, не подходи к нам вплотную, ближе, чем на десяток метров.

То ли обрадованная, то ли озадаченная, Ванда стала в спешке готовиться к встрече. Наблюдая за ней, Вэй дружелюбно улыбнулся, поцеловал и вышел.

7

Ожидавшая обещанных неожиданностей, Ванда ничего необычного не заметила. И это оказалось самой большой неожиданностью для нее.

Задолго до двенадцати пришла она на большую площадь Перемен, в углу которой находился Дом Литераторов, а во дворике располагался небольшой ухоженный садик с магнолиевыми аллеями и удобными резными скамьями. Здесь, в центре города, но в то же время в укромном месте, назначались многие встречи. Вход в Садик был совершенно свободен, и все же, если на самой площади всегда было многолюдно, то здесь находилось немного народу.

Ванда некоторое время прохаживалась по аллеям, выходила из Садика, прогуливалась по площади, и несколько раз даже обогнула Дом Литераторов. Но ни Вэя, ни кого-то другого, кого она ожидала увидеть, не было.

Вэй появился неожиданно, минут за пять до того, как стрелки больших башенных часов соединились в самой верхней точке. Он неспешно прошел по извилистой аллее, казалось, нисколько не волнуясь и не всматриваясь в лица прохожих. Вэй не знал, с кем именно предстоит встреча, но хорошо понимал, что и он узнает, и его узнают.

Ровно в полдень с ним поравнялась довольно привлекательной внешности моложавая женщина. Она была одета довольно добротно и даже модно, но в то же время не вызывающе. Красивые черные волосы смолью струились по ее, несколько оголенным, плечам.

Они остановились друг против друга, молча поглядели глаза в глаза, после чего все стало ясно обоим. Молча же, лишь кивком головы Вэй предложил пройтись. Оба повернулись и медленно побрели вдоль тенистой аллеи, удаляясь от опешившей Ванды.

От неожиданности она сделала, было, шаг за ними, но вовремя остановилась. Стараясь не приближаться к паре, Ванда прошла на соседнюю дорожку и уселась на скамейку – отсюда, сквозь листву деревьев, ей хорошо было все видно.

В первый, но не в последний раз за сегодняшний день вспыхнуло в ней нечто, вроде ревности. Нет, она вовсе не сомневалась в Вэе и не боялась быть обманутой, но она хорошо знала метафизическую аксиому: бывают моменты, когда неодолимые враги неосознанно повторяют действия своего благого соперника, как бы подражая силе его, и когда-нибудь, в конце концов, незаметно для себя становятся его сторонниками. А так как она хорошо знала Вэя и главный козырь его силы – любовь (он всегда учил: что нельзя взять напором, берется любовью), то возникло в ней это чувство ревности, возможно из-за мгновенно выстроившейся в подсознании логической цепи: Сила – Любовь – отозвавшаяся Любовь – обоюдная Любовь…

Не об обычной человеческой любви мыслила она, а о любви-уважении, которая так или иначе затрагивает частицу ее, Ванды, – частицу,  которая носит название «Вэй».
_____

…Странно, но, прогуливаясь, мужчина и женщина вовсе не разговаривали и не выказывали никаких эмоций. Вэй неспешно шагал своим размеренным шагом, заложив руки за спину, женщина шла рядом с ним и, в то же время, как бы вовсе независимо от него. Лишь изредка они посматривали друг на друга, и тогда, как казалось внимательной Ванде, между ними пробегал ток сильнейшей напряженности, от разрядки которого оба приходили в изнеможение. Внешне это было почти незаметно, но Ванда слишком хорошо чувствовала любое состояние Вэя, чтобы от нее можно было что-то скрыть. После этого обоюдного взгляда обоим требовалось время для восстановления, и несколько минут они продолжали шествие плечом к плечу, не глядя друг на друга. Затем все повторялось…

Ванда, по-прежнему сидевшая на парковой скамье, почувствовала неимоверную тяжесть в теле – ее словно вдавили в сиденье. Она хорошо понимала, что это часть усталости Вэя она неосознанно берет на себя. «Как же, должно быть, тяжело сейчас приходится ему!» – подумала она, и сердце ее защемило от боли.
_____

Вэй и в самом деле в это время чувствовал все то, о чем думала Ванда. Но усталость его от внутренней напряженной борьбы была гораздо сильнее, чем она могла предположить!

Про себя он отмечал как неимоверно силен этот, проявленный в таком виде, представитель тьмы. «Кто же она на самом деле?» – думал Вэй, заглядывая в глаза женщины…

Но как бы там ни было, но и в них Вэй стал замечать все нарастающую растерянность. И наступил переломный момент, когда он даже не понял, а, скорее, почувствовал, что соперник надломлен. Это придало ему силы, и его броские взгляды – глаза в глаза – стали смелее и тверже. В конце концов, Вэй почувствовал безысходный ужас в душе шагающей рядом женщины. Он бросил последний пристальный побеждающий взгляд на нее. В глазах у той сверкнуло что-то нечеловеческое, гораздо более страшное, чем обычная злоба. Женщина резко повернулась и стала удаляться.

В первые секунды Вэй пробовал и не мог обернуться, чтобы посмотреть ей вдогонку и, возможно, добить зло в его проявлении. Но то ли у него не осталось на это сил, то ли это не входило в его задачу, но когда он заставил свои мышцы снова слушаться его и все же обернулся, женщины нигде не было. Далеко впереди, за поворотом скрывалась за деревьями прокаженная сгорбившаяся старуха.

Испугавшись за Вэя, боясь, что он вот-вот рухнет без чувств, к нему подбежала Ванда.

– Домой, – только и смог выдавить Вэй и покорно побрел за ней.
_____

Они шли пешком: благо, их городок был небольшим, и дом находился совсем рядом. Но в эти считанные минуты Ванда, всегда ведомая в их паре и безропотно подчинявшаяся внутренней силе Вэя, сейчас стала ведущей и со всей полнотой ощутила беспредельную ответственность своего положения.

Дома Вэй упал на постель и беспробудно проспал несколько часов кряду.

Ванда, договорившаяся ранее, что он во второй половине дня проведет с ее детьми Урок Любви, хотела уже сообщить в школу об отмене его, как вдруг Вэй проснулся – неожиданно бодрый и энергичный. Усталости как не бывало. Он как всегда улыбнулся и поцеловал Ванду:

– Мы не опаздываем?

До урока оставалось немного времени, и Вэй основательно и с аппетитом подкрепился, прежде чем они отправились в школу.

8

…Ванда сидела в небольшой классной комнате и смотрела, как Учитель Вэй качал на ноге девочку. Сегодня она не была центральной фигурой в классе, а больше – сторонним наблюдателем, уступив свое место, по договоренности, Учителю. Было несколько непривычно и в то же время приятно окинуть свежим взглядом занятие, проводящееся с ее детьми.

Из распахнутых окон класса открывалась великолепная панорама: был виден лес, и в комнату вливался свежий запах хвои, тепло и свет…

Урок подходил к концу. Учитель Вэй озорно качал на ноге маленькую девчушку, которая чем-то особенным, только ему понятным, приглянулась ему.

Он провел урок легко и свободно, и, как всегда, мудро. После проведенной днем встречи, Вэй стал спокойнее и сильнее, – это хорошо чувствовала Ванда, время от времени бросавшая взгляд на него. Новая уверенность появилась в его глазах; урок, тема которого никак не может планироваться заранее и раскладываться по полочкам, прошел блестяще, будто по накатанному сценарию.

Учитель Вэй, как мог более доступно для детей этого возраста, развивал тему. Он говорил о том, кто может достичь состояния любви, и учил, что человек, полностью овладевший собою, избавившийся от всяких негативов, без всяких на то видимых причин будет любить, потому что это чувство и есть основа его существа. И когда (на время или навсегда) исчезнет все, что владеет нами: все наши негативные эмоции, чувства и желания… тогда остается только одно – Любовь. И если человек поймет, что все в жизни временно и несовершенно… что эмоции, чувства и желания могут существовать, а могут и отсутствовать, замещаясь одним единственным желанием – БЫТЬ, тогда он сможет почувствовать, что сама любовь – как вечна, так и беспричинна. Как благоухающий цветок изливает свой аромат любому подходящему к нему человеку – как хорошему, так и плохому, – так и мы начнем беспричинно изливать свою любовь на все окружающее. А если у кого-то возникнет сомнение: а так ли разумна эта беспричинная любовь и стоит ли ее проявлять по отношению к негодяю?.. то можно сказать, что настоящая любовь – не поблажки негодяю, но жесткая правда ему в лицо; а также, что многие добрые завоевания в нашей жизни делаются не мгновенной грубой силой, а выдержанной во времени, терпеливой к боли и терпимой к несправедливости любовью. Завоевывать, любя – гораздо сложнее, чем завоевывать напористой силой; но зато намного справедливее, безболезненнее и надежнее.

Также Вэй говорил о двух видах любви. О любви к себе, близкому человеку, семье, детям, отечеству… – все это любовь начальная, подразумевающая конкретный объект почитания и определенную выгоду из этого. Но есть любовь необусловленная, та, что надстоит над первой. Она приходит как награда за свое совершенство и изливается на все окружающее, – как тот цветок источает свои благоухания…

9

Урок подходил к концу. От взгляда Учителя Вэя не могло скрыться ни одно затаенное движение души ребенка. И, качая на ноге девочку, у которой – он видел – большое будущее, он не упускал из виду одного мальчика, на вид такого же, как все, но в своем детском возрасте уже зажатого и закомплексованного не меньше, чем многие взрослые. Учителю это можно было легко определить по цвету ауры этого человека, но Вэй любил другой способ: интуиции, способ внутреннего ощущения, выше которого для него ничего не было.

Продолжая качать девочку и беседовать с детьми, Вэй взглянул на Ванду, и они сразу поняли друг друга. Им давно не нужны были слова в подобных случаях: то, что думал один, тут же передавалось другому, и то, что хотел сказать другой, в следующее мгновение высказывал первый.

– Ты тоже считаешь, что малышу стоит дать это?.. – все же высказалась вслух Ванда.

– Да, твои чаяния верны, – согласился Вэй. – И, видимо, не стоит откладывать.

– Тогда я принесу прямо сейчас, – встала Ванда.

Вэй уже кивком согласился с ней, как внезапно насторожился, почувствовав некое внутреннее сопротивление, причину которого пока не мог объяснить. Но он прекрасно понимал, что порой не следует излишне умствовать, а нужно делать то, что велит сердце: потратив на ненужное размышление время, можно все испортить.

– Погоди, давай я схожу. – И предваряя вопрос Ванды, добавил: – Я знаю, где лежит.

Вэй аккуратно снял с ноги-качелей девчушку, потрепал ее курчавые волосы и вышел в коридор.

Здесь было тихо, свежо и безлюдно. По длинным стенам сплошь вились цветы, но уже совсем другие – не такие, как в классе.

Вэй прошел к дальней лаборатории, повернул ключ, распахнул настежь входную дверь и через небольшую комнатку, заставленную шкафами, вошел в само помещение, где стоял холодильник и хранились лекарства. На верхней полке, поближе к освещающей лампочке, лежал маленький продолговатый пакетик. Он оставался один такой в холодильнике. Взяв его, Вэй вернулся в маленькую лаборантскую, чрез которую попал сюда, положил пакетик на стол и развернул его. Внутри, в блестящей обертке находилось снадобье из экстракта лепестков Розоцвета – то, что давало толчок к жизни застоявшемуся сознанию. Внешне оно походило на небольшую, продолговатую «сосисочку» и имело ошеломляюще приятный вкус: вкус детского гематогена очень отдаленно, но все же давал представление о нем.

Повертев лекарство в руках, Вэй готов был уже завернуть его и выйти, когда оказалось, что он забыл в соседней комнате ключи. Вэй положил пакетик на стол и вернулся в саму лабораторию. Ключи лежали тут же, на холодильнике. Он взял их, но вовремя заметил, что дверка холодильника закрылась неплотно. Вэй попытался захлопнуть ее, но что-то мешало ей закрыться. С минуту он оглядывал саму дверцу, затем стал переставлять пузырьки и коробочки, пока дверка не захлопнулась легко.

Вэй вышел в комнату и… замер – на столе лежал пакетик, но самого лекарства в обертке не было.

Он внимательно огляделся. Дверь в коридор была приоткрыта, но чуть больше, чем оставлял он.

Для верности еще раз осмотрев комнаты, Вэй остановился в раздумье, а затем быстрым уверенным шагом направился в Цветочную комнату.

В школе, кроме остального персонала, работала цветочница Анюта. Когда-то женщин ее профессии называли техничками и даже уборщицами, теперь их звали цветочницами.

Учитель Вэй всего несколько раз мельком встречался с этой девушкой, но этого было достаточно, чтобы узнать ее. Это была замкнутая личность, от которой можно было ожидать всего что угодно. Но это видел Вэй, но не другие. Впрочем, дело свое она исполняла исправно и даже скрупулезно, но как-то холодно, не чувствовалось в этом главного – любви.

Вэй не мог наверняка сказать, что пропажа пакетика с лекарствами – дело Анюты, но чем ближе он подходил к ее комнате, тем больше росла в нем уверенность; а подойдя вплотную к двери, он уже чувствовал, где лежит заветная «сосисочка». «Правый карман белого халата», – горело в нем…

Вэй решительно распахнул двери и через небольшой коридорчик, где хранился инвентарь, вошел в Цветочную комнату. Анюта стояла прямо перед ним. На ней был чистейший атласный халат белого цвета, правый наружный карман которого был несколько оттопырен. Как ни старалась Анюта держать себя непринужденно, но взгляд ее быстрых глаз предательски опустился к карману и тут же скользнул в сторону. После этого Вэю не надо было ничего доказывать…

Пристально посмотрев на цветочницу, Вэй попробовал достучаться до ее сердца.

– Анюта, – объяснял он, – это лекарство очень нужно одному человеку. Это был последний пакетик, и новое прибудет не скоро. Я понимаю, что оно очень вкусно, и знаю твою тягу к сладкому, но пойми: если бы это произошло когда-то еще!..

Вэй смотрел на девушку и чувствовал, как она медленно, но упорно, словно улитка, уходит в свой панцирь, оставляя снаружи, быть может, самую малость чего-то человеческого, умеющего здраво рассуждать; но он не находил нужных слов, чтобы достучаться до этого человека.

– Давай поступим так, – сказал он. – Если это сделала ты – отдай мне сейчас это лекарство, и я обещаю, что ни один человек никогда не узнает об этом. Если же не отдашь… что ж, в этом случае мне придется также сделать все, чтобы никто не узнал о твоем проступке.

Панцирь захлопнулся. Улитка спряталась…

Вэй осознал, что дал промашку, исправить которую невозможно: он дал ей понять, что не блефует, не старается добиться ее признания таким способом, а точно знает, что взяла пакетик она.

И тогда, задумавшись на минуту, он спокойно и хладнокровно решился на последнее.

Вэй прислонился спиной к тонкой стенной перегородке, отделявшей саму Цветочную от маленького коридорчика с инвентарем. Так, стоя в своей любимой позе – на одной ноге, скрестив и легко поставив на носок вторую и сложив руки на груди, – Вэй медленно и внятно произнес:

– Выйди в другую комнату, и наедине подумай и реши все сама… – Пристальный взгляд его смотрел через глаза Анюты прямо в ее душу. Они хорошо поняли друг друга, не сказав главного. Об этом догадалась она. Об этом знал он…

Непокорная Анюта, не отводя взгляда от глаз Учителя, словно завороженная, медленно вышла за перегородку…
_____

…Прошло несколько минут. Обеспокоенная отсутствием Учителя, Ванда пошла на поиски его.

Она прошла длинный коридор, побывала в лаборантской. Увидев пустой пакетик от лекарства на столе, стала догадываться о случившемся. А еще через несколько минут интуиция привела ее к дверям Цветочной.

Предчувствуя недоброе, робко прошла она через маленькую темную кладовку и вошла в саму Цветочную – комнату, залитую чистым солнечным светом.

Вэй стоял в своей излюбленной позе, опираясь спиной на перегородку. Его мудрая улыбка безжизненно застыла на неподвижном лице. Из груди его острием вперед торчал тонкий длинный штык, всаженный прямо в сердце со спины – через тонкую перегородку из соседней комнаты.

10

Прошло немало времени, прежде чем Ванда смогла более-менее успокоиться и слить свое сознание с сознанием Вэя. И тогда она осознала его последний Великий Урок на этой Земле – Урок Любви ко всему существующему…

И дело было вовсе не в пристрастии Анюты к сладкому… И даже не в подсознательной тяге к лекарству, так не хватавшему ей… «В конце концов, пусть судьба решит, кому из двоих оно нужнее в данный момент, – думал тогда Вэй. – Я затронул за живое самое сокровенное в этом человеке, то, что еще нельзя было трогать; то, что она несет в себе, лелеет и, в то же время, ненавидит лютой ненавистью… Я затронул ее непомерную гордость!.. Просто не пришло еще для нее время самой себе честно признаться в наличии этого качества. Но раз есть стыд и переживание, значит придет оно, то время, когда другими глазами посмотрит эта девушка на себя… Сейчас же, даже обещая, что никто не узнает о проступке, я раздел ее донага. И даже не столько томило Анюту то, что о ее гордыне знает другой человек!.. Гораздо большим переживанием стало обнажение себя перед собой же; ее попросту представили на собственное обозрение. И в этом был повинен посторонний человек – я… Редко кто может посмотреть на себя искренне, без прикрас, и мысленно признать свои недостатки, особенно те, которых мы больше всего стесняемся. И порой гораздо легче мы переносим свое разоблачение перед другими, но бежим от признания самому себе…»
Да, Вэй конечно понимал, что поступает по справедливости. Но справедливость эта была без
любви в данную минуту к этому гордому, боявшемуся признаться в своем поступке человеку. И требовал он от Анюты по отношению к другому человеку – к ребенку – то, что не имел в этот момент к ней самой – сострадания.

Настоящая же любовь безвременна, беспричинна и бесконечна…

Поняв, что не может в таком чувстве, как Любовь, быть оглядок и вопросов, Учитель Вэй в последнюю свою минуту прочувствовал все великое страдание этого маленького человечка, цветочницы Анюты, – что и было состраданием: родителем всеобъемлющей Любви. И чтобы хоть как-то исправить ситуацию и сдвинуть с места застоявшееся ее сознание, он решился на последний шаг: жертву себя, которая, если будет правильно понята Анютой (а это рано или поздно произойдет!), пробудит ее сознание лучше всякого лекарства.

Решение это созрело в сердце. Сам, совершив оплошность, он сделал то, что (чувствовал) надо сделать…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Жизнь Учителя Вэя в этом теле на этой Земле закончилась. Но погибла оболочка, но не сам Вэй. Он продолжает существовать в иных мирах, и Ванда прекрасно об этом знает. Они иногда встречаются, обсуждая общие проблемы и планы, правда, это несколько затруднено тем, что мир физический и мир тонкий имеют не так много точек соприкосновения. Но Вэю и Ванде это почти не мешает. Они давно научились общаться без внешних способов.

Любовь их по-прежнему жива и светла. И они будут жить столько, сколько будет существовать любовь. А она, как уже упоминалось, – вечна.

16 августа 2006