Врежант Леонтьевич руководил Центральной диспетчерской службой. Он был в составе ограниченного контингента, десантированного в Туркмению во дни Хаоса. Десант забрасывался из Баку и представлял собой интернациональную смесь молодых людей. Как прародители призрачного целого десантники вполне оправданно заняли ключевые посты, ибо других в то время попросту не было. И сохранили дружеские отношения на долгие годы. Вокруг каждого возникли маленькие сплочённые группы - прообразы будущих отделов и служб…
Шли годы…
К тому времени, когда я пришел в ЦДС, Врежанту Леонтьевичу было под сорок. Внешне он походил на Райкина - небольшой рост, волнистая шевелюра с седыми прядями. Восточные глаза, одухотворённые печалью, мгновенно вспыхивали сопричастной радостью.
Он был из бакинских армян, из тех, чья фамилия оканчивается на "ов". Таких армян в нашем городе обзывали карабахскими ишаками. Не знаю причину происхождения этого ругательства, но они - импонировали мне бытиём, достойным подражания.
Он любил и понимал шутку. Нередко шутил сам, шутил метко. Заметив обиду, умел повиниться - чего не скажешь ради красного словца. Иногда его извинения казались излишними: Врежика отличала самоирония - самодостаточное оправдание среди тех, кто понимает юмор, за ненароком вылетевшее хлёсткое выражение. Впрочем, в кругу постненьких юморить избегал, а каждого незнакомца проверял – на вшивость - лёгкими шутейными касаниями.
Врежиком его называли десантники, и с их лёгкой руки, конечно же, за глаза – остальные.
Жил он рядом с Главком – на углу Ашгэсовской и проспекта Свободы, и потому первым – в любой час дня и ночи – прибегал в авральные моменты на диспетчерский пункт, как в то, злополучное для Юрки дежурство.
Врежик был главой большой и дружной семьи. У него - дуплетом – росли девочки и мальчика – погодки. Пацанов - двух и трёх лет - он любил до умопомрачения. В перерыв обязательно ходил домой. Пообедав, кемарил на диване, как это принято в жарких, уважающих себя странах. После сиесты возвращался на рабочее место и с упоением сообщал об очередных проделках сорванцов, а однажды, покатываясь со смеху, поведал мне, как меньшой сходил по-маленькому в его открытый со сна рот. "Почему ты это сделал?" – Ты так храпел противно – хррр, хррр…
Рассказывая, светился. И отблески чужой радости согревали душу…
Костяк диспетчерской группы составляли электрики с многолетним практическим стажем. Мы обращались друг к другу исключительно по имени - так было принято. Даже старшего по возрасту Анфимова - поджарого диспетчера с седыми баками, похожего на шотландца (только юбочки не хватало), все звали Лёнька. Помню, включали новую подстанцию Чарджоуского СФЗ. Событие в масштабах области огромное; присутствовала вся обкомовская братия. Линия электропередачи находилась в оперативном управлении ЦДС, и потому требовалось соответствующее разрешение. Заместитель начальника Главка, прибывший в Чарджоу командовать парадом, поднял трубку ведомственной связи и отрапортовал: "Подстанция к включению по пусковой схеме готова. Разрешите приступать, Леонид Ильич?" Обернулся к присутствующим и сказал: "С Богом!" К нему на полусогнутых подошёл первый секретарь и, заикаясь, спросил: "Кому вы звонили?" – Леониду Ильичу. – "Брежневу???" – Ну что вы! Леонид Ильич Анфимов – наш диспетчер.
Так я узнал, что Лёньку зовут Леонид Ильич…
Энергосистема развивалась стремительно. По существу она и сформировалась в семидесятые годы, гармонично сочетая специфические региональные достоинства. Столь же бурно происходила смена поколений. Напирали молодые да ранние, образованные, с неуёмной жаждой преобразований.
Термин "карьера" не произносился. Он, конечно же, подразумевался, но, не в обиду будет сказано сегодняшним молодым, упоминать о карьере считалось верхом неприличия. Дело, всё-таки, было на первом месте, и нужно было показать, чего ты умеешь. Проработав год-два, молодые заслуженно требовали повышения, тем более что вакансии открывались ежегодно. Врежик сдерживал молодецкую прыть и потому прослыл мягкотелым. Он действительно был мягок, рафинированно – до приторности – вежлив, не любил конфликты, все вопросы старался решать полюбовно. Ходил к руководству и не в ущерб дружеским отношениям прокачивал возможность реорганизации.
Главным критиком был Виктор Дмитриевич, его заместитель. Придёт время, и Виктор займёт место Врежика, и я с потаённым удовольствием буду наблюдать, как он копирует его поведение, манеру обращения с подчинёнными, взаимоотношения с руководством. Аксиома - копия хуже оригинала. Виктору не хватало мягкой – не обидной - снисходительности и врождённой мудрости карабахского ишака.
Впрочем, разговор о Викторе особый…