— Привет, золотце, — сказала Галя.
Увидев ее, я вросла в землю. Она была непривычно худая, бледная, и, сразу видно, ослабевшая. Вокруг ее глаз легли темно-синие тени, а тонкие вены просвечивали сквозь кожу.
— Е-елки-метелки, — только и смогла выговорить я. — Слышала, что ты меня зовешь, но, кажется, опоздала.
— Нет, — откликнулась она, — именно сейчас ты мне и нужна.
Она была возбуждена, причем как-то болезненно. Было похоже, что через нее пропустили электрический ток.
— Все, что угодно, — пообещала я. — Только объясни, что случилось!
Она широко улыбнулась.
— Какие-то полупрозрачные твари. Они меня пытали, правда, я так и не поняла, зачем. Потом установили во мне датчик. Это я знаю, зачем — чтобы выследить Остров. Поэтому я и не пошла туда, а мысленно орала твое имя. Ася?
При фразе «полупрозрачные твари» я вновь остолбенела. Мгновенно всплыло воспоминание о том, как их называют на многих планетах, сколько зла они причинили в масштабах космоса, и замерла от ужаса, поняв, что они взялись за Землю.
— Дикие странники! — выдохнула я.
— Ты тоже от них пострадала? — с восторгом спросила Галя.
— Я не успела. А вот Денис однажды почти умер.
Тут до меня дошло еще кое-что, от чего заныло в груди.
— Господи! Это с ними ведут войну наши парни!
— Да, — подтвердила Галя. — Они что-то спрашивали про парней.
— Галя! — взмолилась я. — Что ты им сказала?!
Она сделала вид, что обиделась. На самом деле приняла новую позу для разнообразия. Я не я буду, если не выбью из нее эту дурь…
— Я была не в настроении разговаривать. И вместо того, чтобы меня оскорблять, пожалуйста, принеси пользу обществу – найди датчик и вытащи его из меня.
— Вместо того, чтобы оскорбляться, — парировала я, — возьми себя в руки и расслабься. У тебя здесь нет врагов.
Последнюю фразу я буквально втолкала в ее мозг. Мне не понадобилось отключаться, чтобы почувствовать исходящее от нее излучение. Но датчика не было. Дикие странники, конечно, психи, но вовсе не дураки. Излучение шло от участка кожи на пояснице. Оно было радиоактивным. Ну что ж…говорят, я творю чудеса.
Я попросила сесть ко мне спиной и, сконцентрировав в себе максимум прозрачной нейтрализующей энергии, пропустила ее через свои пальцы и ее спину. Она мурлыкнула, почувствовав, как избавляется от тяжести.
Попутно я обследовала ее. Работа еще была, и это не стало для меня неожиданностью: дикие странники сами по себе – зараза, и заражают они все, с чем рядом оказываются. В Галиных почках развивались посторонние организмы, в спинном мозге преобладало паразитирующее вещество. Наверное, мне не хватило бы сил и знаний, чтобы справиться с такой компанией, но сомнение, как всегда, только сунуло нос в мою душу, и в тот же миг его выбило оттуда чувство, не раз помогавшее творить чудеса: во мне мощной волной поднялся протест против чужой злобы. Огромное, поглотившее все вокруг, желание, чтобы в мире существовали только добро и любовь, дало мне столько энергии, что принявшее ее Галино тело сразу очистилось, и каждая клетка засветилась, почувствовав свободу.
Через несколько мгновений Галя сделала глубокий вдох, а потом медленно выдохнула.
— Пожалуй, я не жалею о том, что они со мной сделали. Ради такого выздоровления стоит испытать даже смерть, — сказала она с благодарностью.
— Только не смей умирать, — моя душа, еще пропитанная желанием счастья, испугалась такой мысли. — Смерть меня парализует.
— Почему?
— Потому что она не зло. С ней я не могу бороться. У меня есть что противопоставить только жестокости и боли, только стремлению причинить боль, что с тобой и случилось… Я знаю, как пытают дикие странники. Почему ты смогла вытерпеть?
Она грустно-прегрустно улыбнулась. Напряжения в ней не осталось. Ее тело было расслаблено, как у кошки, оно было счастливо собственному здоровью, и даже грусть, показавшаяся в ее глазах, была светлой.
— Я тогда чувствовала себя такой несчастной, что слабо воспринимала боль. Я тогда как раз рассталась с любимым. Вынуждена была расстаться. Мне было настолько плохо и обидно, что я получала даже какое-то удовлетворение от пыток: физические страдания отвлекали от сильнейших, которые разрывали душу.
Женское любопытство взяло верх над тактом, и я спросила:
— Кто твой любимый?
Она улыбнулась. Я заметила, как при слове «любимый» засветились ее глаза.
— Ты его не знаешь, — откликнулась она. — Он из наколдованного мира. Я не могла быть там с ним, ведь мое измерение времени — здесь, да и в других мирах есть много интересного, а он не мог уходить со мной. Я приходила, уходила, и скоро мы оба поняли, что гибнем. У нас так было, понимаешь? Нам было трудно расставаться. Когда мы находились рядом, то чувствовали нарастающее счастье, и прерывать это чувство было равносильно убийству чего-то лучшего. Какая-то часть моей души была готова остаться там и обречь себя на счастливую смерть, но нечто более сильное велело спасать шкуру.
— М-да, — посочувствовала я, пытаясь найти смысл в ее словах. Долго искать не пришлось, так как собственная страдающая душа услужливо подсунула похожие ощущения. — А ты не могла выбрать кого-нибудь поближе?
Галя снисходительно усмехнулась.
— Ты не думай, мне очень нравятся наши парни. Но что случилось…
— …то не лечится, — буркнула я. — Давай расскажем им о твоих контактах с внеземной цивилизацией, вдруг да узнают нечто новое.
Подумав, она кивнула.
— Ты права. Только есть проблема — их найти.
— Это не проблема. Я чувствую их боль еще до того, как они сами ее почувствуют. Так и нахожу.
Ждать долго не пришлось — на следующий же день Димка попал под облучение, и мы с Галей оказались в новом лагере наших парней.
В общем-то, мне не столько хотелось поставить их в известность о том, что дикие странники добрались до нас, сколько утереть им нос: съели! Среди нас тоже есть герои!
И еще мне хотелось увидеть, как их глаза наполняются яростью, а мышцы всего тела сжимаются, и прочитать в их мыслях желание отомстить — тем, кто обидел самое дорогое. Нас. Признаю, в то время мне не хватало их страха и любви.
Она говорила сухо, излагая только факты и их логический анализ. Они сидели на коленях, сцепив зубы и опустив в землю глаза. Они почему-то чувствовали себя виноватыми. Только Денис не сводил с нее широко раскрытых изумленных глаз, и, клянусь, ни к кому в жизни он не испытывал столько почтения.