Я верю!

Александр Кузнецов 12
Я верю!
Я верю, что Добро одолеет зло. Верю и все. А, по другому, и быть не может. Иначе, зачем жить на этом вольном свете? Без веры и надежды.  Я верю, что наш великий народ, униженный, проданный, преданный, оболганный, загнанный в настоящее духовное и экономическое  рабство,  очень скоро поднимется с колен, и встанет во весь свой богатырский рост. Я верю, что скоро, от океана до океана, от моря до моря в одно мгновение, в доли секунды проявится удивительная, сказочная страна – Святая Русь.

 Я верю – в ней не будет места подонкам, продажным чиновникам,  подлым олигархам и банкирам, убийцам, наркодельцам и жуликам. Я верю, в моей стране не будет наглой власти, не найдется места тем, кто ради прибыли готов пустить под нож еще пару – тройку миллионов простых людей. Я верю, что есть Создатель. Я верю, что он всех нас видит насквозь, слышит все мысли и желания, которые мы старательно прячем от других. Многие полагают, что утверждение про реальность  Творца – спорны. Но, позицию по этому вопросу каждый выбирает лично. Боженька, я не знаю какой ты. Может, ты представляешь собой поток высокочастотной энергии, или состоишь из еще неоткрытой наукой тонкополевой среды. Не знаю, и все тут. Хоть убей меня.  В принципе – это не важно. Но, я верю, что ты все равно существуешь. А в каком естестве – дело десятое. У меня даже не получается выразить такое определение, как Вера. Как ее описать – не знаю. Просто есть некое ощущение внутри, и все.  Я не могу это выразить словами. Да, и их просто не хватает в моем ограниченном земном языке.

Главное, ты есть. Ведь у каждого человека на Земле есть Мама и Папа. Если бы не было их, разве бы мог быть, например,  я? Я же хорошо помню, как мне было тепло, радостно, уютно и надежно. Когда я маленький шел с Родителями. Они держали меня с двух сторон за руки. Говорили о чем – то своем, смеялись. Они шли вперед – молодые и красивые.  А я, беззаботный бутуз,  прыгал  между ними, и ни о чем не думал.  Мне просто было хорошо. Моя Мама самая лучшая. Самая Красивая. Самая Добрая. Я просто верю в это. Мот Отец самый Сильный. Самый Умный. Самый Честный. А по другому, и быть не должно. Я верю в это. Если не верить в эти вечные ценности, то ради чего жить? Я верю, что скоро весь мой Род, все его представители, начиная с древнейших  арийских эпох, и кончая сегодняшними днями, однажды соберется за одним столом.

И, этот стол раскинется от одного края Святой Руси до другого. Восстанут из земли косточки  моих бесчисленных  предков, что лежат, начиная от Берлина и кончая Хабаровском, Владивостоком, Маньчжурией, Нарымом и другими краями, про которые я не знаю.  На глазах пораженных обывателей, мещан и бюргеров обтянутся мосолочки  выбеленные  плотью, одухотворятся.  И, вот передо мной бесконечной шеренгой выстроятся Предки. Бабушки и Дедушки с многочисленными пра- пра- пра и т.д.  И я верю, что все они будут молодыми и красивыми. Ведь в новом мире уже никогда не будет старости и болезней. С этого дня все представители моего Рода, а точнее – НАРОДА,  навеки вечные останутся  высокими, сильными, голубоглазыми. Добрыми. Мужчины, все как один, широкоплечими и могучими. Женщины очаровательными, и, обязательно,  с русыми  косами до колен. А, по другому, и быть не может. Я просто верю в это. Мы сядем за  бесконечным, как сама жизнь, столом и будем праздновать, веселиться, общаться. Я не знаю точно, как будет называться этот великий Праздник. Это не важно. Главное – встреча состоится.

Здесь, наконец, вновь сойдутся  после долгой разлуки моя Бабушка Наталья Ивановна и Дед Иван Александрович. Она проводила его на войну, а сама осталась ждать его с маленькими детьми на руках.  Дед погиб на фронте. Командовал разведгруппой. Однажды ушел в фашистский тыл, и не вернулся. Лишь один разведчик уцелел. Он и написал моей Бабушке письмо. Как попали в засаду. Как осколками мины Деду разорвало живот. Как он умирал в страшных мучениях и до последней секунды, до последнего вдоха вспоминал свою жену, свою ненаглядную Натальюшку  и детишек. А после войны Бабушка его продолжала ждать. Мне Мама рассказывала, что порой  Бабушка за обедом встрепенется, выглянет в окошко. «Доченька, вроде, как калитка скрипнула? Посмотри. Может, вернулся?».  Бабушка была очень красивой. Она до конца дней своих оставалась статной и уверенной в себе женщиной. Ей предлагали не один раз  замуж выйти. А она все Ванюшу своего ждала. Так пусть они и встретятся за нашим Родовым столом. Возьмут друг друга за руки, и пойдут чинно по безмерному  лугу. Красивые и влюбленные. Дед в ладной военной форме с медалями, а Бабушка в вышитом узорами нарядном сарафане.  Над ними пусть всегда будет  бездонное синее небо, ласковое солнце.

 Я, признаться,  удивлюсь, сколько в моем Роду интересных родичей, про которых я, к своему стыду, ничего и не знаю.  А потом прадед, казачий урядник будет меня учить ездить на коне и рубить лозу. А почему бы  и нет? Должен же кто – то передать мне древнее воинское искусство, в котором я ни бельмеса?
- Да, что же ты, раскудыть твою через коромысло, на коня, будто,  на мотоциклетку,  садишься?  Кто же так шашку – то держит! Чему тебя только учили! Тьфу! Настоящий лаймер, а не казак!
- Деда-а, - скажу я,- расскажи, как ты на войне немца отпустил?
-Дык, а чего тут, рассказывать? – Пожмет плечами прадед, звякнет своими крестами,  сдвинет на затылок выгоревшую от солнца  фуражку.- Это в пятнадцатом годе было. Значит, лавой мы на германца выскочили. Погнали. Гляжу – передо мной, немчуренок бежит. С испугу винтовочку, стало быть,  бросил. Петлями, стало быть, нарезает. Как заяц от борзой. Ну, я догнал, шашечку над головой занес. А он, на колени бухнулся  передо мной. Карточку, стало быть, фотографическую поперед себя  выставил. Глянул я, и обомлел! На ней энтот самый немчуренок с бабой своей, и дитями. Семеро, стало быть, их. Тут меня, аж прострелило! Что роблю, думаю! Кого жизни лишаю! Дух Божий изымаю! Такого же, как и я. Слезами его баба, стало быть, изойдет от горя горького. Дитятки сиротами по миру пойдут! Ну,  не смог я его ссечь! Рука не поднялась. Отпустил, стало быть, этого немчуренка. Человек, не тля листовая. Жить должон, свету вольному радоваться.


-Деда-а, - обниму я его за плечи, - я горжусь тобой. Понимаешь? Таких, как ты – поискать. Я с тобой хоть в разведку, в огонь и в воду. А если надо, то и Берлин с Нью –Йорком ихним зараз возьмем!
-Ну-ну, ты мне тута, антимонию не разводи! – Улыбнется он мне в ответ и лихо  подкрутит ус. –Чай, мы не басурмане  какие, на хвальбу тянуться!
- А это тебя Гриня, Богородица наша, Матушка Заступница от изверства и душегубства  сохранила, - веско  скажет прадед по другой линии. Простой сельский священник в старенькой, латанной – перелатанной рясе батюшка Сергей Александрович. –Убийство противно природе Божией. Исусушка так и заповедовал нам. Всяка тварь Бога своим дыханием хвалит. О том нам и Заратустра вещал, також.
- Елочки зеленые! – Ахну я, - Батюшка мой! А ты, что, и самого Заратустру встречал?
- Також, он с нашего Роду- племени. Что ни на есть, из нашего Народа вышел. Как не знать.


 И долго я буду беседовать со своими многочисленными родичами. Сколько интересного и поучительного они мне поведают о тайнах древних времен, о событиях, о забытых народах, героях, святых и пророках.  И, естественно, водочку станем  откушивать  под неспешный наш душевный  разговор. Разумеется, в меру, без излишнего либерал – демократического  радикализма и оголтелого фундаментализма.  Да не из стопочек смешных, а кружек. По настоящему, по мужски. Только будем пить и не пьянеть. Все таки, не ради опою одного живем, а для проявления нежных чувств и добрых эмоций.  А для бабушек и прабабушек моих, раскрасавиц первостатейных,  скромниц и умниц,  что ни на есть, лучшее в мире самое  шампанистое шампанское на стол великий подавать будут. По сравнению с ним, лучшие вина – кислятина. Олигархи и банкиры от своей природной зависти и гнусной жадобы  будут на  козлиных хвостах давиться.  Разве я не имею права с  любимыми  моими  предками пообщаться, вот так, запросто, по сердечному?

Благодаря им – есть я, а значит – мои дети. Внуки. Правнуки. Пра – правнуки.  И тянется ниточка жизни из одной бесконечности в другую. А мое проявление в этой бесконечной мерцающей линии – лишь маленькая очередная бусинка. Вспыхнула она яхонтовым высверком на един  миг. Заиграла сверкающими гранями.  Передала огонек жизни следующей бусинке. Ну, и дальше, по цепочке пошло. Пусть и погаснет моя бусинка  вскорости по закону природному, а, главное дело сделала, огонечек успела передать, искорку Божию перекинула еще на одно звенышко. А придет мой черед буйную головушку под секиру судьи строгого подставлять. Что ж, приму неизбежное, как и мои предки славные. В чистом исподнем, с образком и свечкой. Токмо, попрошу Боженьку свово, Батюшку Небесного,  что бы дал мне смертушку достойную.  Не уркаганскую – заточкой в спину. Не палаческую – из нагана в затылок. Не изуверскую – затоптанным в пласт подонками и зверями кавказоидами. А настоящую. Чтобы, грудь в грудь, очи в очи, со смертушкой своей встретиться. Прилетит в зачотный час птица черная. Ворон, что над головой с печальным  выкриком будет круги нарезать. Агромадная птица - то.

 А я как запою песню!  Как прочту молитву последнюю. Громко, зычно, надрывисто – на весь свет вольный. Все едино терять нечего. Хоть в остатний час душеньку отведу.  А птица черная, сядет рядком, взгрустнет. И, стало быть, скажет человеческим голосом. «Саньк, екарнай бабай! Ты так выл, визжал  и орал душевно, что инда я вся растрогалась, как девка на выданье. Аж, слезки хрустальные из нутра мово, паршивец такой, ревом бычачьим  своим выдавил.  Стало быть, апосля энтого не могу я тебя порешить. Вот такой мой последний сказ». Удивлюсь я тута до потери пространственно – временных координат. «А мать моя женщина! – вякну я, и стащу с башки своей старую дедову фуражку. – Вона оно как! Стало быть, ты самка, а не ворон!». «Сам ты кобель репейчатый! Хмырь недоразвитый! - От возмущения птица черная крылья могучие разметнет. – Зенки – то свои распахни!».  И перекинется вдруг птица черная с когтями булатными в лебедушку белую. И такая свет – заря от нее пойдет, аж очам невтерпеж станет!

А чуть погодя лебедь обернется Царь – Девицей. Ведь Александр Сергеевич, как раз про нее и писал. Про красоту невиданную, чистоту неземную, про звезду лобовую. Улыбнется Девица. Рукавом прикроется стыдливо, и промолвит мне. «Ты на меня буркалками блудливыми,  Саня, не зыркай. Загребушки к чреслам не тяни. Мудями не шебурши. Девка я нецелована, необмята, необжата и непорчена. Да и грех великий между сродниками обжимушки срамные  устраивать». Посля энтих слов у меня, стало быть, совсем остатки ссохшегося мозгового вещества и вылетели через естественные отверстия. –«А с какого такого бодуна, Царь – Девица, мы промеж себя родня – то?». «С такого! – строго ответит она, - Я внучка Сварога, родителя нашего небесного. Поручил он мне и сестрицам дело великое. По свету рыскать, да души внуков евонных, братишек моих и сестренок  собирать, да кучковать. Дабы не увлекли их силы темные в миры поганые, окаянные да пекельные. Иначе погибель лютая для Рода Светлого приключится. А то одолевает наш НАРОД шакалий замес. Аль не слышишь совсем, дубовый  пенек с ушами, как злым рыком они рыкают, слюной ядовитой брызжут, порчу наводят. Совсем со свету сживают сродников моих!  Не хотят силы вражьи, чтобы вознеслась во всей мощи своей Русь Святая.  Не будет больше смерти в Царстве Божием – Святой Руси. Любовь Первородная всю нашу, стало быть, карму пересилит. Каменья вмиг землей плодородной станут. И, цветочки ввысь потянутся. Пустыни в  сады обратятся!».  Вот, чего ждут от нас Родичи наши Небесные.

Это благодаря им, предкам - представителям великого русского народа,  сохранилась моя страна, Вера глубинная, что выше всяких религий и обрядов. Ведь только самый изверг эти слова Царь – Девицы отринет по тьме духовной.  Разумеется, на Празднике великом,   еще познакомлюсь с легендарным дедом своего прадеда. Он еще наполеоновским ордам хребет перебивал на Бородинском поле, в самом городе Париже бывал. Ох, и суров  казак! Что и говорить, старорежимное воспитание «времен Очакова и покоренья Крыма». Набулькает мне, стало быть,  он в медную кружку с выбитыми на ней орлами, анисовую водочку  с горкой.


-Тять! Не осилю  зараз столько!- Взмолюсь, выпучу я глаза от такой картины.- Я даже «шила» в четверть этого одолеть не мог. Закашливаюсь. Захлебываюсь. Задыхаюсь. Зачихиваюсь.
-Ты меня уважаешь?- Сдвинув брови, сурово спросит он.
- Господи! Тятька,  ну, что за вопрос!- Взмахну руками заполошно.
-Тогда пей!
А тут обязательно вмешается его жена Мария. Стало быть, моя пра – пра- прабабка.  Он ее из одного похода привез. То ли украл, то ли от турок отбил. Чего не ведаю, того не ведаю.  По домашним легендам – немка, а может и другого зарубежного племени. А  прозвали ее почему – то «прынцессой». А может и правду царских кровей она была? А, на худой конец, княжеских али аристократических? В таком случае,  не загордиться бы мне, ненароком. Гордыня – то быстро ухватит за шкирку, как цуцика.  А, то, нонче, бают, в моде всякие благородия и степенства у нового буржуйского элемента, что Россию – матушку догрызает. А мне с этой гнилой  прослойкой родниться – пельма! Разделяет нас рубеж из колючей проволоки и непреодолимых  минных полей.


-Фанюша, любофь моя! – Строго скажет она, и, как настоящая казачка- прынцесса,  упрет руки в бока.- Это не есть гут! Софсем нехарошо майн либен  ребенок поить этот фодка! У наш дитя будет ошень сильно болеть голофа! Малльчик будет страдать!  И он ошень долго пить рассол капуста весь утро!


-Марьюшка! Прынчесса моя!  Да тут хлебать – то нечего! – Возмутится дед моего прадеда от такой жизненной несправедливости. Ну, ведь могут же бабы по ехидству своему природному  в самый ответственный момент встрять!- Всего два жбана - то и осталось! Одно баловство голимое. Чи, не позорь мя, перед внуками – правнуками! Я ведь с самим батькой  Платовым – Матвеем Ивановичем за одним столом сиживал. Чарочками бочковались! Королевна моя, голубица ненаглядная, ты же знаешь,  я же ни разу непотребство не учинял! А что баньку по буйству винному  у Фрол Федотыча по бревнышку раскатал, так это брешут люди! наговаривают на меня!


Не скрою. Одна приятность на душе моей от заботы обо мне со стороны Бабулечки дорогой. Только, признаться, уж не такой я и ребенок, в самом деле. Окружность моей личности  поболее дедовой будет. Солидность в виде откормленной фигуры тоже проявлена. А ежли вес мой в фунты да золотники перевести, то цифирь изрядной получится.   Да, вот  только, для милых наших предков, мы все равно  - детки малые, да неразумные. А, стало быть, догляд за нами постоянный нужон. Во все времена они за нами с того света присмотр ведут. Советы советуют. Подсказывают. Да по глухоте душевной не слышим мы их. Зря, разумеется. Род - плохому учить не будет.   А потом я попрошу его, опосля пятой кружки - не раньше, да и чтоб прабабки не слышали,  рассказать о Париже, ну, и, естественно, француженках той поры. Все же, согласитесь, интересно знать. А то по нашему «зомбиящику» только и талдычат с утра до вечера – ах, Европа! Ах, мода! Ах, французская любовь!


-Тьфу! – Сплюнет он. – На кой ляд, они нам потребны хранцуженки энти!  Мосласты. Сиськи плоски и отвислые  до пупа вихляются. Жопы тощи. Вши бегают по исподнему. Вонизьма от них прет. В бане не моются. Запомни Ляксандр, наши бабы завсегда красивше и приятнее этих вешалок заморских. Ну, давай опрокинем за наших баб, пока моя королевна отвернулась!
-Во – во! – Многозначительно покачает головой прадед священник и погрозит указательным пальцем,- Нехристи. Пра слово – нехристи! С немытыми харями ходят, а все на Рассею матушку лезут. Одолеть хотят! Ужо будет им. Прости, Господи,  люди твоя от соблазну бесовского, от страстей да похотей межножных. – И размашисто перекрестится. И, стало быть, мы для порядку за ним. Ну, положено так за добрым столом поступать. Положено. 

А потом, как запоем! Песни разные. Теплые. Душевные. И польется песня многоголосая, распластается по всей Державе Великой!  И будет над моим Родом  и моим Народом солнышко сиять, радуги многоцветные  из одного края Матушки Земли до другого перекидываться. Птички трели выводить. Ангелы небесные улыбаться. Так и будет. Потому что – верю! Да и другая страна раскинется перед нами. Святая. А стало быть, и злобы на ней  не будет на веки вечные. Сгинет нечисть.


Я верю, что новый мир и новая страна под названием Святая Русь будет другой. Я верю – Светлые Силы вышвырнут в тартарары всех этих чужих, рептилий и ящеров, которые прикидываются людьми, а сами угнетают и уничтожают мой Великий Народ. Я верю, что скоро никто не будет убивать на улицах людей из травматики и иного оружия, а также взрывать по велению злых сил. Это самое страшное зло, прикрываться религией и нести погибель.  Верю – ни одна сволочь не будет больше давить на пешеходных перекрестках детишек наших. Ни один ящер на внедорожнике по Вечному Огню Святому кататься не станет, так как сгинут во тьму, откуда пришли.  Никто больше не станет непотребство разное учинять. Провалятся  в пекло – самый центр высокотемпературной плазмы   злыдни.  Просто в это верю. Скоро Добро одолеет зло. Я в это верю, верю, верю…
Александр Кузнецов