Полк развёрнут на территории Аджарской ССР, почти на границе с Турцией, очень близко расположена погранзастава. В основе своей с преимущественно славянским офицерским составом. Одна занимательная личность, носит погоны старшего прапорщика. Это с виду скромный, даже тихий мужчина, но глаз всегда блестит как у орла, мелькает характерный кавказский профиль, с такими же характерными усами, как у Вахтанга Кикабидзе, и основная отличительная черта это труднопроизносимая фамилия. Никто не мог членораздельно ни с первого ни даже со второго раза произнести его фамилию вместе со званием. В большинстве своём все запинались, прежде чем обратиться к нему. За глаза его все назували товарищ тридцать третий.
Задолго до сегодняшнего утра за ужинами родители разговаривали и периодически мелькало это прозвище, которое врезалось в голову как нечто для меня тогда удивительное. Даже когда собирались у родителей друзья, я краем уха частенько слышала о каком-то загадочном товарище тридцать третьем. Никто не называл его по имени, даже по званию никто не называл. Дядя Коля что-то выговорил нечленораздельное, все рассмеялись и сказали, чтобы он так больше не делал, потому как это можно расценить, как повод для вендетты.
Летние каникулы. Утро раннее. Едва распахнув глаза, сразу захотелось их снова закрыть. В школу не надо! Это ощущение становится родным и нормальным наверно, по прошествии нескольких дней каникул. Мама уже убежала на работу, папа ещё и не приходил. Он в наряде. Какое глупое слово «наряд». Родители путались в показаниях, но всё же пытались объяснить, что когда папа заступает в «наряд» – он если и наряжается, то совсем не в то, о чём я думала. Совершенно нечего делать. Перед глазами список литературы к прочтению на лето. Ещё и список, как для не детей совсем длинный и такой нудный. Успеется ещё, хотя папа сказал, что там есть парочка очень интересных произведений. На столе стоял ещё тёплый завтрак и записка. Мамин красивый почерк вещал: «Всё съешь и не смей ничего выкинуть или скормить собакам, я всё вижу.» Я пошарила взглядом стоя и не шевелясь, проверяя мамины слова, потом схватила бутерброд и побежала к телевизору. В это утро в подъезде было очень шумно. Стучали молотками в двери к соседям и, судя по приближающимся звукам, уже неизбежно подбирались к нашей квартире тоже. Мне стало страшновато. Решила, раз родители учили двери никому не открывать, из рук чужих людей конфет не брать, ни в какие разговоры не вступать . Значит задача номер «раз» - прикинуться шлангом и сделать тишину, мол, меня здесь нет. Раздался жуткий грохот молотков по нашей двери, я забилась в угол дивана аки мышь и напрочь забыла про бутерброд. Стук прекратился и перекочевал на этаж ниже. Потом и вовсе стих. Я подбежала к окну и увидела, что два солдата с ящиком для инструментов бодро шагают в противоположный дом в первый подъезд. За ними увязалась толпа мальчишек и девчонок. Быстро собравшись, я рванула на улицу к нашей банде. «А чего это такое?» - спросила я у Светки Ивановой, моей самой лучшей подружки. Светка со знанием дела сообщила: «Сегодня таблички вешают на двери с фамилиями. Нам уже повесили, вам кажется тоже, вот сейчас у Ольки Ерёминой в подъезде будут прибивать ». Боря Крылов авторитетно поправил: «Ольке Ерёминой табличку вешать не будут, у неё батя уже на пенсии.» «У-у» - протянули мы со Светкой, словно что-то поняли. И тут же побежали в мой подъезд рассматривать таблички. На первом этаже было три квартиры, на двери каждой из них красовались белые таблички, на которых красивым печатным шрифтом было написаны сокращённо звание и ФИО проживающего здесь офицера. В виду того, что таблички имели одинаковый формат, некоторые надписи были намеренно растянуты, а другие наоборот максимально допустимо сжаты. В одной из квартир проживал тот самый старший прапорщик, с очень сложновыговариваемой грузинской фамилией, которого звали Звияди. У него была очень красивая жена по имени Жужуна, и очень смешная на вид, такая себе дядя Звияди в миниатюре только в платье, дочь Манана. Вот напротив двери этого семейства мы-то со Светкой и застыли перед табличкой. Судя по всему парни, что писали таблички в целях экономии мало того, что сжали фамилию до «непрочитываемости», так они ещё убрали точки между инициалами. Мы тогда не знали, что у дяди Звияди отчество было Зурабович, но именно его дверь торжественно украшала табличка с очень труднопроговариваемой фамилией и цифрой ЗЗ (тридцать три) вместо инициалов. Выглядело это так: «ст. пр-к Датуантвилашвилиадзе ЗЗ».