Глава 7. Свежий космос, только что из форточки

Катерина Чернявская-Левина
Значит, его зовут Тамаш.
В ближайшие, как мне думалось, три дня, Тамаш в облике кота таскался за мной по всем комнатам. Такой хвост. Эрлии дома не было (с того дня, как она отправилась к Озёрным девам). Миомир не выходил по обыкновению своему из мастерской, да и я не особо спешила к нему заходить. Нелли и Радойка писали новеллы и рассказы, спорили друг с другом; руки их были в чернилах.
Я сидела прямо на полу между белой и черной тумбами и читала "На маяк". Вечерело. Будет ли гроза? А пока что шумели березовые листья. Книги на подоконнике выцвели, побледнели. На столе гудел светильник (Тамаша это нервировало с самого утра, так что он отсиживался то в "Изумруде", то в "Бардаке"). Было приятно сидеть в этой комнате, уже полюбившейся, и ни о чем не думать.
Когда я дочитывала последнюю страницу, из мастерской послышался оглушительный шум и чей-то незнакомый, неловкий, но безудержный смех. В следующую секунду оттуда выбежал мальчишка с кудрявыми волосами до плеч.
- Карл!! Хватит тебе, чертенок, хулиганить! Найди себе другое, ПОЛЕЗНОЕ занятие. Чтоб больше не заходил сюда, особенно когда я работаю! Только попробуй еще раз свалить холсты с полок! Отправлю обратно к сестре, в глушь, в Нижний мир! - и, стукнув кулаком по стене, Миомир скрылся в своей комнате.
Странно было увидеть Мио в таком состоянии.
А мальчишка тем временем уже забрался под стол. Волосы его растрепались. По-хулигански улыбаясь (без одного переднего зуба), он был весьма доволен своей выходкой. На тонкой коже выступил румянец. Озорник сотрясался от беззвучного хохота; вот оно как - подавиться смехом, проглотить смешинку.
- Эй-эй, привет! - я помахала ему рукой из-за тумбы, - будем знакомы?
- Я Карл!
Он подполз на четвереньках ко мне и сел рядом.
- Ты здесь давно? И откуда?
 - Если честно, не знаю, сколько я здесь нахожусь. Я жила на Земле, всё время путешествовала со своей подругой. И вот теперь я здесь.
- Так ты с Земли? - меня уже передергивало от этой фразы. - А я думал, что на планете одни развалины и руины, да и вроде большая часть материков под водой.
- Так и есть. Но некоторые города чудом сохранились нетронутыми. Другие удалось восстановить. Не в первозданном, конечно, виде. Ныне там живут все, кто сумел выжить, спастись. Тесно, ничего не скажешь. А мы передвигались из одного заброшенного города в другой. По бездорожью. По морям. Редко кого встречали. Люди боятся до сих пор повтора катастрофы. Боятся друг друга еще больше. Держатся на расстоянии в основном.  Нам с Магдой нечего терять, если только друг друга.
Парень был в восторге.
- Ух ты! А моя сестра - археолог. Она, правда, сейчас не работает... Пишет музыку. Хотел бы я побывать в городах землян. Мне Хродвин многое про них рассказывала. Только вот они её и не видели.
- Значит, вы тоже родственники Эрлии?
 - Здесь многие так или иначе родственники. Бабушку ты знаешь - Нелли. Её дочь - Луна, моя мама. А от отца я унаследовал дар становиться невидимым, когда только пожелаю. Ну, отец же - призрак.
 - Хорошо устроился!
 - Это с одной стороны. А с другой... Моё тело всегда холодное. И я не чувствую боли. Поэтому у меня всегда куча синяков и ссадин. Зато погромы в мастерской Миомира! Это что-то. У него так смешно на виске пульсирует жилка, когда он злится. Видела? Бардачник. Хродвин тоже бардачница, но она совсем не такая. С ней поговорить о  чем угодно можно. При том, что она моя сестра - о чем угодно. Я ж у неё уже долго живу. Здесь редко бываю. Родители не особо обо мне беспокоятся. А Хродвин меня любит. Целый ярус Нижнего мира наш. И вот еще - Тамаш водит меня по пятницам в "Спелый Изумруд". Вот так. Пойду, возьму ноутбук Тамаша, поиграю. Если что, я на балконе. Это самая высокая комната, прямо под крышей. Увидишь Миомира, передай ему от меня щелчок по носу.

Но Мио не спешил получить свой щелчок. Ему некуда спешить.
На первом этаже погас свет.


На кухне царил уютный полумрак. В воздухе витал жар уходящего дня, еще державший в напряжении своим горячим дыханием. Семь свечей стояли на столе, таяли, заливая воском салфетки. "Карнавал" Дворжака и звон бокалов за стеной разбавлял темноту.
Открыв заросшее виноградом окно, я увидела город. И на какой высоте тогда находится дом, если отсюда такой обзор?..
Вот он, город, раскинул свои широкие объятия; с бешеным ритмом и кинотеатром под открытым небом. Утопал в свете фонарей и неоновых вывесок. Винтажные, разрисованные красками автобусы катили по улицам и проспектам. Перерезанный на две части железнодорожным мостом город, - светящаяся дуга с бегущими огоньками.
А люди! Люди танцевали. Везде, на сколько хватало взгляда. Музыканты прогуливались по главной площади. Безусловная радость, не требующая причин. Чувство единения невидимыми ниточками соединяло всё и вся. Такая жизнь может только сниться большинству землян, обрекавших себя на безуспешную борьбу - и с кем! - с собой.
Здесь праздновали своё существование. Разговоры без слов; музыка. Румба, танго, хип-хоп, популярный сотни лет назад у молодежи (да, вот он - истинный уличный танец , вон в том переулке);  даже скромный вальсок звучал в небольшом деревянном доме. Никто не спит.
Мужчины и женщины плясали до боли в ногах; хохочущие девушки; опьяненные первой свободой студенты-первокурсники; гимназисты, вырвавшиеся из родительских рук; старушки, сидевшие у озера во мраке каштанов, в коим-то веке никого не порицающие; некоторые гуляют босиком, держа стоптанную обувь в руках; всё это сплеталось в одну картину художника, поработавшего плавной, точной кистью - и акварель ожила.
Вон там, на западе, говорили, размахивая руками, на итальянском; а на востоке, - о, даже здесь, - шутя переругивались черногорцы и хорваты. Совсем рядом пели по-французски и читали стихи на латыни; что-то диктовали  на каком-то другом, неизвестном мне языке. Обрывки разноголосицы напоминали мне оставшиеся на Земле города, населенные самыми непохожими друг на друга, самыми неожиданными людьми. А природа давала отпор. И не один раз. И люди, загнанные в угол, всегда терпели поражение. Часть не может победить целое.
А здесь жизнь кипит.


Неслышно в кухню вошел рыжий кот. Прыгнув на подоконник, он, с хитрой ухмылкой, замурчал. Несколько минут мы любовались городом; режущий уют, вступивший в полную силу ночи. Где-то громко засмеялись.
- Мы чужие на этом  празднике жизни.
Я и не заметила, как Тамаш снова сделался человеком. Он захлопнул окно. И кухня погрузилась в безмолвие. Но и в этой тишине, в этом шипящем обогревателе (ночью становилось довольно холодно), в этих летящих занавесках было своё очарование.
 - А я не люблю один бывать в такой толпе. Угнетает. Сразу чувствуешь себя не в своей тарелке. Одно дело - петь для этой толпы на сцене, Другое - идти в этом живом коридоре. Кстати, Карл здесь? Они с Хродвин идут в кино. Вон туда, - Тамаш показывал вдаль.
Тонкие пальцы. Пальцы пианиста, с выдающимися обтянутыми тончайшей кожей костяшками.
 - В три сорок пять будет видно северное сияние.
- Здесь видно сияние?
 - И после всего увиденного ты еще удивляешься? Здесь бывает и не такое. С балкона будет идеальный вид.
Тамаш заваривал кофе. Его тень жила своей жизнью.
 - А я говорил тебе о Хродвин? Она бы хотела с тобой поболтать. "Землянин - находка для археолога". Нет бы дописывала музыку. Будешь cappuccino?
- Не откажусь.
Пушистая взбитая пена. Тамаш целый час рассказывал мне о Южной Америке. Он путешествовал налегке.
А на улице продолжали отплясывать румбу.




Где-то в городе очнулись часы. Послушно отбивая третий час ночи, удары раскатывались по округе к каждому строению, бесцеремонно вламываясь и в без того шумную жизнь.   Я по-прежнему сидела на кухне.
За окном пролетел Феникс. Небо стало оранжевым Чувствовался запах специй. Яркая вспышка, раскрасившая всё вокруг, сверкала над застывшими в оцепенении людьми. Фениксы живут тысячелетиями. Миг вечности! Он готовился умереть. Все, задрав голову, остановились; остановились машины и музыка; остановились танцы и разговоры. Девушка с корзинкой ежевики остановилась и медленно легла на землю, удобно устроившись. Одна ягода выкатилась и замерла рядом с нечищеным ботинком мужчины. Люди выходили из домов, ошеломленные неожиданной тишиной, спрашивая друг друга и не договорив, всматривались в небо. А Феникс парил, пересекая город. Повезло тем, кто захватил с собой солнцезащитные очки - уж очень хлестал огненный свет по глазам.
Гигантская птица исчезла за горизонтом. А город, заснувший наяву, приходил в себя. Я поймала себя на том, что улыбаюсь.
Аккуратные шаги впечатывались в пол, не знакомые мне шаги, шаги того, кто бывал в доме не раз, но всё время забывал обстановку (некто споткнулся о тумбы).
Запах ежевики заполнил кухню.
- Bonasera!
- Добрый, да. Видели Феникса?
Где-то на улице мужчина наступил на ежевичную ягоду. А Хродвин (как она похожа на брата!) рассматривала меня, как художник рассматривает натурщика.
 - Зачем вы спрашиваете? Вы наверняка видели меня из окна. И эта ежевика! Если бы не Карл, я б её сюда не несла. Хотите?
 - Что-то меня все сегодня угощают!
В этой девушке было нечто доисторическое; спутанные волосы,  такие же непослушные, как и у брата, придавали ей дикий, но очаровательный вид. А ягоды были горько-сладкие, явно "подземного происхождения".
- Ведь Тамаш уже рассказывал вам обо мне?
- И про вас тоже. Наша первая встреча была довольно мятой.
- Мятая? У вас ведь стройные ноги, не так ли? Если да, то я даже знаю, что он делал, что говорил. Знаю даже выражение его глаз, когда он вам всё это начал рассказывать. Вы легко отделались! Пожалуй, нам стоит пойти наверх. Если не поспешить, придется подниматься в непроглядной тьме.
Мы вышли на улицу. Плыл еле заметный запах гнилых вишен. Винтовая лестница бежала вверх. В облака. Ступеньки под нами верещали и лязгали, но держали прочно.
Балкон был импровизированной смотровой площадкой. Удобные кресла и диваны в полоску были расставлены как попало. Карл и Тамаш, устроившись на одном, самом широком, диване, играли в настольные игры. Фигурки сами двигались по полю. Кошачья тень прыгала по стене.
- Садитесь с нами играть!
- Но сейчас уже начнется сияние!
- Ох, точно.
- Выключайте свет. Город уже готов.
В стене был красный рубильник, монотонно жужжащий. Тамаш с силой опустил его. Обесточенный город охнул и упал во мрак.
- Ну-с, рассаживайтесь.

И небо засветилось.


Брат с сестрой ушли два часа назад.
Миомир и Тамаш сидели перед домом. Шепотом что-то объясняя, Мио сильно  жестикулировал руками и, в дополнение к этому, его лицо выражало интерес и нетерпение. Волосы его были взлохмачены не то ветром, не то Тамашем.
- Что с тобой опять?
- Будто ты не знаешь. Всё дело в моем отношении к тебе. Ты для меня как музейная ценность - "смотри, сколько хочешь, но руками не трогай".
Миомир только криво усмехнулся.
- Давай прокатимся. Прямо сейчас. В лес или на побережье. На Райдо!  Помнишь нашу задумку? Когда мы начнем? Почему бы не поехать сейчас?
- Ты в своем уме? Кто сядет за руль? Хочешь убить "Князя"? Ведь эта машина многое значит для тебя. Но Тамаш! Мы выпили несколько бутылок рома!
- Сколько ты выпил?
- М-много.
- Я еще больше. Садись за руль.
В темноте звякнули ключи.