Смеркалось. Устали кони и прилагаемые к ним дикари. О полоне никто из «хозяев жизни» не думал, но привал был организован. Люди без сил повалились на землю. Путы им никто не ослабил, выдачи еды не наблюдалось, возможности попить и помыться – тоже. Несчастные люди в понятии своих недоразвитых конвоиров пока ещё не были товаром, а если пленники не приносят барыша, то пусть сами о себе и заботятся. Такие вот принципы были у тамошних «крутых». Трудно нормальному человеку понять философию урода…
В одной из связок были две молодые девушки. Одна – высокая, худенькая, с огромыми запавшими серыми глазами, в потрёпанной шёлковой рубашке с вышивкой. Когда-то, должно быть, недешёвой, а сейчас – рваной, измятой и грязной. Вторая – пониже ростом и плотнее сложенная, в видавшей виды льняной одежде.
- Приглядитесь внимательнее к юным паненкам, - сказала Эльжбета, - они вам никого не напоминают?
- О, господи, - побледнела Маринка, - я, кажется, догадываюсь, чья родственница одна из них…
Высокая большеглазая девица в когда-то богатом одеянии и с растрёпанной косой была похожа на неё как две капли воды.
- Кто это?
- Это и есть, прошу панство, вышеупомянутая боярышня Фотина со служанкой.
- Потенциальная жертва корявого гадёныша Гулебки?
- К сожалению, на данный момент уже не потенциальная, а вполне состоявшаяся. Увы.
- И что они делают в толпе пленников?
- Расплачиваются за излишнюю доверчивость.
Боярышня Фотина (или Светлана, если сказать точнее и ближе к современному произношению) выглядела не очень здоровой, мягко говоря. Она уже несколько часов находилась в той самой позе, в которой опустилась на землю при команде «Привал!», и неотрывно смотрела в одну точку. («Кататонический ступор», - классифицировал её состояние наш бравый невропатолог пан Александр.) Вторая девица, невинно пострадавшая за глупость госпожи служанка Аришка, лила горькие слёзы, не в силах привести «боярыньку» в чувство:
- Хозяюшка, боярынька, свет Фотинушка! Да что ж с вами деется-то, милая?! Ведь кака справна девка была, и умница тебе, и красавица. И что стало с ней. Отзовитесь, не пугайте меня, и так сердце разрывается. Ну, почто вы смотрите так страшно? Там ведь ничего нет!
Но все аринины причитания так и пропали без толку. А скорее даже наоборот. Припадок продолжался, а крики в толпе полонян привлекли внимание сразу двух стервятников. К девицам, грубо расталкивая обессилевший полон, вразвалочку пришагали наши недобрые знакомые – работорговцы из Генуи и Хазарии.
- Чего орёшь, глупая гойка? – ткнул Арину в бок носком ичига Гулеб, - кнута захотела?
- Батюшка, свет ты наш Гулебушка, - захлёбывалась слезами бедная девушка, - да за что ж ты с нами так немилостиво? Ты посмотри-тко, что с боярышней деется! Извелася вся, себя не помнит!
- Что с ней сделается? – цыкнул сквозь дырку на месте свежевыбитого зуба хазарин, - гойские девки здоровые, доплетётся.
- Куда ж доплетётся-то, батюшка, кудой-то вы нас ведёте на погибель?
- Не на погибель, а на продажу. Чего добру-то пропадать?
- Креста на тебе нет!
- А зачем мне крест? Это для вас такая вера придумана, для рабов, чтобы служили всю жизнь нам, хозяевам жизни. А сдохнете – так бабы новых нарожают. На мой век товара хватит…
Арина в отчаянии уронила голову на связанные руки, а мерзавец, не глядя на опозоренных им же девиц, вразвалочку поканал назад, щедро раздавая пинки и удары плетью попадавшимся на пути пленникам, которые от смертельной усталости не могли даже увернуться, не то чтобы хоть как-то сопротивляться.
- Ты бы помягче с ней, - осклабился Гуска, - товар-то дорогой, даром, что порченая…
- Чёрт с ней, надоела со своей любовью как степная колючка. Так и липнет – всё «дорогой» да «любимый». Ласковая вся такая, преданная, как собачонка. В глаза глядит, верит каждому моему слову, всё за мной повторяет. Другая бы давно поняла, чего от неё хотят, а эта всё верит. Одним словом, глупая гойка.
- Странный ты человек. Разве ж это плохо, когда тебя любят? Вот меня, к примеру, никто никогда не любил…
- Тебя и не положено любить. Тебя пусть бог любит. Ты для этого в монахи и пошёл. Вот и пользуйся божьей благодатью. А за девку не беспокойся. Гойка любить не может. Кто она такая, чтобы меня любить? Вещь. Я на её тереме больше заработаю, если твои головорезы его не спалят.
- Мои головорезы могут, - согласно заржал Диего, - смотри, только не продешеви. Ты ведь жениться на ней обещал. Стал бы важным боярином, при таких-то угодьях и поместье…
- Ты что, генуэзец, совсем ума лишился? – гневно задрал подбородок с козьей бородёнкой Гулеб, - мы народ богоизбранный и свою святую кровь с вашей гойской не смешиваем.
- Чучело ты с гнилой кровью, мишура карнавальная. Скажи лучше, что никто бы такую девку за тебя не выдал, если бы не кипчаки. Вёл бы ты сейчас этот полон, как же, если бы глупые росские князья не ссорились между собой и не продали свой народ за вражью милость.
- Мой народ умнее всех вас. Мы всех купим и продадим. И до твоей Европы доберёмся, дай срок. Будут ваших девок покупать на торге, как вы покупаете росских полонянок. Русь всегда защищала вас от кочевых набегов, а вы ей даже «спасибо» не скажете. Ещё немного – и не будет Руси. Мы к вам в Геную будем ездить как в свой улус. А вы нам будете давать ясырь. Никуда не денетесь. Вы не русичи, сопротивляться не приучены…
- Ох, и попадёшься ты мне после торга, хазарская морда, - мечтательно ответил Диего.
- Не попадусь, - осклабил гнилые зубы Гулеб, - тебе со мной дружить надо. От меня большие барыши зависят.
- Ну, не ты, так твои дети.
- За них не волнуйся. Это мои дети. Они от таких как ты, всегда отбрешутся. Это сейчас нас в бояре не берут, а скоро мы им всем здесь покажем, кто в доме хозяин…
- Ах, ты падла! – прокомментировали мы с Сашей.
- Пся крев! – вторили Кошмарские.
Дальнейшие выражения приводить не буду. Оно, бумага, конечно, всё стерпит, но не настолько же. Может и покраснеть. Но наши несдержанные заявления – это ещё цветочки по сравнению с комментариями бравого тевтонца герр Пауля…
Вдруг с экрана раздался душераздирающий девичий вопль. Боярышня Фотина или, говоря точнее, то, что от неё осталось, вскочила и неверным шагом попыталась догнать «любимого».
- Гулебушка, родной, куда ты? Это же я, твоя Фотинушка! Не уходи!
Правда, кричалось ей недолго. Сил у бедной девушки осталось всего ничего. Получив удар плёткой от Заурки, она рухнула на руки верной Аришке…
- Правду говорила ваша нянька Катерина, - всхлипывала Арина, - не верь вражине хазарину – не доведёт он до добра. Жди от него беды!
- Дура она старая, твоя Катерина! Злая она, злая!
- Почему же злая, матушка? Добрая старушка, она вам как мать была…
- Она моего Гулебушку плохим назвала. Злая она, злая, - истерически вещала Фотина.
- Всю жизнь была добрая да умная, а тут сразу стала глупая да злая, - вздохнула Ариша, - да и что уж говорить. Нет больше тётки Катерины. Некому вам совет добрый дать да на ум наставить…
- Дура она, злая, и ты такая же. Не смей её даже вспоминать. Гулебушка хороший, добрый. Он на мне женится. Обязательно. Вот только вернётся.
Гулеб обернулся на ходу, ещё раз сплюнул через свежую щербину, мерзко оскалился «улыбкой черепа» и ушёл.
- Да что ты с ней говоришь, - вступил в разговор молодой парень с перевязанной головой, - не видишь, девица не в себе. Ум помутился у твоей боярышни. Сади её к нам и сама садись, отдохни, красавица. Никитка, принимай девиц.
Второй парнишка подвинулся и бережно усадил девушек рядом с собой.
- Тише, тише, девонька. Все добрые, все хорошие. На вот, попей водички. Намочи ей голову, братка. Совсем девка плоха…
- Я не девка.
- А кто же, мужик, что ли? – примиряющим тоном спросил второй парень.
- Боярышня я.
- А-а-а. Скоро узнаешь, болезная, кто здесь боярин, а кто нет. Мы тут на равных правах. Всех на торг ведут, без разбору – боярин, смерд ли – без разницы, - объяснил первый парень.
- Не желаю я на торг.
- Да кто ж тебя спросит, милая…
У запасливых ребят невесть откуда оказалась маленькая фляжка с водой, которой они поделились с девчонками. Фотина понемногу успокоилась и устроилась прямо на земле, свернувшись калачиком, продолжая всхлипывать и дрожать от нездорового возбуждения. Постепенно она задремала.
- Что, Ариша, обманул злодей–хазарин твою боярышню? – сочувственно спросил Никита.
- Ой, обманул! – снова расплакалась девица, - обманул и в полон угнал, продать нас хочет басурманам. А она, болезная, всё любит его, да не верит, что злодейское предательство учинил. Что-то недоброе с ней деется, бедолажной!
- Голову напекло твоей хозяйке, - сказал первый парень, - вот и повредилась в уме. Раньше, небось, в шелка и бархаты одевалась да на серебре едала. И никогда босиком и простоволосой не хаживала. Вот и умаялась, бедняжка…
- Да нет, молодцы, чего грех на душу брать. Она девица хорошая, небалованная. Это злодей хазарин ей голову задурил, ума-разума лишил.
- Это как же такое может быть?
- Он её зельем хазарским злым опаивал да словами сладкими уговаривал.
- Вот ужо идол! – возмутился Никита.
Колючие звёзды холодно мерцали на непроницаемо чёрном небе. Ночь принесла облегчение, и измученный полон заснул. Но не весь. Не спали двое молодых ребят и шопотом о чём-то оживлённо спорили.
- Не прав ты, Ратиборка, никак не прав. Вера православная исконно наша, русская. Святая вера, она людям душу и сердце успокаивает, умягчает. Добрее людей делает.
- Не время нонче для доброты, брат Никита. Злых ворогов не словом божьим, а мечом одолевать надобно. Без всякого христианского смирения. А твоя вера никакая не добрая, но рабская. Она говорит, что врага любить нужно. Что правую щёку подставить нужно, когда по левой получишь. Такое только рабы делают, да ещё ручку биющего лобызают за то, что хорошо ударил. Разве ж это дело?
- Так боженька велел. Он лучше нашего знает, как поступать, - смиренно ответил Никита.
- Знать-то он, может, и знает, а почему ж тогда всё делает не на благо своего народа? Коль нельзя злого ворога оружием бороть, так отведи его от границ, не дай напасть.
- Всё за грехи наши…
- Какие такие грехи? Ты всю жизнь честно живёшь, работаешь на совесть – и ты грешен? Или вот эта девица грешна, что за своей глупой хозяйкой в рабство пошла? А младенцы и старики чем нагрешили, что гибнут во множестве? Не прав ты, друг Никита. Как по-моему, если твой бог не даёт детям своим волю отбиваться от злодеев, так пусть побьёт тех злодеев сам, покажет свою мощь. Он же сильный, добрый. Так пусть будет добрым и сильным…
- А у твоего бога разве не так всё, как у моего?
- Не у бога, а у богов. Много их, и все они наши, родные. Они из своих детей покорных трусов не делают.
- И откуда они взялись, эти боги? Мне тятенька сказывал, что раньше были язычники, они бесам молились и колдовали. Живых людей им в жертву приносили. А потом их боженька покарал, и все люди тут же в него уверовали.
- Тятенька твой был шибко верующий, не по разуму, вот и говорил то, что должен был говорить. А ты здраво посмотри вокруг – чем закончилось всеобщее уверование. Враг в доме, а защитить сей дом уже некому. Раньше русичи не бесам и не небесам молились, а предкам своим, чтили их светлую память. Сам подумай, могли ли такие боги требовать кровавые жертвы от детей своих?
- Не могли, - согласился Никита.
- Конечно же, не могли. И если враг приходил, то все как один шли на него с именем наших богов в сердце – и всегда побеждали. Тогда каждый мужчина был воином, учился этому сызмальства, в каждом доме были доспехи и оружие для защиты рода. Это потом недобрые князья запретили держать оружие дома и обучать военному делу простых людей – а вдруг вспомнят, что князь – это не господин, а защитник рода, что его народ выбрал, дабы ратью руководить во время войны.
- И когда ж такое было? – искренне удивился Никита, - я думал, что боженька наш испокон веков давал нам благодать.
- Не так давно предали люди свою родную веру, и не благодать получили взамен, а неволю и неурожаи. Раньше люди и не знали, как это, чтобы земля не родила. В ладу с ней жили, законы её знали, и она им платила добром.
- Мой бог тоже не злой.
- Добрый бог ваш Христос, никто не спорит, но это бог рабов, а не свободных воинов. И князья признали его только для одного – дабы свободных русичей в рабство обратить, - подытожил Ратибор.
- А я и не знал о старых богах, - ответил Никита удивлённо.
- То-то же, - ответил Ратибор, не всё мы с тобой знаем о нашей жизни, брат Никита, не всё…
- Есть много, друг Горацио, на свете, что и не снилось нашим мудрецам, - привычно прокомментировала я. Окружающие привычно стерпели.
- «Апостол Павел и апостол Фома спорили друг с другом, что такое тюрьма. Один был снаружи, другой – внутри. Победила дружба – их обоих распяли», - процитировала Маринка.
- «Слишком много любви», - автоматически продолжила я, - как быстро забывается всё в этом мире. И люди автоматически становятся жертвами пропаганды со всеми вытекающими отсюда последствиями.
- Как, по-вашему, пан Тадеуш, кто из двух юношей прав? – ехидно спросил Збышек.
- Оба, - вздохнул святой отец.
- Вот как, - удивилась я, - неужели вы не умягчаете святой верой людские сердца?
- Обязательно умягчает, - ответил вместо ксендза пан Кошмарский, но когда пришёл враг, наш святой отец бился в общем строю как истинный рыцарь. Не хуже, а то и лучше многих других. Пал с честью и до твоих времён памятен благодарными потомками.
- А в наши времена появилось множество уродов, не помнящих не менее героические подвиги своих предков меньше, чем столетней давности, - вздохнули мы с Сашей.
- Их самих забудут намного быстрее, - успокоила Эльжбета, - а истинные герои незабываемы.
- Да-а-а! – мечтательно протянул отец Тадеуш и тут же вернулся к ранее обсуждаемому вопросу, - но наша святая вера всё равно святее иных.
- Кто бы сомневался, - непривычно кротко ответила я, - а что это за симпатичные ребята?
- О, это не простые хлопцы, это мастера! – ответил Кошмарский, - последние в своих отраслях. Всех, кроме них, уже побили.
- А в каких отраслях они мастера?
- Каждый в своей. Ратибор – классный оружейник, последний, кто знает древний секрет призводства знаменитых русских клинков. А ещё он увлёкся изобретением и изготовлением новых моделей арбалетов, более совершенных, чем заграничные.
- А второй?
- Никита, хоть и молодой, но прекрасно владеет не менее древней методикой изготовления ювелирных украшений в стиле зерни и скани.
- Да вы что! Я слышал, что в этом стиле делали красивейшие украшения, но методика забылась и восстановить её не удалось даже при современном развитии техники, - прокомментировал Саша.
- Подобные вещи делали цеха мастеров на Руси до нашествия татаро-монгол, но слишком многих увели в рабство или попросту поубивали. Никита практически последний из тех, кто владел этим методом профессионально.
- Боже мой, их же надо хранить как сокровище нации, а они – в толпе бедолаг, обречённых на чёрную рабскую работу, - возмутилась я, - этот глупый мир научится когда-нибудь ценить свою элиту?
- При современном уродском развитии мира в нём комфортнее всех чувствуют себя именно уроды, - печально согласился Кошмарский, - умным и добрым сейчас тяжко.
- Ну, и что теперь делать?
- То, что делаем мы.
- Кстати, об элите, - ехидно добавил Саша, - вы в курсе, что это слово обозначает в первоначальном смысле?
- Интересно.
- Вначале элитой называли породистых свиней, обладающих наилучшим аппетитом…
- Можно подумать, - пробилась я сквозь злорадный смех окружающих, - что есть какое-то отличие…
- Бесхвостые, не отвлекайтесь! – деловито вмешались в разговор пан Мышъ с Маркизом, с вниманием отслеживающие происходящее на экране, - тут интересно.
Продолжался ночной отдых измученного полона. Ратибор с Никитой, сумевшие каким-то образом освободиться от пут, осторожненько крались в темноте к пасущимся лошадям. Казалось бы, ещё немного – и долгожданная свобода у них в кармане…
Но тут сонно тявкнула сторожевая шавка, а за ней басовито забрехали пастушьи волкодавы дикарей. Наши знакомые успели поймать себе лошадей, забраться на них и рвануть галопом в степь. К сожалению, дикие кипчаки успели среагировать слишком быстро. В погоню среди всех прочих волчар позорных кинулись и известные нам корявые батыры. К большому сожалению зрителей, парням уйти не удалось. Одного сразила стрела Заурки, другой был задушен арканом злобного предка гадёныша Юхимки. Отечественная армия не дождалась двух потенциально неплохих солдат, а оружейный и ювелирный цеха – двух отличных мастеров, чьи знания и навыки погибли вместе с ними.
Утром бедный полон печально двинулся в путь. Фотина за ночь оклемалась и шагала бодрее с помощью сенной девушки Арины. Боярынька стала даже проявлять некое подобие здравого смысла, но к вечеру, после трёх серьёзных ударов кнутом её бедные мысли спуталтсь окончательно, она начала отставать, и, в конце концов, упала на землю, не в силах продолжать путь. Плачущая навзрыд Арина пыталась прикрыть собой любимую хозяюшку от вражеских кнутов, но удары сыпались со всех сторон, а Фотина всё не вставала и больше не проявляла признаков жизни. В конце концов, избитую и рыдающую Аришку насильно привязали к группе женщин с еле живыми детьми, и полон медленно двинулся дальше. А бывшая боярышня осталась неподвижно лежать на сырой, нет, сухой или даже пересушенной, земле. И только наступающая ночь охранила её от немедленной расправы степных орлов – стервятников, которые с жадным интересом сопровождали измученных пленников на протяжении всего пути.
Арину на кафском рынке продали пожилому и незлобному турку, который впоследствии женился на доброй и работящей девушке. Остаток жизни она провела сытно и, в общем-то, без особых обид, воспитывая многочисленное потомство, но в парандже и вдали от родины. Слёзы на её глазах появлялись только при воспоминании о жестокой судьбе милой боярышни Фотинушки, погибшей из-за глупой доверчивости страшной смертью в далёкой Дикой степи. И не знала славная Ариша – Айше, что хозяйка её осталась в живых. А, может, и к лучшему, что не знала…
Отлежавшись в ночной прохладе и чудом не попав в пищу степным волкам и шакалам, Фотина пришла в себя, но, к сожалению, не полностью. Под воздействием одуряющего зелья злодея Гулебки и жёсткого ультрафиолетового излучения жгучего южного солнца произошли необратимые изменения в психике. И бедная девушка забыла свою прежнюю жизнь. Надо сказать, что изменения эти начались ещё за некоторое время до глубокого обморока, спасшего её из плена, а после него только закрепились. В состоянии полузабытья бывшая Фотина с трудом добралась до отдалённого степного хутора, где её приютила и оставила в качестве батрачки местная куркульская семья. Поскольку пришлая девица не помнила ничего, в том числе и собственное имя, её повторно окрестили и назвали Маруськой. В качестве батрачки Маруси прожила отставная боярышня Фотина оставшуюся жизнь в полной неизвестности и без большой радости. Её тяжкую жизнь не украсило и появление на свет маленького кривоного Гулебовича. Мальчик был хил, но не злобен. И несчастен. Мать его почему-то сильно не любила…
- Прыжки и гримасы жизни, - повторил Саша свою поговорку, - вот до чего доводит человека излишняя доверчивость и склонность к фанатизму.
- Учитесь, паненки, как не надо себя вести, - назидательно сказала Эльжбета печальным Ванде, Ядвиге и Маришке, - женщине необходимо быть умной. А девице – тем более.
- И недоверчивой, - добавила Ванда.
- Это будет другая крайность. Просто не должно наивно верить коварным пустозвонам, - уточнила Эльжбета.
- Интересно, как дальше сложилась жизнь наших недобрых знакомых? – спросила я.
- Все они плохо закончили своё существование, - ответил Кошмарский, - но в данный момент разговор не о них…
История тем временем шла своим проторенным путём. Князь Димитрий упорно и деловито собирал войска на невиданную для Руси сечу между окровавленной и разворованной страной и разжиревшим на её страданиях злобным паразитом. Куликовская битва была обдумана и подготовлена. И вот русские войска перешли реку.
В чистом поле одно против другого в боевом порядке выстроились два войска. Наши и не наши.
Отряды наскоро обученных военному делу вчерашних хлебопашцев и ремесленников под командованием немногих уцелевших в многолетней резне профессиональных ратных командиров. Засадный полк умницы Дмитрия Боброка, которому ещё предстоит нескончаемо долго наблюдать, как гибнут на поле боя друзья и коллеги, а потом сильнейшим ударом решить исход битвы в пользу Руси.
Дикая кочевая толпа, серьёзно поднаторевшая за последние триста лет в резне и грабеже мирного народа, который к тому же предало его родное руководство и соседи. Вонючие дикари в шубах без рукавов мехом наружу, гвардия в блестящих доспехах, чёрные рыцари с арбалетами последней модели. Лучники, конники, арбалетчики. Вооружённые до зубов, не знающие ремёсел, воспитания и наук. Презирающие правила жизни не воров и не убийц. Признающие только бандитские законы. Живущие воровством и разбоем. И, наконец, их было намного больше, чем наших.
В первых рядах сновали туда-сюда на коротконогих мохнатых лошадках самые наглые и визгливые кипчаки, в том числе и Заурка, изо всех сил пытаясь задирать спокойно стоящих в строю рослых славянских витязей.
- Урус, ходи на мой сторона, рэзать буду, секир башка дэлать! – упоенно верещал в порыве возбуждения мелкий Заурка, Напоминающий на тот момент трусливую шавку, гавкающую на слона из-под юбки вредной старухи.
Ратник в первом ряду пожал плечами и сплюнул:
- Что там за блоха пёсья скачет да пищит? Желаешь кусаться – подходи, уважим. Здесь тебе зубёнки посчитают.
- Урус, зови самого сильного батыра! Наш Челубей его одной левой в землю загонит!
- На одну ладонь посадит, другой придавит!
- Не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с … рати, - степенно заявил плечистый бородатый воин лет сорока пяти…
Упражнения в остроумии довольно скоро надоели обеим сторонам. А и то – зачем тратить время и силы на пустые перебранки. Решено было поступить по старинной международной традиции – устроить показательный бой между двумя самыми сильными богатырями – по одному с кажой воюющей стороны. Этакое милитаристское гадание – кто кого побьёт, та сторона, стало быть, и выиграет битву…
Много нам рассказывали, о том, что инок Пересвет вышел на иноземного качка, одетый только в монашескую рясу, вооружённый всё больше словом божьим. И в конечном итоге чуть ли не зашиб его насмерть любимой богословской книгой заместо булавы. Не верили мы в это раньше и в конечном итоге оказались правы. Да, бывший воин Пересвет ушёл в своё время в монастырь. А что ему оставалось делать? Можно подумать, что у тамошних отставников был другой выход. Военных пенсий и домов престарелых тогда не было, и доживать отставному богатырю приходилось именно в монастыре. Но был он профессиональным военным и далеко не глупым человеком, чтобы уповать только на милости небес, поэтому на самый главный в своей жизни поединок вышел в полном боевом облачении и вооружении. Поверх монашеского одеяния, вестимо. Ну, форма у них такая. Что делать, если положено монаху быть в рясе – будем. Порядок есть порядок, и воинскую дисциплину ещё никто не отменял.
Не буду соревноваться с профессиональными писателями в попытках изобразить знаменитого богатыря. Не удалось это никому из них – не удастся и мне. Если сказать коротко, то был он немалого роста кряжистый дядька с серьёзным взглядом светло-голубых глаз из-под седых бровей. Бог с ней, с внешностью. Главным было другое, нечто неуловимое и необъяснимое словами. Больше всего этому подходит определение типа «особое энергетическое состояние» или «величайший духовный подъём». За этим человеком была его родная страна, святая Русь, она давала ему силу и смелость, и он никоим образом не мог отступить. В подобном состоянии собственная жизнь не имеет значения. Только жизнь детей, женщин и стариков, которых больше некому было защитить от подлого врага, которые верили в своего героя и молились за него – и он не мог их подвести.
Его супротивник был огромен как гора. Как две горы. И жирен, как три большие свиные туши на полтавском мясокомбинате. Руки – как рельсы, ноги – как бетонные столбы. Голова – как большой казан с пилавом по размеру, форме и содержанию. Глаза тоже без лишнего веселья, но серьёзность его была совсем другого толка. За ним стояли полчища сильных, злобных и безжалостных существ с чисто паразитическим взглядом на жизнь. Они умели только убивать и воровать и не желали другой судьбы своим детям и внукам. Наивные в своей животной правоте, они дрались за всемирное торжество паразитического образа жизни, не догадываясь, что подобный образ жизни очень быстро уничтожает саму жизнь на корню. Но паразиту не дана способность обдумывать последствия своих поступков. Он живёт инстинктами и тем силён. Похоже было на то, что ожидаемый всеми бой должен был представлять в миниатюре всё происходящее за последние триста лет. То было не просто широко рекламируемое противостояние сил зла с воинством добра, а смертельная схватка двух мировоззрений – созидания и паразитизма.
Богатырь Пересвет с батыром Челубеем выехали навстречу друг другу и остановились, встретившись взглядами. Долго глядели. Первым отвёл глаза Челубей...
А дальше пошла такая рубка! Не буду описывать виденное – это дело военных историков, но впечатляло! Два здоровых мужика, не торопясь и со вкусом, испробовали друг на друге все имеющиеся в арсеналах виды оружия, такие как: копья, мечи, кинжалы, какие-то шипастые шары на цепях и просто железные боевые рукавицы. В результате импортный качок был добротно повержен, доблестный воин Пересвет с чувством исполненного долга повернул боевого коня и спокойно поехал к своим. Русские бойцы ликовали. Пересвет ушёл от врага на расстояние больше полёта стрелы, и мы вздохнули с облегчением, ибо наш славный витязь вышел из поединка живым, несмотря на все россказни…
Рано мы радовались, рано. Это хорошие россказни могут не сбыться, а плохие сбываются всегда. Короткая кованая стрела просвистела каким-то нестандартным для обычной стрелы свистом, и по оперение вошла под левую лопатку победителя поединка, попав по закону подлости между звеньями кольчуги. На экране мелькнула довольная рожа Диего да Гуска с мощным боевым арбалетом в руках. И откуда только берутся такие уроды!
Битва выглядела ужасно, с огромным количеством окровавленных порубленных тел с той и другой стороны. Всё это длилось нескончаемо долго. От вида алого цвета воды в реке Непрядве некоторым из нас стало дурно. Но всё когда-то заканчивается, в том числе, к счастью, и великие битвы. Засадный полк Боброка-Волынца гнал перепуганных кочевников как нагадивших котяр. Без устали бежали злобные трусливые скоты. Некоторые из них нашли пристанище в горах на границе с цивилизованной Европой, не пустившей вчерашних союзничков на свою территорию, но их потомки до сих пор мутят воду в мировой политике. Но это уже другая песня.
Мы сидели молча, потрясённые грандиозностью и необычностью происходящего. Это было намного круче всего ранее увиденного.
- Ну, и что нам теперь делать? – спросила Маринка растерянно, - куда внедряться, ведь тут столько всего намешано…
- Надо попытаться спасти твоих и моих родичей из плена, а там посмотрим. Жалко терять для истории таких мастеров, да и ребята они хорошие, - сказала я, - а каким будет мнение общества?
Общество подумало и решило, что неплохо бы. Все вместе разработали план, от которого мне, как непосредственному исполнителю, стало немного не по себе. И не только от страха, хотя и он присутствовал, - терзали смутные сомнения – справлюсь ли?
Сборы были недолги и разнообразны. Мы с девчонками кроили некое жуткое подобие жилета – кептаря и малахая из старой облезлой лисьей шубы пани Кошмарской, а мужики во главе с нашим главным бомбардиром герр Паулем и Сашей готовили опасный презент врагу. Основным «подарочком» была фосфорная граната в виде овальной зелёной штучки, очень похожая на лимонку, но с гладкой поверхностью. А поскольку я не отличалась качественными бросками учебных гранат даже на НВП, то мне стало не по себе вдвойне. Немного утешало то, что милые родственники радушно пригласили меня на ПМЖ в случае печального исхода. Я, конечно же, вежливо поблагодарила, но решила про себя на их свет особенно не спешить. Вместо меня на планируемый боевой подвиг изо всех сил рвался Саша и младшие Кошмарские, но на общем совещании их кандидатуры были отставлены. Ближе всех в создавшейся ситуации к враждебным кочевникам могла подобраться именно женщина, причём, не молодая (по этой причине забраковали Марину), а незнакомого мужика трусливые батыры могли просто пристрелить. Чисто автоматически, для профилактики. Примеряя готовый дикарский прикид и выслушивая советы мужчин по обращению с адской машинкой, я краем глаза наблюдала, как сенные девушки дома Кошмарских устилают пространство у экрана подушками, пуховиками и тюфяками в несколько слоёв. На вопрос: «Для чего это всё?» дядюшка загадочно ответил: «Может пригодиться». Ну-ну…
Как уже было сказано, мне все эти приготовления категорически не нравились, но что делать. Взялся за гуж – полезай в кузов. Нет, там, по-моему, что-то насчёт грибов говорилось. Короче, бог с ними, с груздями. «Надо работать», - как говаривал пан Маркиз. Вон он, сидит притихший на заблокированной клавиатуре на пару с панъом Мышом и, по-моему, смотрят они на меня весьма сочувственно. Но приготовления наконец-то закончились, и мы заняли свои места. Ну, господи, спаси и сохрани. Был включен и начал разворачиваться портал. Впереди вспыхнул яркий огонь на фоне ночной степи, и я, тяжело вздохнув, шагнула в неизвестность с гранатой в руках.
Костёр был разложен далековато от спящего полона. Пламя играло оранжево-золотым светом, искры с треском устремлялись в бесконечное степное небо, смешиваясь на лету с мерцающими звёздами. Охрана дремала, надеясь на бдительность пастушьих волкодавов.
Где-то в темноте в это время два храбрых измученных парня заканчивали развязывать свои путы…
- Салям алейкум, джяалдас! (Здравствуйте, товарищи!) – перед сонными кочевниками из ниоткуда возникла пожилая кипчачка с каким-то странным предметом в руках.
- Арак ишез, махан кушай, якши, якши, - я нещадно коверкала немногие известные мне слова из языка кочевников.
Сляпанный из облезлого лисьего салопа прикид оказался удачным, накладные чёрные с проседью косы смотрелись природно. И впервые в жизни мне пригодились мои азиатские скулы.
Кажется, бедные дикари приняли меня за какую-то свою богиню или шаманку. Жалко было ликвидировать этих наивных людей, но я вовремя вспомнила, что уже натворили и ещё натворят эти недобрые дети природы на своём веку, а также их ужасных потомков. Недрогнувшей рукой сняла чеку и аккуратно опустила свой сувенирчик прямо в костёр, над которым они все моментально склонились. У меня оставались ровно четыре секунды. Я набрала воздуха и крикнула во всю мочь:
- Спасайтесь, православные, бегите!
После чего резко повернулась и шагнула в благословенный портал.
Не знаю, что меня спасло – шестое чувство или неведомый ангел–хранитель, но я отчётливо почувствовала спиной летящую стрелу и нырнула вперёд головой «рыбкой» навстречу предусмотрительно выложенным на полу мягким пуховикам, выполняющим роль подстеленной соломки…
В момент полёта в памяти мелькнуло воспоминание из позднего детства: мы должны были сдавать зачёт по упражнениям на брусьях в девятом классе. Мне по причине нарушения координации движений выполнять сии глупые кульбиты было трудней и опасней всех, но, да кто нас о чём-то спрашивал. И как же я красиво летела носом вперёд, сорвавшись с тех брусьев! Но, проскользив по матам на манер дельфина – хулигана, осталась жива и даже обошлась без малейших повреждений. Правда, наш дебильноватый физрук, по-моему, немного поседел. И у него была такая рожа! Даже этому раздолбаю было понятно, что пересдавать упражнение не стоит…
И вот, почти через сорок лет я повторила тот самый славный полёт, на сей раз по своей инициативе. Прямо в пуховики. Так же удачно, но ещё более эффектно. На фоне смертельно яркой вспышки от взрыва гранаты, свиста пущенных вдогонку стрел и летящих во все стороны осколков. И сразу же погас большой экран нашего компьютера. В аппарате, всё ещё мелко вибрируя оперением, торчала боевая татаро–монгольская стрела…
Последним услышанным был такой диалог:
- Караул! – благим весенним матом вопил Маркиз, - убилась, убилась! Спасайте мою любимую бесхвостую!
- Успокойся, пан кот. Жива твоя бесхвостая и даже не ранена.
- Вот и хорошо, - успела ответить я и потеряла сознание под радостные вопли и улюлюканье наших хвостатых друзей…
Мы с Сашей шли по бесконечному, уходящему за горизонт пляжу из чистого горячего песка… Рядом уютно плескались жёлто-зеленоватые волны мелкого тёплого моря. Мы смеялись и собирали свежевыкинутые на берег крупные блестящие чёрные мидии, только-только вымытые из мидийных банок и ещё не тронутые чайками… И тут песчаный пляж превратился в галечный, с трёх сторон окружённый отвесными скалами и обласканный с четвёртой ярко-голубыми с зелёным отливом волнами в мелких солнечных бликах… На гальке лежали прямо под небом металлические противни. Недалеко от линии прибоя горел костёр, на который Маринка со знакомыми ребятами устанавливали один из них… Мы были встречены приветливо, нас тут ждали. Печёные на живом огне свежайшие мидии открыли свои створки… В маленьких бассейнах между камнями в чистой бирюзовой воде нервно обитали некрупные, но очень сердитые, похожие на шустрых мохноногих тарантулов крабики, ревниво охраняющие свою жилплощадь друг от друга…
Пилав с мидиями был почти готов. Солнце сияло, по небу проплывало дружное стадо аккуратненьких белых облачков. Было спокойно, легко и приятно. Не хотелось даже и думать, что кого-то от чего-то надо спасать…
- Катерина, очнись! Ну, очнись же! Надо ж, какой глубокий обморок, - в нос ударила резкая аммиачная вонь.
- Не хочу. Мне и тут хорошо. Только уберите свою гадость.
- Давай, давай, хватит дезертировать.
- Вы сначала компьютер почините.
- Ярослав с дедом Жорой уже чинят, - обнадёжил Саша.
Пришлось открыть глаза, сожалея о невозвратности увиденного. Но оказалось, что здесь ничем не хуже. После перенесенного полёта меня заботливо уложили на спасительные тюфячки и укутали в мягкие пушистые шкуры. Было тепло и уютно. И ничего не болело. Окружающие выразили бурную радость по поводу прихода пани Катажины в себя. А я и не возражала – так приятно, когда тебя ценят.
- Ну, ты и натворила дел, племянница! – восторженно сообщил Кошмарский, - такой крутой узел разлетелся в клочья от одной маленькой гранаты!
- К сожалению, вместе с нашим компьютером, - печально подытожила я.
- Аппарат живой, прошу пани, - подал голос Яська, аккуратно собирая в кучку обломки стрелы и осколки стекла, пластика и металла, - есть несколько повреждений, но мы с дедом быстро всё поправим.
- Как есть поправим, - солидно подтвердил Гжегош, держа в руке включенный паяльник, - вот только не быстро.
- А что вылетело? – поинтересовалась я, нехотя вылезая из-под вороха мягчайших мехов, из которых, кроме меня, эвакуировались пригревшиеся там Маркиз и пан Мышъ., - маленькие экраны, вроде бы, целы. И часть клавиатуры тоже…
- Пока можно восстановить, да и то не сразу, только один портал – в замок пана Гутенберга, но по нескольким направлениям можно ещё кое-что увидеть, вот только изображение неважное. Помехи.
- Прошу панство, - добавил дед Жора, он же Гжегош, - можно попробовать заглянуть туда, откуда недавно вернулась пани Катажина.
И мы заинтересованно прильнули к экрану…
- Якши, якши, - проворковала седая кочевница в рыжих мехах.
Физиономия у меня была – ну точно как у славного ниппонского богатыря Нобухико Такады при общении с жирным американским наркоманом Гарри Олбрайтом. Многообещающая физиономия. Кочевница аккуратно отправила фосфорную гранату в костёр, проорала что-то громко на русском языке и шагнула в то самое никуда, откуда недавно появилась. Наши недруги не успели отбежать от костра, недооценив опасность ситуации. И потом, они были заняты своим любимым делом – стреляли в спину уходящей старушке. В результате почти никто из гадов не уцелел, а кочевница рухнула в заранее постеленные предусмотрительным дядюшкой пуховики. Ура и да здравствует Кошмарский! Ну, и мы тоже. За компанию.
Исчезновение из мира сего наших знакомых паразитов история, по-моему, даже не заметила. Видать, они её достали не меньше, чем нас. Санаторий «Лукоморье» прекрасно просуществовал без нашей дубины Гульки, а «Браво» - без карапузистого Юхимчика. Только воздух чище стал.
Ратибор с Никитой деловито допиливали верёвки удачно припрятанным от охраны обломком ножа. Вокруг тяжело спал измученый полон. Слышались вздохи и всхлипывания. Завтра снова ожидается нелёгкий день. А за ним – пожизненная безысходность плена. Уж лучше смерть, чем такое тёмное будущее. Но смерть, как и жизнь, намного веселее в чистом поле. Парни размяли затёкшие конечности и надумали было вставать, как вдруг ночную тишину прорезал истошный женский вопль:
- Спасайтесь, православные! Бегите!
А следом за ним – ярчайшая вспышка какого-то невероятного кислотного цвета, особенно резкая в предрассветной мгле. Полон сориентировался быстро. Успевшие освободиться раньше развязывали остальных. С жалкими остатками охраны и волкодавами разобрались без проблем и группами рассеялись по степи в разные стороны. Бежать не мог никто, люди шли, поддерживая своих обессилевших собратьев, всё ещё не веря в чудесное спасение, но шли.
Наши ребята добрались до спрятавшегося в овражке родничка к утру. Устроили девчонок. Арина хлопотала вокруг совершенно обессилевшей Фотины. Парни отдыхали, не забывая, однако, приглядывать за горизонтом. Но, да бог миловал – за ними никто не погнался. Боярышня начала понемногу приходить в себя. Она узнала служанку, припомнила Никиту и даже слабо улыбнулась Ратибору, который всю дорогу помогал ей идти.
- Вот и славненько, вот и добро! – обрадовалась Ариша, - сейчас умоем милую боярыньку, и она у нас ещё краше станет.
- Ей поспать надо, - сказал практичный Никита, - ещё водички испей, тогда совсем полегчает.
- Благодарствую, добрые люди, - улыбнулась Фотина, - где мы?
- В степи.
- А как мы сюда попали?
- Из плена мы сбежали, девонька, еле спаслись.
- Правда? А как мы туда попали? А где маменька с папенькой?
Арина гладила бедную боярышню по растрёпанным тёмно-русым волосам и горестно вздыхала:
- Спите, свет боярышня, отдохнуть вам надо. Да и нам тоже. Чудом от супостата ушли.
- Это нам Богоматерь помогла, - убеждённо заявил Никита, - слышали, как она кричала: «Спасайтесь, дети мои! Бог с вами!»
- Э, нет, браток. Богоматерь таким противным голосом кричать не могла. У неё голосок должен быть елейный да тихий. Это шалая девица – Заряница вопила. Видали, как полыхнуло огнём? – выдал свою версию Ратибор.
Ах ты, пакостный мальчишка! Вот и спасай таких после этого! А тут ещё ехидный Санька сидит, хихикает, мол: Овен – знак огня, Заряница ты наша голосистая…
Вот так взяли и всё опошлили. Видать, не получится из меня супергерой с мощной челюстью навроде Шварцнеггера с танковой пушкой наперевес. И не надо.
Наши друзья оклемались быстро. Молодость взяла своё. Единственной потерей в здоровье оказалось то, что милая боярышня Фотина напрочь забыла своего липкого приятеля Гулебку. Естественно, что во всю оставшуюся жизнь ей никто о нём больше не напомнил. А тогда, посовещавшись, решили добираться вчетвером к ратиборовой бабке, живущей в глухом лесу и работающей не то ведуньей, не то знахаркой. Как в конечном итоге оказалось – и тем, и другим. Рано ли, поздно ли, но добрались наши герои по назначению. Бабуля оказалась древней, высохшей как старое дерево, но с весёлыми молодыми глазами и очень доброй. Ребяток она с радостью встретила, приютила, подкормила и подлечила. Парни вскорости по зову сердца отправились в княжье войско исполнять свой гражданский долг вкупе с почётной обязанностью спасения отечества, а девчёнки остались у бабули – постигать премудрости древней ведовской и знахарской науки.
Службу молодые люди несли исправно. Никита временно расстался со своими среброковачскими навыками и поступил под начало Ратибора, организовавшего небольшую арбалетную часть в русском войске. Они даже успели изготовить до битвы несколько машин собственного изобретения и обучить наиболее понятливых новобранцев ими пользоваться. И вот настал великий час…
Два войска крепко стояли одно напротив другого, а между ними рубились насмерть два матёрых богатыря. Второй раз мы смотрели на это дело, и второй раз нам стало очень страшно – это как же могут люди месить друг друга! А точнее, враг врага. В наше время подобной силушки не найти. Прямо как два средних размеров танка. Эх, размахнись рука, раззудись плечо! Или наоборот? Степной батыр традиционно бухнулся в чисто поле, пропахав носом небольшую борозду в почве и вызвав лёгкое сотрясение земли в радиусе несколько десятков метров. Великан Пересвет повернул мощного боевого коня и спокойно отправился к своему войску. Во все времена победитель подобной схватки был неприкосновенен. Тем более что он уже отъехал на безопасное для полёта стрелы расстояние.
Русское войско ликовало, а чудом уцелевший при взрыве подонок Диего да Гуска втихаря заряжал арбалет. Потом он с подленькой ухмылочкой поднял свою боевую машину, положил её на рогатку – подставку и стал целиться в спину ненавистному герою. Но, да как поднял – так и опустил. Упал сошник, упал арбалет – чудо вражеской техники, так и не успев выстрелить, упал следом за ними и сам Диего да Гуска, загремев латами, как старая закопчённая кастрюля. Между глаз покойного генуэзского авантюриста торчала, пробив металлическое забрало, толстая кованая стрела. На сей раз свой арбалет с чувством выполненного долга опустил здоровяк Ратибор. Кстати, стрелял он с руки. Некогда нам пользоваться всякими там подставками, понимаете ли. В бою нужно действовать быстро. И бой разгорелся во всю силу. Я не стала смотреть жуткое зрелище повторно – это было кино для мужчин. Наши мужики потом рассказывали, что битва оказалась немного короче и менее кровавой. Вот что значит вовремя применить новый вид оружия!
Не поверите, но после битвы остались живы не только наши мальчики, но и Пересвет со своим лучшим другом Ослябей. Они успели крепко, несмотря на разницу в возрасте, сдружиться с ребятами и по окончании военного времени решили в монастырь не возвращаться. А поехали оно все вместе к ратиборовой бабке в глухой лес, где и доживали свой долгий век мирно, сытно и спокойно в собственноручно срубленной из дубовых брёвен избушке. И никто их не изнурял на старости лет монастырскими постами и молитвами.
А наших парней в знакомом лесу ждали с нетерпением две влюблённые в них девицы. У бабули не было разделения на боярышень и служанок, по хозяйству трудились все, поэтому межклассовые различия стёрлись очень быстро, и Фотина с Ариной со временем превратились в лучших подруг, коими «не разлей вода» и оставались до конца дней своих. Лесная жизнь пошла на пользу обеим, в результате чего обе сильно похорошели. Вскоре были сыграны две свадьбы, появились чудесные ребятишки, которые и были нашими с Мариной предками. Дети обожали стариков Пересвета и Ослябю, причём, целиком взаимно. Ветераны успели обучить шуструю и понятливую молодёжь всем навыкам и премудростям боевой науки, вследствие чего полку богатырей прибавилось, а врагу уменьшились шансы на победу и отбилось желание совать свой нос куда не надо. Могилы чудо – богатырей – ветеранов Куликовской битвы Пересвета и Осляби были известны на Руси как святое место, где свершались многочисленные чудеса исцеления, и рядом с ними впоследствии вырос-таки монастырь, куда уходили в основном отслужившие военные и настоятелями которого несколько раз на старости лет становились мои предки. Вот так у меня в роду появились и священники тоже…
А Ратибор с Фотиной и Никита с Ариной жили долго. Не скажу, что легко, - но счастливо, принеся много радости родным и знакомым и не меньше пользы любимой Родине, которая противу обыкновения, их даже оценила. Монастырь был назван в честь двух благочестивых семейств и существует по сию пору. Вот, правда, имена святых не сохранились, но, да разве это главное?
ПРОДОЛЖЕНИЕ
http://www.proza.ru/2012/08/28/1690