Фантазии-9-ЗамкОвый камень

Николай Ломачинский 2
Мой набросок (где придётся) иллюстрации к сказке

               
                З А М К О’ В Ы Й   К А М Е Н Ь
                Сказка для взрослых
                Муз. Enigma Sleep.

               … «Камень к камню – новый мост!
               Над рекой красив и прост.
               А коль счастье улыбнётся,
               Мост мой сказкой обернётся».
       Это был единственный, но любимый куплет давно забытой песенки, напеваемый иногда старым мастером. За свою долгую, всеми забытую жизнь, он сложил не один каменный мост. Но мало, кто об этом помнил.
      Прошли годы. Одни мосты давно уже снесены весенними, непокорными водами горных рек и речушек. Другие – помилованные природой, - волею судьбы, оказались на дорогах всевозможных войн и распрей. Их так же не пощадили люди, для которых, кстати сказать, они строились, как не щадили и самих себя, на этих мостах и дорогах. Третьим выпала счастливая доля.
      Их старательно утрамбовывали тысячи ног и копыт. По ним, день и ночь, колесили всевозможные повозки, арбы, колесницы, телеги, кареты, автомобили. Их натруженные спины поливали дожди и животные, люди и машины. Липкая резина шин, самых разных свойств, оставляла на них свои несмываемые следы времени и эпохи.
      Непредсказуемая погода, частенько испытывала избранников на прочность снегом и градом, ураганом и камнепадами, давлением на разрыв от ядра земного и извне – притяжения космического.
      Суетливое человечество бестолково одаривало их урожаями и драгоценностями, оружием и, конечно, собственными костьми.
      А они, выдерживая все напасти и подношения, были счастливы, что жили. Что по ним ездили и ходили. Что, кто-то спешил по ним или не спеша  прогуливался. Что на них встречались, влюблялись и разлучались. Что под ними рождались и умирали. Что одни  их обожали до безумия, другие же ненавидели   до   смерти.   Что  их  ценили,  как  шедевр  или,  как стратегический объект.
      А они, просто довольствовались тем, что были нужны всем на свете.
      Да, мосты всегда были счастливы по-своему!
      Они имели своё рождение, долгую и богатую событиями жизнь или короткую и печальную историю. И, несомненно, они имели и свой последний день, час, мгновение, в котором проносилась вся их мостовая жизнь.
       Найдутся языки и будут долдонить, что у дорог та же жизнь, но гораздо шире, длиннее, многообразнее и долговечнее.
       Я не стану оспаривать их. Всё верно.
       И появились дороги раньше мостов. И просторы всей Земли опутаны ими, от и до! И жить им суждено в сотни, в тысячи раз дольше, чем мостам. Но, несмотря на это, у мостов есть три преимущества перед дорогами.
       Дороги рождались стихийно миллионы лет назад. Случайно пробежало животное в поисках воды и пищи. За ним другое, третье… и вот вам тропа, которой непременно воспользуются люди. Они, по необходимости, её растаптывают, расширяют, выправляют. Пришло время, и тропы превращаются в дороги. Их начинают приспосабливать к скорости передвижения; утрамбовывают, вымащивают, выкладывают  всевозможными материалами.
      Это длилось эволюционно долго и нудно. Не примечательно! В конце концов, дороги побежали по бескрайним просторам, как неотъемлемая часть жизни, мало чем, отличаясь, друг от друга. Они всегда были самоуверенны и нетерпеливы. Но, как бы они не разгонялись по наклонной плоскости земли, им постоянно приходится натыкаться на непреодолимое препятствие. Вот тут то и рождались их нервные узлы – мосты!
      Мосты же рождались не стихийно, а быстро и разумно, как всё связующее в нашей человеческой жизни. Мосты рождались, а не появлялись, подобно изображению на проявляемой фотографии. И, как бы коротка и ограничена их жизнь не была, они не забываются и не зарастают бурьяном за ненадобностью. Они умирают, оборвавшись однажды в пропасть небытия! Они конечно ничтожно малы и едва заметны, в сравнении с теряющейся за горизонтом дорогой. Но, несмотря на это, мы чаще помним, помним дорогу, с её причудливым по форме и оформлению, мостовым соединением. Чему, бесспорно, я, да и не только я, отдаём наибольшее предпочтение. В остальном, мосты, как частица дорог, имеют ту же судьбу, те же заботы и впечатления, что и сами дороги.

                ******
                Мастер  был так стар, что уже никто не брался определить его почтенный возраст.
       Одни твердили, что ему немногим больше ста лет. Другие смело тянули его годы к недостижимым для смертного человека полутораста годам. А были и такие, что под крестом клялись, и смело подымали шкалу жизни загадочного старика до двухсот лет. И представьте, что все они были в чём-то правы.
      Первые – в том, что он был ещё не по годам подвижен, а взглядом, просто противоречил своей древней седине и внешности. Другие – в том, что их деды говаривали, будто ещё малолетками они видели его старцем,  точь в точь таким же, каким и сейчас. А третьи, - показывая мне старинный арочный мост, соединявший замок на скале «привидений» с селением, уверяли меня в том, что это его работа, и рассказывали обрывки дошедшей до наших дней легенды, о повисшем над ужасной пропастью чуде рук человеческих.
      Действительно, мосту было не менее двухсот лет, и я, поверьте, верил больше в легенду, чем в реальность того, что этот старик сумел перекинуть через бездну дикой природы каменную красавицу, наперекор капризной стихии гор, чужой злобе и коварству.
Мостом, который якобы тот построил и замком на скале, я любовался ещё вечером, в день своего приезда, в это, богом забытое, горное селение. Из окна гостиницы, где я остановился на пару дней, чтобы специально осмотреть старинный родовой замок, неведомых мне феодалов или рыцарей, мне хорошо было видно серые замшелые стены и башни немого величия средневековья, не потерявшего и по сей день магическую привлекательность и неведомый страх.
      Рано утром, минуя пустые улочки и  проснувшийся  раньше меня рынок, я уже стоял у входа на мост, где и встретил, сидящего по-турецки, старого человека. Это и  был тот самый легендарный мастер, о котором мне в три короба успели натрепать по дороге сюда.
      Ворота в замок были ещё закрыты и я, имея время, подошёл к старику, поздоровался и присел рядом на холодный серый гранит бордюра.  Старик, кивком головы, ответил на моё приветствие и спросил: - Издалека, сынок?
      - И очень! Из Ленинграда я. Может, слыхали?
      - Как же не слыхал Санкт-Петербурга! Вот только ноженьки мои не дошли до его стен, - ответил он со вздохом сожаления. – Говаривают, там тыщи мостов через реки и каналы перекинуто?
      Глядя искоса на задумавшегося старика, я не решался спросить его: «А не тот ли он старый мастер, о котором сказывает людская молва?»
      К моему удивлению, он, не дожидаясь моей смелости, сам начал рассказывать о себе, будто знал заранее о моём приезде, о моём, родившемся уже здесь, желании встретиться, по возможности, с ним, с глазу на глаз, и только ждал моего появления.

                ********
                -Я стар, сынок! – начал он свой рассказ.- А было время, когда я босиком, в одной рубашонке бегал по пыльным улочкам моего села.  Нас у отца с матерью много было.    Запамятовал, сколько же нас было. Все рано вылетели из родительского гнезда – не до счёта было. Хорошо помню, как подошёл мой черёд покидать убогий дом, затерявшийся среди таких же глиняных мазанок, как и наш. Нужда заставила моих родителей отдавать нас в подмастерья успешным, зажиточным гончарам. Ещё в те времена, наш край славился глиняной посудой и изразцами для печей и каминов. Зная, что мне не миновать гончарного круга, я заранее присматривался к их нелёгкому ремеслу.
       Но мне была уготована иная судьба!
       То ли в тот год керамика хуже пошла на рынке, то ли перекупщики нашли более сговорчивых гончаров из других мест. Не знаю! Только в тот год, наша посуда, так и осталась до весны в селении, загромождая и без того маленькие дворы и узкие улочки.
Моим родителям ничего не оставалось, как отдать меня в подмастерья старому мастеру-каменщику, строившему мосты. Накануне моего отъезда, они долго обсуждали своё решение.  А связано это было с тем, что я должен был надолго покинуть родной дом. Такова наша жизнь – всё время вдали от родного очага; полуцыганское существование!
       Со слезами на глазах, я расставался со своим детством.  У меня, увы, началась неведомая  мне жизнь!
       Много лет мы скитались по белу свету. То умиротворённо следили за размеренным движением рек на долинах, то со страхом поглядывали на горные потоки, ревущие над нами и под нами. Сколько же  мостов народилось из-под наших рук, пока старый мастер не привёл меня и ещё двух, более молодых помощников в это проклятое селение?
       Запомнился тот день! Был он на редкость жарким и душным.
       Я-то был ещё молодым, крепким,  а вот наш мастер чувствовал себя уже неважно; так мне показалось.
       Мы расположились на окраине рынка. Как раз напротив пропасти, отделявшей селение от герцогского замка, возвышавшегося на одиноко торчащей из глубокого ущелья остроконечной, недоступной скалы. Осматриваясь вокруг, я ещё не догадывался о том, что это будет последним пристанищем моих  бесконечных скитаний по земле.
       Навещая года три назад родной дом, я не нашёл там никого из близких. Соседи поведали, что отец с матерью давно умерли, а братья ушли из родных мест в поисках лучшей доли. В доме никто не жил. Провалившаяся крыша поросла травой и мхом, стены сильно облупились, осыпались и показывали всякому встречному своё убогое хворостяное нутро.
      Старый мастер, чувствуя, что больше не в силах нас всех «кормить», отпустил домой юных помощников, дав им на дорогу часть своих накоплений. А меня оставил возле себя, ничего не обещая.
      Три  дня  он сидел  под  полотняным, выгоревшим  навесом возле нашей телеги и все три дня неусыпно смотрел в сторону сумрачного, безлюдного замка, в котором проживал старый и нелюдимый герцог. Все эти дни я был рядом с ним и со страхом и любопытством изучал серый конус скалы.
      Кто и каким образом умудрился вознести на самом вершине отвесного утёса сложнейшее архитектурное сооружение, никто не ведал. Даже самые почтенные старцы утверждают, что он появился вместе с горами; так далеко ушли его корни рождения.
      Днём серая громадина была безжизненна, а ночью, из слившегося с темнотой замка, доносились, явно человеческие голоса и в узеньких окнах-бойницах маячил свет факелов и свечей.
      Глядя на заколдованную неприступность сооружения, я ещё не ведал, что именно мне доведётся первым прогуляться по  невидимому отсюда двору. Привычно высчитывая в уме расстояние между краем обрыва с нашей стороны и небольшим выступом под стеной  замка, над  которым  кладка  была  сделана  аркой, будто специально для  будущих, въездных ворот, я, невольно, рисовал в своём воображении слегка взгорбленный пролёт моста с перилами и высокими каменными столбами для фонарей. На подсознательном уровне, я вырисовывал детали будущего моста ещё и потому, что краем уха слышал молву о желании таинственного владельца замка, соединиться с остальным миром с помощью  моста. Правда, слухи эти так же стары, как и сам каменный отшельник.
       К вечеру третьего дня, старый мастер почувствовал себя хуже.
       Он позвал меня к себе.  После долгого молчания, мастер, тихим голосом с хрипотцой, поведал мне о том, что давным-давно, будучи ещё молодым, он бывал уже в этих угрюмых местах. Перейдя на шёпот, он так же рассказал о тайне замка злого герцога, похитившего у него, как и у многих других молодых людей, невесту, и что, несмотря на все усилия, ему так и не удалось отомстить злодею за своё похищенное счастье.
       До последнего дня,  мастер не решался открыть мне своей тайны, и до последней минуты, он жил надеждой на встречу с герцогом. Но тот тоже знал о своей смерти, скрывавшейся в старом теле мастера, и он все эти годы прибегал к всевозможным колдовским хитростям, только бы избежать роковой встречи с мастером.
      Невидимая для всех людей борьба длилась долгие годы. Она отняла у обеих много сил и здоровья. Старый мастер крепился верой, а коварный герцог – страхом и заклинаниями. Мастер довольно рано поседел, высох, но до последнего дня сохранял силы, крепость духа и завидную подвижность, иной раз, удивляя своей работоспособностью. Герцог же, казалось, быстро сгорбился и так же высох телом. По описанию очевидцев, якобы встречавшихся с ним, лицо герцога было белое с желтоватым отливом под кожей, видимо, от частого употребления всяких снадобий и настоек из всяких  трав и кореньев, которые помогли ему пережить и выжить многих своих соперников и недругов. Герцог был уверен в том, что мастер никому не открывал своей, а значит и его тайны, и неотступно следил за каждым его шагом, боясь, как бы тот не проговорился одному из своих учеников. Но, кажется, не уследил.
      За три дня, с виду, полного отчуждения от всего белого света, старый мудрец, так же неусыпно следил за тем, что делается за ущельем. Неведомо, каким чутьём, мастер уловил, что герцог уже торжествует свою очередную победу над умирающим противником.
      Неожиданно, мастер, как бы вырвавшись из преисподних, и вполоборота повернулся ко мне.
      - Теперь слушай меня внимательно, - сказал он тихо, - жить мне осталось только до полного захода солнца; больше не хватит сил. Я много добра сделал людям, и они платили мне тем же. Герцог же поступил со мною подло и жестоко. Я не смог ему  отомстить из-за неприступности его логова, где он сейчас шабашничает в честь моей погибели.
      Ты не смотри на те заманчивые выступы под аркой, будто специально  сотворённые природой для моста. Если бы ты знал, сколько хороших и талантливых мастеров сорвалось в пропасть, вслед за своими  незаконченными  творениями, так и не узнав причины их трагической неудачи или просчёта.
      Я тогда был, как и ты молод и все небылицы о замке так же пропускал мимо своих ушей, пока и со мною не случилась та же беда. Я слишком поздно вспомнил, как один старик, как-то рассказывал о хитрости, с помощью которой здесь  можно построить мост.  Но, что это была за хитрость, я прослушал, слушая совсем другие рассказы. И впрямь, пока гром не грянет, мужик не перекрестится!
      Опомнившись после удара судьбы, я бросился на поиски того старика, но он давно умер, и мне ничего не оставалось, как спуститься в долину и там, среди людей и старых книг искать тайну за семью печатями.
      Много воды  с  тех  пор  утекло. Сил  немало  потратил  на поиски тайны колдуна. И всё же, в одной из  древних  фолиантов  по  заклинаниям, я  расшифровал формулу  злой силы  замка и его владельца. Только вот силы мои иссякли, а  дни, увы,  сочтены!
      Старый мастер вздохнул с сожалением и продолжил: - Помни о том, что герцог знает о нашем знакомстве и никогда не будет тебе доверять. Он обязательно постарается тебя обмануть,  а при случае, погубить в этой могильной пропасти.
      Замок, действительно, был построен  ещё задолго до герцога. Обитали в нём только волшебники, добрые и злые духи, колдуны всяких мастей и прочие жители не из мира сего.   На этом отчуждённом островке земли, из поколения в поколение, накапливалась колдовская сила, которую и использует герцог в своих целях, и с помощью которой он держит в паническом страхе и повиновении жителей окрестных сёл. Единственная сила, способная разрядить, скажем, так, колдовские чары замка и обезопасить коварного старика – это земля, на которой мы сейчас сидим. Но со скалой её можно соединить только мостом.   Необычным мостом!
      С виду, он должен выглядеть, как самый обыкновенный и не привлекать взгляда подозрительного герцога. Но внутри кладки, во всю длину пролёта, нужно выложить ряд, не обычного гранита, а железного камня. Они должны лежать плотно-плотно, и без какого-либо связующего материала. Когда же положить последний – замк;вый железняк, то, в тот же миг, чудовищная сила замка улетучится по этой цепочке из скалы и вся растворится в земле, из которой она по капельке, как яд, собиралась всеми обитателями замка. Он  навсегда перестанет быть источником зла и страха. А его грозный и могущественный наследник, тут же превратится в самого обычного старичка, доживающего свой век в старых стенах. 
      - Я построю этот мост, чего бы мне этого не стоило! – разгорячено  перебил, я рассказ мастера.
      - Молод, вот и не дослушал до конца! -  сказал спокойно он и умолк, будто действительно умер, как предсказывал.
      Солнце зашло за одну из вершин, скрывавших от нас долину. Но было ещё светло.
      Немного помолчав, мастер добавил: - Я уже веду счёт своей жизни минутами так, что не перебивай сейчас. А там, господь с тобой, сынок!
      - Мост-то можно построить, но только с разрешения  герцога. А он так просто не даст своего согласия на собственную погибель. Его надо перехитрить! Он не должен знать о нашем последнем разговоре, иначе и тебя постигнет печальная участь тех, кто покоится на дне пропасти. У тебя ещё есть время! Уходи поскорее из этого селения, чтобы никто не видел нас вместе в эти предзакатные минуты. Торопись! Темнеет уже. Всего доброго тебе сынок, и да поможет тебе бог! Прощай!
       Губы его замерли. Взгляд, как бы остановился. И только большие узловатые руки всё ещё хранили признаки жизни.
      Глядя с мольбой на близкого мне человека, я медленно подымался, надеясь на то, что он передумает и всё же оставит меня возле себя. Но старый мастер был нем и неподвижен, подобно придорожному идолу.
      Поклонившись ему в знак уважения и признательности, я выпрямился. Затем оглядел слившиеся горы и замок и пошёл прочь из этих мест. Уходя в сгущающуюся темноту ущелья, я всю дорогу размышлял над рассказом своего учителя, во всех его подробностях.
      Заночевал я вдали от селения. Утром же, до восхода солнца, поспешил уйти, как можно дальше от  вездесущего и неусыпного  ока герцога. Я не забыл последние слова  старого мастера о том, что мне ничего неизвестно о его смерти. Эту печальную весть мне должен сообщить, не кто иной, как сам герцог, иначе он может заподозрить о нашем последнем разговоре. Его колдовское величество должно попотеть малость в поисках меня, и лишь затем передать лихую весть, а заодно и предложить мне постройку злополучного моста, что он всегда делал с избранными им новичками-жертвами. Таким способом  старый  колдун быстро и надолго  отбивал всякую охоту у желающих нарушить  его покой с помощью возведённого чудомоста.
       Впервые  предоставленный самому себе, я вначале даже растерялся: «Куда и зачем идти?»
      Именно тогда я по-настоящему осознал чуждую мне взрослость.
      Деньги на расходы мне дал старый учитель. Я мог до холодов не беспокоиться о пропитании и проживании.
      Представляете, молодой человек, времени, хоть ведром черпай!  А вот как таким богатством распорядиться, чтобы через неделю, другую не оказаться в канаве? Я не знал.
      Уходя по узкой каменистой дороге, петляющей по ущелью, я невольно стал размышлять  о том, что, как не просто быть свободным человеком в перепутанном клубке человеческих взаимоотношений.
      Воистину надо обладать чутьём летучей мыши, чтобы не врезаться и не запутаться в тысячах нитях, сплетенных вокруг тебя опытными и случайными ловцами.
      С бесконечными  вопросами своего нового положения, я к вечеру вышел в долину, где заночевал в захолустной гостинице маленького провинциального городка. В нём–то, волею судьбы, я познакомился со своей будущей невестой, с которой мы решили пожениться, как только пройдёт уборка урожая. Чтобы заработать денег на свадьбу, я нанялся сезонным рабочим на  соседнюю с её домом ферму.
      Это, молодой человек, было самое памятное лето в моей жизни. Другого подобного, я просто не припоминаю, хотя и прожил их немало. Мы были счастливы! Но  оказалось не долго.
      Где-то в середине августа, под вечер, ко мне зашёл старый и довольно странный сгорбленный человек в черном, старомодном одеянии, каких уже давно не носили. Он, неожиданно, сообщил мне  о смерти моего учителя, а затем предложил, от имени своего хозяина, построить мост за приличное вознаграждение.
      Поняв, что передо мною стоял сам герцог, я сыграл перед ним маленькую трагическую роль, по случаю печального известия. Демонстративно оплакав старого мастера, я поблагодарил посыльного и, сославшись на свои ученические способности в строительстве столь сложных сооружений, вежливо отказался от столь заманчивого предложения.
      Странный горбун сделал вид, что понимает мою истинную причину нынешнего отказа, и посоветовал не спешить с отказом.
      - Подумай, посоветуйся, - сказал он, - а я через недельку наведаюсь.
      Я действительно много думал, советовался со своей невестой, касаясь лишь заказа, но с ответом не торопился. И лишь только после третьего визита мнимого посыльного, я наконец-то согласился, и пообещал сразу же сесть за  наброски проекта  будущего моста; конечно же, по примерному  описанию места привязки со слов заказчика.
      После ухода настырного горбуна, мы с моей возлюбленной решили обручиться, а венчание отложить на целый год.
      Рано утром второго дня, я простился с ней и пошёл в горы. Расставаясь со мною, она просила меня лишь об одном – сберечь колечко.
      Печально вздыхая, она несколько раз повторила: - Потеряешь колечко, потеряешь и меня!
      Я был самоуверен и не придал значения её, как мне казалось, чисто эмоциональной женской фантазии. Что тут скажешь: «Молодо-зелено!»
      Через несколько дней трудного пути, я остановился у края отвесной пропасти и пристально всматривался в камни противоположной стороны пропасти, на которых  прочно обосновался проклятый всеми замок.
      Ещё через несколько дней, я отправил через горбуна макет и чертежи моста, которые, как и следовало ожидать, после абсурдных  придирок, были отвергнуты.
      В другом  случае, я  плюнул бы на предложение капризного заказчика и вернулся б в долину. Ныне же, я не отступил и тогда, когда  были отвергнуты и несколько других макетов и чертежей, в которых я учитывал все предыдущие, так называемые, «замечания и предложения» заказчика. Я помнил завещание своего учителя и всё настойчивее и настойчивее стоял на своём. Герцог, решил, что поймал меня на крючок, хладнокровно изводил меня. Он хотел, чтобы я, в пылу гнева, раскрылся, если что-то скрываю в уме и в сердце, и тогда ему будет легко расправиться со мною.
      И всё же, я выстоял.  Ему пришлось пойти на уступки и принять заключительный вариант будущего моста, а так же цену за его постройку, которую я выторговал у него с не меньшим трудом.
      После подписания договора, я, не теряя ни дня, приступил к подготовке места и к заготовке камня.
      Чуть выше селения находилась наполовину заброшенные каменоломни, в которых местные жители иногда рубят для себя серый гранит. Именно из этого  холодного и неприглядного камня, когда-то был возведён и неприступный замок. Меня устраивал только этот цвет камня, а не какой-либо иной. В окрестностях селения были и другие, более доступные каменоломни и с лучшей характеристикой материала, но я выбрал тот, который нужен был мне.
      Уходя на поиски строительного и отделочного камня, я ещё искал, сходный по внешнему виду, железный колчедан. Там же на месте находки, я, от зари до зари, рубил бесформенные глыбы на плиты необходимой толщины и длины, затем изнурительной шлифовкой, доводил их до кондиции. Готовые «камни» тайно нёс в селение, но, не доходя до него, прятал в укромном месте.
      Вначале, я хотел раскрошить колчедан и добавлять его в раствор при кладке, но попробовав с ним поработать, отказался. Мелкие частицы предательски притягивались ко всему железному, в растворе же, они быстро оседали на дно, выдавливая воду, и раствор становился непригодным. Я пытался уплотнять раствор другими пластификатами,  но всё равно металл выдавал себя своей тяжестью и магнетизмом.
     И всё же,  я тайно заготовил этих брусков на всю длину будущего моста. А для самого герцога, я на замк;вом  камне  вырезал карикатурный барельеф и то же припрятал, чтобы затем подменить точно такой же камень, но только с родовым гербом.
     Я долго работал в одиночку. Так нужно было. Думаю, ты понимаешь меня. Но в один из дней, ко мне в компаньоны напросились три каменотёса. Взглянув на их руки и одежду, я сразу догадался, что эти люди подосланы герцогом. Поразмыслив немного, я не стал их прогонять, тем более, что тайную работу я уже сделал, а в остальной помощи всё же нуждался.
       Поначалу наша работа шла довольно медленно. Герцогские  каменотёсы не очень усердствовали в работе, но зато частенько мешали и даже вредили мне. Я терпеливо сносил их провокационные выходки и вскоре заметил, что они явно подустали от двойной работы. Всё меньше и меньше раскалывалось по ночам готовых плит. К середине второго месяца они не только отказались от ночных выходок, но и стали редко появляться в каменоломнях, предоставив свою работу трём подмастерьям, взятых мною из селения. Следить за мною они так же перестали; изредка наведывался, кто-нибудь из них под вечер, чтобы было, что доложить своему хозяину.
       Благодаря своим юным помощникам, к концу третьего месяца, я заготовил необходимое количество камня, пронумеровал их и на нанятых подводах спустил их к месту будущего моста. Туда же я завёз необходимый лес, песок, известь и прочий материал.
       Когда всё было на месте, то я впервые позволил себе выспаться вволю; просто лёг раньше обычного.
       С восходом солнца следующего дня, я приступил к возведению лесов. Опуская самое первое,  длинное бревно, я боялся, что герцог, с помощью колдовства, тут же скинет его в пропасть и тем самым посеет ещё больший страх в душах моих помощников, которые и так искоса поглядывали на противоположный край пропасти, и в любую минуту могли дать дёру.
Всё обошлось, как нельзя лучше! Работа заспорилась и вскоре временный, опорный мост был готов.
      Я тогда  не мог предположить, что коварный колдун приготовил для меня более жестокое испытание, чем смерть под обломками моста на дне пропасти.
      Когда легли первые камни, до меня дошли слухи, что в долине пропала, чья-то невеста. Увлечённый любимым делом, я не придал этим слухам особого значения. Невест и раньше воровали не реже, чем скотину, а затем гадали и судачили, где именно она объявится, уже чьей-то женой.
      Я продолжал строить мост.
      Ты понимаешь, даже узнав от слуг герцога, что в этот раз похищена именно моя невеста, я уже не мог выйти из заданного ритма работы. Я списывал все слухи на провокацию колдуна и погружённый в работу, тут же забывал о них.
      Представь, что если бы я поддался сомнениям и хотя бы на один день ушёл в долину, то этого моста здесь бы не стояло. А зло и страх и поныне струились бы с той стороны пропасти. Я знал, что неугомонный горбун не меньше меня увлёкся своей игрой со мною и вряд ли так просто её прервёт. Не часто ему попадает такая непокорная жертва, как я.
      Видя, как наша работа кипит, нашлись добровольцы из местных, готовых пособничать за хлеб и квас. Слуги герцога и здесь не ставили палок в колёса; видимо, получив распоряжение только следить за мною.
      Я думаю, что в его планы входило, наказать меня за дерзость, как только я поставлю замк;вый камень.  А пока он мне давал возможность созидать в полную силу. И я  не думал ни о чём более!
      А, знаешь ли, сынок, что значит для мастера сам процесс творчества, когда видишь воплощение своего замысла в каждом подогнанном камне? Э! не многим это дано!
      Если бы мне в тот момент сказали, что злому, бездушному колдуну, вдруг стал нравиться мой мост, что два сближающихся пролёта, очаровав его чёрствое сердце, наконец-то, изменили его планы по отношению ко мне, то я бы поверил, без каких-либо сомнений и подозрений. Я искренне верил в то, что Судьба не зря преподнесла мне это испытание на мастерство! Все предыдущие мосты, построенные с моим участием, были, как бы учебными – второстепенными. А этот создавался по моему собственному проекту и  под моим руководством, как зачёт на мастерство.
       Вспоминая свою первую встречу с герцогом и его предложение, я почувствовал, что попал в невидимое силовое поле, не столько горбатого колдуна, сколько в поле необузданной фантазии и работоспособности, в придачу с полнейшей отрешённостью от внешнего мира. Я, как бы заключил эту сделку с самим собою… Именно, это обстоятельство, неусыпно ограждало меня от всевозможных соблазнов и искушений! Едва мы с заказчиком ударили по рукам, как я тут же с головой ушёл сам в себя, и наглухо замуровался изнутри от всего мира, который, наверняка, мог помешать исполнению моей мечты. На время, этого проклятого контракта, я стал невольником собственного «Я»! В этот нет ничего странного и опасного. Все, мало-мальски талантливые люди, когда приступают к осуществлению своих замыслов, то обязательно дают сами себе обет отшельника. Я же считал, что я тоже не обделён  даром Небес, и  пошёл на любые испытания и лишения.
      Я уже говорил, что не спустился в долину, как хотел того герцог.
      Все дни и ночи, я проводил на стройплощадке. Спал не более трёх часов, да и то днём. Ночью же сторожил свой мост, а заодно, уловив момент всеобщего сна, закладывал в тайный паз между блоками бруски колчедана. В эти дни, я пребывал в нечеловеческом напряжении! Иной раз, меня охватывала опустошающая хандра и усталость. Хотелось  всё бросить ко всем чертям и навсегда вернуться в долину. Но уложенные камни уже не отпускали меня  от себя и удерживали от сумасшествия. Даже в коротких, тревожных снах, они не давали расслабиться. Никогда уже, я так не творил! Ведь этот мост мне грезился, не только свадебным подарком моей будущей жене, но и волшебным ключиком к моему будущему… И это будущее, складывалось мною из горячих камней, с такой любовью!
      Надо всё же отдать должное герцогу. Он дал мне возможность выложиться до самого стыка.
      Когда же между каменными дугами моста легли первые замк;вые блоки, то, от избытка восторженных чувств, я готов был взлететь над ним. Ведь через несколько дней, я, не только, как бы получал диплом Мастера по мостам, но так же становился свободным и обеспеченным человеком, и мог купить в долине хороший дом с садом, огородом и прудом.
      В те счастливые моменты, в моём сознании, неожиданно, исчезла устрашающая маска на лице герцога, а вместо неё засветилось милое личико моей возлюбленной. Опускаясь на грешную землю, я впервые за долгие месяцы стройки перевёл дух и почувствовал некоторое облегчение, и в тоже время, физическую усталость. 
      Но последний камень не был уложен, и нечистая сила всё ещё клокотала за не разобранной переборкой в нише стены. Я это  понимал и не дал обмануть себя собственным слабостям и страстям; слишком высока  цена  была запрошена за счастье! Так, что последние дни я не знал отдыха. Мои же помощники и подмастерья, просто, валились с ног от усталости  так, что гербовый камень мне пришлось устанавливать в одиночку. Это было нелегко, но мне на руку так, как ночью я собирался подменить его последним звеном железного отвода дьявольской силы герцога из замка. Днём, я старался имитировать весь процесс установки увесистого блока на фальшивый раствор и  которым так же промазал неглубоко швы.
      Оставалась всего одна ночь, и я был уверен, что она будет, по-настоящему, бессонной для нас обоих!
      Эта старая бестия нарочно затаилась в последние дни и никак не напоминала о себе, ни выходками своих ретивых слуг, ни ночными шабашами. Видимо герцог накапливал силы для решающего коварного удара в спину. Мне ведомо было, что после полуночи, старый колдун становился неуязвим до самого рассвета. А я, как ни старался и не торопился, всё равно не успевал завершить свой замысел до последнего удара курантов. А тут, как назло, любопытная толпа не торопилась расходиться по домам; ей не терпелось перемахнуть через неприступную пропасть в, святая - святых, их чёрного повелителя. Герцог так же ждал решающего удара часов и пристально следил за тем, что происходит по ту сторону стен.
      Уже не имея  в запасе ни минуты на осмысление и анализ создавшейся ситуации, я пошёл напролом. Я оттолкнулся от крайности; если с рассветом я мертвец, то до восхода солнца я Творец, такой же сильный и бессмертный, как весь остальной мир! Как мне показалось, время заработало на меня, и было бы непростительной ошибкой не воспользоваться милостью вечности.
      Не дожидаясь уже роковых ударов курантов, я быстро раскидал кучу камней предназначенных для парапета, достал из тайника отливающий лунным серебром замк;вый железняк, погрузил его на тачку, с заранее смазанной осью колеса и, вздохнув полной грудью, покатил его по едва заметной ленте песчаного пути, скрывающего от неусыпного уха, предательские удары кованого обруча о всевозможные препятствия..
      В этот момент, я боялся не столько герцога, сколько подвыпивших стражников и полуночников, не упускающих возможности пофилософствовать именно здесь, будто другие места менее приспособлены для пьяных ораторов.
      Спасибо Фортуне! Она и в этот раз прикрыла меня от постороннего глаза.
      Тихо  вставив  прихваченный лом  в  оставленную щель между блоками, я осторожно качнул им пару раз замк;вый камень. Он легко подался. Я опустил лом глубже, и уже сильным рывком вытолкнул его из насиженного места. Неугомонная река приняла от меня полночный подарок без лишнего восторга и всплеска. Для её бурного характера, моя резная глыба была одной из бесчисленных песчинок, бесконца попадающих в стремительные потоки.   Вывалив свой камень из тачки на мостовую, я и тачку сбросил в обрыв;  в придачу к родовому гербу.
      Всё складывалось неплохо. Накануне, в мыслях, я не один раз укладывал этот злополучный камень, чтобы сейчас не было никакой задержки и ошибки. И всё-таки, я сильно волновался! От перенапряжения, мне казалось, что часы на башне начинают бить. Пот заливал глаза.  Мокрые   дрожащие   руки   едва   не упустили в пропасть лом.
      Вот и представьте, молодой человек, каково было моё положение. Ведь мой сюрприз был намного тяжелее того, что я подарил реке.  Устанавливать же, его в гнездо, пришлось без помощников, без ограждения и в кромешной мгле. При всём при этом, надо было вложиться в отпущенное, той же Фортуной, время.
      Сейчас, даже страшно вспомнить, о той ночи!.. 
      И всё же, мне с первой попытки удалось загнать свой подарочек на своё место, только он лёг не плоскостью, а левым нижним ребром. Оставалось-то немного подважить правую сторону, и он лёг бы навечно, последним звеном затянувшейся игры на выживание.
Но вдруг, я услышал первый удар часового молота.
      Я вздрогнул  всем  телом, будто  удар  пришёлся  по  моему телу. Ладони предательски разжались и лом, звонко ударив о металл, исчез в ненасытной бездне подо мной. Тело пронизал ещё один разряд дрожи.
      Я машинально повернулся в сторону замка.
      - Боже мой! – прошептал я дрожащими губами.
      Переборка  в нише стены, которую намечали на следующий день разобрать, бесследно исчезла, а на её месте стоял герцог собственной персоной; во всём чёрном. Сзади него стояли слуги с факелами, отчего его силуэт, как бы парил под овальным сводом.
      Часовой молот оглушил меня вторым ударом: «Это конец!»
      Я не видел выражения лица своего убийцы, но почувствовал, что тот уже торжествует над своей очередной жертвой, и садистки растягивает удовольствие до последнего удара, отпущенных мне секунд.
      Следующих  два удара, я потерял, загипнотизированный дьявольским явлением своего злого Рока. Герцогу, наверняка,  было известно, что каждый из ударов, доносящихся с башни, могли поразить его насмерть, и лишь двенадцатый удар предназначался мне.
      Очередной удар вывел меня из оцепенения.
      Подчиняясь инстинкту самосохранения, я, напрягшись всем телом, подвинул плечом железняк на недостающие сантиметры. Затем, наклонившись, намертво подцепил  рукой  за
неглубокий вырез нижнего ребра, и потянул его на себя.
      Прозвучал ещё один удар курантов.
      Сил на поднятие «камня» хватило, а вот подтянуть его на себя я не смог.
      Последующий  удар Свыше заглушил звук упавшего на прежнее место непосильного груза.
      Я снова посмотрел в сторону замка.
      Герцог не сдвинулся с места. Он словно флюгерный силуэт, хладнокровно выжидал своего ветра. Наэлектролизованный до фосфорного свечения по контуру, он уже начинал убийственно давить на мой мозг. А часы  обрубили ещё одну нить с жизнью.
      «Бежать!» - промелькнуло вслед оборванной нити.
      Но я уже не успел бы добежать до спасительной земли. Да и она вряд ли помогла бы смертельно одинокому и смертельно уставшему человеку в чужом, тёмном мире, в часы господства сущего дьявола.
     Если я хочу выжить, то у меня в запасе осталась только одна сила – сила Смерти! Да! Не удивляйтесь!  Именно она заставляет нас творить невозможное!
     Нащупав левой ногой выступающий булыжник, я упёрся в него, а на правую ногу присел для решающего рывка.
     «Бом!» - ударил колокол уже в моих ушах.
     Я машинально опускаю правую руку в чёрноту  ячейки и в мёртвой хватке прилипли мои горячие пальцы к ребру холодного металла. Глубоко вздохнув, возможно последний раз, я всё же поднял угол «камня» на нужную высоту и потянул его на себя.
      Новый удар часового молота, как бы угодил в сам железняк. Он помог сдвинуть его с места.
      Я почувствовал, как  левый край провалился в нужное место. Мне бы в тот же миг отпустить правый край, но пальцы, парализованные судорогой, подвели меня. Они на долю секунды задержали на себе непосильную тяжесть железняка и оказались зажатыми в узкой щели. От неминуемого раздробления костей спасло массивное обручальное кольцо, которое, как бы хранило меня до сих пор. Оно и в этот раз спасло меня от мёртвой хватки двух глыб.
      В иной ситуации, я легко бы высвободил палец из зажатого кольца, а затем  вытащил  бы  и его. Но в тот момент мною овладел панический страх, исходивший со стороны замка.
      Я не считал удары курантов, но  мне показалось, что время просто остановилось, а   Вселенная замерла на невидимых чашах весов!
      Я тоже  замер в ожидании спасительного удара Судьбы. И он прозвучал!
      Едва  моего слуха коснулась первая волна боя, как я, сцепив зубы, рванул руку из расщелины, и в тот же миг услышал глухой удар упавшего на своё место моего последнего камня. А вслед за ним, ночную тишь разорвал душераздирающий крик – даже вой, - смертельно раненного хищника.
      От этого вопля, я почувствовал, что теряю сознание, а может и саму жизнь. Мне почудился ещё один удар курантов, после которого мост подо мною задрожал, как живой.  Перед затухающим взором пронеслось несколько голубых, шелестящих молний в сторону села, отчего у меня на голове затрещали волосы. Молнии, словно змеи спешили по самому краю моста, высвечивая на своём пути контуры только моих спасительных «камней». В этом наэлектролизованном, светящемся потоке, прямо перед собою, я увидел своё колечко, которое становилось всё тоньше и тоньше. Когда слегка сплющенный овал, как бы растворился в исходящем из замка потоке, у меня всё поплыло  перед глазами, и я обессилено уронил голову на колени.
      Старик замолчал, и мне показалось, что он, переживая в памяти прожитое, потерял сознание.  Видимо, та трагическая ночь, напрочь, отгородила в  памяти всё остальное  в его жизни.
     - В какой-то степени, вы правы! – сказал он, выходя из забытья. – Та кошмарная ночь и впрямь затмила в моей памяти не только годы, а целые десятилетия. Мне на роду было написано: «Долгая и интересная жизнь!»  Но воспоминания о той ночи сводят, на нет, чей-то замысел!  Вот и сейчас, я чувствую, как мои силы стремительно уходят в землю, данью за воспоминания.
      Не помню, сколько я просидел без сознания? Ночь, год, вечность? Знаю только то, что боль в руке, вскоре вернула моё сознание в этот мир, как  увела его до этого.
      Кровь, как молотком била то в голову, то в руку, которая в предрассветной серости ночи была схожа с кровавой орхидеей, потерявшей не только упругость и свежесть юности, а и  свой серебряный талисман, хранивший её.
      Кольца на окровавленной руке не было. Оно осталось там, среди камней, последним звеном навечно.
      Старик  вновь углубился в нелёгкие воспоминания, ничуть не заботясь о плате за них.
      «Потеряешь колечко, потеряешь и меня!» - с усиливающейся силой, завертелось в моём сознании и без того растерявшемся в то пробуждающееся утро.
      С трудом, подняв отяжелевшую голову, я глянул в сторону проклятого замка. Его не было видно. Какие-то светлые тени или силуэты дымкой маячили перед глазами, скрывая от взора его ненавистные контуры.
      Возможно, замка уже не  стало, как не стало  меня, моста  и селения. Возможно, что с потерей памяти, меня перенесли в иной мир, где всё и вся имеют  лишь эфемерные, миражные очертания или формы. Возможно, что в последние секунды своей земной жизни, я слышал, не удары курантов, а тяжёлую поступь победителя, следовавшим за моим телом, которое уносили его слуги.
      Как то мне довелось встретиться с одним человеком, который,  в последнее мгновенье своей сознательной жизни, поспешил поставить на себе крест. Он едва не сошёл с ума, при первых голосах своих спасителей, сумевших чудом возвратить ему жизнь. Затем, не один год ему понадобился для снятия стресса и страха перед смертью, которые зафиксировались в его сознании, как бы после второго рождения на свет.
      Мне немного повезло.
      В суете и борьбе, я просто не имел уже сил, чтобы подытожить прожитое моим «Я», и поставить в конце крест. Оттого, в то утро, моё сознание с трудом пробивалось к земным формам  жизни, сквозь окутавший его туман забытья.
      Я напряг зрение, желая увидеть руины,  /мне так хотелось/, насточертевшего замка, но моему взору мешали, какие-то странные, вроде женские фигуры, выплывавшие прямо из тумана, поднимающегося из-под моста. Они лихорадочно менялись местами и неохотно проявлялись более чёткими чертами своих контуров.
      И тут, я догадался, что это ещё одна выходка невидимого колдуна. Но для чего она ему понадобилась, когда я уже был повержен у его ног?
      Когда же туманная пелена растворилась, то я чётко увидел несколько девушек стоявших под аркой за мостом. Они печально смотрели прямо мне глаза, как бы моля меня о чём-то очень сокровенном. Я же не в силах был принять их мольбы, а лишь тупо перескакивал взглядом с одного печального личика на другое.
      И вдруг, у меня снова всё поплыло перед глазами.
      Среди этих, не то призраков, не то ведьм или, бог знает, кого ещё, я увидел свою невесту. Она выглядела бледнее и печальнее всех остальных, а широко открытые глаза были полны слёз, чего не могло быть у представительниц потустороннего мира.
      «Колечко!» - мелькнуло в голове, - «Она просит показать колечко. Но оно же раздавлено между камней. Что делать?»
      Я вспомнил завещание старого мастера: «Построишь мост – тут же выпусти дух замка в землю!»
     «А вдруг поток нечистой силы попытается унести с собою и мою невесту. А так моё колечко всё-таки  удерживает её и других пленниц, – подумал я. – Нет, герцог, теперь тебе не удастся меня обмануть!»
     Эта мысль придала мне немного сил и уверенности.
     Я приподнялся на колени и, опираясь на здоровую руку, пошатываясь, встал на ноги.
Девушек уже не скрывало колдовское марево, но я видел только одну из них; одни глаза, одну печаль, одну мольбу, и только к ней одной, я сделал первый шаг, которого себе никогда не прощу.
     Едва я опустил на гулкий булыжник дрожащую ступню, как увидел в её глазах смертельный испуг, предостерегающий меня от невидимой опасности.
      Я замер и оглянулся.
      Сзади никого не  было. Село ещё  мирно  спало  в  утренней  прохладе,  плывущего  в долину тумана. Глубоко внизу, равнодушно и сонно, сбегала с камня на камень, недавно бушевавшая речушка. Девушки то же были чем-то встревожены.
      Я посмотрел поверх их голов под арку и увидел герцога. Это был уже вроде не тот, но всё же ещё крепкий и холёный старикашка, каждая клетка которого всё ещё была полна коварства, алчности, лжи, нечистой силы колдовства. Он устало опирался на суковатую,  чёрную, с причудливой резьбой палку.
      Кровь ударила мне в голову.
      Злобно взглянув ему прямо в глаза, я сделал второй опрометчивый шаг.
Подслеповатые глаза герцога неожиданно оживились, блеснули от едва заметной усмешки, которую я просто не заметил. В тот момент, я чувствовал в них ту силу волшебства, остатки которой всё ещё витали по замку. Мне хотелось поскорее расправиться с ним, как с  заклятым  врагом, не  имеющим  право на пощаду.
      Я рванулся к арке, но, едва сделав несколько шагов к ней, стал, как вкопанный.
      Старика, словно ветром, отнесло назад, настолько же шагов. Вслед за ним понеслись и его невольницы. На их лицах, я увидел мольбу  вперемешку с печальной обречённостью. А у своей невесты -  крупные слёзы.
      Она уже ни о чём не просила. В расширенных зрачках не было страха и мук; одна лишь печаль неизбежной разлуки с милым.
      Я не знал, что мне делать? А тут ещё этот, прячущийся за их спины и надсмехающийся надо мною старикашка. При виде слёз и издевательской усмешки, я полностью потерял над собою контроль.
      Я бросился к своей любимой. Её тут же отнесло прочь от меня.
      Я побежал вслед. В погоне за фата-моргана, я первым из смертных ступил на проклятую людьми землю.
      Бежать было тяжело. Кровь молотками стучала в висках, рука опухла и ныла, а я всё бежал и бежал, словно раненный зверь за ранившим меня охотником. Я не заметил, как оказался в самом замке. В надвинувшемся мраке, перед глазами замелькали узкие окна и факела, едва освещавшие узкие коридоры, залы, заставленные громоздкой мебелью. Я бежал по множеству переходов, лестниц, превративших замок в  настоящий лабиринт.
       Всё завертелось, как в замкнутом кругу, из которого, я, не только не мог, но и не искал выхода.
       Тупо, следя за недосягаемой девушкой, я, казалось, бежал бесконечно! А в голове, так же бесконечно, стучало: «Уводит, уводит, уводит!»
       В замке уже не осталось ни одного уголка, где бы я ни побывал, в бессмысленной погоне, от которой,  едва держался на ногах. Мне казалось, что ещё шаг, другой и любимая будет в моих руках. Но та, подпускала к себе поближе, а затем мгновенно растворялась в сумраке и появлялась уже у одного из сотен дверей, вновь маня меня дальше и дальше.
И вот, на одном из витков моих безумных гонок, я неожиданно оказался в маленькой тёмной комнате, с одной-единственной дверью. Герцог с пленницами замер у противоположной стены в ожидании.
      В тот момент, мне казалось, что рванись я к ним, то ненавистный колдун, в который раз, тут же ускользнёт в потайную дверь, уводя навсегда мою невесту.
      Видимо, я сильно устал или в моём сознании появился просвет, но я, неожиданно, остановился и прикрыл за собою тяжёлую дверь. На следующий пробег у меня просто не оставалось сил.
      Мы с герцогом пристально смотрели друг другу в глаза, выискивая через них слабые места противника.
      Я видел, что  в этом марафоне, он, потеряв сил не меньше меня, терял ещё и волшебную силу, а с ней и власть над остальными. Былое могущество и волшебство ослепили его разум и он, как и я, готов был до бесконечности играть  со  своей жертвой  в «кошки-мышки».  Теперь же, загнанный в угол, он искал выход. В его глазах, я видел и то, что он, хотя и разрядился до предела, но всё ещё был силён в стенах своей крепости и, что даже в этом каменном мешке попытается ускользнуть от меня, уводя за собою полупрозрачные силуэты околдованных жертв.
      Не зная, что именно предпримет старик, я поспешил сделать ход первым. И сделал.
      Едва моя нога коснулась каменного пола, как он дрогнул, а стены отозвались гулом.  Силуэты девушек в испуге колыхнулись в разные стороны от своего повелителя.
      Не вникнув в причину странного поведения мрачного помещения, я, не медля, сделал второй шаг.
      Пол и стены содрогнулись с такой силой, что я едва не упал. Сквозь нарастающий гул, явственно слышался треск раскалывающегося камня.
      Был бы я один в этой ловушке, то подумал бы о землетрясении. А так все мои мысли были устремлены только в сторону остекленевших глаз, на почерневшем лице колдуна.
      От гула и нового толчка колыхнулся воздух, будто сзади отворилась настежь дверь.
      Я с испугу сделал  третий безрассудный шаг.
      Раздался оглушительный затяжной треск, будто невидимый великан    разорвал   каменное   полотно   или   расколол    надвое огромную скалу.
      Сильный толчок снизу отбросил меня к двери и распластал на ней, как на кресте. Я чудом удержался на ногах. В глаза больно ударил мощный сноп света. Он ослепил внезапно, как молния среди ночи. Я мгновенно зажмурился. Но острые лезвия прорвавшегося света и под веками продолжали полосовать  беззащитные зрачки.
      Комната с единственной дверью, которую я подпирал своим обмякшим телом, оказалась настоящей ловушкой, не  для её хозяина, а для непрошеного гостя, осмелившегося без приглашения ступить на территорию его владений. Хитрый и коварный колдун специально заманил меня туда, чтобы, заживо замуровав в  глухом склепе, навсегда избавиться от очередного мстителя. Обессиленный и ослеплённый, я уже не представлял для него, какой-либо угрозы. В тот момент он мог без труда исчезнуть через потайную дверь и задвинуть мощный засов за моей спиной, не забыв на прощание испросить о моём самочувствии.
      Сколько  простоял я в оцепенении в своей темнице? Не знаю.  Только помню, что, превозмогая боль в глазах, открыл их.
      Ломаная линия на противоположной стене испускала в мою сторону мощный поток колеблющегося света. Он, словно огненный меч, шириной с ладонь, рассекал моё тело от правого плеча до носка левой ноги. Свет, показался мне не колдовским, а солнечным, живым. Этот неожиданный сюрприз вселил в мою душу некоторую надежду.
      Я не знал, что именно произошло, пока стоял на грани тьмы и света. Наблюдая за плавающими в полоске света волнами пыли, я почувствовал, что в этой комнате у старого колдуна впервые произошла непростительная осечка.
      Радоваться было ещё рано. Но я уже мог позволить себе  воспрянуть духом.
Перекинув взор на источник света, я заметил, что он исходил из разлома в  стене,  и  рассекал   своим  запылённым полотном, не только моё тело, а комнату, почти пополам.
Занятый своим чудным спасением, я не сразу увидел за световой стеной, у самого разлома, едва заметные колеблющиеся силуэты, схожие на кисейные занавеси, потревоженные сквозняком.
      Я отодвинул голову от прямого света и прикрыл ладонью глаза. В тревожных порывах  мне  почудились движения моей невесты. А за разломом в стене просматривались размытые  очертания её похитителя. С каждым новым порывом свежего воздуха их тела, как бы таяли и былые формы едва узнавались. Вскоре лица своей невесты, я уже не видел, и лишь едва приметный налёт фосфорической пыльцы указывал на былой овал. Иногда, эта же пыльца, на секунду, другую, рисовала миловидные черты.
      «Неужели,  это  и есть  душа  человека?» – подумал  я,  видя, как  моя любовь, вся  до пылинки, высасывается из потайной комнаты неведомым сквозняком.
      Мне вдруг  стало страшно, как никогда до этого. Тело моё затряслось в нервной лихорадке.
      Я  подумал: - «А что если и от меня осталась, лишь призрачная, распадающаяся оболочка души при полном сознании и памяти?»
      Ведь я всю ночь бегал по бесконечным лабиринтам чёртового алхимика, и всей грудью вдыхал испарения ядовитого воздуха. Мне никак не хотелось оставаться в проклятом и ненавистном замке, вечно мечущимся призраком. Ускользающий в разлом, вслед за моей былой возлюбленной, герцог, наверняка, мог вознаградить меня неувядающим в веках титулом полночного наместника замка.
      От такой жуткой перспективы, я не выдержал и закричал: - Не – е – ет! – И потерял сознание.      
      Старый мастер умолк, будто, в самом деле, потерял сознание.
      - Очнулся я, - продолжил он свой рассказ, - как ни странно, на мосту, у своего замк;вого камня.
      Был уже полдень. Мимо меня спешили любопытные, не задумываясь о том, кому они обязаны за эту дорогу через пропасть  в скалах и во времени. Оказалось, что за замком скрывалась добротная и более короткая дорога в долину, но  выйти на неё мог только бывший владелец; заколдована она была. Рука моя была,  кем-то заботливо перевязана и не досаждала болью. Позднее мне поведали, что я долго ходил в полоумном забытьи по ночному замку в поисках своей невесты и, что не раз пытался ковырять камни на мосту, ища утерянное кольцо.
      Да, сынок, после такой жуткой ночи немудрено было сойти с ума! И это чудо, что я остался в здравом уме! Правда, долго болел душой. А вот этот мост стал последним в моей жизни. Я весь выложился в нём!  На нём я потерял самое дорогое, что связывало меня с остальным миром – свою единственную любовь! До конца своих дней, я связан с мостом, с замком, постаревшим, как и я, но не потерявшим полностью своей магической привлекательности и загадочности.
      Он опять замолчал, уставившись внутренним взором на замок. Быть может, старый мастер выискивал в своей древней памяти затерявшиеся детали своего повествования или сверял рассказанное им с реальностью современной жизни моста и замка.
      Умудрённые прожитыми годами старики не выплёскивают душевные переживания в эмоции. Уж, больно хрупок, стал носитель и хранитель их жизненных ценностей. Память – это единственное из сокровищ, не найденное никем и никогда, в бесчисленных захоронениях Земли, отчего она ценится превыше всего материального в Мире!
      - Ты правильно мыслишь, сынок! – прервал мои размышления старый мастер.
      Смерть заждалась меня. Но, видимо, и ей непозволительно забирать мою одряхлевшую плоть вместе с бессмертной памятью – душой! Смерть вроде перераспределителя материальных ценностей жизни. А вот памятью или душой занимается, кто-то другой – рангом выше!
      Рассказал же я тебе эту историю, не из страха перед ней; я пережил все её отсрочки. Воля Свыше выполнена и ты знаешь, что в жизни человека тоже существует замк;вый камень, без которого, самая блестящая перспектива или гениальный план, в любой момент рухнут в пропасть небытия и забвения, так и не порадовав людей своей самобытностью и любовью.

                * * *
       Мастер умолк и внимательно посмотрел мне в глаза.
       Я понял, что он ещё раз хочет убедиться в правильности своего выбора наследника его памяти.
       Без лишних словесных заверений, я осторожно положил свои горячие и влажные ладони на  сухие и жилистые руки, сложенные на коленях старика, словно два высохших виноградных листа и трижды  кивнул  головою в знак понимания и признания. В слезящихся глазах, я уловил улыбку.
       День незаметно скатился к вечеру. Ослепительное солнце ещё господствовало над горами, но фиолетовые тени уже укрывали от нас глубокие ущелья, пропасти, смазывали рельефные детали горного пейзажа, подгоняли суеверных жителей и запоздалых путников разжигать огонь и пробуждали ночных обитателей этих мест.
       Ночь в горы  всегда приходит без промедления, и нелегко бывает тому, кого она застигнет вдали от крова и очага.
       Попрощавшись с удивительным рассказчиком, я встал и пошёл быстрым шагом к гостинице. Хотелось по свежим впечатлениям  перенести его историю или легенду на страницы черновика.
      Ночь над рукописью пронеслась подобно летучей мыши. Я так был увлечён своей работой, что вовсе не чувствовал усталости от бессонницы.
      Едва рассвело, я, съев на ходу пару бутербродов, поспешил к мосту. Мне необходимо было уточнить и дополнить некоторые места в рассказе, но я зря спешил. Загадочный старик бесследно исчез.
      Три дня подряд, я просыпался чуть свет с надеждой на встречу с ним, но, увы, чуда не произошло!
      Самое удивительное то, что многие люди видели этого странного старика у моста, но никто из них не верил в легенды о нём. И было отчего! Мосту, по их заверениям, было не меньше двухсот-трёхсот лет. Некоторые остряки советовали сходить в замок в полночь. Мол, там не только с ним встретишься, а и с самим герцогом  познакомишься. Заодно, в его свите подберёшь себе милашку по своему вкусу. Их там бродит не меньше дюжины.
      Страшновато, но я решился.
      Ночная прогулка по замку не открыла своей тайны. Я понимал, что замок не театрализованная сцена для туристов, где  по оплаченной программе покажут всё  в точно указанный срок и в указанном месте. Замок живёт другой жизнью, не так-то просто её увидеть. На это нужно много времени и терпения.
      К большому сожалению, у меня уже не было времени на вычисление тех ночей, когда я смог бы заглянуть за кулисы времени. Я и так, вместо плановых трёх дней, целую неделю гостил в этом горном селении.
      Уложив в саквояж разрозненные наброски и черновики, я, простившись с мостом и замком, отправился колесить дальше по жизненным бесконечным дорогам, соединенных мостами, построенными нами.

                Ленинград   1982г.