Крест

Владимир Московченко
         
         
      Святые с женами, не ссорились. Они, в большинстве своем, их не имели. Я ссорился. Часто или нет, c кем сравнивать? И после ссоры сожалел сильно, что не смог сдержаться. Во время ссоры кажется, что надо, обязательно, сказать еще вот это. Cказать и все тут. И проблема решится. Но проблема, конечно, не решается. Позже, выяснится, что это и не проблема была, а недоразумение. А настоящая проблема в том, как теперь получить прощение. Горький опыт говорил, что ссору не надо доводить до конца. Надо остановиться вовремя, хоть ты что, хоть костьми на пол, но не быть дураком, не продолжать. Стиснув зубы, выйти на прогулку, не дать лукавому злорадствовать. И скоро все предстанет в другом свете.       
      Случай, конечно, представился. Она стирала руками в ванной, ведь только что прилетели на последние деньги в Канаду. Сбежали из Израиля. Монреаль, впереди эмиграционные суды. Еще не знаем, их будет три. Молюсь, горит свеча, молитва за все, минут пятнадцать. Oна обижена и возмущена, это слышно по шуму в ванной.
- Мог бы помочь выжимать простыни и свитера!
- Я молился. Могла бы подождать.
- Да тебе молиться - медом не корми!
За этой фразой стоит многое, стоит творец обид. Жар в лицо, желваки заходили. Самое время суметь сдержаться. Вспомнил наказ, который дал себе, повернулся, ушел в другую комнату, лег. Пальцы рук сжаты в замок,
- Прости ее, Господи!
"Отче наш", "Молитва Кресту", псалом царя Давида "Живый в помощи Вышняго" и "Богородица Дева, радуйся!", - все по памяти, горячо, молча, а мира в душе все нет, есть соблазн пойти, продолжить. Упреки так и лезут в голову. И нет чувства контакта с Богом, сам в себе борюсь, молюсь, безуспешно. Почему так? И мысль пронзает,
- И меня прости, Господи! Mожет и я виноват!
И произошло вслед за этим. Я увидел, как сквозь туман, оказывается окружавший меня, приблизился крест - два золотых луча света. Туман вспыхнул, как тополиный пух вспыхивает от спички, пых и нет его. Следом, вторая вспышка, уже изнутри. Вспомнятся слова: "Царство небесное внутри вас есть." После второй вспышки рай наступил в сердце, который объяснить можно только одним словом любовь. И птицы поют в душе или это сама душа поет так, но каждая трель - невыразимое наслаждение. И больше ничего не надо говорить о нем.  Ладони, одна на другую, сами легли на грудь, потому что там был рай.
      Она пришла, чтобы взять подушку и уйти к детям.
- Ложись. Это все чепуха, - тихо сказал я. И больше ничего не сказал. Не назвал ее Наташенькой. Но в голосе было что-то обезоруживающее и она положила подушку, молча легла. Никому не было нужды просить прощения и прощать.
      Рай продлился с вечера до вечера. Было мне совестно потом, что не прижал тогда ее к своей груди, чтобы и ей передать состояние, которое мне уже второй раз было дано испытать. Сказал ей об этом. Сквозь дымок, поднимавшийся из чашки с чаем, она посмотрела на меня c улыбкой типа "да-а..." и я подумал: "Надо добыть."
      Но этого больше со мной не случилось. А на Чистый Четверг двадцать четыре года спустя она умерла и знает о Рае больше чем я. Как я просил Креста Животворящего для нее! Чтобы выздоровела. Но Бог дал другой крест, мой.