Климент Угра вошёл в просторную комнату, захлопнул за собой дверь. Занавешенное окно плохо пропускало яркий полуденный свет, и внутри стоял мрак, из-за чего хозяин фермы дважды запнулся, прежде чем усесться за стол.
Он открыл нижний ящик, достал оттуда амулет — древесные шарики, нанизанные на нить, с талисманом в виде зуба чёрной черепахи — и начал его перебирать. Пальцы приятно ощутили отполированные бисеринки.
Климент тут же успокоился, и расслабленно начал сползать со стула.
Поведение новоприбывших его серьёзно озадачило. За долгие годы на ферме побывали сотни проезжих, если не тысячи, но впервые ему попались столь вульгарные типы. Глава каравана, назвавшийся Фокой, первым делом спросил, где они могут поставить свои повозки, и как много людей будут эти повозки охранять. Добавил, что будет здорово, если их манисов хорошо накормят отборным кормом. Климент подивился, как великая Пустошь носит таких наглецов. По местным обычаям, это было неслыханной дерзостью. Он готов был отдать приказ, чтобы караванщиков избили, а самого Фоку подвесили на цепь к столбу. Хозяина фермы остановило одно: останавливающиеся тут караваны и прочее отрепье — потенциальные клиенты. Фока со своими людьми находился в числе первых. И в числе вторых, пожалуй, тоже.
Телеги с грузом было велено поставить внутрь охраняемого ангара. Манисов распрягли и загнали под навес к остальным, но в отдельное стойло. Самих гостей за их невежество решили поселить в самом мерзком месте на всей ферме — на втором этаже борделя. Почему-то именно там всегда стояла влажная духота, а от плесневелых стен шёл прелый душок.
За все эти удобства Климент получил от Фоки пригоршню медяков, три огромных тыквы и перчатки из светлой кожи. «Это всё, что есть у меня», — развёл руками Фока и, не дожидаясь согласия, попросил отвести их в апартаменты. Этот тип не внушал доверие; наоборот, он будто нарочно делал всё, чтобы схлопотать по физиономии. Фоку можно было смело назвать мутным и ненадёжным, равно как и его молчаливых подельников, и хозяин фермы приказал охране присматривать за гостями.
За окном послышались чьи-то громкие голоса. Климент поднялся со стула, подобрался к окну и распахнул занавески. В глаза ударил белый свет, заставив прищуриться. Когда глаза привыкли, взгляду открылся вид на улицу.
Посреди двора собралась небольшая толпа в дюжину человек. Люди что-то бурно выкрикивали, крича и размахивая руками.
«Драка! — сообразил Климент. — У меня на ферме!»
Бросив амулет на стол, он выбежал из дома с мыслью, что гости всё-таки огребут, и огребут по-крупному. За драку он обычно садил на цепь под палящий зной. Или заковывал в кандалы и бросал в яму со змеями. Вот была потеха!
— Эй, что здесь такое? А ну разойдись! Разойдись, говорю!!! — рявкнул он в толпу и почувствовал себя пустым местом, когда никто даже не обернулся в его сторону.
Климент принялся расталкивать зевак, пробираясь вглубь. Его рот раскрылся от удивления, когда он увидел, как Фока дерётся с его родным сыном, делая короткие выпады. Удары караванщика были точными, движения чёткими. Он своё дело знал, и знал недурно. Его противник, в свою очередь, не отступал, хотя явно проигрывал. Удары у отпрыска Климента были слабыми, не точными и выглядели отчасти смешно.
Вдруг недоумённый взгляд сына наткнулся на отца. Руки горе-воина опустились сами собой, он застыл, превратившись в камень. Видно, понял, что сейчас произойдёт. И это «что-то» будет куда хуже драки. Фока воспользовался этим замешательством, занёс руку для удара, и через секунду противника с силой отбросило в толпу.
— На кого ты пялился, пацан? — победно усмехнулся Фока, разворачиваясь в сторону Климента.
— На меня, — ледяным голосом ответил тот.
Хозяин подошёл к Фоке и врезал со всего маха по носу. Рука у него была очень тяжёлой. Не лапища, но вполне себе приличная. Из носа караванщика ручьём хлынула алая кровь. Фока истошно охнул и, опустившись на колени, зажал нос руками, после чего получил ногой по рёбрам и рухнул навзничь.
Толпа затихла и теперь безмолвно наблюдала за сценой. Среди приезжих, охраны и батраков фермы никто не посмел вмешаться, все просто смотрели. Смотрели своими большими глазами.
— Скажи, что тебя сюда привело? — спросил Климент свою жертву чуть ли не ласковым тоном. — Вода?
— Не только вода, — ответил поднимающийся Фока. — Ещё девки. И ночку скоротать после длинной дороги. А что, нельзя?
— Можно конечно, отчего же нет. Гостям мы рады. Только запомни, — Климент повысил голос, — ещё одна потасовка с участием тебя или твоих людей, и я…
— Да что ты сделаешь?!
— Намертво завяжу на твоём запястье цепь и подвешу на вон том столбе. — Палец хозяина фермы указал на высокий столб, вкопанный в землю. — А твоих людей четвертую и скормлю вашим же манисам вместо корма.
— Ладно… не горячись, — сконфуженно протянул Фока с обиженным видом. — И вообще, он первый начал.
— Врёт, собака! — фыркнул сын Климента. — Я его только толкнул, отец. За дело.
— Помолчи, Грен, — оборвал отец.
— Так он… твой сын? — На лице караванщика проступила бледность. Нет, белизна. Самая настоящая. — Я… я извиняюсь. Нехорошо вышло. Ой, нехорошо… — Он попытался изобразить улыбку. Получилось фальшиво. — Не поделили мужики, бывает. Ладно, пойду я. Обещал своим ребятам кой чего…
Спустя несколько мгновений Фока уже скрылся за дверью борделя. Никто даже не успел ничего сообразить. Климент был уверен: когда солнце коснётся горизонта, и бар откроется, Фока и носа не выкажет из своей норы.
— Расходитесь, лодыри, пока я вам ноги не повыдирал! Быстро! — крикнул Климент в толпу. — А ты давай за мной, — махнул он рукой сыну.
Климент затащил Грена в дом за шиворот рубахи и швырнул в угол комнаты, словно полудохлого шакала.
— Рассказывай, — потребовал отец.
— Чего рассказывать? — ответил сын, расправляя рубаху. — Этот Фока… задиристый, как волк панцирный! Ненавижу его!
— Про драку говори! — закричал Угра-старший, схватив со стола амулет.
Грен почесался, откашлялся и продолжил:
— Я на улице был, смотрю, он из борделя вышел. Начал расхаживать с важным видом. Селезень болотный! Там рядом… там…
— Ну?
— Рина у манисов дерьмо убирала, ну и…
— Всё ясно, — прошипел отец, перебирая в руках бисеринки амулета.
— Он к ней подошёл, начал говорить про укромное местечко. Подмигивал, улыбался… Ну, я его и толкнул. Чего, мол, к девушке пристал. Не видишь, занята.
— Значит, инициатор — ты, — констатировал Климент.
В глазах Грена появился страх.
— Нет, нет! — запротестовал он. — Я же его не бил. Только толкнул. Думал, он от неё отвяжется, а он на меня с кулаками…
— А чего ты ждал, щенок?! Он же караванщик! Знаешь, кто ему на пути попадается временами? Горячий мужик! Они все такие.
— Он заслужил! И пусть не задаётся!
— Так, всё! Завтра на пашню идёшь! Будешь вместе с манисами землю пахать!
— Нет! — вскрикнул сын. — Только не пашня!
Вместо ответа Климент дал мощный подзатыльник. Грен с трудом устоял на ногах, почувствовав в голове образовавшуюся кашу.
— Пошёл отсюда! — приказал отец.
Грен с опущенной головой вышел из комнаты.
Климент сел за стол. Пальцы судорожно перебирали амулет. Он никак не мог понять, что его сын нашёл в этой Рине. Обычная батрачка. Хотя нет, не обычная. Она ему дочь.
Ну, почти как дочь.
***
Рина не помнила лиц своих родителей. Когда она пыталась представить их, в голове вертелись лишь размытые силуэты. Она была совсем маленькой, когда их не стало. Всё, что девушка знала о своём прошлом, рассказал ей Климент, ставший за много сезонов отцом.
Хозяин фермы нашёл Рину, сжавшуюся в клубочек и хныкающую, в грязной сточной канаве неподалёку. В первую их встречу он был в том возрасте, когда мужчина начинает превращаться в старика: на лице щетина с проседью, под глазами мешки, на лице тонкая сетка морщин, плечи чуть ссутуленные. Рине можно было дать две дюжины сезонов отроду, не больше. Маленькая и беззащитная. Делай с ней, что хочешь.
Климент забрал её к себе. Думал, пройдёт пару сезонов, и на его ферме станет на одного батрака больше. Рабочая сила в таком месте нужна всегда. Девочка была хоть и маленькой, но работы для неё находилось непочатый край, и с каждым днём «непочатый край» становился больше и тяжелее.
Раньше они часто разговаривали. Рина расспрашивала Климента про родителей. Но хозяин фермы знал не больше самой девушки. Ему самому было интересно, как маленькое дитя оказалось посреди Пустоши в одиночестве. Ни то родители Рины бросили её на произвол судьбы, ни то с ними приключилась какая-то напасть… Со временем девушка перестала спрашивать про своё прошлое и начала интересоваться Пустошью. Её интересовало всё, начиная с кочевых мутантов и кетчеров, заканчивая Орденом Чистоты и МехаКорпом.
Постепенно они перестали общаться. Всё ограничивалось парной дежурных фраз, связанных с бытом. Наверное, из-за ухудшения отношений. С некоторых пор Рина перестала быть для Климента маленькой девочкой. И хозяин фермы начал избивать её даже за самые малые провинности, всё чаще и сильнее. Рина стойко терпела побои Климента и не сердилась на него. Он дал ей новую жизнь, спас от гибели. Приютил. «Каким бы строгим ни был отец, — думала она, — он останется отцом…»
…День близился к концу. На смену дневной жаре пришла вечерняя прохлада, чёрные тени вытянулись длинными кляксами по песчаной почве, батраки возвращались с пашни, измученные и покрытые пылью. Оставалось накормить манисов, чем Рина и занялась.
Загрузив полную телегу корма, она покатила её к загону. Манисы уже нетерпеливо ждали, выпучив голодные глаза. Девушка принялась лопатой выгребать корм в огромные корыта. Когда тележка опустела, Рина отправилась обратно в амбар. Снова нагрузила телегу, снова подкатила к загону и выгрузила корм в уже опустевшие корыта. Так ещё четыре раза.
Наконец всё было сделано. Девушка с превеликим облегчением выдохнула, вытерла влажный лоб рукой и пошла к себе в отдельно стоящий домик.
Домик находился по другую сторону огромной фермы.
Рина оставила навес с амбаром позади, прошла ангар, обшитый листами железа, в котором стояло два сендера Климента и пара рабочих самоходов плюс повозки гостей. Следом дом хозяина и его сына, двухэтажный бордель, несколько хижин, где ютились рабочие, и наконец, миновав водокачку — одну из причин, по которой караваны здесь останавливались, — дошла до своей хибары.
Не теряя ни минуты, она легла на лежанку и закрыла глаза. Этот день её так утомил, что Рина не чувствовала ни рук ни ног. Только голова кружилась. Впрочем, это состояние было ей чертовски привычно. Она сама не понимала, откуда в ней, такой хрупкой девушке, столько сил.
Вскоре девушка уснула.
***
После разговора с отцом Греном, как ни странно, завладело хорошее настроение. Всё дело было в том, что парень понимал, как легко смог отделаться. Временами ему доставалось так сильно, что Грен потом декадами прихрамывал, а синяки спадали и того дольше.
Он лежал на крыше амбара, подперев голову рукой, и наблюдал за тем, как пятно заката исчезает с горизонта. В небе уже проступили огоньки звёзд и серебреный полумесяц луны. Парень любил полежать под конец дня в одиночестве и поразмышлять. О том, что завтра ему следовало работать на пашне, он старался не думать.
Обычно его мысли занимали проезжие гости. В основном это были караванщики. Грен наблюдал за их поведением и внешностью, ему было интересно, откуда они прибыли и куда держат путь. Вечерами, когда гости собирались в борделе, Грен любил к ним присоединиться. Парень умеючи вливался в коллектив, выуживал у приезжих много интересной информации, и, главное, порой ему перепадал какой-то сувенир. Один раз это была засохшая лапка степной лисицы, в другой — залакированный рыбий глаз, в третий — змеиный хвост. А если гости были особо щедры, то угощали его выпивкой за свой счёт. Им, видно, было невдомёк, что сын хозяина фермы имел право не платить за выпивку и еду.
Но порой мысли Грена занимала Рина. Парень был к ней неравнодушен, но не признавался в этом даже себе. Она была его сестрой. Пусть и не по крови. Его привлекало в ней всё. Стройная фигура, которую остальные считали не в меру худощавой; изящные, при этом сильные руки; густые чёрные локоны до плеч. И лицо: большие тёмно-зелёные глаза, девичий носик, небольшой румянец на щеках и хорошо сочетающиеся со всем этим алые губы. Многочисленные мелкие шрамы и ссадины, оставленные от побоев отца, пожалуй, портили всю эту картину, но Грен никогда не зацикливал на них своё внимание. Почти их не замечал. Приезжие порой при виде Рины отводили взгляды. Но далеко не все. Другая их часть особо не вглядывалась в лица здешних женщин, предпочитая другие части тела.
Грен не заметил, как замечтался. Снова Рина заняла все его мысли. Всякий раз в таких случаях внутри парня что-то дрожало, сердце замирало. Ему не хватало смелости признаться себе, что он хочет быть рядом с Риной, защищать и оберегать эту девушку. Но в итоге парень сознавал, что в реальном мире — мире после Погибели, мире Пустоши — он никогда не подойдёт к Рине и не признается в своих чувствах.
Небо окончательно затянули сумерки. Вечер превратился в ночь.
Парень с большой неохотой спустился с крыши по скрипучей лестнице и пошёл в бордель к гостям.
***
Помимо приезжих внутри находились завсегдатаи. И первые, и вторые имели усталые, однако довольные лица. Усталые — от изнурительной работы после жаркого дня, довольные — от предвкушения надраться до рвотных спазмов, а чуть позже снять напряжение с местными красотками.
Фока спустился со второго этажа, втягивая относительно чистый воздух после вонючей душегубки, в которую их поселили, и с удовольствием отметил, что спустился не зря.
Бордель состоял из двух частей.
В первой стояла барная стойка, у которой толпился народ. Все чокались полными выпивки бокалами, спорили, смеялись, кто-то горланил песню. За стойкой метался бармен, подливая в кружки пойло из бочонков, а когда наступала свободная минутка, утирал тряпкой солёный от пота лоб и ей же протирал стаканы.
Во второй половине находились грубо сколоченные деревянные столы, за которыми расселись уже порядком захмелевшие посетители. У стены их поджидало с полдюжины ярко наряженных красавиц, готовых исполнить любые прихоти. Не бесплатно, разумеется. Эта половина борделя не отличалась шумихой и весельем, но была наполнена атмосферой умиротворения и интима.
Фока подошёл к стойки и заказал одну пинту пива.
Поначалу караванщик не хотел спускаться вниз, боясь столкнуться с хозяином фермы, с которым уже успел серьёзно подпортить отношения. Но потом решился, когда понял, что сидеть в вонючей комнатушке похуже встречи с Климентом.
Когда Фоке принесли кружку, он недоверчиво понюхал содержимое. Пахло вполне недурно. Пиво отдавало хмелевой горечью и, насколько он мог судить, было изготовлено на кукурузной муке, судя по привкусу.
После первой же кружки Фоку развезло. Он облокотился о стойку, заказал ещё одну пинту и не без удовольствия выхлебал её. После третьей голова начала кружиться, взгляд фокусировался с трудом. Он, кажется, с кем-то завязал разговор. Даже излил душу. Правда, лица собеседника не запомнил. Или забыл. Зато выговорился в полной мере.
Потом Фока задумался над одним вопросом: что Клименту приносит больше прибыли — ферма или бордель? Хозяйство у него большое, людей хватает. При этом бордель не пустует. Вон сколько народу. И так, поди, каждый день. Одним доминантам ведомо, сколько составит выручка только за сегодняшнюю ночь…
Фоке было хорошо. Давно он так не набирался. Походы, продолжающиеся па несколько декад, его чрезмерно выматывали. Когда изо дня в день движешься по великой Пустоши, разглядывая меняющиеся пейзажи, понимаешь, что недалёк день, когда сойдёшь с ума. Всё время он был в напряжении, вызванном частыми набегами кетчеров. Обычно их караван успешно отбивался, но пару раз были серьёзные стычки. Такие серьёзные, что Фока потерял семь человек. Это было серьёзным ударом. К тому же, ему, как мужчине, жутко не хватало женской ласки…
Фока решил, что с него хватит, и пора удалиться в укромное местечко с одной из шлюх. Он встал, расплатился и пошёл в интимную часть борделя, где, казалось, ещё недавно стояло полдюжины писаных красавиц в длинных красочных юбках и тонкими полосками ткани на груди, скрывающих соски.
Будет здорово, если как-нибудь в другой раз нелёгкая снова занесёт его в столь уютное местечко, и он будет так же счастлив. Этот вечер обещал закончиться полным успехом.
Когда караванщик окинул мутным взглядом панель, то разочаровался, лицезрев лишь голую стену с окошком, за которым виднелся плотный мрак ночи.
«В другой раз. Завтра», — подумал он и со сжатыми от злости кулаками пошёл спать наверх.
***
— Знаешь, а ты мне ведь так и не отдал долг за сломанные стулья!
Рослый старик с загорелым лицом, широкий как катран, навис над Климентом. Вид у гостя был по-мужски суровый. Серые глаза смотрели из-под русых лохмотьев волос с прищуром, одна из широких бровей приподнята, на скулах — желваки. Взглянешь на такого и невольно подумаешь, что виноват уже в том, что родился. Один миг — и этот тип хладнокровно свернёт тебе шею.
Климент расхохотался по-доброму, улыбаясь, и крепко обнял старого знакомого, зажав в объятьях, словно краб свою жертву.
— Ох, никак не ожидал тебя увидеть, Ростислав! Ай да молодец, что приехал! Проходи! Проходи, родной!!
Хозяин фермы отступил в приглашающем жесте.
Ростислав прошёл в просторную комнату. Около окна стоял стол и пара стульев, у одной из стен шкаф с мелкими механическими штучками и связками проводов, у другой — кушетка с подвешенными вениками из засушенных трав.
— В качестве оплаты долга предлагаю выпить моей наливки! Хорошая, на черносливе! — Климент потёр ладони, облизнув сухие губы.
— Не откажусь, — кивнул гость.
Они присели за стол, на котором через секунду появились два стеклянных стакана и литровая бутыль с полупрозрачной жидкостью. Наполнив стаканы до краёв, два друга чокнулись, выпили.
Наливка отдавала спиртом, черносливом и кислинкой. До ноздрей не продрало, да и глотку тоже, однако послевкусие оставило приятные ощущения.
— Недурно, — сказал Ростислав.
— А то! — согласился Климент. — Это тебе не второсортное пойло. Сам делал. Шесть месяцев настаивалась, родная. Вон, ещё две бочки в подвале стоит. На пару сезонов хватит.
— В борделе у тебя явно другие напитки, — подмигнул старый друг, обнажив жёлтые зубы.
Наливка сделала своё дело, раскрепостив обоих.
— Ну, ещё бы я батраков с шушерой всякой такой красотой поил! — хохотнул хозяин фермы. Помолчав, спросил: — Ты по делу или как?
— Или как, — ответил гость. — Хотел с тобой посоветоваться. Ты ведь всегда был из нас двоих смышлёней. — Он сделал паузу. — Вот скажи, что лучше: беглый раб или мёртвый раб?
— Мёртвый конечно.
— Ага. Я так и думал. А у меня вот беглый. — Ростислав тяжело вздохнул. — Думаю, как бы эта скотина мстить не вернулась. А то знаю пару случаев, меня аж в дрожь берёт. Лонгина знаешь? Слыхал? Так вот, у него сбежал один, так потом вернулся и всё хозяйство спалил к чертям. Да в придачу жену изнасиловал. Вот так вот. А Матвея такой же изрезал всего. Мужик живучий оказался, выжил. Ох, видел бы ты его. Вместо рожи один здоровый красный рубец. Несправедлива великая Пустошь к фермерам, вот что я скажу.
Климент удивился. Он знал Ростислава как смельчака, каких в Пустоши по пальцам пересчитать. А тут такое заявление. Впрочем, все люди со временем меняются.
— Что же ты не уследил? — покачал хозяин фермы головой.
— Да я-то тут при чём? Я за этим не слежу. Вон, Кирюшу своего поставил надзирателем. Пусть хоть учится людьми управлять. На младшего совсем надежд нету… А твой как? Учишь чему? А то я его последний раз пацаном видел.
Климент разлил по второму разу, отставил бутыль в сторону и, откинувшись на стуле, нерасторопно заговорил:
— Одни беды от него. Обленился, на пашню хрен загонишь. Я и так уже только воды по флягам заставляю набрать, да ходи потом гуляй себе на здоровье. На Рину глаз положил, ходит вокруг да около, боится слово сказать. А сегодня с гостем нашим драку затеял. Беда с Греном.
Ростислав покачал головой:
— Да-а, дела… — Он отпил из стакана. — А Ринка-то вроде ничего. Ты бы помог пацану с этим делом. Общую работу дал.
Климент подумал про себя, что теперь-то его приёмная дочь не такая красивая, как раньше. Видел бы Ростислав её личико, испещрённое шрамами, так стал бы смотреть на него совсем по-другому.
— Хм, что-то я про это не думал, — вслух сказал Климент.
— А ты подумай, подумай. Ты у нас не вечный. А когда Грен возьмёт ферму под своё крыло, Ринка ему неплохо поможет. Сколько помню её, вон какая работящая! Знает, что здесь к чему.
Дальше пошёл скучный разговор про ферму. Обсуждали быт и как сделать его эффективней, чтобы сезон был урожайнее. Но чем меньше становилось наливки, тем задушевней и интересней становилась беседа двух старых друзей. Вскоре у Климента глаза стали стеклянными, у Ростислава порозовели щёки.
После долгой разлуки было приятно встретить человека, с которым пережито так много, что всего и не упомнишь. День только начался, воздух ещё не успел прогреться после стылой ночи, а они уже ощущали, как клонит в сон. Но спать не хотелось. Хотелось ещё поговорить, тем более язык под наливку развязался.
Так друзья и просидели до самого вечера.
***
Грен ели дополз до дверей дома. После целого дня, проведённого на пашне среди манисов с батраками, он чувствовал себя так же, как ещё живая тварь чувствует себя после купания в гейзере. Умывшись водой, он плюхнулся на койку.
Всё-таки жизнь в Пустоши — дрянь. Интересно, небоходам живётся так же трудно, как на ферме? Нет, наверное. Паришь себе среди облаков, смотришь, как где-то далеко под тобой копошится Пустошь, что-то делает, решает, спорит, грабит… Но тебе нет до этого отребья никакого дела. Твоё дело — просто лететь. И больше ничего. Вот она, настоящая жизнь.
Грен был уверен: когда-нибудь наступит день, и он вместе с Риной сбежит с фермы, оставив позади садиста-отца и тяжёлую работу. Они убегут ото всех так далеко, что их даже не станут искать, просто забудут. А они, вольные и влюблённые, найдут тихое местечко и заживут счастливой жизнью.
Рина…
Такая хорошая, такая правильная, такая… Он не мог подобрать слов. Всё внутри кипело, стремясь выплеснуться через край. Он должен что-то предпринять. Нельзя просто ждать. Но это, чёрт возьми, так тяжело!
Грен очухался от мыслей и понял, что спать совершенно не хочет.
Тогда он решил, что пора снова заглянуть в бордель.
***
Рина убралась у манисов, но двор из-за ветра замело песком, и вместо того, чтобы отправиться на покой, она взялась за метлу.
Рабочий день давно закончился. Хотелось спать. Нужно было быстро подмести, чтобы у Климента не было повода снова поднять на беззащитную девушку руку. Рина бездумно выметала песчинки со двора, не чувствуя рук. Приходилось вкладывать усилия, чтобы глаза не закрывались. Она в очередной раз подумала, как хорошо ей жилось бы вдали от фермы. Да что там! Даже смерть, возможно, была лучшим вариантом.
Она промела у дома отца, площадку перед ангаром, добралась до борделя.
Чтобы отвлечься от работы и не чувствовать усталости, девушка задумалась над поведением её брата. Грен в последнее время начал на неё смотреть совсем по-другому. Будто видел не её, обычную батрачку, а доминанта, которым безумно восхищался. Что могло на него повлиять? Вроде бы ничего не изменилось, они, как обычно, временами переговаривались или даже завязывали разговор. Когда было свободное время, могли посидеть в прохладном теньке под навесом, потягивая свежую холодную воду. А в последнее время Грен стал робким, начал отвечать короткими фразами и безмолвно пялиться со стороны…
Вдруг из дверей борделя, чуть ли не ей под ноги, вылетели два человека, шмякнувшись на землю. Они, словно два панцирных волка, слились в схватке. В одном из них она углядела Грена. Вторым оказался караванщик, с которым Грен дрался вчера. «О, великая Пустошь! — воскликнула про себя Рина. — На этот раз брата точно изобьют до потери сознания! И не ясно кто: этот вот, или отец».
Тем временем противники поднялись и продолжили бой на ногах.
У караванщика, пристававшего к ней сутки назад, заплыл один глаз и виднелась царапина на скуле. У Грена была опухшая губа, из носа текла кровь, а при движении он прихрамывал. Но, похоже, обоим было плевать на раны. Они будто их не замечали, поглощённые друг другом.
— Прекратить! — заревел кто-то, выбегая из дверей, откуда мгновением раньше вылетели драчуны. — Хватит, я сказал!!
Кричащим оказался ни кто иной, как хозяин фермы. Рина сильно испугалась, увидев разъярённого отца, не контролирующего ситуацию. Она не могла представить, что будет дальше. Если Грену суждено было остаться в живых, то за его противника уверенности не было. Караванщика точно повесят или сделают что-то похуже.
— Попробуй сказать про неё ещё одно слово, и я тебя уничтожу, сволочь! — крикнул Грен.
— Заткнись, щенок! — с нервным смешком ответил караванщик. — При папочке-то смелый. А вчера так не гавкал.
Грен, рыча, бросился на врага. Они снова упали. Брат начал наносить удары сверху, соперник закрывался руками. Но ситуация резко изменилась: Грена опрокинули наземь и начали избивать. Вдруг сзади подошёл Климент и, схватив караванщика за шиворот, оттянул от сына. Вместо того чтобы отпустить, врезал пару раз по лицу.
— Ты покойник, Фока, — холодно прогудел он.
Но Фока неожиданно вырвался и со всего маха шарахнул Климента снизу в подбородок. Тот чуть не упал, с трудом устояв на ногах. Теперь схватка была между Фокой и отцом. Кажется, хозяин фермы даже испытал удовольствие от драки. Это было видно по его оскалу. В тоже время в его взгляде проскальзывало недоумение от наглости Фоки.
Из борделя уже выбежала большая толпа, наблюдающая за боем. У всех глаза были навыкате — и у приезжих, и у здешних. Ещё бы, не каждый день увидишь, как сам Климент дерётся с караванщиком!
— Прекратите! — попыталась окончить действо Рина, но её никто не услышал. Тогда она набралась смелости, подобралась к отцу и дотронулась до плеча. Возбуждённый Климент, не оборачиваясь, хлестнул её по лицу, чтобы не лезла. Рина отшатнулась и упала на землю. Вдруг её взгляд пересёкся с взглядом кого-то знакомого. Осознав, она поняла, что это дядя Ростислав, с которым она давно не виделась. Он посмотрел на неё с какой-то жалостью. Тут она поняла, что всё дело в её лице со шрамами.
Ростислав помог ей встать, отряхнул её робу и мягким движением руки оттеснил в сторону, подальше от места драки.
В это время Грен со злым выражением лица воскликнул:
— Да что б тебя! Она же ещё девчонка! — и бросился в эпицентр драки.
Рина теперь плохо понимала, что происходит. Она думала, что брат поможет отцу. Но Грен удивил своим поступком всех без исключения. Он бросился на отца и с невероятной яростью и грозным рёвом врезал Клименту так, что тот опрокинулся навзничь, абсолютно ошарашенный.
— Что ж ты творишь! — выкрикнул кто-то из толпы.
— Мать моя Пустошь! — вырвалось у второго.
— Чеши маниса между рогов, чтоб я сдох! — послышалось из уст третьего.
Ошарашенный Фока стоял, опустив руки, и глядел на отца и сына. Климент до сих пор не мог понять, что произошло. Вдруг его взгляд прояснился, он вскочил на ноги и взял Грена за грудки, да так, что тот приподнялся над землёй.
— Ах ты сукин сын! Ай да змеиное дерьмо!! — Каждое слово произносилось спокойно и от того звучало чрезвычайно страшно. Грен, похоже, и сам уже пожалел о содеянном.
Климент ударил его со всей силы по лицу. Второй раз. Третий. Врезал под дых, потом по рёбрам и снова по лицу.
— Хватит, — сказал властный голос. Говорил Ростислав. — Климент, прекрати.
Хозяин фермы обернулся, не отпуская сына, и посмотрел на Ростислава.
— Посмотри, что ты сделал с родным сыном. Он же твоя родная кровь. А Рина. Я догадываюсь, откуда эти шрамы.
Во взгляде Климента, похоже, ничего не изменилось, потому что он снова начал бить Грена, приговаривая по слову с каждым новым ударом:
— Никогда! Не смей! Поднимать! Руку! На отца! Ничтожный! Поразит! Иначе! Я!..
Фраза оборвалась, сопровождаемая звонким треском стекла. Все посмотрели на Рину. В руках девушка держала «розочку» от разбитой бутылки. Климент рухнул наземь без сознания мёртвым грузом.
Пауза продолжалась довольно долго. А может и нет. Во всяком случае, девушке она показалась вечностью. Все с выпученными глазами пялились то на неё, то на хозяина. Положение спас Грен. Он крепко схватил её за руку и потащил подальше от толпы.
Рина опомнилась, когда они уже были дома у Грена.
— Ты сделала правильно, — сказал он. — Он позволил себе слишком многое.
— Нет, так нельзя было делать, — начиная плакать, ответила девушка. — Он наш отец. Он главный. Он знает, как правильней.
— Да что ты такое говоришь! Он же избивал тебя! Он относился к тебе неподобающе!
— Значит, так было надо.
— Нет, Рина, это неправильно. Ты же… Он же… — У Грена кончились слова.
Он присел рядом с Риной на кушетку и обнял её. Девушка прижалась к нему, не переставая плакать. Их ситуация была плачевной. Она не знала, что будет дальше. Такого ещё никогда не происходило у них на ферме. Никогда. Ни один не позволял себе такой дерзости. Теперь точно без трупа не обойдётся. И Фокой дело не ограничится.
— У меня есть план, — вдруг сказал Грен.
Рина посмотрела на него.
— Надо уезжать. Нам вдвоём. Далеко.
— Что?.. — девушка решила, что ей показалось. — Грен, не сходи с ума. Отец нас обязательно отыщет. И тогда нам будет очень плохо.
— Не отыщет, — не согласился брат. — Мы уедем туда, где он нас не будет искать.
— Куда же? — Девушка уже была согласна, стоило представить, что произойдёт, когда отец придёт в себя. — Что ты молчишь? Отвечай!
Но Грен лишь сильнее обнял её и коварно оскалился.
***
Под покровом ночи всё старались делать быстро и бесшумно. Грен открыл ангар и выехал оттуда на сендере. Рина тем временем собрала побольше продуктов с водой. Они погрузили всё это в транспорт.
Вдруг из темноты послышался голос:
— Куда-то собираетесь?
Оба с ужасом посмотрели по сторонам. Неужели не успели? Неужели сейчас будет что-то очень плохое? Их сердца пропустили удар. Вокруг была тьма, и больше ничего. И никого. И от этого становилось ещё более страшно, ведь голос был. Голос звучал.
Из ночной черноты к ним вышел Ростислав.
— Я вижу, оставаться вы не собираетесь?
— Не собираемся, — как можно спокойнее ответил Грен. — Прошу, дядя Ростислав, не мешай нам. Только не мешай.
Грен был уверен, что убьёт друга отца, не задумываясь, если тот попытается помешать. Терять уже особо нечего. Их заметили. И если Грену придётся решать, убить дядю Ростислава или дать ему сообщить об их побеге отцу, то Грен выбирал первый вариант.
— Я не собирался вам мешать, — ответил Ростислав. — Только решил проститься.
У беглецов тут же отлегло от сердца, однако Грен продолжал смотреть на громадного светловолосого мужчину с прищуром, готовясь к подвоху.
— Пока, — быстро помахал рукой Грен.
— До свидания, — попрощалась Рина.
— Подождите, — остановил их фермер. — Рина, это кажется твоё.
Он протянул девушке амулет: древесные бисеринки с зубом чёрной черепахи. Та с осторожностью приняла подарок.
— Вообще-то отец давно у меня его забрал, — сказала она.
— Амулет выпал у него из кармана. Пусть лучше он снова будет с тобой.
На этом они распрощались. Сендер рванул прочь с фермы, оставляя за собой клубы пыли, невидимые под покровом темноты.
— И что теперь? — спросила Рина брата.
— А теперь — свобода, — сказал Грен. — Больше не будет грязной работы и избиений. Ты разве не рада?
— Но как же отец? — не унималась девушка. — Как он там один?
— Как-нибудь. Рина, ты же не хочешь вернуться?
Девушка замотала головой. Она никак не могла прийти в себя. Где-то в глубине понимала, что обратно пути нет, и скоро придёт полное понимание того, что с ними произошло, и тогда в душу закрадётся страх.
— Ты не сказал, куда мы едем, — напомнила она брату, засыпая на ходу.
— На Корабль. Мы едем на Корабль, — ответил Грен.
***
На горизонте забрезжило грязное пятно рассвета, но в округе ещё стоял мрак.
Грен посмотрел на Рину. Девушка сладко спала, склонив голову набок. Прядь тёмных волос упала на румяную щеку и носик, зелёных глаз к несчастью не было видно. Она напоминала беззащитное существо, которого измучили, и теперь оно выглядело жалко — его хотелось приобнять и пожалеть. Он смотрел на сестру, наслаждаясь моментом, когда она не видит его дурацкий влюблённый взгляд. Грен так засмотрелся, что забыл про дорогу…
Вдруг сендер подскочил на ухабе, колёса не секунду потеряли сцепление с песчаным грунтом. Машину начало заносить боком. Вдруг Грен увидел перед собой валун, торчащий из земли. Он вцепился в руль и попытался вырулить. Где-то вдалеке, очень глухо и неразборчиво, послышался крик сестры. Не смотря не все старания, сендер врезался в громадный камень. Под капотом что-то зашипело, пошёл пар.
— Грен, что случилось?! — крикнула Рина.
Брат схватился за голову, чувствуя, как внутри всё превратилось в кашу, а звуки слились воедино.
— Мы… врезались в камень, — пробормотал он. — Вот ч-чёрт!
— Ты совсем сдурел! Куда только смотрел!
Брат хотел что-нибудь соврать, но потом решил просто промолчать. Он вышел из сендера, открыл капот. В лицо ударил горячий пар.
— А если дальше придётся идти пешком? — сказала Рина. — Отец может в одно мгновенье нас найти! И мы не сможем убежать.
— Пока ничего не ясно, — попытался успокоить её Грен. Сейчас он смотрел на внутренности машины, боясь встретиться с сестрой взглядом. Надо было найти проблему и устранить её. И почти сразу ему это удалось.
Грен всю жизнь возился с Климентом в ангаре и помогал ремонтировать технику, когда та начинала ломаться. Теперь главное, чтобы проблему можно было устранить.
— Ага! Всё ясно, — заключил он. — Рина, отломи мне ломоть хлеба.
— Хлеб? Зачем?! — удивилась девушка. — Нам надо экономить еду. Ты лучше проблемой займись. Потом поешь.
— Я не собираюсь есть. Дай хлеб. Тут радиатор потёк, нужно быстрее заделать дыру.
— И как же ты заделаешь её хлебом?
— Накрошу внутрь, и щель затянется.
Сестра отломила ему немного от буханки из их запасов и отдала. Грен открутил крышку радиатора, накрошил туда хлеба и попросил:
— Дай ещё воды.
Рина, не спрашивая, достала из кабины флягу и протянула ему.
Грен вылил флягу в радиатор, остатки допил и захлопнул капот. Напряжение спало. Проблема устранена, и можно ехать дальше. Единственно, его беспокоило, что уже в начале пути их настигли трудности. Грен страстно желал, чтобы на этой ноте проблемы кончились, однако в глубине души прекрасно сознавал, что впереди будет ещё очень много неприятностей.
— Вот видишь, ничего страшного, — сказал он.
Вместо ответа услышал крик сестры. В один миг он оказался рядом и увидел, как к ним приближались два катрана.
— Да что б вас! — прошипел брат.
Хищники медленно приближались. Один из катранов был маленький, но другой — здоровый, на пики жизненных сил. Их плоские акульи морды оскалились, обнажив острые как бритва челюсти. Мутные раскосые глазки грозно вперились в добычу. Каждый стоял на четырёх коротких лапах.
Рина с Греном вжались спинами в сендер. Великая Пустошь, похоже, карала их за столь дерзкий побег.
— Грен, сделай же что-нибудь, — простонала Рина.
— Что?! — крикнул с досадой брат.
Катраны молниеносно кинулись на них. Движениям гибких и шустрых тварей могла позавидовать половина мутафагов. Один из них, что поменьше, накинулся и повалил Грена наземь, второй, покрупнее, бросился к Рине.
Брат сжал ладонь на шее хищника, не давая укусить себя за лицо. Он не сразу сориентировался. Но потом взял себя в руки, собрал силы в кулак и пальцем другой руки тыкнул противника в глаз. Палец погрузился во влажную глазницу. Катран завизжал, начал брыкаться, а через секунду, продолжая издавать «плач», ретировался. Грен подскочил, спеша на помощь сестре. Но удивился, когда не увидел рядом с ней огромную особь. Рина всё ещё лежала и, кажется, теряла сознание, но хищника рядом не было.
— Ты в порядке? — поинтересовался брат. — Что случилось?!
Девушка оказалась крепче, чем он думал. Встала с земли и ответила:
— Не знаю. Он сначала хотел вцепиться мне в глотку, но потом принюхался и вдруг убежал. Наверное, из-за… Да нет, чушь.
— Договаривай, коли начала.
— Возможно… Хотя я не уверена… Он учуял запах амулета.
— И что?
— На нём зуб чёрной черепахи. Может, они боятся их?
Грен призадумался. Чёрные черепахи встречаются в Пустоши чрезвычайно редко. Лично он слышал о них лишь из рассказов проезжих. Так что трудно сказать об отношениях этих мутафагов. Да это не так уж важно. Главное, он и Рина остались живы.
Он помог сестре сесть в кабину сендера. Потом пошёл на своё место.
И когда начало казаться, что больше ничего плохого произойти не может, Грен увидел, как издалека к ним приближается серое пятно. Сразу стало ясно, что это стая оголодавших и от того агрессивных катранов. Видно, две особи скрылись лишь затем, чтобы вернуться в сопровождении двух десятков собратьев.
Но стая была не так близко, Грен юркнул в кабину и, заводя мотор, произнёс:
— Быстро смываемся!
— В чём дело?
— Рядом стая катранов.
Сендер заревел и помчался прочь.
***
Когда Климент очнулся после потери сознания, увидел знакомый потолок родного дома. Голова норовила разлететься осколками подобно бутылке, которой его огрели. Злоба с досадой приутихли. В дверь беспардонно вошёл один из охранников — Чарли, — который сообщил, что случилось вчера вечером и что Грен с Риной исчезли вместе с одним из стендеров.
Хозяин фермы вместо того, чтобы встать и выпить немного наливки, начал размышлять о дальнейших действиях, выпроводив Чарли.
Что он сделает с сыном? Посадит на цепь под солнце? Нет, слишком мягко. Лучше… лучше окончательно и безвозвратно отправить на пашню, раз сосунок так противится этой работе. А вот батрачку придётся поставить на колени перед всей фермой и приказать одному из надзирателей оглоблей перебить все суставы по одному. Такую дерзость нельзя спускать с рук. Вырубить бутылкой его, Климента, хозяина фермы! Нет, такое никому не дозволено! Даже дочери!
«Тьфу, — подумал он. — Да не дочь она мне!»
Надо было срочно искать беглецов.
Климент взял с собой двух человек из охраны, тех, что покрупнее: Чарли и Рэма. Да, эти ребята вполне подходили. Чарли хорошо ориентируется в Донной пустыне, он много раз ездил с хозяином по окрестностям. А Рэм… Рэм — это сила. Огромная физическая сила.
Климент попросил Ростислава, который был ещё здесь, взять на себя обязанность главного на ферме. А сам взял в ангаре второй сендер, посадил Чарли на соседнее сиденье, чтобы показывал дорогу. Рэм сел в задний отсек.
И они рванули вслед сыну и дочери.
То есть, сыну и батрачке.
***
Рина сонно потянулась, чувствуя дискомфорт. Спать в сендере ей ещё не приходилось. Над Пустошью на смену прохладной ночи пришёл знойный день. Яркое солнце озаряло пустыню белоснежным светом, нещадно паля.
— Уже проснулась, — сказал Грен, следя за дорогой.
Сендер ехал с приличной скоростью, покачиваясь на ухабах. В округе мелькали редкие кустарники и ещё реже — ссохшиеся почерневшие деревья. В воздухе стоял запах глины и песка.
— Жарко, — ответила девушка. — Хочу пить.
— Фляга за сиденьем.
Рина достала флягу и с большим удовольствием отпила из горла, чувствуя, как вода приятно холодит горло. Не до конца напившись, она закрутила флягу и убрала на место, решив, что неизвестно, когда им удастся в следующий раз пополнить запасы воды.
— Скоро нужно будет заправиться, — произнёс Грен. — Бак пуст меньше чем наполовину. Хотя, если я не ошибаюсь, до места осталось ехать не так долго. Надеюсь, на Корабле мы сможем заправиться.
— Ты уверен, что нам туда надо? — спросила Рина. Она никогда не отдалялась от родной фермы на такое огромное расстояние, и теперь, находясь в незнакомой местности и не зная, чего ожидать, ощущала стойкое беспокойство.
— Место не самое хорошее, но другого поблизости нет. Я взял из отцовского тайника почти все деньги, так что надо будет купить всё необходимое, чтобы продержаться ближайшие декады. Первым делом возьмём пустые канистры и купим топливо. Потом можно будет подумать и об оружии.
— Об оружии?! — опешила девушка. — Грен…
— Рина, ты не знаешь, что твориться в Пустоши за пределами фермы. Кочевые мутанты-каннибалы, бандитские кланы, кетчеры… Даже я не знаю всех, кто захочет ограбить нас, убить, съесть и ещё чёрт знает что сделать.
Девушка замолчала. Ответить было нечего.
Пусть решает брат, ему виднее. Он много раз ездил с отцом в разные места, включая Корабль. Видел много всего и знает обычаи этих мест. К тому же имеет понятие, как себя надо вести. В конце концов, что она могла сделать? Вылезти из сендера и пойти пешком, куда ветер несёт песчинки?..
Рина откинулась на сиденье, вздохнула и прикрыла глаза.
Но уже вскоре Грен произнёс бодрым тоном:
— Ну, вот мы и на месте. Корабль, кажется, ни капли не изменился.
Впереди над ними возвышался серый остов исполинского судна, своими размерами затмевая любой из куполов небоходов, которые приходилось видеть Рине. Да что там! Казалось, что даже громадная и загадочная Платформа доминантов меньше этого творения предков. Судно было ещё не так близко, но уже высилось достаточно высоко, чтобы скрыть добрую половину небес.
— Неужели такое могли построить? — У Рины от восторга горели глаза. Краем зрения она уловила тот самый взгляд Грена, которым он смотрел, когда думал, что она не видит его.
— Да, предки и не такое строили. У них были куда могущественнее технологии, чем у нас. А может, именно эти технологии их и погубили… Так, ладно. Оставим сендер в конце ангарной палубы.
Они въехали на Корабль через брешь в обшивке и двинулись вперёд.
Внутри было просторно, из разбитых окон внутрь проникало достаточно света, и можно было рассмотреть всё в подробностях. Рина подметила, что на месте металлических перегородок были неопрятно обгрызенные срезы. Видимо, их спилили, чтобы сделать пространство больше. По бокам широкого коридора располагалось множество всевозможных отсеков, ярусов, навесов и контейнеров, приспособленных под торговые лавки.
Наконец торговый ряд закончился. Сендер остановился около одной из стен.
— Я пойду искать топливо и оружие, — заговорил Грен, — а ты…
— Но я ничего здесь не знаю. Этот Корабль такой огромный, что легко потеряться.
— Спокойно. — Грен положил руку ей на плечо. — Всё, что тебе нужно, находится на торговой палубе. Просто двигайся только вдоль ряда и никуда не сворачивай. И старайся ни с кем не разговаривать. Потом повернёшь назад и так же доберёшься обратно.
— Хорошо, — неохотно ответила Рина. — Что надо взять?
— Так… — Брат призадумался. — Возьми пару мягких шкур. Где-то по два локтя в ширину и пять в длину. Это для ночлега, потому что в сендере спать невозможно. Ещё набери вяленого мяса, но если будут настойчиво предлагать мясо лисы, отказывайся. Оно быстро начинает вонять. Оставим его на потом. Ещё возьми пару пригоршней жареных ящериц. И возьми канистру для воды. Вроде всё.
Брат отсчитал ей медяков, Рина спрятали их в глубоком кармане робы, и они вылезли из сендера. Грен вытащил из кузова три больших канистры, одну дал сестре.
— Будь осторожен, — попросила девушка.
— Тебе осторожность нужна не меньше, — ответил брат.
— Здесь действительно можно купить оружие? — напоследок спросила она.
— Ещё бы. Арсенал на Корабле чуть ли не самый огромный на всей Пустоши. В нём можно приобрести почти всё, что убивает.
— А есть ещё больше?!
— Ещё больше только в Харькове.
И они разошлись.
Рина неуверенно пошла вдоль торговых рядов. Она только сейчас заметила, что вверху, под дырявым сводом, протянуты подвесные мостки, по которым изредка расхаживали люди, а со стен свисали верёвочные лестницы, ведущие на верхние ярусы.
Торговый ряд, казалось, был бесконечным. Девушка разглядывала контейнеры с лавками, наполненные разнообразной всячиной. В одной продавали мутную жидкость, похожую на самогон, расставленную по полкам в бутылях разного объёма. В другой торговец предлагал помызганные ковры, уверяя в том, что они абсолютно новые. Третью заполняли хлебные изделия. Рина остановилась возле неё, завороженная вкусным запахом, и решила купить пару буханок. У этой лавки толпа была огромна, и пришлось изрядно постоять в очереди, чтобы купить хлеба.
Так она и ходила, разглядывая товары. Бродить вдоль палаток оказалось делом не утомительным, зато приятным. Она потеряла счёт времени и целиком ушла в занятие. Рину окружали люди. Одни выглядели вполне прилично и солидно, другие смотрелись похуже, ну а кто-то в обносках, походящих на ветошь, клянчил еды. Один раз она заметила, как кого-то в тесном закутке между контейнерами избивали. Она поторопилась убраться оттуда подальше, вскоре ей на пути попалась большая цистерна с вырезанными окнами и дверьми. Внутри находилась какая-то забегаловка. Бар или что-то в том духе.
Одним словом, странное было место, этот Корабль.
Вдруг кто-то подошёл к Рине со спины и хрипловатым тоном произнёс над самым ухом:
— Эй, красавица, не хочешь поразвлечься с настоящим мужчиной?
По спине девушки пробежал холод. Она застыла, чувствуя, как колени задрожали и начали подгибаться. Кто-то дотронулся до талии, рука начала сползать ниже. Было неприятно. Очень неприятно. Так чувствует себя шлюха в первый день на панели.
Рина отпрянула и обернулась.
На неё смотрел незнакомец. На голове блестела потная лысина, в мутных глазах застыл ошалелый взгляд психопата, потрескавшиеся губы расплылись в улыбке. Ростом он был низкий, при этом толстый и вонючий, как муравьиная матка.
— Забодай меня мутафаг! Что это с твоим личиком, родная? — спросил незнакомец, разглядывая Рину. — Не иначе, на Арене у нас побывала! Да, точно!
— Отстань, — простонала девушка.
Лицо лысого низкорослого мужчины исказилось.
— Ну что, пошли ко мне? — не унимался он. — Я же знаю, ты хочешь. Пошли! Я тебя приголублю. Хочешь есть? Я могу накормить тебя. Но только дома. Пошли, пошли!
— Я никуда не пойду с тобой!
— Ах ты, сучка! Люблю таких! — На лице озабоченного типа возник азарт. — Меня зовут Дьюк. А тебя, милая?
— Пожалуйста, уйди, — попросила Рина по-хорошему. — Я здесь не одна. Я с братом. Он тебя покалечит. Сильно.
— Ой, да ладно! Знаю я вас! Брат у неё… Ха! — Дьюк попытался ущипнуть её за зад, но девушка отпрянула. — Эй, мне это надоело. Игры окончены. Пошли, я сказал, — серьёзным тоном добавил он.
— Пошёл прочь, низкорослая мерзость! — не выдержала Рина.
— Ну, всё, ты достала, — уже злобно проговорил Дьюк, протягивая грязные пухлые ручонки к девушке. Не то пытался задушить её, не то хотел увлечь в свои объятия.
Но вдруг остановился и посмотрел куда-то ей за спину.
— Вот непруха! Ладно, девонька, до встречи. Обещаю, мы скоро увидимся.
И Дьюк затерялся в толпе. Рина оглянулась, пытаясь понять, что испугало этого человека. На первый взгляд ничего особенного: та же толпа. Но потом среди всех этих людей Рина увидела пару высоких и крепких парней с самострелами в руках. Одеты они были в тёмно-синюю пятнистую одёжу. По сторонам начали шептаться, произнося одно и то же слово: «прокторы».
Что за прокторы, она не знала. Но по беспокойным лицам решила, что лучше отойти в сторону, подальше от громил.