Утомленный нелёгким рабочим днем, я тихо сидел в своем рабочем кресле и мечтал о скором возвращении домой к накрытому столу с небольшим набором деликатесов и запотевшей бутылочкой водки, которую собирался испить в этот пятничный вечер с моим другом – травматологом, не менее меня утомленным служением Асклепию и своим загипсованным пациентам. Судя по его эмоциональному разговору, он жаждал физического и духовного расслабления в теплой компании со мной и старой гитарой,со страхом ожидавшей встречи с ним. Друг жаждал пить и петь, причем первое он делал прекрасно, а вот со вторым были некоторые проблемы, так как слуха у него не было и в помине, но он компенсировал этот маленький творческий недостаток душераздирающим хриплым басом – а ля Высоцкий, и чрезвычайной громкостью исполнения старинных и не очень романсов.
День подходил к концу и я, в ожидании встречи, стал потихоньку продвигаться к выходу. Подойдя к двери кабинета, я нагнулся, чтобы сменить обувь и тут же получил весьма чувствительный удар по мягкому месту, как-то неожиданно и очень экспрессивно открытой дверью. «Что бы это могло быть?» - меланхолично подумал я, пролетая к центру кабинета и, еще не упав, заметил в дверном проеме таинственный силуэт прекрасной незнакомки с горящим взором. Не знаю почему горящим, но так мне показалось, наверное, под воздействием её флюидов и чувства голода, которое внезапно напало на меня в этот драматический момент моей жизни. Приземлившись, я, дабы не показать своего смущения, и с максимальной учтивостью произнес – «Чем я могу быть Вам полезен сударыня?». Хотя, по поводу целесообразности и уместности данного вопроса у меня были некоторые сомнения. Встав на ноги, я с нескрываемым интересом уставился на незнакомку. Поскольку взгляд дамы до сих пор еще горел я, на всякий случай отступил на пару шагов и взял со стола свой любимый стетоскоп (для не знающих – деревянная трубочка для прослушивания пациентов), конечно он не мог меня защитить, но придавал мне более профессиональный и сосредоточенный вид.
«Доктор!» – каким-то потусторонним голосом промолвила дама и сделала первый шаг. «Спасите меня доктор…» - печально произнесла она – «Это преследует меня каждую ночь! И душит… Душит…» - добавила мадам и сделала ещё два шага ко мне. Убедившись в серьёзности её намерений, я на всякий случай ретировался за стол, мысленно прощаясь со своим другом – травматологом, его песнями и деликатесами, которые так манили меня в мечтах.
«Присаживайтесь, голубушка !» - сказал я. Мадам со скорбным выражением лица и не менее скорбным вздохом присела в кресло для посетителей и, закатив глаза, ушла куда-то в свои тайные и неведомые мне переживания, поддавшись, наверное, давлению чего-то ужасного и подсознательного. Старина Фрейд с портрета над моим столом, как мне показалось, посмотрел на меня загадочно и многообещающе. Меня это насторожило.
Молчание затягивалось и чтобы вывести даму из того потустороннего мира, в коем она сейчас пребывала, мне пришлось принять ряд отвлекающих маневров. Сначала я долго стучал стетоскопом по столу, периодически кашляя, затем, наполнив стакан водой из графина, обошел стол и поставил стакан пред ней. Дама упорно молчала и в глазах её читалась вся вселенская грусть и предчувствие армагеддона одновременно. Старик Фрейд на портрете почему-то нахмурился....
Подумав, я приступил к более решительным действиям. Наклонившись к ней, я громко, но с нотками сострадания и готовности немедленно исполнить свой врачебный долг, крикнул – «Рассказывайте!».
Лицо дамы просветлело и она, посмотрев прямо в мои проницательные и полные сочувствия глаза, расплакалась. Обстановка накалялась. Тогда я, в приказном порядке заставил её выпить воды и потребовал сейчас же рассказать мне правду и ничего кроме правды. Дама, умиленная моим тонким подходом, начала свой странный и трагический рассказ.
Она была вдовой. Муж её умер от сердечной недостаточности два года назад и она, поскорбив немного, вся ушла в работу. Дела захлестывали её и боль утраты потихоньку куда-то исчезла, но возникло другое, не менее скорбное чувство – одиночество. Пытаясь с кем-то познакомиться, мадам часто приглашала к себе одиноких и не очень мужчин, которые с удовольствием ели и пили у неё дома, а иногда даже оставались на ночь, но не надолго.
За всеми этими попытками найти свое счастье на неё и её ухажеров смотрел покойный муж с висевшего над столом траурного портрета, но она как-то не задумывалась над этим и весёлые посиделки продолжались до тех пор, пока в один прекрасный день портрет не сорвался с длиннющего гвоздя и не разбился на мелкие кусочки. Фотография порвалась, и мадам собрав всё, спрятала обрывки в шкафу, о чём скоро забыла и, как оказалось, очень зря.
Как-то раз, проводив очередного ухажера, она приняла ванну и прилегла на кровать, вознамерившись прочитать очередной любовный роман. Вдруг, настольная лампа мигнула и погасла, а по комнате разнесся какой-то неприятный запах то-ли плесени, то-ли мокрой шерсти и, почему-то, стало очень холодно и немного жутковато. Дама в страхе постучала по лампе и она зажглась, но каким-то матовым и тусклым светом.
В тёмном углу комнаты стоял огромный чёрный кот, весьма агрессивной наружности, и смотрел на неё неподвижным взором. Ужас от увиденного овладел ею и мадам, прижав к себе книгу истошно заорала, не веря своим глазам и в крайнем возбуждении. Кот, резким движением переместился к ней и, подняв лапу, сказал – «Молчи дура! Хоть бы портрет мой сняла… Блудница! Приду к тебе столько раз, сколько было у тебя всякой швали!» - и исчез, растворившись в утренней дымке. В ужасе и на скорую руку приведя себя в порядок, мадам помчалась на работу, боясь хоть кому-то даже намекнуть о произошедшем. Да и кто поверит в говорящих котов, тем более чёрных?
Кот сдержал своё обещание и на протяжении последних трёх месяцев регулярно навещал неверную, оставляя на её теле зримые признаки насилия и удушения, которые она мне и продемонстрировала, расстегнув кофточку. Вся верхняя часть туловища и шея были покрыты синяками и ссадинами. Рассказав мне свою жуткую историю, дама опять погрузилась в кататонический ступор, а я удрученный услышанным и увиденным, присел обдумать столь неординарный случай в психиатрической практике, периодически оглядываясь на почему-то ухмыляющегося Фрейда. Смеркалось.
Решение созрело минут через пятнадцать - «Я хочу это видеть!» - сказал я – «Мне нужно утвердиться в своих предположениях, голубушка…». Подумав, дама согласилась и печально промолвила, что ждёт меня в пятницу часам к десяти вечера, это было то время, когда к ней обычно и заявлялся её бывший муж, а ныне проклятый кот-мучитель. На том мы и порешили.
Пришла пятница. Ровно в пол десятого я постучал в дверь печальной дамы и она встретила меня накрытым столом, от которого я учтиво отказался, попросив убрать всё. Сам же присел в уголке, с целью наблюдения за возможным появлением кота или кого-то ещё, а кого я мог только предполагать. Её я попросил, для чистоты эксперимента прилечь на кровать и начать читать свой любовный роман, что она и проделала с величайшей готовностью. Наступила тишина.
Когда часы пробили половину одиннадцатого в моей душе, измученной ожиданием и постоянным напряжением, потихоньку стал нарастать протест против пустого сидения появилось чувство идиотизма и комичности столь пикантной ситуации. Почему-то очень чесалась пятка. «К дождю…» - подумал я. Напряжение нарастало и, вдруг, по комнате разнёсся страшный треск и воздухе запахло чем-то знакомым. Мне показалось, что пережаренной яичницей, но, возможно, я и ошибался.
Неожиданно дама закричала благим матом и забилась на кровати, всеми силами пытаясь от кого-то избавиться, от кого не понятно, но делала она это отчаянно и, даже с каким-то самозабвением. Я заворожено смотрел на эту сцену, потеряв чувство времени и не зная, что мне предпринять в столь пикантной ситуации. Мадам сражалась, как тигрица и не обращала на меня никакого внимания, причём периодически пытаясь подняться, но тут же падала, как будто от удара и одновременно пытаясь двумя руками избавиться от чьих- то лап или рук, душаших её.
Со стороны всё это напоминало мне приступ эпилепсии или кадры из фильма о привидениях. Надо было что-то делать! Схватив кувшин с водой, стоявший на столе, я храбро ринулся к кровати и со всего размаха окатил даму двумя литрами жидкости, от чего та заорала ещё сильнее и, выпрямившись наконец-то, кого-то стряхнула с себя. Вновь раздался громкий треск и затем наступила мёртвая тишина. Дама с выпученными глазами смотрела в угол и молчала, я стоял с графином и тоже был весьма неразговорчив. Постояв ещё минут пять мы глубоко вздохнули и присели, думая каждый о своем. Собравшись и сделав приличествующий моему положению вид, я откланялся, сказав даме, что теперь мне всё ясно и что она может зайти ко мне через день для окончательного вердикта.
Так она и поступила. Не буду раскрывать уважаемому читателю всех секретов и врачебной тайны, но дама с моей помощью излечилась и забыла об ужасном коте, который оставил её навсегда. Она изменилась, стала очень нравственной и зачастила в церковь. Но это уже другая история.
А меня до сих пор терзает одна мысль, которая не даёт мне покоя. От чего же я её всё-таки вылечил? Или не я? А иногда мне снится огромный чёрный кот, который, кланяясь снимает учтиво шляпу и что-то говорит мне улыбаясь, но я не слышу его, как ни пытаюсь. Да и нужно ли слышать то, что предназначено совсем не мне?