Каждый человек хоть раз в жизни был счастлив. Словари обычно дают такое определение этому чудесному состоянию: «Счастье — состояние человека, которое соответствует наибольшей внутренней удовлетворённости условиями своего бытия, полноте и осмысленности жизни, осуществлению своего человеческого назначения.»
Так как постоянную удовлетворенность могут испытывать лишь отдельные люди, в народе обычно именуемые блаженными, то каждый из нас обычно запоминает те эпизоды своей жизни, когда испытывал счастье. У кого-то их немало, у кого-то они большая редкость. У меня их, этих воспоминаний, довольно много. Есть, конечно, какие-то глобальные, связанные с важными моментами жизни - поступление в институт, рождение дочери, получение квартиры…
А есть менее заметные, но повторяющиеся. И они неизменно были связаны с возвращением домой. Не в мой собственный, а в родительский. Я любила возвращаться туда после каникул, пионерских лагерей, из школы, института, прогулок. Сколько раз перешагивала ступеньки лестниц, ведущие на наш четвертый этаж. В детстве перепрыгивала через одну при подъеме, а вниз всего два прыжка - раз, два.
Когда у меня появился свой собственный дом за много сот километров от родного, я становилась счастливой еще задолго до отъезда, покупая билеты, собирая вещи, и предвкушая, как поверну за угол , и увижу мамин силуэт в окне. Она всегда ждала меня у окна.
Дома знакома каждая стена, каждый бугорок на ней. Вот старое трюмо при входе. Сколько раз я крутилась перед зеркалом, рассматривая в нем свое отражение. Из коридора налево моя комната. Только я знаю, что на стене, где стояла моя кровать, есть место, где постучав костяшками пальцев определяется пустота. В детстве я думала: «Что же там за этой пустотой? Может тайник?»
На противоположной стене дырка, заделанная алебастром. Помню как папа купил кухонный гарнитур и попытался повесить в кухне шкафчик, а в моей комнате посыпалась штукатурка и образовалась дыра.
Только я знаю, почему в углу комнаты на деревянном полу выжжены следы. Однажды, крутя в руках шпильку для волос, я широко развела ее «ножки», и сунула их в электрическую розетку. Шпилька раскалилась до красна, и рассыпавшись на кусочки, прожгла пол. Повезло, током не садануло, но свет в квартире вырубился.
Каждая вещь в доме хранила какие-то воспоминания. Обожала утром , пока папа был на кухне, прибежать в родительскую комнату, и запрыгнуть на двуспальную кровать, к маме. Мама рассказывала мне разные истории из своей жизни, а я замерев, слушала их. Больше всего мне нравилось слушать про жизнь на Урале, где мама жила в годы войны. Я представляла как мама собирала в лесу грибы и ягоды, как искала хоть немного еды, как ладила со своими сестрами.
Еще я любила историю про свое рождение. Мама никак не могла меня родить, у нее не начинались схватки и врачи с облегчением сдавали свою смену, боясь, что мама не сможет родить сама. По плану родителей мне нужно было родиться мальчиком, и даже имя было придумано – Олег. В то время родители жили в маленьком поселке. Папа разбудил ночью акушерку и сказал ей: «Спасите моего сына!» Акушерка начала принимать роды и можно сказать руками выдавливала меня из мамы. В окна родильного отделения все время заглядывала бабушка. Акушерка вышла на крыльцо, и сказала отцу: «Сына спасай! Засранка у тебя родилась!» Потом папа бегал ошалелый по поселку и палил из ружья.
В книжном шкафу хранилось много книг. Некоторые я читала по нескольку раз. Как-то раз, придя из школы, я взяла новую книгу и пошла с ней в туалет, чтобы провести с пользой время. Так и просидела в туалете, пока родители не пришли, не могла оторваться. Книга называлась «Сердца трех» Джека Лондона.
Еще в шкафу лежали папины письма, которые он писал маме, пока они не были мужем и женой. Мама прятала их под стопки своих планов к урокам, она работала учителем. Но мои шкодливые ручки находили их и там, потом я читала эти письма запоем. Обычно они начинались так: «Милый мой Люсёнок!» Однажды я при папе сказала эти слова, что тут было! Он так ругался, что я читала его письма. На всю жизнь запомнила.
Еще мама берегла квитанцию об оплате за заключение брака. Сейчас уже не помню точно сумму, что-то около трех рублей. Папа иногда шутил, что он маму купил и у него даже есть квитанция.
Любила я смотреть домашние альбомы с фотографиями. Фотографий было множество, старые, черно-белые, неповторимые. На них я рассматривала лица родителей, бабушек и дедушек, своё. Очень нравилась мне маленькая фотография, на которой мама и папа молодые-молодые сидели на подоконнике раскрытого окна и целовались. К тридцатилетию их совместной жизни я сделала альбом с их фотографиями и смешным рассказом. Родителям очень понравился подарок.
В доме хранилось много посуды. Маме часто ее дарили выпускники. Можно было вспомнить всю историю школы по нашей посуде. Но самой примечательной была алюминиевая хлебница, которую маме и папе подарили на свадьбу. Она всегда стояла на нашем столе. И в будни, и в праздники.
На полке в шкафу находилась фигурка всадника – каслинское литье. Всадник сидел на коне с поднятой вверх шашкой. Эту фигурку подарили папиному отцу школьники, потому что в годы войны дед служил в кавалерии. Когда деда не стало, папа взял себе всадника на память.
Все эти стены, вещи не имели бы никакого значения, если бы не было их хозяев. Нет уже ни мамы, ни папы, но я помню их голоса, помню звук их шагов. Их нет, нет и того дома, который так часто снится мне по ночам. Но помню то ощущение счастья, когда я возвращалась туда и знала – меня ждут.