АЛИ – БАБА
В увольнение вышли втроем. Долговязый Гвоздь, полутораметровый Тапочек и ехидный, всезнающий Мишель. Стоял настолько хороший денек, что было даже трудно определить, это позднее лето, или очень ранняя осень. Да и определять не хотелось. Просто было хорошо!.. Настолько хорошо, насколько бывает в самом начале увольнения на берег. Ты еще не знаешь, чем займешься, но предвкушение надвигающихся событий уже присутствует. Это волнующее состояние души, замершей в ожидании, удивительно и сладко…
Походы в увольнение проходят практически по одной схеме.
Сначала выполняется обязательная программа: коротенький рейд по магазинам, ибо всегда есть необходимость купить что-либо для ребят, оставшихся в роте. Далее следует заглянуть на почте в окошко «До востребования» и проверить, нет ли там приятной неожиданности в виде «привета от родителей» размером рублей в двадцать пять. Можно еще зайти в фотоателье и заказать хорошую фотографию, с тем, чтобы разослать по стране друзьям и знакомым свое снисходительно улыбающееся изображение. Чтобы придать своей личине небрежный вид продубившегося ветрами, соленого морского волка, гюйс* на плечах приподнимался почти до мочек ушей, а стандартная тельняшка, краем горловины натирающая кадык, безжалостно вырезалась на груди таким образом, чтобы в вырезе форменки (как бы сказали женщины – «декольте») стыдливо выглядывало не более трех полос.
Все эти «нужды» обычно справлялись в срочном порядке, и далее шла уже произвольная программа.
Разнообразием она не отличалась.
Первым долгом, не попав на глаза патрулям, следовало попить пивка, полчаса послоняться по городу, и в результате оказаться на городской танцплощадке. Не стоит смешить читателя упоминанием о библиотеках, музеях и кинотеатрах. Для этого существуют культпоходы.
Наш Гвоздь действительно чувствовал себя гвоздем программы. За время недолгой учебы в училище он хорошо изучил дислокацию всех забегаловок, где без особого ущерба для кошелька можно было приподнять на должную высоту стрелку шкалы настроения, в результате чего общаться с представительницами прекрасного пола удавалось легко и непринужденно.
Проявив недюжинные способности лоцмана*, Гвоздь, по одному ему известным приметам, разыскал в хаосе припортовых построек зашмурдыканную рюмочную, способную одним только своим видом, не говоря о посетителях,
украсить любой из рассказов Джека Лондона.
- Я угощаю!
Гвоздь любил шикануть, если стоило это не очень дорого. Царственным жестом, освободив от клочков бумаги и огрызков деревянный ящик, установленный вверх дном, он пригласил друзей:
- Прошу к столу! Патрулей здесь не бывает.
Будущие «морские волки» устроились в уютном закутке за рюмочной, среди штабелей бутылочной тары. Воздух здесь был значительно чище, чем в самом «заведении», пропахшем табачным дымом, ржавой селедкой и еще чем-то неимоверно вонючим.
Откуда ни возьмись, на ящике появились три бокала пива и «чекушка».
- Нет! Я водку с пивом не буду…- взмолился Тапочек.
- Я тоже «ерша» не люблю, - Мишель брезгливо поморщился.
- Да, ладно тебе! Привык к своему кисло-молдавскому… Водка на вино – это говно, а водка на пиво – это красиво.
К концу этой тирады Гвоздь успел расплескать содержимое малюсенькой бутылочки по бокалам, и пустая «чекушка», обиженно звякнув на прощание, исчезла за горой пустых ящиков.
Появление из кармана предусмотрительного Гвоздя небольшой тарани свидетельствовало о том, что молодой «предводитель» сошел «на берег» во всеоружии.
При виде вяленой приманки Мишель с Тапочком переглянулись и потянулись к бокалам.
Увольнение обещало быть интересным.
Михаил Маркович Сухарев (упокой бог его душу), преподававший в свое время автору этих строк режиссуру и актерское мастерство, как все люди преклонного возраста, любил совершать прогулки перед сном. Однажды, угораздило его во время променада оказаться у танцевальной площадки «Улыбка», расположенной у входа в ЦПКиО г. Кишинева. Некоторое время он наблюдал за поведением танцующих сквозь ограду танцевальной площадки.
Потрясение было глубоким.
На следующий день Михаил Маркович в восторженной форме излагал впечатления от всего увиденного своим студентам:
- Я очень хочу узнать фамилию этого человека. Кто это придумал? Его надо выдвигать на соискание Государственной премии СССР в области культуры! Какое изящество мысли! Как тонко придумано! Собрать десятки социально опасных особей разного пола в одном месте, отделить их высоким забором от людей, включить им соответствующий музыкальный фон и предоставить возможность удовлетворять свои животные инстинкты, ничем не ограничивая их поведения. Поверьте, я вчера получил массу удовольствия, наблюдая за ними. Бесплатно! А ведь можно еще и билеты продавать. Дрессировщиков Запашных надо попросить больше не мучить зверей и отпустить их на волю…
Что бы сказал впечатлительный Михаил Маркович, доживи он до знакомства с РЭПО-ХИП-ХОПОво-порошковой «дурью» современных дискотек?
Танцевальная площадка Дома культуры моряков славного города Холмска ничем не отличалась от подобных «учреждений культуры» во всей стране. Такая же, эстрада-ракушка, такой же решетчатый забор, такой же самодеятельный вокально-инструментальный ансамбль, с тем же, единым для всей страны, Тухмановско - Антоновским репертуаром. Единственным, пожалуй, отличием были звучавшие в перерыве магнитные записи, контрабандой попадавшие из стран загнивающего капитализма при помощи огромного числа «водоплавающих», то есть моряков.
Не стоит тратить время на исследование первого часа пребывания троицы за решеткой танцевальной площадки. Он просто ушел на то, чтобы сориентироваться на местности, оценить обстановку и приглядеться к «контингенту».
«Ёрш» постепенно делал свое дело. Будущие мореходы успели станцевать парочку «трясучек», как вдруг рядом с Гвоздем оказалась статная, миловидная девушка. Ростом она была не намного ниже самого Гвоздя (может, по этой причине ее не заинтересовали ни Тапочек, ни Мишель). Определяя ее возраст, как это часто бывает у женщин, можно было смело, без риска ошибиться, назвать любую цифру от 18 до 35 лет. Вела она себя довольно смело, может быть, даже развязно. Именно это и понравилось долговязому курсанту. Стоило ли тратить время на преодоление никчемного жеманства недорослых ПТУшниц, ежедневно толкущихся в ДК моряков.
- Ну что, длинный, потанцуем? – девушка определила главное из видимых качеств курсанта. – Алиса.
Несколько оторопев от женского «наезда», «длинный» не сразу понял, что девушка представилась.
- Меня зовут Алиса, - повторила она, и Гвоздь вдруг осознал, что его ведут за руку в толпу танцующих. – А тебя?
- Гвоздь… Э-э…
Алиса, не дала времени исправить оговорку:
- Прямо-таки Гвоздь? – она захохотала.
- Нет. Это так… Меня зовут Славик. – Гвоздь начал приходить в себя.
- Ой… Славик. А мама, наверное, «зайчиком» звала? Знаешь, если с большой шляпкой, то лучше «Гвоздь». - Она снова громко засмеялась.
Тут Гвоздь почувствовал, что его партнерша, если и обошлась без «ерша», то водочкой, все же, слегка побаловалась. Это обстоятельство воодушевило юношу, по крайней мере, всякого рода двусмысленность испарилась. Тем более что девушка явно напрашивалась.
Минут через сорок непрерывно щебечущая Алиса, крепко держа под руку, уводила молодого курсанта в одном ей известном направлении. Гвоздю было безразлично, куда его тащит эта довольно симпатичная, рослая девушка. Он уже знал чем закончится этот поход, и его воображение рисовало вожделенные сцены о которых он знал в основном понаслышке. В преддверии предстоящего, Гвоздя пробирал легкий озноб, и он не реагировал на то, что Алиса подтрунивала над ним, называя то «салажонком», то «морским щенком».
Почти двухметровый «щенок» и без того понял, что «поводырь» значительно старше его, но это не столько смущало парня, сколько вселяло уверенность в фантастическом завершении увольнения «на берег».
Многоопытная Алиса, понимая, что увольнение Гвоздя ограничено временными рамками, шагала широко, и невысокие каблучки ее «лодочек» звонко цокали по булыжной мостовой, освещенной редкими пятнами уличных фонарей.
Фонари на уличных столбах горели через два на третий, если не реже, поэтому появление из темноты троих подвыпивших моряков в световом пятне под очередным фонарем по внезапности своей было сродни появлению черта из табакерки. То, что это были моряки с какого-то из рыболовецких сейнеров, не вызывало сомнений, ибо запах рыбы, исходящий от них, не подавлял даже стойкий перегар, плотной завесой окутывающий пошатывающуюся троицу.
- Оба-на!.. – Все трое в удивлении широко раскинули руки, что невольно выстроило их широким полукругом. - А у нас в прилове* «Золотая рыбка»! Сейчас она выполнит три желания…
Скабрезные шуточки и слюнявые улыбки пьяных моряков, медленно надвигающихся с растопыренными руками, заставили струхнувшего Гвоздя медленно двинуться назад. Сделав пару шагов, он чуть не свалился, наступив на одну из «лодочек» стоящей рядом Алисы.
Она почему-то стояла босая.
- Утю-тю-тю! Иди сюда, «золотая рыбка»… - сложив корявые, скрюченные нелегкой морской работой пальцы в неуклюжую щепоть, поманил к себе девушку один из моряков.
И Алиса пошла... Медленно, по пути отодвинув локоточком оцепеневшего Гвоздя, она, мягко ступая босыми ступнями по гладко отшлифованным временем булыжникам, сделала пару шагов навстречу опасности.
- Ну, загадывайте желания… - голос ее прозвучал неожиданно твердо.
Стройные женские ножки, бликуя при свете уличного фонаря матово-фосфоресцирующей кожей, сверкнули в воздухе.
В последствии все, что произошло дальше, Гвоздь, как ни силился, описать не мог. Несколько раз перед его глазами падающими звездами пронеслись блестящие подковки флотских ботинок. Ему показалось, что невесть откуда на мостовую с глухим стоном стали падать мешки с картошкой. Раздались гулкие шлепки, как будто на камбузе училища кто-то рубил на колоде свиную тушу.
Пятнадцать секунд… Этого времени не хватило даже для того, чтобы кроваво-красный глаз светофора на перекрестке переключился на другой цвет.
Стало тихо.
Где-то в порту звякнула рында*…
Легонько опершись на плечо остолбеневшего Гвоздя, Алиса, пошарив ногой, одела беспомощно лежавшие на боку «лодочки».
- Пойдем, Славик. - По-матерински прозвучавшие слова, еще больше сковали движения будущего морехода. – Ну, «зайчик»…
Увлекаемый во тьму Гвоздь, оглядываясь, еще долго видел мешками лежащих на мостовой искателей приключений.
Откуда-то взялась строчка:
…и стоны рыбаков помятых
слились в один протяжный вой…
- «Бородино» - вспомнил Гвоздь.
Любви уже не хотелоcь…
Из увольнения Гвоздь вернулся каким-то тусклым.
На расспросы друзей отвечал неохотно, пытаясь избегать подробностей. Однако в училище такие номера не проходят, и уже на завтра над ним ухохатывалась вся группа:
- Слыхали? Гвоздь напоролся на Али-Бабу!
Легенды об Али-Бабе Гвоздю были известны от старшекурсников, но, не зная ее, он и предположить не мог, что забубенная портовая шлюха и встреченная им миловидная женщина - одно лицо…
Алиса родилась в семье потомственного рыбака в небольшом рыбачьем поселке Ясноморский под Невельском, на юге Сахалина.
С детства она знала, как появляются на ладонях волдыри и мозоли, набитые тяжеленными веслами. Любой фокусник-манипулятор позавидовал бы ее ловкости, когда она, виртуозно владея челноком и линейкой, латала рваные рыболовецкие сети.
Скудные рыбацкие доходы заставили семью в поисках работы перебраться в Холмск, где отец продолжил биографию рыбака на малом рыболовецком сейнере.
Жить в Холмске было не многим лучше. Алиса ходила в школу и училась, надо сказать, совсем не плохо. Однако одна очень серьезная проблема, в буквальном смысле, мешала ей жить.
Дело в том, что у Алисы от рождения были очень редкие волосы. Вначале на проблему просто не обращали внимания в надежде на то, что со временем волосы вырастут. Но чем старше становилась девочка, тем реже они становились. Чтобы спровоцировать рост волос, Алису стригли наголо и даже брили.
Бесполезно.
Эти меры вызвали обратный эффект. Издевательства одноклассников стали регулярными и еще более болезненными. На уроках ей приходилось сидеть в косынке или в лыжной шапочке, которую кто-нибудь обязательно норовил сорвать. Почувствовав себя ущербной, Алиса, как загнанный волчонок, огрызалась и дралась, еще более отдаляясь от школьной ребятни.
Несчастье постигло семью, когда Алиса училась в восьмом классе.
Сейнер, на котором ходил отец Алисы, промышляя в Охотском море, попал в сильнейший шторм. Двигатели старой калоши устали бороться со стихией, и судно, потерявшее ход, было отдано на волю волн.
Через трое суток японцы, снявшие со скал одного из островов Курильской гряды экипаж выброшенного на скалы сейнера, сообщили о спасении пяти рыбаков. Отца Алисы среди спасенных не было.
Всего лишь год смогла Алиса проучиться в школе после гибели отца.
Оставив учебу, она устроилась уборщицей в городской Дом быта и там же подрабатывала в прачечной. Ловко используя парик (очень популярный в те времена атрибут женской привлекательности) и совсем немного косметики, Алиса превратилась в очень привлекательную молодую особу.
Но не зря говорится, что беда никогда не приходит одна.
Два года хватило Алисиной маме, потрясенной гибелью мужа, чтобы, безнадежно спившись, умереть от сердечного приступа. Однажды, поздно вечером, торопясь домой после работы, Алиса была изнасилована моряками неизвестно откуда приблудившегося в порт корабля.
Одна.
Это все, что можно было сказать о несчастной девушке. Даже выплакаться на груди у мамы, ей не было дано. Друзей у нее не было никогда, девчат, насмехавшихся над ее жидкими волосенками, она всегда считала лютыми врагами.
Одна.
Но надо жить… Трудно сохранить в себе достоинство после случившегося. Не хочется в окружающих видеть доброжелателей и надеяться на участие после всего, что с тобой произошло. Но надо жить…
И Алиса жила. Жила как могла. В отсутствие жизненного опыта жила по ситуации, решая возникающие проблемы по наитию. В ее жизни стали появляться мужчины. Однако надолго они не задерживались, что очень болезненно переживала молодая девушка.
Шли годы… Взрослеющая Алиса на слове «любовь» поставила жирную точку. У девушек, некогда насмехавшихся над ней, она просто уводила парней, от чего получала несказанное удовольствие, а мужчин, так виноватых перед ней, она просто использовала. Право выбора всегда оставляла за собой. Только она могла решать, с кем проведет сегодня время.
Однажды, какой-то самоуверенный морячок, привыкший к общению с портовыми проститутками, предложил ей деньги, за что Алиса, зарабатывающая свой хлеб другим способом, просто набила ему морду.
Было дело, били и ее.
Давно осознав, что защиты ждать не от кого, Алиса приняла меры. Одного года было достаточно, чтобы, походив в какой-то замаскированный в грязном подвале спортзал, почувствовать уверенность в себе.
О любовных похождениях Алисы в Холмске было достаточно широко известно. Эту симпатичную, разбитную женщину за глаза называли «бой-баба», но после того как однажды на танцплощадке, не вынимая сигареты изо рта, она раскидала четверых, чем-то ей не понравившихся мужиков, ее стали величать «Али-Бабой».
Этот случай сыграл злую шутку с Алисой. Звучная кличка перенесла ее в разряд личностей, окутанных ореолом если не дурной, то, во всяком случае, сомнительной славы.
Местные мужчины стали сторониться и даже побаиваться «Али-Бабы».
Уделом одинокой женщины, изведавшей прелесть плотских утех и не отказывающей себе в этом, стали малолетки-курсанты Холмской мореходки и видавший виды морской сброд, со всех концов света прибывающий в порт и сходящий на берег с единственной целью - напиться, подраться и найти проститутку…
С «Али-Бабой» Гвоздь встретился еще однажды.
Рядом с Холмской мореходкой, буквально через дорогу от ее проходной, располагалась большая котельная, обеспечивающая теплом не только само училище, но и весь прилегающий к нему район города. Здоровенное здание из закопченного красного кирпича, увенчанное высоченной, постоянно дымящей трубой, окруженное терриконами угля и шлака, выглядело потерпевшим крушение, фантастическим кораблем-монстром, который каким-то непостижимым образом отдал якорь среди заснеженных Сахалинских сопок.
Котельная была на балансе мореходного училища, а городские власти несли ответственность за обеспечение ее сотнями тонн угля. Прожорливые топки шести огромных котлов пожирали уголь в несметных количествах и, чтобы утолить их голод, ежедневно на дежурство в котельную училищем направлялось до тридцати курсантов. В основном это были будущие корабельные механики, вынужденные все 24 часа своего дежурства, подобно каторжанам на рудниках, сновать по двору котельной, толкая перед собой тачки с углем.
Называлось все это практикой по энергетическим силовым установкам.
Наличие в котельной раздевалок, душевых и даже комнаты отдыха, а также отсутствие преподавателей делали дежурство не слишком обременительным. Работой котельной ведал инженер, человек гражданский, для которого курсанты были обычной рабочей силой, поэтому, если не наглеть и знать меру, то можно было «послать гонца» за веселящим зельем, в результате чего пребывание в котельной приобретало более радостную окраску.
Особое удовольствие доставляли деньки, когда в котельную в поисках развлечений заглядывали представительницы «очень слабого пола», что для многих из курсантов превращало практику по энергетическим силовым установкам в уроки по изучению устройства женщины.
Слякотным мартовским утром, а точнее, восьмого марта, чтя десятилетиями сложившуюся традицию международного сообщества женщин чем-нибудь особенным отмечать праздник имени себя любимых, «Али-Баба», решив сделать себе подарок, пошла в народ, или, если хотите, совершила «явление народу».
В боевом оперении роковой блондинки она выглядела потрясающе! Волнистые локоны парика, ниспадающие на плечи, прекрасно гармонировали с бесконечно длинным, ярко - желтым, с пышными кистями на концах вязаным шарфом, на изготовление которого, учитывая немалый рост искусительницы курсантов, могло уйти до километра пряжи. Особый лоск силуэту портовой дивы придавали сияющие лаковым блеском ультрамодные сапоги-чулки, плотно облегающие тонкие щиколотки и изящные икры ее стройных ног.
«Народ», дежуривший в котельной (вернее его малая часть), был обрадован визиту и, в свою очередь, посчитав его праздничным подарком, стал проявлять суетливую активность.
Первым долгом были приняты основательные меры для того, чтобы гостья смогла попасть в раздевалку, избежав нежелательных встреч. Далее был изменен график перетаскивания тачек, в котором самые робкие и «необстрелянные» курсанты заменили собою четверку «продвинутых». Завершая подготовку «праздника души», новоявленные Казановы отправили в магазин «гонца» и выставили сменное наружное наблюдение.
Десяток курсантов был занят работой, «подвахтенные» и свободная смена толклись в комнате отдыха, грохоча костяшками домино, читая газету или
предаваясь самому массовому флотскому развлечению – травле баек и анекдотов. Для этих категорий курсантов визит «Али-Бабы» прошел незамеченным.
Зато в раздевалке оргия уже набирала обороты.
Ввиду того, что Гвоздя бог ростом не обидел, таскать тачки с углем ему было не с руки. Когда он, подхватив рукоятки тачки, выравнивался - тачка становилась почти вертикально и из нее высыпалась половина угля. Это обстоятельство стало причиной того, что долговязый курсант оказался с лопатой в руках у топки котла.
Но это было даже хорошо.
Ну, прежде всего, здесь было тепло. Во-вторых, ближе к будущей профессии корабельного механика. Поглядывая на стрелку манометра, Гвоздь должен был следить за давлением и при необходимости подбросить в топку десяток лопат угля.
Это было значительно солидней, чем бегать с тачкой как ГУЛАГовский «враг народа».
Отмахав лопатой свою смену, Гвоздь направился в комнату отдыха, однако вспомнил, что у него закончились сигареты. До конца дежурства оставалось еще довольно много времени, и чтобы не превратиться в сигаретного стрелка (чего Гвоздь не любил), он решил заглянуть в раздевалку за деньгами и сгонять за куревом.
На пороге раздевалки Гвоздь наткнулся на пытающегося преградить ему путь коллегу-курсанта по кличке Вентилятор, которую он получил за потрясающую энергичность и авантюризм. Однако, в настоящий момент у Вентилятора энергии не хватало даже на то, чтобы объяснить Гвоздю, что его вход в раздевалку нежелателен.
- Да ты чё, набухался? - Гвоздь приподнял за воротник пытающегося что-то произнести одеревеневшим языком Вентилятора и, почувствовав, как утопает в облаке перегара, отшвырнул его в сторону и потянул на себя дверь раздевалки.
Следы многочасовой оргии были красноречивы.
Обычно в коллективных раздевалках свежесть воздуха оставляет желать лучшего, но то, что почувствовал Гвоздь, переступив порог, описать невозможно. Это была потрясающая смесь из пота, табачного дыма, запахов водки, рыбных консервов, флотских носков и ботинок разбросанных у приоткрытых шкафчиков. Вся эта фантастическая смесь была слегка приправлена дешевыми женскими духами, что придавало ей особенный шарм и полноту букета.
На двух сдвинутых скамьях в одной только тельняшке, подложив под голову бушлат и поджав под себя босые ноги, спал, подрагивая во сне, скукожившийся в калачик курсант. Еще один сидел, облокотившись на неведомо откуда возникшую в раздевалке тумбочку, уставленную пустыми бутылками и коряво вскрытыми банками из-под «Сайры». Его туманный, ничего не видящий взгляд остановился на вошедшем Гвозде, попытка что-то произнести не увенчалась успехом, локоть, соскользнув с тумбочки, увлек его вниз, и тело будущего морехода мягко хлюпнулось на пол.
Сквозь приоткрытую дверь сообщающегося с раздевалкой туалета, Гвоздь увидел еще одного участника вакханалии, сидящего, уронив голову, на унитазе и раскачивающегося из стороны в сторону.
Главная героиня события сидела по другую сторону тумбочки и, судя по всему, собиралась покинуть ристалище. Не вынимая сигареты изо рта, она смотрелась в малюсенькое зеркальце своей пудреницы и пыталась поправить сбившийся на бок парик.
- Ох, ты! «Зайчик»… - обрадовано встретила вошедшего «Али-Баба». Она выглядела почти трезвой. Во всяком случае, по сравнению с представителями мужской части участников мероприятия. – И ты здесь? Ну, давай. Заходи, не бойся…
Именно последнее слово было здесь наиболее уместным. Похоже, Гвоздь действительно испугался того, что увидел.
Четверо сломавшихся курсантов не произвели на него такого глубокого впечатления, как взлохмаченная Алиса со смазанной губной помадой и спущенными до щиколоток блестящими голенищами сапог-чулок.
Ошарашенный Гвоздь сделал шаг назад и, ударившись затылком о верхний косяк низкой, не по его росту двери, выскочил из раздевалки.
Не ожидавшая такого быстрого исчезновения Алиса хмыкнула и, решив, что поправлять губную помаду не стоит, просто пожевала губами, ярко-красным ноготком холеного маникюра сковырнула прилипший в уголке рта чей-то спиралевидный волосок и, захлопнув пудреницу, спрятала ее в сумочку. Лоснящиеся лаком голенища сапожек были снова водворены на место, пара витков лимонно-канареечного шарфа легла на шею. Вынув, наконец-то, изо рта окурок, Алиса ткнула его в дымно зашипевшие горелым маслом остатки «Сайры» и смачно сплюнула туда же…
- Сал-лаги!..
От удара ногой дверь раздевалки распахнулась, и «Али-Баба» исчезла…
*Прилов - все, что попадает в трал помимо промысловой рыбы.
*Рында - корабельный колокол, посредством которого отбивают склянки (часы)
Рисунок А.Лабунского