Я сидела в гостиной. Прошел где-то час, Нелли с Радойкой все спорили, но уже не так яростно, как в начале. Эрлия вернувшись откуда-то, подсела ко мне.
- Миомир вызвался проводить тебя в Верхний мир, - сказала она с чуть заметой улыбкой. - Странно, он обычно наоборот бежит ото всех. Он не очень общительный… Надеюсь, ты не против?
Я покачала головой.
- Ну, где его комната, ты уже знаешь.
Мио лежал на двухъярусной кровати, вверху, и внимательно смотрел, как я захожу в мастерскую. Синий взгляд юноши оживлял его, казалось, что только эта синева поддерживает в нем жизнь. В остальном же он был подобен своей невесомой сестре.
- Просто хочу немного пройтись, - сказал он, отводя взгляд, словно что-то скрывая - или мне только кажется? - Не всё же время мне здесь проводить.
- Верно. Хотя твоя комната довольно… уютная.
- Не спорю. Пойдем.
В глубине комнаты располагалась лестница, искусно сделанная из ботсванского агата. Перила были в виде Ангелов Младших Арканов таро.
- Я сам их вырезал. Давно это было, лет шестьдесят назад. Тогда я только начинал изучать Арканы, сам. Вот например, Айаэль, «услада сынов человеческих» - соответствует двойке чаш, дневной ангел. Управляет долголетием, оказывает помощь, помогает обрести мудрость. Это моя любимая статуя. Я буквально чувствовал Айаэль в камне, видел сквозь него, сквозь время, сквозь миры. Я полностью уходил в работу, - Мио говорил это больше себе, чем мне. Так говорят с собой сумасшедшие перед сном. Но он - не сумасшедший. Мио - гений, феномен, на Земле он затмил бы всех художников и скульпторов. Но он не на Земле. Земляне его даже не могут видеть. А он продолжал, упиваясь своим голосом, чудным терпким голосом. - Или вот - Лувиа, «спешащий услышать», управляет памятью и интеллектом. Знаешь, Милинка, у Ангелов можно многому научиться. У карт - тоже. Правда, мама говорит, что таро больше подходит для земли» . Там, где мы находимся, использовать карты - пустая трата времени. Его у нас и так уже почти век воруют" - говорит она. "Потому что все наши книги, знания, тайны - всё у нас под ногами" - говорит она. Я про Александрийскую библиотеку, - он усмехнулся. Было видно, что ему доставляет удовольствие рассказывать обо всем этом: о картах, Ангелах, библиотеке. Он дорожил этими знаниями, цеплялся за них, нетерпеливый хранитель, человек-музей, человек-ценность. Знал, как применить то, сказать это. Он вряд ли с этим пожелает расстаться. В одиночестве он не скучал - некогда скучать. Невероятно долгая жизнь.
А лестница всё вела нас вверх. По мере приближения к Верхнему миру я начинала чувствовать неуловимый, зыбкий покой. А все эмоции будто обострялись, каждый нерв - затанцевал, запел, застучал. Малейшее дуновение ветра освежало кожу, ласкало лицо, тело, трепало волосы. Мы шли в лучах рассвета. Легкая дымка. Падал крупный снег, вовсе не холодный. Туман стелился низко, обволакивал ноги, затягивая их вглубь. Было слышно пение каких-то диковинных птиц и морской прибой. Исподтишка глянув на Мио, я заметила на его серьезном лице детскую, да - детскую улыбку, преображавшую его до неузнаваемости. Эти маленькие ямочки на щеках, эти блестящие его синие глаза.
Мы подошли, наконец, ко входу: отшлифованные сталактиты и сталагмиты представляли собой арку, из которой струился свет, переворачиваясь, а блики радуги падали снопом искр на снег.
- После того, как пройдешь здесь, сможешь видеть ауру, - и с этими словами он переступил заснеженный порог. Тот час же вокруг него появилось заметное темно-синее свечение. - Теперь ты.
Следуя за Мио, я шагнула вперед и, посмотрев быстро на свои руки, увидела вокруг них желтое сияние. Взяв меня под руку, Миомир начал рассказывать всё, что знал о Верхнем мире.
- ...жалко, что ты за мной не записываешь!
А горизонт сливался с небом. Это была бесконечная ледяная, засыпанная снегами равнина. И здесь, из снега, тянулись к солнцу одуванчики. Пройдя чуть дальше, перед нами буквально всплыл, возник из ниоткуда, первый дом-библиотека. Это был словно миниатюрный замок из розового кварца: множество башенок, скульптуры животных (чудилось, что они следят за нами, шепчут скрипучим голосом неизвестного наречия). Вычурные массивные двери, мраморные высокие колонны. Вокруг "замка" цвели ландыши, ароматные, с застывшими навечно льдинками, присыпанные снегом, укутанные. А позади раскинулся каштановый сад, в тени которого парили над землей полупрозрачные, в языках пламени, Ангелы: покровители наук. Увидев нас, они лучезарно улыбнулись.
Мио поспешил войти в дом.
На гладких стенах висели картины в золотых рамах, картины импрессионистов.
- Все картины, что находятся на Земле - очень качественные и точные подделки. Здесь, о да, здесь оригиналы... - с благоговением шептал он.
Старинная дорогая мебель создавала впечатление тайны и роскошества. Тут было тихо, шаги раздавались гулким эхом, разлетаясь по всей галерее. Отворив тяжелую дверь, мы вошли в основной зал библиотеки.
- Нетахиа, Ангел-поэт?
В красноватых лучах, застыв в воздухе, висел небольшой шар, окруженный огнем. Через секунду перед нами предстала женщина. Её красные глаза видели наши души насквозь. Рыжие волосы вились кудрями падали на белые плечи, бараньи рога закручивались в спирали на её голове. В изящных, элегантных руках Нетахиа держала анкх. Она стояла в огне, и огонь был ей платьем; он не причинял ей боль, не обжигал. Напротив - от него веяло приятным теплом.
- Миомир, - у неё был нереальный голос, - Мио, ты снова здесь. Мой ученик, мой прекрасный ученик!
- Спасибо, Нетахиа, - юноша явно чувствовал себя как дома. Хотя, так оно и было. - Это Милинка, - Нетахия обняла меня, как старую приятельницу, а Мио продолжал, - она с Земли. Мама просто в восторге.
Последнюю фразу он обронил особо небрежно.
- Тебе следует радоваться - Милинка по-настоящему ценит твой талант, так же как и твоя мать. Не обижай их. Тем более, что ты скоро… - она не договорила эту фразу.
После этих слов я не могла не покраснеть. В этот момент мне показалось, что Нетахиа часто говорила, сама того не ведая, вещи, от которых приходилось краснеть. Мио (как обычно, что ли?) сделал вид, будто не услышал сказанного. Мы говорили о книгах, о магии, о богах, обо всем. Разговор рождался сам собой, словно мы - давние знакомые, шутили, смеялись, краснели, уходили в воспоминания, делились ими. Время неслось.
- Милинка, с твоей подругой не случилось ничего страшного, она в порядке. Я знаю, ты беспокоишься о ней... Отныне ты сможешь видеться с ней во снах. Это мой тебе дар.
Радости моей не было предела. Уже сегодня я смогу с ней поговорить. Моя милая подруга...
- Сегодня отличная погода. Сегодня зацвели фиалки, и...
- Нетахиа, - Мио явно не терпелось что-то узнать. С того момента, как он решил идти со мной. - Меня, мм кое-что тревожит. Я хотел бы спросить твоего совета. Милинка?
Ангел-поэт еще раз обняла меня, мы распрощались. Я вышла на улицу.
Вдали простирался фиолетовый ковер, нежившийся в лучах только что родившегося дневного солнца, колыхался, пел, шуршал, источая тонкий, душистых запах скромных цветов. Идти было недалеко.
Это был один из тех редких дней, когда в теле чувствуется необычайная эфирность. И, кажется, будто наполняешься радостью. И кажется, будто снова в детстве: беззаботно бежишь, непременно босиком, а на голове венок из полевых цветов, а трава щекочет ноги; ветер дует, оголяя тонкие ножки-струнки. Знак бесконечности перекатывается у тебя над головой, увековечивая миг. Он будет навсегда теперь, не закончится. И вот мама накроет стол, и ты, набегавшись, плюхнешься на мягкий стул, вытянув ноги, улыбаешься. Пьешь яблочный сок, выжатый только что, кислый, с мякотью. Да его само солнце сделало специально для тебя! А после какая-нибудь тётушка, добрая-добрая, будет тебе в тени яблони читать старые сказки из потрепанной книги, пылившейся на чердаке со всяким милых хламом и безделицами. И сказки эти будут видеться наяву. Скакать вокруг, будоражить воображение. Сидишь, завороженная, заколдованная, мельком поглядывая вокруг, слушаешь, облокотившись на ручки кресла, какие у всех обычно стоят на даче, кресла-когтеточки...
Десятки картин, неимоверно далеких от этого мира, возникали в моём сонном сознании. Упав без сил, сраженная воспоминаниями, взвившимися теперь сотнями, я жадно вдыхала аромат фиалок, смотрела в небо. Бабочки? Да нет же... Это феи. Миниатюрные крылатые девушки резвились, плыли в воздухе, звонко смеясь дивными голосами-бубенчиками. Их крылья - разноцветные, неповторимые, прозрачные на солнце были тоньше мысли. У некоторых в ручках-тростинках были кувшины. Точно, вино: медовый, живой запах, он смешивался со звоном крошечных бокалов, в которых опасно плескалась бордовая жидкость, блиставшая густыми переливами.
Некоторые махали мне; щурились, улыбались, хохотали - целый карнавал пёстрого сумасшествия струился в небе. Они пели песни, средневековые песни, какие бы могла слышать давным-давно Магда на Земле. Деревенские английские танцы захватывали тела фей в свое пылкое веселье, заключая в движения, все повторяющиеся. Сама того не заметив, я погружалась в сон, под эту какофонию, разноголосицу. А небесное столпотворение все кружилось, кружилось...