Прошлой зимой не стало последнего самарского святого - Вовки-афганца. Крепко выпив в затяжные новогодние праздники, он замерз в сугробе прямо под окнами нащей панельной многоэтажки, расположенной в «эмигрантском» районе Самары. Поздно вечером муж гулял с собакой, но Вовки уже не увидел - невесомое исcохшее тельце подобрали и отвезли в морг.
Вовка то ли прошел Афганистан, то ли служил на границе с Таджикистаном, теперь уже сложно установить хоть какие-то подробности смутного и, кажется, недолгого военного прошлого, полностью, впрочем, перечеркнувшего его дальнейшую жизнь. Вернувшись из одного круга ада и угодив в другой, не менее ужасный, он лечил расшатавшиеся нервы традиционным русским способом - пил по-черному. Существовал вместе с родителями в тесной двухкомнатной квартирке. Как-то привел домой женщину с ребенком, и они зажили было все вместе, мирно и семейственно. Во всяком случае, Вовка уверял, что готов ради любимой бросить пить и даже устроиться на работу. Но его мама, бывший советский деятель, опасаясь, что новые жильцы станут претендовать на квадратные метры ее жилплощади, прогнала любовь сына прочь.
Вовка плакал по-пьяному делу, винил мать, что не дала она ему пожить нормальной жизнью.
А вскоре и вообще потерял всякую надежду завести семью, лишившись мужеской силы на почве хронического алкоголизма. За что получил мерзкое дворовое прозвище - Нестоячка.
У нас дома, на антресолях, долго лежал Вовкин пиджачишко, так, никудышный, совсем уже не модный, которому сам хозяин отчего-то придавал большое значение… Отдавая его моему сыну, он сказал: «Возьми, я жениться-то уже точно не буду, а у тебя все еще впереди»… И сын не смог отказаться, взял у него этот злополучный символ несостоявшейся жизни. Совсем недавно я убиралась и выбросила пиджачишко в контейнер для мусора.
Вовка был человеком без возраста, с синими, как будто промытыми спиртосодержащими напитками глазами, глядевшими на мир удивленно и по-доброму. Такие глаза бывают у святых или… алкашей, хотя я считаю: алкаши - и есть бывшие святые, не вписавшиеся в современную глянцево-гламурную действительность.
Мы часто видели его с санками или детской коляской, нагруженными металлоломом, который он исправно сдавал в пункты "цветмета", чтобы на вырученные деньги купить вожделенную "поллитровку". В нечастые светлые периоды своей жизни он неплохо клал керамическую плитку, но незадолго до смерти продал весь имевшийся у него инструмент, а деньги пропил.
Однажды Вовка позвонил к нам в дверь, чтобы попросить денег, якобы на похороны умершего друга. Моя мать открыла и, заподозрив Вовку во лжи, сказала, что ничего не слышала о таком человеке.
Тогда он спросил: "Но меня-то вы знаете?"
- Тебя знаю, но ты больше, Вова, к нам не звони.
За два месяца до Вовки умер его отец, который тоже пил беспробудно.
Мать, молившая Бога, поскорее прекратить ее страдания, схоронила обоих и осталась совсем одна. Я недавно ее встретила - она жалуется на маленькую пенсию.
Почему именно Вовка-афганец вспомнился мне в пасхальный вечер, сама не знаю. Но вот всплакнула и теперь пишу о нем...