Афиша гласила: «Концерт. Произведения Сергея Прокофьева исполняет пианистка М. Боброва, г. Москва».
- Ишь ты..., – подумал Валерий. - Из Москвы... Прокофьев... Надо, наверное, билет купить...
С той поры, как он стал посещать хор во Дворце Искусств, музыка прочно поселилась в его жизни. Валерий ходил теперь на концерты классической музыки, хотя, чего таить греха, не был таким уж ее любителем. Но вот тянуло почему-то. Еще в далекую пору детства и юности отец, полковник милиции Кошелкин (так тот обычно представлялся незнакомым) приучал сына к классике, правда совершенно особенным образом – заставлял слушать в день по часу бесконечные сонаты и фуги. От такого любой возненавидит музыку, и Валерий оказался не исключением – назло отцу затыкал уши, и дело часто кончалось показательной поркой – в назидание младшему брату. Те времена миновали давно, и до недавнего времени музыкальные пристрастия Валерия ограничивались мурлыканьем себе под нос какого-нибудь очередного модного шлягера. Однако, попав совершенно случайно в хор, Валера сам не заметил, как музыка начала его увлекать и завораживать: раз – и он уже солист хора, два – и он посещает все концерты, регулярно даваемые заезжими пианистами и скрипачами. Нельзя сказать, что он сразу стал хорошим слушателем. На первых порах Валера частенько засыпал прямо посреди концерта и мирно спал до аплодисментов, иной раз даже всхрапывая! Но постепенно засыпать он стал реже – только если уж музыка была особенно сложной и непонятной, - голова его клонилась все ниже и ниже, но воли себе Валера не давал и со временем научился пребывать в блаженном состоянии между сном и явью, когда возможно абсолютно все.
Концерт должен был состояться в среду, в семь часов, как раз хватало времени, чтобы забежать домой, покормить кошку, переодеть рубашку да съесть пару бутербродов самому. На площади перед Дворцом Валера купил прекрасную темно-бордовую розу для пианистки, и не спеша направился в зал. Народу было не очень много, все же день будний, да и музыка Прокофьева непростая. Заняв удобное место в третьем ряду, он погрузился в размышления о композиторе. Что же он знал о нем? Да, пожалуй, почти ничего – только лишь то, что звали того Сергей Сергеевич, и написал он детскую оперу «Петя и Волк». Ох уж этот Петя! Сколько раз папаша Кошелкин заставлял сына прослушивать данную оперу! Да потом еще с пристрастием расспрашивал о содержании. Маленький Валерик ни разу до конца не понял смысла произведения, и всегда сообщал отцу, что «волк чистит шубу, чистит хвост». Ибо только эти слова и различал в опере. На этом месте отец всегда начинал орать и вытаскивать ремень из форменных штанов, и только вмешательство матери могло спасти глупого ребенка от порки...
Погрузившись в милые сердцу воспоминания, Валера не заметил, как в зале погас свет, и на сцену вышла ведущая концерта – дама в сверкающем платье. Проникновенно и страстно она поведала о композиторе Прокофьеве, причем вывалила сразу столько информации о нем, что у Валеры просто голова пошла кругом. Как сообщила ведущая, концерт предполагался очень сложный, к тому же московская пианистка оказалась внучкой уважаемого в городе человека и в память деда решила порадовать историческую родину своим творчеством. Зал взвыл от восторга и обрушил на головы ведущей и застенчивой пианистки, уже вышедшей на сцену, бурные аплодисменты.
Сказать, что музыка была сложной – это значило бы ничего не сказать. Некоторые слушатели стали покидать зал минут через пятнадцать, особенно те, кто пришел с маленькими детьми в надежде приобщить их к прекрасному. Валерий вертелся как уж на сковороде - боролся со сном, оглядывался вокруг. Кое-кто заснул почти сразу, но Валерий не мог себе этого позволить. Пианистка играла вдохновенно, дед был бы ей явно доволен. Валера неприязненно думал: «С ума ты сошла, что ли? Нашла что привезти! Уж лучше бы «Петю и волка» послушал»! Он поднял глаза вверх, и как всегда, в минуты тоски, стал считать квадратики на потолке. Постепенно сознание его успокоилось, и сам того не заметив, Валерий погрузился в чудесное состояние почти дремы.
Внезапно его сильно тряхнуло, и он почувствовал себя уже не в зале, а как ни странно, наверное, за кулисами. Музыка звучала еще громче, но с другой стороны. Непроглядная темнота не давала возможности увидеть хоть что-то.
«Как это я сюда залез-то? – недоуменно думал Валерий. – Что за провалы в памяти? Ничего не помню! Надо, наверное, к врачу идти, только к какому? К неврологу – это еще ладно, а вдруг мне надо прямиком к психиатру?! Или можно психологом обойтись??" Но сначала надо было выбраться из-за кулис и спуститься в гардероб.
Валерий стал двигаться маленькими шажками наугад и скоро уперся в стену.
«Что за стена? Никакой стены тут не было...». Он хорошо успел узнать эту сцену за те несколько месяцев, что ходил петь в хор. Вдруг он почувствовал на своем лице едва уловимый теплый ветерок, донесший слабый запах роз.
«Это небось Машке Бобровой букеты заготовили!» - пробурчал себе под нос Валерий. В ту же минуту он вспомнил, пребольно уколовшись шипом, что у него у самого в руке роза и как раз предназначается она для Марии. Тихо выругавшись, Валера решительно шагнул в сторону веселого ветерка и сразу понял, что не ошибся – ветер усилился, и запах теплого лета стал более отчетливым. «Освежителем воздуха набрызгали – понял он. Зачем, спрашивается? Может, крыса сдохла? Так–то на дворе октябрь, дело к зиме идет...». Вокруг по-прежнему стояла тьма - как говорится, хоть глаз выколи, и Валера двигался почти на ощупь. Хотя и ощупывать-то нечего было – под руками пустота... Вдруг внезапно он уткнулся лицом в заросли какой-то растительности. Это была свежая влажная зелень, та, которая бывает в июле – упругие кусты, высокая трава... Сильно запахло смородиной. Раздвигая руками кусты и попутно кидая в рот горстями спелые ягоды, Валерий медленно пробирался вперед, и наконец вдали забрезжил свет. Заросли кончились, перед ним лежала небольшая поляна.
«Да что же это такое?! – в тоске воскликнул Валера. - Откуда это все взялось? Может, это реквизит нашего театра?» Но сам он внутренне прекрасно понимал, что не может быть у любительского театра такого роскошного реквизита.
Конечно, можно было подумать – а не сошел ли он с ума? Но опять же – смородина... Во рту до сих пор стоял ее привкус, а на пальцах засох смородиновый фиолетовый сок. Не было ответа...
Вдруг раздалась барабанная дробь, и на поляну выскочил мальчик лет двенадцати. Одет он был не то чтобы странно, но Валерий точно знал - дети нынче так не одеваются. На мальчике были темно-синие шорты, белая рубашка и пионерский галстук. На шее у него висел барабан. Мальчик, задорно глядя, весело поздоровался и сказал:
-Пойдемте за мной, товарищ! – сопровождая свои слова отчаянной барабанной дробью.
Валерий, нервно пожимая плечами и глубоко вздыхая, поплелся за мальчишкой по тропинке в лес. А тот все не унимался и барабанил не переставая, выстукивая марш. Не так уж долго они шли, всего лишь минут пятнадцать, но Валера совершенно изнемог от неизвестности, тем более, что мальчик не отвечал на его вопросы, а только улыбался загадочно, да барабанил как заводной. Лес закончился, и тропинка привела к большому каменному дому, видневшемуся в саду за кованой оградой. У затейливых ворот стоял человек в немного старомодной одежде, с таким выражением лица, что Валерию захотелось назвать его про себя «господин». Сей господин поднял руки ладонями вперед и, ласково улыбаясь, мягко обратился к мальчишке, который стучал в барабан что есть мочи:
- Ну все, Петя, хватит! Ты отличный барабанщик и никто с этим больше спорить не будет! К тому же наш гость уже здесь, и, наверное, порядочно оглох от твоей дроби!
Петя надулся на минутку, но, видимо, такой был легкий нрав у этого мальчугана, что долго он не мог сердиться.
- Ладно, - радостно сказал он. Пойду, скажу этому, хищнику, что я выиграл спор. Правда я его выиграл, Сергей Сергеич?
- Да, конечно, выиграл.
Господин, названный Сергеем Сергеичем, потрепал Петю по затылку и крикнул тому вслед:
- Самовар ставьте!
Обернувшись к Валерию, Сергей Сергеевич сказал:
- Прошу вас, проходите! Мы вас ждали.
Валерий так удивился, что не смог ничего ответить. Как его могли здесь ждать? Он никого из здешних жителей не знал. Пройдя по дорожке из мозаичных плиток вглубь сада, они оказались у дома, где под сенью деревьев стоял большой круглый стол с чашками и разнообразной едой. Валерий огляделся. В растениях и садах он не разбирался. Но здесь было видно, что сад старый, ухоженный, а за внешней легкой запущенностью стоит тщательный труд садовника. Запах цветов и деревьев витал в воздухе, и Валерий понял – это тот самый запах, который привел его из-за кулис сюда. Внезапно он вспомнил про розу в своей руке, смутился и протянул ее хозяину дома:
-Это вам, Сергей Сергеевич.
Тот засмеялся, но розу с удовольствием взял, и, прижав руку к сердцу, церемонно произнес:
-Благодарю вас...
В этот момент к столу как раз подошел Петя с самоваром, а с ним очень крупная собака с зелеными глазами. Петя водрузил самовар на стол и, уставившись на розу, завистливо протянул:
-Опять вам роза, Сергей Сергеич... Все вам да вам. Нам никогда...
- Петька, зачем тебе эта колючая трава? – хриплым голосом неожиданно спросила собака. Я еще понимаю, мяса бы кусок подарили...
- Ой, ну что ты понимаешь в человеческих делах, - фыркнул Петя. В культурном месте столько лет живешь, а все только о мясе мечтаешь. Хищник, одним словом.
-Да, я хищник, – оскорбленно сказала собака. Да, потому что я – волк. И мне положено мясо.
-Ну, не ссорьтесь, - примирительно сказал Сергей Сергеевич. – Волк прав, а ты, Петя, - не очень. А роз тебе, скорее всего не видать никогда, да ведь Волк и в этом прав – зачем тебе розы.
Валерий в изумлении слушал этот разговор. Волк... Петя... Розы...
-А вы вообще кто? – робко спросил он.- Я думал, это собака... И почему он разговаривает?
Волк поморщился:
- Ах, опять все как всегда. Ну что за банальности вы вечно говорите! Разве не видно сразу, что я волк? - И он показал крепкие острые зубы.- Ты сам-то что думаешь – мы кто? А еще он на концерты ходит! Поет! Искусства, он, видите ли, не чужд! Мы тебе, Валерка, не чужие вообще-то!
Сергей Сергеевич засмеялся.
- Не будем вас мучить, Валерий. Я – композитор Прокофьев, это – Петя, а это – Волк.
-Да-да, тот самый Волк, который проглотил утку, и она потом долго крякала у него в животе, - заметил Петя, заваривая чай.
Волк раздраженно рыкнул:
-Поганец ты, Петька! Сколько уже можно напоминать!
Петя хихикнул и протянул чашку чая Валерию:
-Что, дядь Валера, не думали к нам попасть? А вот нечего на концертах засыпать! Концерты – они не для спанья. Спать дома надо, а коли уж пришел слушать музыку великого композитора – так слушай.
Валерий покраснел как рак и не знал, что ответить. Спас его Прокофьев:
-Вы, Валерий, не должны удивляться. Конечно, не так уж часто к нам попадают от вас. Но бывает. И именно в такой ситуации, когда люди норовят на концерте заснуть. В таком состоянии попасть в иные миры – раз плюнуть. Ну, ничего, погостите у нас немного – да и домой. Здесь вам все равно долго нельзя. Пейте чай.
Валерий молчал, обдумывая услышанное. Ему хотелось многое спросить у Прокофьева. Петя и Волк тем временем пошли готовить шашлык в честь гостя.
-Вы хотите спросить, есть ли у вас талант, да, Валерий? Вам говорили это много раз, но вы ведь все равно никому не верите, правда? А если я вам скажу – мне поверите?
-Да, конечно, вам, Сергей Сергеевич, поверю.
-Ну так вот, - торжественно произнес Прокофьев, это говорю вам я, русский композитор – есть у вас талант певца. Пойте, слушайте музыку, разную. Несите людям радость. И будет вам счастье.
В этот момент Петя закричал:
-Первая порция готова! Правда, Волк половину мяса сырым съел! – тут Петя оглушительно захохотал. Оклеветанный Волк кинулся на него, думая укусить как следует задиру, но вместо этого, одумавшись, стал для успокоения нервов чистить свою шерсть, приговаривая себе под нос:
-Чищу шубу, чищу хвост...
Прокофьев досадливо отмахнулся от них.
Затем все вместе ели шашлык, причем Волк ел сырое мясо. Валерий и Прокофьев пили красное вино, а Петя – лимонад «Дюшес». Волк тоже выпил немного вина, но совсем чуть-чуть. Как он объяснил – «потому что быстро зверею». Незаметно наступил вечер, в саду удушающе запахло матиолой. Валерий чувствовал себя совершенно счастливым, он расспросил Прокофьева обо всем, что интересовало, напряжение его отпустило и он просто тихо любовался вечерним садом. Петя и Волк рядом играли в карты, беспрестанно ссорясь и ругаясь.
Прокофьев встал:
-Ну что, мой друг, вам пора... Волк вас проводит.
Петя пожал Валерию руку и совершенно по-взрослому сказал:
-Удачи.
Валерий вдруг подумал, что Петя - то, пожалуй, гораздо старше его.
Прокофьев ушел в глубину сада и через пару минут вынес только что срезанную ярко-красную огромную розу, сверкающую каплями вечерней росы.
- Марии подарите.
Валерий взял розу, обнялся с композитором на прощанье, и, постоянно оглядываясь, в сопровождении Волка пошел назад, к себе. Они шли и болтали с Волком о том, о сем. Волк жаловался на трудности переходного возраста Петьки, его страсть к барабану и даже горну. Валерий рассказал Волку о своей серой кошке Марусеньке и ее гастрономических пристрастиях. Расстались они вполне довольные собой и друг другом, и Волк стоял и смотрел Валере вслед, пока тот не скрылся в зарослях смородины. Затем он медленно потрусил к дому, из которого слышались мощные раскаты фортепианной игры – хозяин играл концерт.
Валерий же вернулся в пустой зал. Концерт закончился уже как полчаса назад, о чем ему и сообщила ехидная уборщица. Он пошел по Дворцу, заглядывая во все двери, и за одной из них увидел Марию Боброву, раскрасневшуюся, веселую, в окружении местных музыкантов. Валерий отозвал ее в сторону и вручил розу, поблагодарив за прекрасный концерт. Маша потрясенно смотрела на розу, всю в капельках росы.
-Вот странно, - сказала она. Я никогда не видела таких роз... Где вы такую нашли...
Она встала на цыпочки и быстро поцеловала Валерия в щеку, от чего тот страшно смутился и ринулся вниз, в гардероб, где на вешалках одиноко болталось его пальто.
Необычайно теплый октябрьский вечер способствовал прогулке. Валерий медленно шел домой, и на душе у него было спокойно и ясно, как никогда.
-Что ли я понял жизни суть? – спросил он сам себя вслух и тихо засмеялся.