1970 г., 9-е мая.
Жара страшная. Вообще весна 1970 года теплая и ранняя.
«Импульс» (см. "Oh! Darling "http://www.proza.ru/2012/07/04/263 ) едет на очередную игру в Большую Ижору. Играть сегодня нужно с 2 часов дня.
Клуб на весь день отдан ветеранам войны[1], справляющим свой праздник. С надлежащими аксессуарами.
Приезжаем к полудню. Гуляем, разомлевшие от жары.
Местная Таня Кудряшова с нами. С нею фотоаппарат «Смена». Фотографирует дурачащихся музыкантов. Обещает сделать фотографии. Она может обещать, ибо от старшего брата Коли успела научиться этой премудрости и делает всю фотографическую работу сама.
На кладбище перед камерой изображаем рытье гитарами вместо лопат могилы с последующим захоронением в нее деревянного футляра с красно-белой «JOLANA Star-7», принадлежащей Боре Колосову. Таня имитирует рыданья в платочек. Автор несет венок (прихваченный с кладбищенской помойки, ржавый металлический, делали тогда такие)
В клубном зале множество столов. За ними - рассажены ветераны. Начинается.
Играть приходится мало. Массу времени занимают тосты и возлияния. Лишь я таперствую на сцене, подыгрывая на электрооргане «Юность» «Землянки» и «Катюши» поющим юбилярам.
На чем и прогораю.
Разомлевшие гуляки, особенно мясистые тётки, начинают активно затаскивать меня, молодого и стройного, за столы. И угощать со всей глубиной материнских чувств. Выпивкой и закуской.
- Пей, сыночек! – слышу ежеминутно, вперемешку со смачными поцелуями бывших фронтовичек[2].
На протяжении всей жизни не был чужд алкоголю. Удерживаясь, однако, кое-как от сползания к деградации личности.
Но в восемнадцать удержу нет. Манит не сам алкоголь. Манит разгулье. И немножко халява.
За пару-тройку часов упиваюсь до бесчувствия.
***
В доме Кудряшовых на Приморском шоссе, аккурат напротив клуба, аналогичное мероприятие. Более узким кругом.
Истинный участник Войны, Василий Андреевич, лежит в госпитале, подлечивая старые болячки. А несколько знакомых восседают за столом в его квартире. Евдокия потчует их весьма активно.
Мероприятие подходит к концу, когда в квартиру прибегает всполошенная Таня. Отозвав мать в сторону, паническим голосом произносит:
- Ты, мама, не волнуйся, тут сейчас одного мальчика принесут.
- Какого мальчика? Куда? Почему принесут?
Полноценное объяснение проследовать не успевает. Внизу на лестнице уже грохочут шаги, и Евдокииному оку предстает тройка парней. Сосредоточенно транспортирующих доселева невиданного ею Юрика Лучинского.
На их руках я скорее свисаю, чем лежу. Но через каждую пару-тройку шагов негромко и аморфно матерясь.
Гостеприимства Таниной матушке не занимать. Равно как и конспиративного таланта. Уже через несколько минут я тихо уложен в родительской спальне на широкую кровать, раздет и вчерне отмыт от блевотины. В гостиной же благополучно идет финал застолья. И никто ничего не знает.
***
…Над головой что-то белое…
Понял. Это потолок.
Дома, в хрущёвке он ниже. Значит, это не дома.
Мягко. Явно не дома. Дома жёстче.
Поворот головы. Больно. Голове. Шее не больно.
Комната. Чистая. Светлая.
Под руками прохладно. Руки лежат на клеёнке.
Еще немного головой влево.
Таз на табуретке…
Во рту сухо и погано.
Вчера что-то было. Точно, было. Пили в клубе. Играли мало, пили много. Тётки наливали водку….
Приоткрывается дверь.
Дама выше средних лет.
- Ну что, гость дорогой, проснулся? Плохо голове?...
Это моя будущая тёща.
***
Остается только догадываться, о чем беседовали мать с дочерью, вечером, оставшись наедине.
Мое вознесение на второй этаж дома на Приморском шоссе состоялось.
Через четыре года я вносил Таню по этой лестнице в ту же квартиру. На руках. В белом платье с фатой.
Ещё через четыре года уматывался по этой лестнице из этого дома с небольшим чемоданом.
***
Много лет лежит на этом же кладбище Таня Лучинская.
Много как продана Еленой Юрьевной квартира на Приморском шоссе.
Много лет, как толстый Юрик, став старше, чем теща Евдокия в 1970-м году, купил дачу в десятке минут ходьбы от Таниной могилы.
Сорок лет исполнилось тому Дню Победы.
____________________________________
[1] Как же их, бедолаг, тогда было еще много. И многие из них были младше нынешнего Юрия Михайловича.
[2] Еще раз напоминаю, что «мамаши» моложе теперешнего меня.
2010 г.