Уроки рисования

Лена Володина 2
  Лето 1973 года.
  Какой-то мальчик вынес на улицу мелки. Шесть белых брусочков ровно лежали в картонной коробке. Мелков было явно меньше, чем количество ребят. Переглянувшись и поняв, что на всех не хватит и мелки чужие, кто то, постарше, аккуратно взял один брусок и стал от  него отламывать кусочки. При разломе издавался тихий хлопок и , при этом откалывались  малюсенькие плоские крошки, похожие на снежинки. Мы стояли рядом возле того, кто делил мелки и каждый терпеливо выжидал свою порцию мела,в душе надеясь, что кусочек будет побольше. Хозяин, наполовину опустевшей коробочки, остался доволен.А мы, зажав кусочки мелков в цепких ладошках и успев вымазать лицо белой пудрой,  уселись на дороге. Машины во дворе не ездили, ничто нас не беспокоило и мы увлеклись рисованием. Если бы кто то взглянул во двор с пятого этажа соседнего дома, то мог бы подумать, что это такие большие жуки сидят на дороге и выводят лапками какие то знаки.
    Линии получались кривыми – в маленьких детских пальцах мелки держались неуклюже и к тому же асфальт был изрыт щербинками, а местами встречались и камушки. Рисовали кто – что. Девчонки, что были постарше, учили маленьких писать цифры и буквы, которые успели выучить в первом классе. Рисовали  всякие домики, цветочки, солнышки, человечков и звёздочки. А что  ещё может рисовать  дворовая малышня?  Кто-то чертил нескончаемую длинную линию, кто-то  -  классики.
   А  мы, с тем мальчиком, что принёс мелки, играли в крестики-нолики.
   - А ты умеешь рисовать такой вот крест? – спросил он.
   - Какой? – удивилась я.  Мне всегда казалось , что крест, он и есть крест – две перечёркнутые палочки , а других не бывает.
   - Потом подсела к нему поближе и стала следить за его рукой.
  Сначала он нарисовал простой ровный крест, потом от конца каждой чёрточки провёл ещё короткие линии по часовой стрелке. Я смотрела на рисунок – он  мне напоминал недорисованное окно.
   - Как ты это делаешь? – спросила я.
Он нарисовал ещё один крест, но было так и непонятно, как у него получается так ровно?
  - Похоже на окошко. Научи меня!- попросила я.
   - Смотри, это же легко. И  он ловко стал рисовать хвостатые кресты.
Но я всё равно продолжала в них видеть недорисованные окна. Соединив хвостики с соседними  уголками,  у меня действительно получались квадратные окошки с крестиком внутри.
 Этот  знак так увлёк меня, и я, во что бы то ни стало, решила научиться его рисовать. Сначала кресты получались кривыми,  а хвостики разной длины, но вскоре всё  стало получаться красиво и ровно.
Потом чиркание мелом  на неровном асфальте детям наскучило и все разбежались: кто – по двору, кто – по домам.  Бабушка позвала меня обедать и я нехотя поплелась домой. В голове у меня был  новый загадочный крест , а в кармане кусочек мела.
     Мы жили на последнем этаже  кирпичной пятиэтажки. В подъезде  ощущалась прохлада после раскалённой полуденным солнцем улицы. Я медленно поднималась по каменным лестницам, держась за перила. Уже сотню раз  покоряла этот путь, высотой в пять этажей. Чем выше поднималась лестница, тем становилось светлее. На этаже было по три квартиры, а между пролётами лестниц располагалось окно и  широкий белый подоконник. Интересно, но на каждом этаже окно находилось на разной высоте. На втором  -  было слишком высоко для меня, а на третьем – наоборот , слишком низко. Здесь я садилась на подоконник и смотрела на улицу.
  В  подъезде всё было мне хорошо знакомо: каждая дверь, кнопки звонков,  различные дверные ручки, коврики у дверей и даже запах на каждой лестничной площадке. Пахло едой, духами, кошками, дермантином, которым были  отделаны некоторые двери.   Остальные были выкрашены коричневой краской. На них прикреплены винтиками таблички с фамилиями жильцов и количеством звонков.  Была ещё  белая  дверь, тоже « мягкая». Она казалась мне загадочной, потому что никто никогда не видел хозяев квартиры. Ну и конечно же заслуживали  моего внимания различные  жестяные  почтовые ящики, висевшие на дверях;  с замочками или проволочками вместо них. Из верхних отверстий некоторых ящиков высовывались уголки газет и журналов, которые так и напрашивались, чтобы за них потянули, как за уши игрушечного зайца.Но ростом я была маловата и до них мне было не достать.
   Отдохнув ,  я начала  подниматься дальше. Оставался ещё один этаж.
    Сколько раз оказывалась  на четвёртом этаже, но всегда привлекала моё внимание одна  дверь.  Она была выкрашена в чёрный цвет, блестела от лака и чистоты. Оказавшись рядом с ней,  у меня почему то сразу мелькнула мысль:  как хорошо было бы порисовать на ней белым мелом. Не то, что на щербатом асфальте. Я достала мелок и аккуратно вывела тот  мудрёный крест, которому меня научил мальчик во дворе.
   Крест получился красивый – белые ровные линии были отчётливо видны на чёрной двери. Я наклонила голову набок, оценила вид с другой стороны. Рисунок был безупречен. Тогда я решила повторить;  потом ещё раз, ещё. Тут на меня нашло какое то затмение и не  соображая, что делаю, начала с яростью чиркать по двери мелом. Причём, делала это быстро, без остановок и громко. Стук мелом не прекращался и дверь  незаметно почти вся , на уровне моего роста,  покрылась загадочными знаками. Рука была как будто закалдована магией креста и сама продолжала рисовать одно и тоже. В чувства меня привёл звук отпираемого замка. И дверь отворилась… Передо мной появился хозяин квартиры: пузатый, почти лысый , в белой майке, в  спортивных брюках и в домашних тапках. Внушая страх, он молча посмотрел на   меня, потом на свою дверь. Глаза его налились злобой, губы сжались и он  нервно рявкнул на  меня : «Что ты делаешь?»
Я находилась в полном оцепенении.
  - Рисую, - потупив взгляд и сдвинув брови, пролепетала я почти шёпотом.
  - Что это такое? Где ты живёшь? Кто ты? - почти кричал он.
Наступило молчание. Конечно же  я знала: кто я, где живу…, но  не знала, зачем  это сделала.
Движением головы я указала  свою квартиру. Он схватил меня за  руку, в которой  был мел и быстрыми  шагами стал подниматься на следующий этаж. Потом он стал беспрерывно  названивать в дверь, пока она  не открылась.
   В дверях возникла моя бабушка и с недоумением  посмотрела  то на меня, то на  злого соседа.
  - Вы только полюбуйтесь, что она натворила! – сказал он, дёрнув меня за руку.
Мы вместе спустились к изрисованной двери соседа. Бабушка  спокойно  извинилась и сказала, что всё вытрет. И мы с ней пошли домой.  Пока я поднималась, то отсчитывала ступеньки и старалась не думать о том, что будет дальше. 
   Дверь захлопнулась. Наказание было суровым.
В одной руке бабушка держала  ремень, в другой  -  мою руку с зажатым в кулаке мелком.
Я пыталась высвободиться: выкручивалась, старалась лечь на пол, думая, что так меньше достанется ремня, но мои усилия были напрасны. Бабушка была в ярости. Она стегала меня, приговаривая: « Я выбью из твоей головы всякую дурь! Будешь знать, как рисовать фашистские знаки! Ты запомнишь у меня это на всю жизнь! «.
  Если бы не папа,  который  появился так внезапно и вовремя, то живого места на мне не осталось бы.
Этот  случай я действительно запомнила на всю жизнь. И даже тайком мне ещё долго было боязно  рисовать те кресты.

                P S

    Сейчас я много интересного прочитала про свастические знаки, видела, как они они украшали старинные русские наряды, пояса, рушники... Я старательно вывожу  крестики на бумаге, но мне немного боязно, потому  как  для меня они являются сакральными - пришедшими из глубины веков от наших предков.
http://fizrazvitie.ru/2011/05/svastika-slavyan-yarga.html

                ***
"..
Ничего не зная о свастике (и не подозревая в ней криминала), её часто рисуют дети: «она сама появляется из-под руки маленького рисовальщика, никогда и не видавшего её раньше, когда, желая выразить быстроту и стремительность.., ребенок преобразует в свастику простой квадрат» [209, с. 48]. К сожалению, детская «дружба» со свастикой столь же скоротечна. Всегда найдётся бдительный доброхот, который устыдит ребёнка, поведав ему о жутком «человеконенавистничестве» этого символа. Только вот что считать человеконенавистничеством: здоровый интерес к законам вселенной, истории, религии или маниакальные страхи военного поколения? Социальные психологи Т.Н. Самсонова и Н.В. Карпова отмечают тревожный феномен: с 9-летнего возраста у российских детей появляется охлаждение интереса к символам, которое усиливается вплоть до 12-летнего возраста [294, с. 78-79]. Учёные никак не объясняют этого обстоятельства, однако мы рискнём предположить, что оно связано с разочарованием в адекватном объяснении символов, которого дети ожидают от взрослых. Ребята инстинктивно чувствуют, что символы значат гораздо больше, чем могут рассказать им родители или учителя. А когда они наталкиваются на противоестественные запреты, доверие к миру взрослых резко снижается. Не желая вступать в конфликт, дети подсознательно обходят эту сферу, пока в них не начинает проявляться подростковая оппозиционность к нездоровому обществу, которая часто остаётся на всю жизнь..."
http://bagdasarovr.narod.ru/swastika.htm#tyomnaya    (май 2014)





  25 июля 2012 Вена                (Фото из интернета)