***

Владимир Беленький

МАРКСИЗМ И КОНВЕРГЕНЦИЯ
Марксизму принадлежат великие заслуги в разработке важнейших теоретических и методологических проблем исторического процесса. Однако никто из серьезных марксистов не склонен переоценивать эти заслуги. Ясно, что есть немало вопросов нерешенных, требующих новых подходов, уточнений, обсуждений. Одним из них является вопрос о социальной конвергенции. В подходе марксистов к его решению есть немало парадоксального. А так как он имеет большое теоретическое и практическое значение, я решил в предельно сжатой, более-менее популярной форме рассказать об этом явлении.

С точки зрения марксизма исторический процесс стадиален. Стадиями, ступенями общественного развития являются общественно-экономические формации. На протяжении многих лет я считал, что формаций пять. Но специально изучив взгляды Маркса на сей счет, изменил свои позиции. Формаций шесть: первобытная, азиатская, античная, феодальная, капиталистическая, социалистическая – как первая фаза коммунистической формации.

Элементарный анализ показывает, что ни один из существующих социумов и этносов в своем развитии не прошел даже первых пяти стадий, ко-торые, между тем, квалифицируются как закономерные. Противники мар-ксизма на этом основании обвиняют его в противоречивости, несостоятель-ности. В действительности они демонстрируют свою метафизичность, в частности, невладение диалектикой целого и части. Общественно-экономические формации – закономерные ступени развития человечества как целого, в разной степени воплощенные в жизнедеятельности частей этого целого (Ю.И. Семенов).

Целостность человечества – продукт исторического развития. На определенном этапе последнего общество становится классовым, государственным, городским, письменным, т.е. цивилизованным. Речь идет о мировой цивилизации, возникшей несколько тысячелетий тому назад и существующей по сей день. Ступенями ее роста и являются формации, а сам рост обнаруживался в том, что возникали и отмирали, сосуществуя друг с другом и сменяя друг друга различные этносы, страны, империи, региональные или локальные цивилизации. Стало быть, широко распространенное противопоставление формационного и цивилизационного подходов к истории непродуктивно. Необходимо единство общецивилизационного, формационного, регионально-цивилизационного и странового анализа исторического процесса.

Сравнив уже первые три формации, мы обнаруживаем, что цивилизация развивалась все шире. Легко установить также, что на каждой последующей ступени люди добивались все больших успехов за менее длительный период. Стало быть, развитие цивилизации  ускорялось, интенсифицировалось. Каковы основные источники и механизмы этих прогрессивных изменений? Их много. Это развитие производительных сил, включая рост народонаселения, углубление разделения труда и обмена, совершенствование различных институтов, классовая борьба и т.д. Пожалуй, реже всего в этом перечне упоминается социальная конвергенция.

Конвергенция? Эка хватил, скажет  иной читатель. Пишет о древности, а притачивает понятие второй половины 20 века. И действительно, о социальной конвергенции стали писать и говорить с середины прошлого столетия. Однако сам феномен социальной конвергенции работает с большим эффектом давным-давно. Как же он может быть определен? Социальная конвергенция – синтез разнородных общественных явлений, процессов, тенденций, способный вызвать изменения формационного уровня.
 
Что подразумевается под разнородными общественными явлениями, процессами, тенденциями? Пары явлений, процессов, характерных, как правило, для различных социально-экономических формаций. Эти пары могут быть как одноплановыми, так и разноплановыми. Приведу примеры. Одноплановые пары: производственные отношения одной формации - производственные отношения другой формации; социальные субъекты, свойственные одной формации - социальные субъекты, свойственные другой формации. Разноплановые пары: производительные силы одной формации - производственные отношения другой формации; экономические институты одной формации - политическая надстройка другой формации.  Либо в силу объективных обстоятельств, либо в результате сознательных усилий людей эти явления, тенденции синтезируются. Синтез как процесс может быть результативным или нерезультативным. Результативность конвергенции означает, что синтез приводит к изменению существующей(их) формации(ий) или способствует смене формаций, обеспечивает эту смену и т.п. Древним цивилизациям была присуща конвергенция с первобытными социумами, в результате чего последние приобщались к цивилизованному миру. Другим результатом конвергенции было временное или повторяющееся «омолаживающее» воздействие варварских нашествий на более развитые страны.

Понятие социальная конвергенция находится в прямой или обратной связи с совокупностью категорий и законов диалектики. Оно непосредственно восходит к закону отрицания отрицания как разрешающей форме движения противоречий.  Однако это не значит, что всем проявлениям данного закона в обществе присуща конвергентность или что всякая потребность в социальной конвергенции реализуется автоматически. Чтобы яснее представить это, остановимся на некоторых формах социальной конвергенции. Они различаются по степени  сознательности, полноты, прогрессивности или регрессивности. На протяжении первых четырех формаций конвергенция происходила стихийно, т.е. неосознанно и неорганизованно. Ситуация стала меняться только при капитализме, главным образом на высоких ступенях его развития, особенно после Октябрьской революции. Но противоположность стихийности и сознательности отнюдь не абсолютна.  Войны, процессы ко-лонизации, существенные рецепции и т.п. осуществлялись не сами по себе, а мыслящими людьми и группами, результаты действий которых, однако, нередко расходились с их целями. Наряду с другими факторами это воздействовало на уровень соответствия конвергенции объективному содержанию решаемых ею задач, на степень ее полноты. По отношению к историческому процессу она может, фигурально говоря, выступать как «социальная активная добавка» (по аналогии с БАДами) – и как важнейший фактор, сполна способствующий или обеспечивающий смену общественно-экономических формаций, а также  т.н. спрямление развития, т.е. «перешагивание» отдельными народами и странами определенных стадий развития. Иной раз эти формы конвергенции в известной мере совмещались. Поэтому особый интерес вызывает история Византии. Синтез производительных сил Восточной Римской империи и общественного строя наступавших на нее славянских племен был особенно полнокровен: он обеспечил переход Византии к феода-лизму,  продлил на тысячелетие ее существование по сравнению с Римом и позволил славянам перейти от первобытности к феодализму минуя вторую и третью формации.

Ленин, изобличая прямолинейность и односторонность, деревянность и окостенелость, субъективизм и субъективную слепоту метафизики и идеализма, писал: «Познание человека не есть (respective не идет по) прямая линия, а кривая линия, бесконечно приближающаяся к ряду кругов, к спирали. Любой отрывок, обломок, кусочек этой кривой линии может быть  превращен (односторонне превращен) в самостоятельную, целую, прямую линию, которая … ведет тогда в болото…» (ПСС, т. 29, с. 322). К сожалению, далеко не все причисляющие себя к марксистам помнят это ленинское предостере-жение. Показательно выступление А.В. Бузгалина  на политэкономическом конгрессе (2012 г.), в котором утверждалось, что «реверсивная диалектика возможна, возможно попятное движение, возможен регресс». Оратор демонстрирует непонимание единства прогресса и регресса; от него ускользает,   что развитие, включая в себя и прогресс и регресс, является развитием потому, что  прогресс доминирует над регрессом, и, следовательно, задача состоит не в делении диалектики на виды или куски, а в диалектическом соотнесении прогресса и регресса, в определении средств и механизмов оптимального их сочетания.

  Вернемся к древности. Прогресс азиатского и античного способов производства отличался своеобразием и ограниченностью. Это объяснялось стихийностью социальных процессов, неразвитостью их движущих сил, низкой способностью социумов к саморазвитию, воспроизводящимся сосуществованием  с этносами, находившимися на разных ступенях варварства и цивилизованности, множеством военных конфликтов с ними. Поэтому и второй, и третьей формации была присуща тенденция превращения  из стадий роста в болезненные состояния, что обычно вело к гибели цивилизаций, к смене одних цивилизаций другими, однотипными, или, в отдельных случаях, к их длительным стагнациям. Даже применительно к более динамичному, чем азиатское, античному обществу, суть происходивших перемен Энгельс характеризовал  как «лишь перемещения центра» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 20,  с. 643). Перемещения центра развития общества – не столько географиче-ское, сколько социальное явления. Они были связаны с внутриформационными и межформационными изменениями. Различные общественно-экономические формации располагали специфическим сочетанием возможностей тех и других. Азиатскому и античному обществу была  присуща (1) высокая способность к внутриформационной ротации локальных цивилиза-ций и (2) низкая способность – если не отсутствие способности –  к замене одного способа производства другим, более прогрессивным. Первое объяс-нялось тем, что древнейшие цивилизации тяготели к традиционным, общинным формам организации производства  и общества, особенно широко соприкасались и очень интенсивно взаимодействовали с этносами, находившимися в первобытном состоянии, выходящими из него и т.п.

  Что касается низкой способности перехода от изжившей себя формации к новой, то она в азиатском и античном обществах объяснялась различными обстоятельствами, ибо эти два типа древних обществ отличались один от другого по многим параметрам – по степени зависимости от природы, по  отношениям собственности, по характеру рабства и соотношению труда рабов и свободных, по уровню развития и положению личности, по темпам общественного прогресса и т.д. Но даже развитие античных цивилизаций, гораздо более тонизированное по сравнению с восточными, не могло обеспечить самостоятельного перехода от рабства к феодализму. Энгельс писал: «Рабство – там, где оно является господствующей формой производства, – превращает труд в рабскую деятельность, т.е. в занятие, бесчестящее свободных людей. Тем самым закрывается выход из подобного способа производства, между тем как, с другой стороны, для более развитого производства рабство является помехой, устранение которой становится настоятельной необходимостью. Всякое основанное на рабстве производство  и всякое основывающееся на нем общество гибнут от этого противоречия. Разрешение его совершается в большинстве случаев путем насильственного порабощения гибнущего общества другим, более сильным (Греция была покорена Македонией, а позже Римом) …» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.20, с. 643).

В итоге человечество столкнулось с казалось бы непреодолимым препятствием, что выразилось в гибели множества древних цивилизаций. Тем не менее мировая цивилизация не исчезла, а получила мощное, хотя и крайне неравномерное  развитие. Каким же образом это могло произойти? Одно из наиболее распространенных, притом выдаваемых за марксистское, объяснений состояло в том, что азиатский и античный способы производства относились к единой рабовладельческой формации, в недрах которой сформировался феодальный уклад, утвердившийся в результате революции рабов.

Перед нами пример вульгаризации марксизма, попытка схематизации истории по образу и подобию перехода от феодализма к капитализму. В действительности никакой революции рабов не было и не могло быть. (По словам Энгельса, «уничтожения рабства победоносным восстанием древний мир не знает» Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с.  155. См. подробнее:  Беленький В.Х. Марксизм о роли народных масс – без прикрас // Философия и общество. 2011, № 2.). Смена античного рабства феодализмом произошла путем конвергенции двух способов производства. Маркс и Энгельс установили это, впрочем, не употребляя понятия «конвергенция», уже в «Немецкой идеологии» (1845 – 46 гг.), где они писали об эпохе после переселения народов: «Феодализм вовсе не был перенесён в готовом виде из Германии; его происхождение коренится в организации военного дела у варваров во время самого завоевания, и эта организация лишь после завоевания, – благодаря воздействию производительных сил, найденных в завоёванных странах, – развилась в настоящий феодализм. Насколько эта форма была обусловлена производительными силами, показывают неудачные попытки установить другие формы, основанные на староримских пережитках (Карл Великий и т. д.)» (Маркс К., Энгельс Ф.  Соч., т.3, с. 74.). Данная идея была  развита Энгельсом в под-готовительных работах к «Анти-Дюрингу» (1877 г.) и особенно в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» (1884 г.). Ее продолжил Ленин применительно к совершенно другим обстоятельствам, причем не только в теоретическом, но и в практически-политическом плане (см. об этом Беленький В.Х. Конвергенция: иллюзия или перспектива? // Социол. исслед. 2008, № 8, с. 124 – 125).

Следовательно, феномен конвергенции относится к числу общесоциологических. Кроме того, становится ясно, насколько плоско мыслили и мыслят марксисты, полагающие, что существует лишь один механизм смены общественно-экономических формаций – классовая борьба. Аутентичный мар-ксизм, утверждая, что вся история цивилизации есть история классовой борьбы, никогда не придавал этой верной идее абсолютного характера. Что касается склонных к такой придаче, то благодаря их усилиям инициативу в разработке концепции конвергенции перехватили буржуазные теоретики;  на свою же долю «ортодоксы» оставили контрпропагандистскую деятельность. В итоге и массовое, и теоретическое сознание захламлено всяческими нелепостями о конвергенции; например, несостоятельность соответствующей теории связывается с «крахом социалистической системы» (Новейший сло-варь иностранных слов и выражений. Мн. – М. 2001, с. 422.) или с изменой пролетарскому делу. Но конвергентные процессы происходили, когда о социализме и пролетарском деле и речи не было!

Итак, человечество в целом сумело, в значительной мере благодаря  конвергентным процессам, преодолеть препятствия, с которыми оно столкнулось на стадиях азиатского и античного способов производства; однако его развитие стало неравномерным. Сложилось отставание локальных цивилизаций, стран и этносов, продолжавших развитие древнейших цивилизаций Востока и Юга, от стран Запада. Различие темпов дифференцировало и функциональные характеристики тех и других. Одни страны, «Запад», выполняли функции главного носителя социального прогресса, другие, «Вос-ток», были источником накопления потенциала и поддержания основ цивилизации. Но впоследствии, особенно в новейшее время, такое распределение ролей стало претерпевать серьезнейшие изменения. Значение конвергенции в этом исключительно.  Кроме того, известны страны, занимавшие промежуточные позиции. В их числе – Россия («Евразия»). Уникальность ее истории определялась рядом факторов, в том числе тем, что феодализм на ее территории зародился на несколько столетий позже и в совершенно других условиях, нежели чем в Западной Европе. Конвергенция, порожденная ордынским господством, сыграла преимущественно регрессивную роль в развитии страны. Своеобразным конвергентным  противовесом ей явились петровские преобразования, давшие толчок процессам, которые Б.Н. Миронов обобщил следующим образом: «Основные итоги социального развития России в период империи свидетельствуют о том, что в социальном, культурном, экономическом и политическом отношениях Россия в принципе изме-нялась в тех же направлениях, что и другие европейские страны» (Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. В 2-х т. 3-е изд. СПб. 2003, т.2, с. .291). Отсюда следует, что в развитии формаций велико значение своеобразных актов конвергенции, в которых имеет место синтез явлений хотя и моноформационных, но разделенных значительными интервалами времени, эксклюзивными обстоятельствами и т.п.
 
По мере возрастания целостности исторического процесса и роли субъективного фактора в его развертывании расширялись возможности использования  социальной конвергенции. Но одновременно увеличивались требования к социальным группам, институтам, лидерам, от которых зависит превращение конвергенции из возможности в действительность. Практика показывает, что неадекватное использование этих возможностей или их игнори-рование способно наносить огромный ущерб социальному прогрессу. Это подтверждается советским опытом. Общеизвестно колоссальное значение для утверждения основ социализма в СССР таких идей и проектов, как государственный капитализм, нэп, электрификация и др. Однако все эти теоретические и практически-политические достижения не были обобщены марксистской концепцией социальной конвергенции и доведены до конца. В 60-х гг.  общество столкнулось с необходимостью откорректировать экономический курс. К сожалению, задачу свели к совершенствованию управления и методов хозяйствования. Между тем логика преобразований диктовалась законом отрицания отрицания, Первое отрицание состояло в том, что нецентрализованную экономику царской России заместила высокоцентрализованная советская экономика. Но через несколько десятилетий успешного развития его источники стали иссякать. Пришло время второго отрицания, результатом которого должен был стать социалистический синтез государственной цен-трализации и демократической децентрализации. Назрел переход от господствующего положения общенародной формы социалистической собственности к преобладанию групповых ее форм, что не  противоречило идее централизации, не исключало ведущей роли общенародной собственности и создавало условия для более успешного развития производительных сил и обуздания бюрократии. Однако в 70 – 80-х гг. внедрили следующую конвергентную схему: к неизмененным отношениям собственности «добавили» не соответ-ствующие природе социализма метаморфозы в сфере обращения и тем самым создали условия для внедрения частной собственности, разрушения социалистической экономики и реставрации капитализма.

Извлечены ли из происшедшего в России теоретические и практические уроки? Они не извлечены ни марксистами, ни их противниками, ни теми, кто пытается сидеть между двух стульев. Первые чаще всего по-прежнему считают конвергенцию буржуазной выдумкой. У  вторых, независимо от их деклараций, выходит, что она служит обновлению капитализма. Взгляды третьих следует рассмотреть подробней. Это  известные экономисты, теоретики политэкономии социализма, воспринявшие крах последней как крах марксизма.  В их среде распространена эклектическая теория сме-шанного общества, которая имеет хождение и на Западе. В качестве российского образчика этой теории могут быть представлены взгля-ды Л.И. Абалкина и Г.Н. Цаголова. (См.: Абалкин Л.И.Россия: Поиск самоопределения. Очерки. М., 2002, с. 36 – 37;  Цаголов Г.Н. Биполярная элементарная клеточка конвергентной формации // Экономическая и философская газета, 2012, № 20). Последний, в частности, приводя всевозможные факты и произвольно их истолковывая, провозглашает наличие конвергентного строя. Он-де присущ развитым и развивающимся (Китай, Индия, Вьетнам) странам.
 
Конвергентность трактуется Цаголовым с   позиций «университетской политэкономии» как чисто экономическое
явление. Причем создается видимость того, что автор не порывает с марксизмом, а совершенствует его. В действительности Г.Н. Цаголов полностью искажает марксизм, демонстрирует непонимание диалектики, отказывается от исторического материализма вообще и от формационной теории в частности, пренебрегает марксистскими принципами экономического анализа. По его мнению, конвергенция – организуемый элитой симбиоз социализма и капитализма, выхваченный из исторического  процесса.  Как известно, этому процессу, в соответствии с законом отрицания отрицания, присущи спиралеобразная форма и как бы повторения пройденных этапов. Этапов как минимум два, какой же из них как бы повторяется? Этот принципиальнейший вопрос в антагонистическом обществе решается в ходе классовой борьбы, которую конвергенция не отменяет, хотя может изменить ее формы. В современных условиях синтез социа-листических и капиталистических явлений, черт, моментов способен «работать» на капитализм (примерами служат  «новый курс» Рузвельта, шведский социализм и т.д.), на социализм (переходный период от капитализма к социализму) или в течение определенного времени иметь колебательный контур. Однако в «университетской политэкономии» Цаголова классовая борьба не водится. Эта дисциплина занята не классовыми интересами, а механическим соединением планомерности и рынка, итогом чего провозглашается конвергентная капиталистически-социалистическая модель новой общественно-экономической формации. Лед и пламень в картонной коробке!

Один из самых последовательных критиков новых политэкономов, стремящихся возродить в России политэкономию, но не марксистскую, а буржуазную, А.А. Ковалев, выступая против модели Цаголова, пишет, что  логическое завершение марксизма состоит в конечной цели – освобождение пролетариата революционным путем  (ЭФГ, 2012, № 28). Подобные положения вызывают некоторые вопросы. Достижение указанной цели невозможно без классовой борьбы. Но означает ли это, что оно может произойти только в форме социалистической революции? И да, и нет. С одной стороны, революционный характер перехода от капитализма к социализму – один из генерализирующих принципов марксизма. Однако, с другой стороны, этот принцип не следует толковать догматически. Классики марксизма не исключали не только мирного, но и эволюционного пути к социализму (см.: Ленин В.И. ПСС, т.44, с.407). Кроме того, форма перехода от капитализма к социализму зависит от сочетания ряда факторов, в частности, от степени всеобщности, одновременности перехода или его разновременности.

Означает ли возможность эволюционной смены капитализма социализмом, что социалистическая революция не является закономерностью указанного перехода? Нет, не означает. Как же связать эти концы? При переходе от феодализма к капитализму было кульминационное событие, после которого стали возможны не только революционные, но и эволюционные формы перехода в некоторых странах. И ряд стран перешли к капитализму без революций. Этим кульминационным событием была Великая французская революция. При переходе от капитализма к социализму было кульминационное событие, которое сделало возможным переход к социализму как от капитализма, так и от докапиталистического состояния и революционным (мирным или немирным), и эволюционным путем. И некоторые страны таким образом к социализму переходят. Этим кульминационным событием была Великая Октябрьская социалистическая революция. Здесь имеет место нечто подобное диалектике кластера и его элементов. И это позволяет оценить значение социальной конвергенции не с предвзятых позиций новой политэкономии, продемонстрированных на Первом международном  политэкономическом  конгрессе стран СНГ и Балтии (Москва, 2012), а с объективных позиций.

Психологически можно понять людей, не сумевших разобраться в экономических отношениях социализма и поэтому решивших растворить его в капиталистических отношениях. Но причем здесь наука? Как объяснить и чем оправдать превращение конвергенции из фактора развития и смены общественно-экономических формаций в средство их искусственного создания? Каждый студент, воспитанный на философии и политэкономии марксизма, а не на экономиксе,  знал, что новые формации вырастали вследствие развития производительных сил, в соответствии с потребностями этого раз-вития.  Однако видные представители «университетской политэкономии» если и обладают таким знанием, то не применяют  его.

      На словах можно создать что угодно. Но обоснованный подход к социальной конвергенции, особенно в постсоветском обществе, требует объективного анализа социально-экономических отношений, а не выработки эклектических иллюзий, выдаваемых за последнее слово науки. Прежде всего, надо думать не о том, какие клеточки или куски социализма и капитализма должны склеиваться или сшиваться, а над следующими вопросами, которые рассмотрены ниже в самом кратком виде и лишь применительно к современному российскому обществу:

1. Какие социальные силы способны обеспечить своей деятельностью синтез укладов хозяйственной жизни, так или иначе связанных с социализмом или капитализмом?  Такими силами являются социальный слой предпринимателей и трудовые, прежде всего, производственные коллективы. Предпринимательство – функция организации прогресса производства в условиях товарно-денежной экономики. Уже Маркс утверждал, что не все капиталисты суть предприниматели. По мнению Й. Шумпетера, предприниматели, в отличие от капиталистов, сами по себе самостоятельного класса не образуют  (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 25, ч. 1, гл. 23; Шумпетер Й.А. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. Пер. с англ. М, 2008, с. 514 – 515). Их отличают особые способности, талант, новаторство, активность, инициативность. Предпринимательство полиморфно, и важно стимулировать различные его формы, в том числе предприниматель-ство без обладания собственностью. Оно способно благотворно воздействовать на трудовые коллективы – форму трудовой общности, образовавшуюся при социализме и унаследованную современной Россией от советского периода. Опыт кооперативных предприятий при капитализме и особенно советский опыт показывают, что производственные коллективы могут быть успешными собственниками предприятий. Соединение усилий трудовых коллективов и предпринимателей, прежде всего предпринимателей без обладания собственности, создает предпосылки для повышения эффективности производства и усиления более общих интеграционных процессов.

2. На какой экономической основе возможен легальный конвергентный процесс? На основе многоукладности.   Российская экономика формально многоукладна, но эта многоукладность по сути дела фиктивна, поскольку почти безраздельно господствует капиталистическая собственность в различных формах – частной, государственной, муниципальной и т.д. Основная масса населения, состоящая в трудовых коллективах, экономически бесправна, отчуждена от собственности на средства производства и от управления производством. Интересы трудовых коллективов никто не выражает и не защищает. Первые реальные шаги по пути социальной конвергенции должны быть связаны с борьбой за разработку и принятие законодательства о трудовых коллективах, о групповой собственности на средства производства в кооперативной и коллективной (неделимой) и других  формах, как особого вида приватной (негосударственной) собственности. Принципиальное значение имеет интенсификация научно-технического и технологического развития и структурное обновление производства и других областей общественной жизни как естественная основа развития предпринимательства. Конвергентная программа примерно в таком виде могла бы войти в программу-минимум марксистской партии.

3. Можно ли гарантировать, что ориентация на единство трудовых коллективов и предпринимательства по меньшей мере не нанесет ущерба обществу? Полагаю, что можно. Указанная ориентация не предполагает какой-либо ломки существующего экономического порядка, а рассчитана на его эволюционную перестройку. Создание и усиление коллективного уклада призвано породить экономическое соревнование между ним и капиталисти-ческими укладами. Объекты такого соревнования разнообразны: технологическое обновление предприятий, уровень эффективности производства, рационализация  последнего, характер внутрипроизводственных отношений, использование кроссоциальных возможностей и механизмов, комбинирование и мобилизация ресурсов и т.д. Сосредоточение внимания и усилий на задачах такого рода  не может не иметь позитивного значения. Однако добиться, чтобы такое соревнование стало реальностью – задача чрезвычайно слож-ная, требующая упорной борьбы, особенно если учесть, что для ее решения на протяжении более чем двух десятилетий по существу никто ничего не делал. В политическом ракурсе она даже не стоит.

Коллективные предприятия в буржуазном обществе не являются социалистическими, они входят в систему господствующих капиталистических отношений. Но они входят  в эту систему не так, как ординарные частнокапиталистические или корпоративные предприятия, фирмы и т.п., ибо их собственники присваивают не чужой, а собственный труд, нанимают, контролируют и направляют деятельность профессиональных менеджеров и предпринимателей. Трудовой коллектив такого предприятия развивает себя как соци-альный субъект, учится гармонично сочетать общественные, коллективные и личные интересы, приобретает навыки хозяйствования, готовится к социалистической реконструкции. Научная теория социальной конвергенции не сеет иллюзии, а помогает в повседневной практической работе, органично входит в систему марксистской науки, соответствует интересам рабочего класса, всех трудящихся,  не противоречит их историческому опыту. Что касается фундаментальных проблем смены капитализма социализмом, то связь между их решением и конвергентным процессом требует конкретных подходов