Ч.II. Гл.8. Одолень-трава
1
Светлинка позвонила рано утром:
– Слав, ты ещё спишь?
Слава глянул на старые, найденные на чердаке ходики: две массивные гайки уверенно тянули вниз тёмную от времени цепочку и неспешно проворачивали по фанерному циферблату отчищенные от ржавчины стрелки. На циферблате химическим карандашом были нарисованы картинки деревенской жизни: внизу – стол с самоваром, сверху – каравай хлеба, печное устье с тремя языками пламени; корова с вопросительно поднятой рогатой головой и пучком травы в губах и чурбак с воткнутым в него топором дополняли нехитрую композицию по бокам. Сейчас стрелка подвинулась к столу с самоваром: шесть часов утра.
– Да нет, будильники давненько прокукарекали. Печка уже протопилась. Не сплю…
С отъезда студентов из Стрелицы минуло не более двух недель, но, казалось, что прошагала, размесив в памяти их лица, целая вечность. Память начала натужно собирать из разложенных ею по полочкам впечатлений облик Светлинки: небесно-голубые глаза в обрамлении смоляных локонов, высокий открытый лоб, аккуратный носик, в меру припухлые, совсем не капризные губы, персиковый румянец щёк, мягкий луговой аромат волос.
– Слав, со мной что-то произошло. Я боюсь… – торопливо, будто страшась, что её не дослушают, всхлипнула трубка.
– Что случилось, Светлинка? Чего ты боишься?.. – скребанула по сердцу Славе тревога.
На восстановленный памятью образ девушки наслоилось мерцание звёзд, сердитое потрескивание обламываемых на её теле игл ярости мудр, надвинулась непроглядная туча Мрака. «Дядя Вася говорил, что в запределе добра много, да и зла хватает… Замок мне показал… Надо было ей рассказать всё, что сам знаю, и замок показать – худа не было бы… Эх, не догадался! Не сообразил, что она самостоятельно может туда выскочить…» – заметались мысли.
– Это из-за твоего путешествия в запредел? Тот удар как-то повлиял на тебя? – попытался придать своему голосу спокойствие Слава.
Трубка, однако, только всхлипывала, усиливая тревогу. И тревога прорвалась сквозь наносное спокойствие:
– Рассказывай, Светлинка! Не молчи!
– Да… после путешествия… Так, не видя тебя, мне не рассказать. Можно, Слав, я приеду? – просительно булькнула трубка.
– Да, конечно, приезжай. Обязательно! Сейчас приедешь?
– Уже выхожу…
И трубка запикала короткими гудками.
Утренний автобус отходил из города через полчаса. Если девушка успеет на него, через пару часов будет в Стрелице…
Слава закрыл протопленную печку, перемыл оставленную со вчерашнего дня посуду, подмёл в избе, упихал в старинный пузатый шкаф разбросанные вещи... Никогда раньше он не готовился к приезду гостей так тщательно. Сердце гулко билось, горячечно отдаваясь в висках, и стремительно выталкивало из головы пучки мыслей. Он не успевал их распутывать и доводить до осознавания. Наконец, одна из мыслей оторвалась от сотоварок и буравчиком просверлила мозг. Вопреки ожиданию, это была отнюдь не тревога за самостоятельный Светлинкин выход в запредел. Зацепленная сознанием мысль окунула его в тёплые голубые озёра глаз девушки, зазвенела радостным колокольчиком её голоса, засверкала радужными переливами волос… Ясный образ Светлинки уютно завернулся в другую мысль: в избе он прибирает для того, чтобы бытовой беспорядок не помешал любованию неземной красотой девушки.
Клубок начал распутываться, Слава потянул за следующую ниточку и… не успел нанизать её на веретено осознавания.
Светлинка вошла уверенно-бесцеремонно: наотмашь распахнула дверь, не спрашивая дозволения прошла в передок избы, плюхнулась на лавку около стола, бросила на хозяина какой-то потеряный взгляд и только тогда коротко поздоровалась. Её заметно поколачивало нервной дрожью, которую девушка тщательно старалась скрыть или, по крайней мере, выдать за утренний уличный озноб.
– Слав, я, кажется, начинаю сходить с ума, – с напускным равнодушием поведала Светлинка.
Как и в прошлый свой приезд, она назвала его Славом, и этим обращением заставила сердце подпрыгнуть к самому горлу, а кровь прилить к щекам, чего обычно он за собой не замечал. «Влюбился, что ли?» – усмехнулся про себя Слава, сарказмом отогнав отуманившие сознание эмоции.
– Ну, если начинаешь сходить, значит, ещё не сошла. Чайник горячий в печке стоит. Сейчас чаю попьёшь, успокоишься, тогда всё и расскажешь.
– Хорошо. Постараюсь рассказать… Если получится… – откинулась к стене Светлинка, прикрыла глаза и ушла куда-то в тревожные глубины видимого только ей – то ли о чём-то мучительно размышляла, то ли, наоборот, вообще ни о чём не думала. Лицо девушки было усталым, оно осунулось и посерело, под глаза легли словно специально подрисованные тёмно-синие тени, со щёк сошёл нежный румянец, цвет губ утратил обычную розовость… Сдерживая дрожь, она обхватила себя руками – сжалась, будто обдунутая слякотным ветром.
Слава подошёл и мягко положил ей на виски пальцы. Голубые жилки клокотали и били по пальцам жаром разбуженного вулкана. Нет, пожалуй, чай тут не поможет… Он пригладил ладонями вихрящуюся под завитками волос бурю:
– Что произошло, моя хорошая? Тише, тише… Всё, что случилось – к лучшему. Тише, тише…
То ли от лёгких поглаживаний, то ли от неравномерного ритма баюкающей «ш» и ласкающей «л» Светлинка обмякла, ткнулась носиком ему в грудь и разрыдалась. Слава почувствовал, как мгновенно напиталась слезами рубашка, ощутил грудью прерывистое горячее дыхание. Рыданиями из Светлинки выходило какое-то страшное напряжение. Он гладил её перепутанные завитки волос, разбирал их на локоны, перебирал волосы в пальцах, не зная, что предпринять, как её успокоить, и всё повторял и повторял:
– Тише, тише, всё хорошо. Тише, тише…
Вероятно, интуиция, усиленная проявившимися перед появлением девушки мыслями, подсказала правильные и единственно возможные в данной ситуации действия – рыдания начали ослабевать и переходить в жалобные всхлипы. Светлинка оторвалась от Славы и поотодвинулась на приличествующую дистанцию.
– Со мной… что-то… случилось, – подняла она на него полные слёз, но не красные, как это обычно бывает после женских истерик, а всё такие же, небесно-голубые глаза.
– Рассказывай, Светлинка, что с тобой стряслось? – присел он на стул напротив, стараясь поддержать её взглядом, – Ты выдержала ярость мудры – всё остальное не страшно.
Вечером, как обычно, Светлинка решила прогуляться по сети, потрепаться пальцами по «клаве» с такими же, как и она, неприкаянными душами. В интернете у неё было много виртуальных друзей и подруг, и нередко они общались в чатах на темы, какие ни за что не насмелились бы озвучить голосом, чаще же, просто перекидывались пустыми фразами, обозначая своё присутствие в сети. В этот раз занимательных тем не было – то, что случилось на речном берегу, как Слава и предполагал, Светлинка держала втайне даже от своей лучшей подруги и, конечно же, никогда не рассказала бы безликим и бесчувственным виртуальным знакомым. Они обменялись приветствиями, посетовали на скуку, так же скучно обсудили проблему скуки и, не найдя решения, раскланялись.
Девушка уже хотела выключить компьютер, но вспомнила произнесённое Славой в «тот» вечер имя Зла – Чара. Вечера для неё теперь разделились на «эти» – скучные, серые, пустые, и «тот» – похожий на волшебные грёзы, заполненный сиянием звёзд и чувством сопричастия той абсолютно невероятной борьбе Света и Тьмы, невольным свидетелем которой она стала. Светлинка бездумно набрала в поисковике «Чара»…
Мгновенно, будто взметённые порывом ветра грязные листья, из Интернета на неё посыпался спам… Баннеры сладострастно завлекали на порносайты, мельтешили развратом, дышали грязными испарениями свитых в змеиные клубки тел… Она стала закрывать выбрасываемые сетью окна, но спам-листья сыпались быстрее. Наглая порно-прыть взорвала Светлинку негодованим: сердце, казалось, подскочило к самому горлу, вызвав рвотный спазм, в голове помутилось, экран монитора расплылся перед глазами… И она очутилась в виртуальном пространстве сети.
– Мне не объяснить это ощущение, Слав. Я сижу здесь, а сознание уходит в сеть…Независимо от меня… Совсем отдельно от тела… Тело – отдельно, сознание – отдельно… Как будто выливается из меня, словно из расколотой чашки, а я удержать не могу… И сеть… как хобот – засасывает меня. Ужасное, дикое ощущение! Мне показалось, что умираю. Испугалась, что не смогу вернуться обратно… Очень испугалась…
Ощущение Славе было знакомо. Когда-то давно его сознание целую неделю не могло найти тело и вернуться в него. Но тогда мудра ещё не соединила его со звездой… Светлинка же впитала в себя звёздный свет! Что случилось? Почему она оказалась втянутой в липкую паутину?
– Ты связана со своей звездой, это она повела тебя в сеть. Бояться пути, по которому ведут звёзды, не надо. А вот понять, зачем она тебя туда повела – это не помешает. Что ты там увидела? – попытался пригасить он свой эмоциональный интерес и увидеть происшедшее глазами девушки.
– Я сначала услышала… Твои гусли. Они играли, как тогда, на речке. Сначала спокойно, а потом – как-то по-боевому …
Это было уже лучше. Светлинка услышала направляющие её негодование яростные звоны. На звонах она перетекла в светлый коридор. «Чара вытягивает нити для сетей из высосанного у людей света, – догадался Слава, – Поэтому внутри такой нити-коридора светло».
Она осмотрелась – опасности не чувствовалось. Наоборот, забылся первоначальный страх, всё стало понятным: это её, Светлинку, должна бояться нечисть, а не наоборот. Перестало пугать разделение сознания с телом: девушка явственно чувствовала нить, связывающую её с телом; по ней в любой момент можно вернуться обратно, как бы далеко ни увели лабиринты сетей. Удивительным было только то, что сознание может действовать и без гнетущего посредства тела. «Так, наверное, и тот шаман летал, про которого говорил папа; и дядя Вася, наверное, так же к звёздам летал», – легкокрылой бабочкой порхнула Светлинка.
Ощущаемая лёгкость придала уверенности. Она попыталась рассмотреть себя в новом качестве: нематериальное тело напоминало светящийся яйцеобразный кокон, завернувший в себя её соединённое с гусельными звонами негодование. Напряжённый кокон был готов в любой момент выбросить негодование наружу – не для защиты, для уничтожения осыпавшейся на неё сетевой грязи.
Отчётливо прорисовалась цель дальнейшего движения: плотная чёрная масса удирающих спам-сообщений маячила впереди и исчезала за поворотом светлого коридора. Светлинка стремительно погналась за ними. Сплошным чёрным потоком спам вливался в сервер; в когтистых лапах спам-сообщений виднелись маленькие белые яйца, похожие на муравьиные…
– Мне показалось, что это были люди, которых они завлекли на порносайты… – удручённо сказала девушка. На глазах её снова блеснули слёзы. Не дождавшись реакции Славы, который и в самом деле не знал, как отреагировать, она надрывно выкрикнула:
– Они дышали, Слав! Эти яйца дышали!.. Они были живыми!... А из когтей не могли вырваться!
– А вырывались ли?..
– Нет… Не вырывались, – содрогнулась Светлинка.
Слава погладил её по вздыбленным от вернувшегося ужасного переживания волосам и успокаивающе произнёс:
– Тише, тише. Всё хорошо. Рассказывай дальше. Ты сейчас со мной…
Беспрерывное движение чёрной массы спам-сообщений с яйцами в когтистых лапах напоминало движимый единым общим мозгом, похотливо шевелящийся муравейник. Когтистые лапы вышвыривали из сервера вышелушенные яйца и торопливо мчались за новыми. Что это за сервер, что он в себе содержит, студентке пятого курса факультета информатики и вычисительной техники не надо было объяснять… Она молнией выметнула в него из кокона бурлящую негодованием ярость…
– Ты не думай, Слав, что я сошла с ума. Хотя мне самой кажется именно так … Всё было настолько реально…
– Ты не сошла с ума. Твоё сознание действовало в реальности. В другой… – ответил Слава. Как он и предполагал, Светлинка всё же самостоятельно вышла в запредел и столкнулась там со злом. – И что было дальше? Рассказывай, Светлинка, рассказывай, не молчи!
– Та реальность, Слав, перешла сюда… в эту реальность…
Выметнутое молнией негодование отдачей вернуло светящийся кокон обратно в тело, спам-сообщения в мониторе начали стремительно чернеть и разваливаться …
– Знаешь, видеоэффект есть такой – изображение на квадратики разбивается и рассасывается, – уточнила Светлинка.
Она успела щёлкнуть мышкой по нескольким окошечкам. Сеть провозгласила, что приславший их сервер временно недоступен.
– Сервер сдох! – с какой-то несвойственной ей радостной злобой произнесла Светлинка. – Сдох! Не временно недоступен, а навсегда сдох! Его не восстановить… Я знаю!
Слава был ошеломлён. Он умеет только направлять ярость мудр, высвечивая Мрак, Светлинка же сама владеет яростью и может биться со Злом!
– Здорово! Ну, ты даёшь! Почему ты решила, что сдох?..
Она так и не смогла уснуть этой ночью, снова и снова набирая в поисковике «Чара», пытаясь уже без приглашений выйти на порносайты. Сеть молчала, а, спустя несколько часов, выдала срочную новость: страшный пожар в одном из зданий Сингапура, который не удалось потушить. Предположительно, причиной пожара стал взорвавшийся сервер фирмы, занимающей в здании несколько офисов. Полиция расследует преступление. Пока удалось выяснить, что фирма занималась нелегальной деятельностью, связанной с проституцией и рассылкой порнографии.
– Сгорели – туда им и дорога. Есть о чём расстраиваться… – облегчённо вздохнул Слава.
– Ты не понял, Слав? – Светлинка успокоилась и смотела на него строго и серьёзно. – Это я взорвала их сервак. Это я устроила пожар.
Её строгая собранность предвещала затишье перед новой бурей.
– Ты переживаешь, что лишила пару миллионов озабоченных виртуальных извращений? – попробовал он засмеяться. Но девушка не приняла наигранной весёлости:
– Мне не до шуток, Слав! И яйца… – снова содрогнулась она, – … яйца были светлые и живые… Это были люди! Их свет вливался в грязь… Или остатки их света …
– Сейчас, Светлинка, очень трудно спасти свет…
Слава вспомнил, как щёлкали по свету хлысты переключателей... «Рабы – они же проклятьем заклеймённые. Продают их, словно скотину. И свет тоже продают, значит и он проклятьем заклеймённый, раб, стало быть» – припомнилось сказанное дядей Васей.
– Трудно… Его массированно вымывают из людей, из земли, из воздуха, из солнца, – отовсюду… Из света Чара вытягивает нити и плетёт сети. Она не успокоится, пока не оплетёт сетями всю Землю… Пока не вытянет в свои сети земную жизнь.
– Я была в сетях?.. Бр-р-р, противно!.. – передёрнулась Светлинка. – Я теперь грязная…
Она с омерзением оглядела себя, будто бы и в самом деле вымазалась липкой грязью.
Однако по выражению её открытого лица, по напряжённой позе Слава понял, что девушка что-то не договаривает, что выражение отвращения на её лице – не более, чем трюк, призванный скрыть эту недоговорённость.
– Ты каждый день в них бываешь. А сейчас проникла внутрь. И оттуда ударила по Злу. Ну-ко, давай, всё выкладывай. Не надо от меня таиться. От меня-то утаишь, а от себя всё равно не спрячешься. Останешься одна со своими проблемами. Рассказывай. Вдвоём лучше разберёмся в том, что произошло... Ты проникла в сети! Как бы ни противно это было. Не запуталась в них, выбралась… Ты же не всё рассказала, Светлинка? – доверительной интонацией попытался выведать скрываемое Слава.
Светлинка смутилась:
– Не всё. Я неправду сказала. Когда я вернулась в тело, и спам рассеялся, одно из окон не исчезло. Там змеёй извивалась голая красотка… Я не набирала больше «Чара», а через это окно сразу вышла на порносайт. Там красотка преобразилась… с неё слетела оболочка… – содрогнулась опять она и даже позеленела, сдерживая рвотные позывы.
Слава понял, что предыдущее было лишь прелюдией к тому, что на самом деле и страшно, и мерзостно.
– И что под ней?.. Отбрось эмоции, Светлинка. Ты со мной! Ты слышала в сети мои звоны!.. И вернулась в своё тело. И сейчас сидишь рядом со мной… Рассказывай, ничего не бойся. Рассказывай так, будто всё не с тобой произошло… Ты просто приняла участие в спектакле, – съязвил он, припомнив отповедь девушки после достопамятного выхода в запредел. Но Светлинка не заметила его колкости и продолжила.
Оболочка красотки оказалась натянутой на безобразную старуху. Старуха не чувствовала, что перед кем-то предстаёт в своём истинном обличье. Она угловато виляла впалыми бёдрами, трясла напоминающими сдутые воздушные шарики грудями без сосков, проводила костлявыми руками по свисающему студенистыми складками животу, разверзала огромную щель, откуда наружу лезли зелёные черви. Скрюченными жёлтыми пальцами с длинными острыми когтями старуха хватала приносимые спам-сообщениями белые яйца. Она давила их и размазывала по всему своему безобразному телу, имитируя сладострастие, пригоршнями заталкивала яйца в щель, переминала их там с зелёными червями и отправляла полученное месиво в безгубый рот с несколькими гнилыми зубами. Сквозь зубы свешивался и извивался, облизывая мерзкую личину и оставляя на ней липкие разводы, змеиный язык. По жалу его скатывалась и пыталась забиться в щель выпотрошенная яичная шелуха. Старуха брезгливо стряхивала шелуху на пол и, словно гнид давила крючковатыми ногтями ног.
Блистающие вшами редкие волосёнки старухи, заплетённые в две тощие девчоночьи косицы, обнажали узкий, не более, чем в палец шириной, лоб. Её маленькие безбровые глазки краснели, как на цифровой фотографии с неумелым применением фотовспышки. Злобными угольками они жеманно вспыхивали на невидимых зрителей, косились на провалившийся вглубь черепа нос, безоттеночным неоном высвечивали угол комнаты, где на кольце, синхронно с телодвижениями старухи кувыркалась чёрная ворона…
Даже от такого, крайне скупого рассказа, Слава содрогнулся. Светлинка же, судя по её виду, согласилась бы полностью утратить память, лишь бы стереть в ней ночной кошмар. Выхватив взглядом и отпечатав в своём сознании старуху, девушка непроизвольно закрыла глаза… В чувство она пришла, когда сквозь сомкнутые веки пробился рассвет и разогнал ночной кошмар …
– Давай успокоимся, подумаем и попытаемся… Хотя бы что-нибудь попытаемся предположить…
Слава и в самом деле не знал, что сказать, чем обнадёжить девушку. Свет прекрасной звезды явил сконцентрированную в Чаре тьму. Такого быть не могло! Звёзды дарят людям красоту!
Они молча пили чай, каждый был занят своими мыслями: Светлинка снова и снова переживала необычное приключение, Слава пытался связать с этим приключением всё, что знал и о чём догадывался. Наконец, он выскребся из тяжело ворочающихся мыслей и задумчиво, поскольку так ни до чего и не додумался, произнёс:
– Понятно…
– Что тебе понятно? – тут же встрепенулась девушка.
– Ты получила дар вдохновения.
– Ну, спасибо за такой дар! Вдохнове-е-ение!.. Услада взора невиданной отвратностью… – Её слабая попытка обрести уверенность обрушилась. Девушка безвольно обмякла. – Или вдохновением ты называешь умение бомбить сервера?.. Только знаешь, у меня никогда не было мечты хакера-идиота, я никогда не мечтала о пути… – язвительно выделила Светлинка всегда почтительно произносимое Славой слово и, хлюпнув носиком, добавила – …о пути инет-террористки.
– Мне спасибо?.. Не стоит благодарности!.. – взвился Слава. – Я тебя в запредел не тащил. Там тебе поддали за любопытство. Мало попало?.. Ещё полезла?..
– За любопытство?!.. Мне?!.. Мало?!.. – задохнулась от возмущения Светлинка. – Мне за любопытство теперь рассчитаться надо?!.. Как? А-а-а, поняла. Разденусь перед веб-камерой, в инет выставлюсь и всем любопытствующим буду компы жечь!.. Вдохнове-е-ение… Жаль, в запределе сразу за любопытство не рассчиталась… когда ты меня гладил и взглядом поедал! Не всё потеряно… С тобой, как с первооткрывателем, в реале рассчитаюсь!
Она, не сводя со Славы полного презрения взгляда, начала лихорадочно расстёгивать пуговки рубашки; руки девушки тряслись, её колотило, глаза испускали яростные искры.
Славе стало совестно за свой срыв: девчонка такой ужас перенесла, а он, мужик, не только не смог её успокоить, но и бросил несправедливый упрёк. Конечно же, не банальное любопытство привело Светлинку на берег реки в тот вечер. Её привёл Путь – тот самый, к которому сейчас ничего, кроме ненависти девушка не испытывает, и если эту ненависть в ней не переломить – любой ценой – на всю жизнь она останется душевной калекой.
Решительно, ожидая выпущенных злых кошачьих когтей, Слава оторвал Светлинкины руки от рубашки. Вопреки ожиданию, руки опустились безвольными плетями. Он аккуратно застегнул пуговки, обнял ладонями взъерошенную головку. Светлинка, видимо, не имея больше сил на какое-либо душевное напряжение, вновь обмякла под успокаивающими движениями ладоней, опять зарылась ему в грудь и сотряслась в рыданиях.
Слава гладил её по перепутанным волосам, по вздрагивающей в рыданиях спине и лихорадочно пытался сообразить, чем же помочь перепуганной девушке, какие слова найти, чтобы её успокоить..
Надо было всё-же сразу, после приключения в запределе снять её сарказм и рассказать то, что знает сам… Надо было… А он обиделся на её колкость. Теперь поезд ушёл. Вот она, в его ладонях: худенькая, встрёпанная, зарёванная, сердечко колотится, словно у птахи. Да и можно ли всё рассказать? Как поведать о боли, скрытой в глазах стариков, о покинутых деревнях и руинах храмов, об измолотых в щепу дорогах и заброшенных полях, о забытых песнях и снизведённых до позорищ обрядах, о хранимой людьми чистоте и энцифалитных иньекциях в эту чистоту грязи, об опутавших мир сетях?..
– Приходи в себя, Светлиночка… Успокаивайся… Ты увидела Чару. Она рядится в првлекательные для похотливой публики одёжки. Ты с неё эти одёжки сорвала… Давай будем считать, что это остаточные явления от твоего нечаянного путешествия в запредел. Там ты видела Чару в одеждах Мрака, потому-то и смогла рассмотреть за личиной порно-дивы… Видения пройдут… А сгоревший офис с сервером – это случайность. Так любой форс-мажор можно к себе применить – типа, громко чихнула, а из-за этого цунами город смыло… Да даже если и на самом деле тебе довелось побывать в той реальности, столкнуться с этим кошмаром, не о чём переживать. Ты же сама видела – мудры отогнали Чару… Светлинка, ты очень похожа на мудру. И по своей красоте, и по своей ярости… Теперь ты знаешь Тьму даже и в скрытом от глаз обличье. Ты можешь биться с ней. Это и есть вдохновение – борьба за Свет, умение биться с Тьмой. Не переживай. Всё хорошо.
Он, приговаривая, гладил и гладил её. Светлинка, выплеснув из себя остатки напряжения, постепенно затихала под его ладонями и, прислушиваясь к его словам, успокаивалась. Наконец, она оторвалась от Славы, подняла на него полные слёз глаза и со спокойной решимостью тихо сказала:
– Не всё хорошо, Слав. Это не остаточные явления… это только начало. Я останусь ненормальной до конца своих дней… И внутренне готова к этому. Мне только нужно было, чтобы ты подтвердил мою правоту… Я смогу биться со Злом!.. Я буду биться со Злом!.. Я разнесу эту старуху в клочья! – зло выкрикнула она, выстрелив из глаз сверкающие искры.
– Что-то ещё случилось? Что, Светлинка? – От её недоговорённостей Слава устал сильнее, чем от истеричных вспышек, которые, по крайней мере, можно было погасить, тогда как недоговорённости приходилось из девушки вытягивать, преодолевая эти вспышки. – Почему ты думаешь, что это только начало?.. Давай не будем больше нервничать… Прости, что я сорвался. Мы не сможем проанализировать ситуацию, если и в тебе, и во мне всё кипьмя кипит? Пойдём на улочку, остатнего солнышка напьёмся, на речку полюбуемся. Там всё и расскажешь.
Наконец-то он нашёл ход, который рассредоточит собранные во взрывоопасный пучок мысли девушки, позволит обсудить всё отвлеченно и спокойно.
2
Они вышли на улицу. Разгорающееся августовское солнце лило лучи в чуть тронутую золотистой старостью зелень. Деревня будто вымерла; да и какие в деревне могут быть жители, когда лес полон грибов, когда целыми корзинами он отдаёт людям чернику и уже румянит бруснику, набрасывает на будущий осенний холст эскизы усыпанных клюквой зелёных влажных кочек? Слава со Светлинкой пошли к реке – той самой тропкой через огород, которую девушка не забудет до конца жизни, тропкой, что соединила её со звездой.
Утренняя роса искрилась на кончиках травинок, обжигая холодной чистотой их босые ноги. В раскрытых навстречу солнцу цветах, копошились трудолюбивые пчёлы, выбирали из них остатки нектара, чтобы пронести и сохранить золотистое солнечное тепло сквозь холодную зиму. Над рекой вились лёгкие остатки белёсого тумана и смывали с воды её ночную призрачность.
Вот оно – то достопамятное место под берегом. Кусты, за которыми скрывалась Светлинка, и где её обнаружил Слава, брёвнышко, где они сидели, спокойное задумчивое течение реки, молчаливый лес на другом берегу, – всё было, как в тот вечер. И если бы не замытые дождями следы их ног на песке да не отсутствующие гусли, могло бы показаться, что они отсюда и не уходили.
Брёвнышко сочилось утренней влагой, но Светлинка, не задумываясь, плюхнулась на него, Слава присел рядом.
Кувшинка на глади реки уже раскрылась, и таракан-водомер выписывал пируэты перед прекрасной нимфой, мечтая разбудить дремлющую в её цветке красавицу.
– Красиво… И по-земному спокойно. Не верится, что всё это было… Здесь… – задумчиво сказала Светлинка. – Стать бы такой кувшинкой и не думать ни о чём – лежать на воде и наслаждаться покоем.
– Ты и так теперь кувшинка, – улыбнулся Слава. – Кувшинка – это же легендарная одолень-трава; считается, что она одолевает нечистую силу. «Мать сыра земля с живой водой тот цветок породили, оттого равна у него сила на водяницу и на поляницу», – припомнил он заговорные слова. – Здесь было не всё… Только маленький эпизод той битвы за сохранение жизни на Земле, которую ведёт множество людей. Теперь ты веришь тому, что я тебе рассказал? Это не поставленный боевик. Это жизнь, Светлинка. Невидимая битва идёт по всему миру. Нередко она скрыта от глаз даже самих её участников. Тебе довелось прозреть и увидеть. А теперь рассказывай всё, без утайки?
– Я постараюсь, Слав. Кроме тебя мне не с кем больше поделиться этим сумасшествием, – смутилась она. – Ты не думай, что я хотела что-то скрыть. Сложно это всё… Необычно как-то. Боялась, что ты меня засмеёшь И про порносайт – стыдно же. Ехала к тебе и думала, как рассказать…
– Отрешись от эмоций. Рассказывай безличностно, – посоветовал он, сомневаясь, нужно ли вызывать девушку на полное откровение.
Безоблачное утро овевало удивительным спокойствием, резко контрастирующим со Светлинкиным ночным приключением. Наверное, люди напрасно пытаются заводить задушевные разговоры и разжигать кипучие споры вечерами. «Ночная молитва доходчивее до Бога», «Утро вечера мудренее», – припомнились Славе старинные изречения. Самое подходящее время для поиска согласия и внутри себя, и с окружающими – освящённое ночной исповедью самому Богу раннее утро, когда и голова свежая, и сознание ясное, и душа чистая. А берег реки, сбрасывающей белое ночное одеяло – самое удобное для неспешных разговоров место.
– Ты только не смейся, Слав. Если скажешь, что всё это бред сумасшедшего, и отправишь меня в психушку, так будет, наверное, правильнее.
– Я не смеюсь, Светлинка. И сумасшедшей тебя считать вовсе не склонен. Запредел – это другая реальность. Видишь – здесь же всё происходило, – обвёл он рукой закрытый ивняком кусочек берега. – Не всем другая реальность открыта. Тебе довелось в ней побывать… Нельзя самостоятельно выходить в запредел, переваривать его внутри себя, а в нём – ни шага в сторону. Иначе человек с самой крепкой психикой с ума свихнется… Я же тоже не с дуру туда ломанулся. Меня дядя Вася вводил: объяснял всё, учил, отчёта требовал о моих путешествиях. А когда его не стало, я каждое его слово осмысливал, да и до сих пор его уроки до конца не постиг… Только маленькую частичку запредела освоил, по одной тропиночке в нём хожу. Целиком высшую реальность человеку не дано познать… А вот она в каждом из нас целиком пребывает. Каждый человек – знает он о том или не знает – в запределе свою дорожку торит, кто-то белую, а кто-то и чёрную… В пределе зримый человек – лишь часть одна его. Ещё три части, что прорастают в запредел, невидимы земному взору… – повторил он слова, некогда сказанные мудрой.
Упоминание дяди Васи совсем успокоило Светлинку. Дядя Вася тоже был как-то связан с этой странной другой реальностью, однако же никто не считал его сумасшедшим, напротив, уважение к нему округи выходило за все мыслимые пределы. Она собралась с мыслями, чтобы точнее изложить невыразимое словами.
– После того, как ты говоришь, путешествия в запредел я стала видеть структуры людей. Стала видеть, как управляют этими структурами закладываемые в них извне программы, – произнесла она бесстрастно, будто поведала о том, что научилась заваривать чай.
Слава, далёкий от точных наук, лишь отчасти понял её высказывание.
– Структуры – это как скелет человека? Тогда ты и всего человека изнутри должна видеть, все его органы… диагностировать людей можешь, – попытался он развить Светлинкино откровение. – А потом и лечить научишься. Как экстрасенсы всякие…
– Нет, Слав, это не то, – покачала она головой. – Физическое тело человека – это часть его структуры. Структура больше. «В пределе зримый человек лишь часть одна его…» Как точно ты сказал! Да, телесные болячки я тоже вижу, и диагностировать смогла бы. Но что толку от этого?..
– Как, что толку? О точной диагностике организма даже медицина только мечтает. Приборы всякие изобретают… А тебе дано! Дано запределом! Наверное, это и есть тот дар вдохновения, какой ты там получила.
– Зри в корень, как сказал небезызвестный тебе мудрец, – усмехнулась Светлинка. – Продиагностирую человека… И что дальше? Таблетками и уколами медицина его напичкает?
– Ну, уж они сами разберутся чем. Если проблемные участки в организме известны точно, современная медицина хорошо лечит.
– Проблемные участки не в физическом теле, Слав, они как раз за его пределами. За пределами… – повторила она и замолчала, осенённая какой-то мыслью, вслушиваясь в произнесённое. – За пределами! В запределе! Да, большая часть структуры находится в невидимом запределе. Болячки физического тела – это производные тех разрушений, которые происходят за его пределом. Сама толком ещё не поняла, что здесь к чему.
– «…Еще три части, что прорастают в запредел, невидимы земному взору» – закончил Слава цитату, которую Светлинка не успела охватить целиком. – Я пока не могу поймать отгадку, но чувствую, что уже тепло… даже горячо… Попробуй объяснить, как ты видишь структуры и программы?
– Даже не знаю, как и объяснить… – задумалась девушка. – Как будто каждый человек – это узелок структуры… ну, знаешь, такая… как в школьном учебнике… шарик, образованный множеством внутренних связей. Связи пересекаются между собой и на переечениях образуются узелки. Вот, как эта паутинка, – нашлась она и показала на легкую стройную паутину между ивовыми кустами, которая в лучах солнца светло искрилась ещё непросохшими росинками. – Только структура не плоская… объёмная. Но такая же лёгкая, воздушная. А люди – это и есть те самые пересечения, узелки. Через каждого человека проходят связи общечеловеческой структуры и образуют внутреннюю структуру отдельного человека. Человек – копия большого мира.
– В мире всё подобно всему, и человек как часть космоса подобен большому космосу… По образу и подобию… Так ещё древние думали. Чтобы упрочить мир, они искали согласия между всеми насельниками Вселенной… Этот разветвлённый мир описывается мифологией.
– Мифология же искажённо описывает мир, Слав. Это сказки… в них нельзя верить, – возмущённо ответила Светлинка, которая, по всей видимости, пыталась прорисовывать в своей головушке стройную схему структуры мира.
– В сказки можно верить, Светлинка. И нужно! «Сказка ложь, да в ней намёк…»
– «…добрым молодцам урок», – раздражённо отмахнулась она. – С раннего детства все это выучили и как попки повторяют… А что к чему?..
– А к тому, что не надо упрощать мир до безобразия, – рассердился Слава. – Формальная аристотелева логика выделила из каждого «узелка» мира, как ты это называешь, только одно его свойство, одну ниточку, а все остальные отрезала за ненадобностью – мол, это вторичные, только мешают познанию. Ну-ко, оборви у этой паутинки лишние, по твоему мнению, связи… Хлипкая же станет. От лёгонького ветерка на куски разлетится… Вот и кусочки примитивного мира растащили по норкам да по сундукам – там они и пылятся. А мир где? От полного разрушения его художники, музыканты, поэты удерживают… из последних сил. Из последних, Светлинка! Даже странно, что ты увидела каким-то чудом сохранившиеся связи.
– Ну вот, что тебе объяснять? Ты и сам всё знаешь, – примирительно произнесла Светлинка. – Только утрируешь. Не всё растащили по норкам! Я вижу это, Слав! То же самое вижу, о чём ты говоришь!.. Только я зло иначе вижу, чем ты: в светлой жизненной структуре метастазом разрастается гниль..
– Как она туда проникла, Светлинка!? Как!? – встрепенулся Слава.
Ему всегда казалось, что если обнаружить лазейку, через которую проникла в мир Чара, можно было бы у самого основания обрезать её липкие щупальца, а потом залатать и саму прореху, закрестить, как научил дядя Вася, все окна и двери, щёлки и дырки в свою Вселенную.
Светлинка почувствовала его возбуждение и сникла, не умея ответить.
– Я не знаю, как объяснить точнее, Слав, – взмолилась она. – Могу рассказать только так, как сама вижу… представляю…
– Хорошо, расскажи так… – успокоился он, осознав, что требует от девушки невозможного.
– Жизненную структуру бомбардируют чёрные программы. От их ударов связи рвутся, места обрывов загнивают, и по структуре распространяется гниль. Гнилые отростки нащупывают другие гнилые отростки, срастаются с ними. Нарастает другая структура – мёртвая. Когда гниль обволакивает узелок, он перегнивает, словно в навозной куче. Так понятно объясняю?
– Понятно. Рассказывай, Светлинка, рассказывай. Я пытаюсь твои представления увязать с тем, что знаю сам…
– Если удар придётся на физическое тело, то гниль распространится и на его невидимое продолжение в запределе…
– На душу… – уточнил Слава.
– Да, наверное, это можно назвать душой. Пока душа не загнила, физическое тело медицина может восстановить… Проблема в том, что программами бомбардируется не тело, а невидимая часть структуры человека… Душа… Её-то я и стала видеть. Гниль в душе ведёт к загниванию физического тела. Отсюда и болезни.
– В старину души были чище, и подавляющего большинства современных болезней человечество не ведало, – задумался он. – И тотальной бомбардировки чёрными программами не было…
– Видишь, твоё знание совпадает с моими представлениями, – уверенно заявила Светлинка. – Эти болезни медицине не вылечить, даже если и очень точно продиагностировать. Надо души лечить, в них гниль ампутировать.
Где-то на задворках сознания у Славы мелькали подобные мысли, но, не умея их оформить, он отмахивался, проходил мимо, и, как оказалось, совершенно напрасно не дал себе труда поразмышлять на эту тему.
– А программы – их-то ты как представляешь, Светлинка? – спросил он.
– Я не представляю их. Вижу. Их и ты видишь. Все их видят, слышат, осязают, обоняют. Действуют в соответствии с ними. На то они и программы. Они во всём, что нас окружает … Они – наша жизнь, Слав…
– Не всё же в жизни черно, Светлинка?..
– Да нет, конечно. Я так и не утверждала. Говорила только, что в светлой структуре разрастается чёрная…
– Это сети Чары, – дополнил её Слава. – Есть и светлые программы?
– Есть. Я устала, Слав… Очень устала… – не стала развивать мысль Светлинка.
Ему стало безумно жалко это худенькую девушку, эту прекрасную нимфу-кувшинку, что взвалила на себя нелёгкую заботу одолень-травы – всегда и везде искоренять нечистую силу. Он приобнял её за плечи, и Светлинка доверчиво прижалась к нему, уютно положила голову на плечо и прикрыла глаза….
3
Сквозь сомкнутые веки в неё струилось солнце, тихо плескалась речка, стрекотали кузнечики, захлёбывалась щебетом какая-то птаха…
От Слава – почему-то именно так хотелось его называть, и Слав молчаливо согласился с этим ещё в первый её приезд – исходила мужественная мужская сила. Впервые в жизни, если не считать того удивительного, неправдоподобного вечера в запределе, прикосновение мужских рук не встретило в Светлинке сопротивления. Слав так бережно приобнял её за плечо, что она непроизвольно приклонилась к нему, безотчетно отдалась на волю жёсткой от деревенского труда и, в то же время, какой-то поразительно нежной ладони. Пальцы другой руки Слава, будто лёгкий бриз после разрушительного шторма, бережно поглаживали её по волосам, касались ещё чуть влажной щеки, снимая с неё остатние солёные брызги… Вот они ненароком тронули самый уголочек губ… пронзили губы щекотливыми иголочками и сразу же снова переместились на щёку… провели по закрытым глазам, перевив между собой струи пробившихся сквозь веки солнечных лучей… легко обогнули маленькое, пронзённое солнцем ушко, заглушив своим прикосновением стрекот кузнечиков и птичье щебетание…
Мысли, что дотоле казались такими важными, отступили куда-то далеко, по телу разлилось блаженное умиротворение. Светлинка вспомнила, как эти пальцы касались гусельных струн. Ей захотелось быть струнами, напрячься под его пальцами, зазвенеть под ними, проникнуть в Слава нежной и страстной музыкой.
Когда он показывал гусельную игру, Светлинка впустила в себя гусельные звоны, позволила гусляру прикоснуться к своей душе, точно так же, как в запределе с радостью открыла его восхищенному взору своё тело. И тогда, в запределе, и когда он играл на гуслях, и сейчас она остро чувствовала, как бережно окутывает Слав её сердце заботой, как согласно вливается сердце в уютный мир его тепла, раскрывается в нём чудесным цветком…
Она верила этому сильному бородатому парню. Она поверила ему ещё тогда, когда принесла им с дядей Васей угощение, а он сидел погружённый в какие-то свои мысли и почти не обратил внимания на девушку, о благосклонном взгляде которой мечтало всё знакомое ей мужское население.
Когда дяди Васин гость дремал под заветной ёлкой у Офониной мельницы, она нарочно, чтобы его разбудить, завизжала в родничке – ледяная вода, в которую папа окунул её в младенчестве, не пугала её, и, конечно же, никогда, ни до, ни после родничок не слыхал её визга. А вечером она стояла около дяди Васиной бани и дожидалась, пока Слав закончит гусельное священнодействие. И только когда бородатый парень вышел, она оторвалась от берёзки, под которой ждала, пытаясь представить его позу, его лицо, его пальцы на гусельных струнах, и пошла мимо. Тогда ей удалось перекинуться с ним несколькими словами и вновь услышать его бархатный голос. Он был так близко! И голос, и взгляд были обращены к ней! Светлинку всю окутало тёплым бархатом, и она уже не заметила холода молочной росы, в которой купалась, не ощутила страха перед неведомой силой, что охраняла заветные купальские цветы! Ей мечталось утром, когда Слав выйдет из дяди Васиной избы, встретить его нежной голубой росинкой. Он бы полюбовался хрустальной каплей, а потом взял в ладони и выпил всю-всю, без остатка! И Светлинка всегда сияла бы в нём нежным и чистым светом! Он приснился ей в ту Ивановскую ночь, окружённый двенадцатью самыми красивыми цветами, которые она собрала и положила под подушку!..
А когда прозорливый дядя Вася, угощая деревенских соседей мёдом, пошутил, что мёд заглушит в Светлинке тоску по Славе, ей этого совсем не захотелось, и губы лишь слегка прикоснулась к ароматному золотистому напитку, не сделав ни единого глотка. И когда Слав с дядей Васей скрылись за поворотом дороги, она не пошла вместе со всеми от Офониной мельницы обратно в деревню, а долго-долго сидела на берегу и плакала под шум речного переката… Там она нашла золотистую щепку, отколотую Славом от заветной ёлки, и все эти годы берегла её…
Щепка, которая всегда лежала в кармане брюк, упёрлась в бедро. Сидеть было неудобно, но Светлинка не стала передвигаться, боясь разрушить свою заветную мечту, не высказанную ни Танюшке, ни дневничку, ни компьютеру. Конечно, сейчас можно было бы показать щепку Славу, засмеяться и поведать, что это частичка от его гуслей. Нет! Она никому и никогда не признается, что с тех самых пор, как Слав растворился в её мечтах, щепка была неразлучной спутницей, лучшей подругой и поверенной всех Светлинкиных тайн. И когда незаглушённая мёдом тоска разрывала рыданиями грудь, она прижимала к себе эту маленькую частичку всеобъемлющего её Слава и засыпала с ней, возвращая себе неясный облик любимого.
Он совсем близко подошёл к голубенькой звёздочке, трепетно обнимает, нежно гладит её… И она прижалась к нему, леглда в его ладони. Ей тепло, светло, радостно и уютно. Растворилась сидевшая в глубине души тоска, любовью омыла сердце. Щепка ей больше не нужна! Светлинка бросит её в Славину печку – он даже и не заметит скромную деревяшку, когда будет разжигать огонь Памяти, гусельными звонами разливать его над такой удивительной, такой прекрасной Землею. Их любовь вплетётся в звоны и понесётся на них в звёздную россыпь, которая – теперь Светлинка знала это точно – волнуется и ждёт их бепредельным океаном Вечности. Они вместе, рука об руку пройдут сияющим Путём и, когда наступит срок, вместе вольются в звёздные воды, чтобы оттуда, с Небес, ниспосылать приращённой ими жизни своё благословление…
Светлинка крепче прижалась к Славе и взяла его пальцы в свои ладошки…
***
…Светлинкины ладошки были такими же тёплыми и нежными, как ладошка мудры. Слава уже было запереживал, что обидел девушку своими фамильярными поглаживаниями. Всё это время она сидела не шелохнувшись, как бы прислушиваясь к чему-то внутри себя, не сделала ни единого движения – ни к нему, ни от него. Её дыхание было ровным и спокойным, и лишь веки немного подрагивали под солнечными лучами. Она то ли задремала, то ли просто была безразлична к его объятию и поглаживаниям. Слава боялся шевельнуться, пересесть поудобнее, не зная, в какую сторону развернётся это спокойствие. Светлинка может открыть свои прекрасные глаза и, презрительно посмотрев на него, встать и уйти, чего ему почему-то очень не хотелось. Или, наоборот, послать ему струящийся из глубины глаз свет, свет той голубенькой звёздочки, с которой мудра связала его своим длинным волосом в самом начале Пути. С нею он встречал утренний рассвет, покинув переплетения снов, на её свет он выходил, заплутав в раскинутых по жизни тропинках. Свет этой звёздочки мудра вдохнула ему в сердце... Ему очень хотелось взять голубенькую звёздочку в ладони, обвеять её своим дыханием и пронести в звёздную россыпь, откуда расстилалась дорога в Вечность!
Наконец-то Светлинка нарушила своё безразличное оцепенение. Нет, она не вскинулась презрением, не приоткрыла глаза, она доверчиво прижалась к нему и взяла его пальцы в свои ладошки. И Слава решился сказать то, что привиделось ему ещё в запределе:
– Светлинка, ты похожа на мудру.
– Ты мне это уже говорил, Слав. Но я не знаю, какая она – мудра, я видела только её ярость. – Светлинка распахнула свои бездонные глаза и выскользнула из-под его руки, всё же не выпустив из ладошек пальцы.
– Мудра – это красота, Светлинка. Мудра – это свет, который принимает облик земной красоты.
– Мне хорошо в свете, Слав. Очень хорошо! – Чувствовалось, что она блаженствует в своем нынешнем состоянии. – Пусть это будет трудно, но я хочу остаться в свете! Ты окунул меня в него, и теперь из света я вижу тьму. Я много людей просмотрела, Слав – все они будто сетью опутаны, навстречу свету шевельнуться не могут, гниют изнутри и не чувствуют своего гниения. И самое страшное то, что эта гниль заразна, она, как плесень щупальца распустила и внедряется в людей, во всё человечество, разлагает его изнутри.
– Разрушает структуру… – уточнил Слава.
– Да. Разрушает…
– Это программы, Светлинка?
Углубившись в свои мысли, которые пересеклись вдруг ярко засиявшим нежным чувством к Светлинке, он не забыл окончание их разговора. Ругая себя за жестокость по отношению к девушке, Слава всё же хотел прояснить мысль, что бродила доселе в глубинах сознания, выяснить, что это за таинственные деструктивные программы.
– Да. Программы… – ответила она безразлично. – У нас на курсе парень учился – Володька. Он говорил, что программы в людей через музыку закладываются. Ребята не верили. А сейчас я вижу их – и в музыке, и во всем вижу… как те скрипты, которые мы в универе рисуем – так же ясно вижу… Человеком управляют программы… А программы – во всем, что его окружает…
Выложив свои мучительные переживания, Светлинка избавилась от мешающих холодному анализу эмоций. Она отпустила Славину ладонь и засмотрелась на игру речных бликов. Как будто читая что-то в неспешных водах, она ровным голосом негромко вещала – трудно было иначе назвать её бесстрастую речь:
– Я и тебя вижу, Слав. У тебя структура светлая, разветвлённая… Она не окончательно сформировалась… Многие связи совсем недавно наросли – очень тонкие. И обрывы тоже есть… Какие-то уже зарубцевались, из них чистые ответвления растут… гниль вытесняют. Ты только не обижайся, Слав… Стать человеком, наверное, очень трудно? Мы все сейчас рваные… Наверное, раньше люди и чище, и крепче были… – то ли спросила, то ли утвердила она.
– Все мы – цивилизованные – с гнильцой, – отмахнул Слава обиду. – В деревнях остались ещё нормальные люди… Вот бы тебе со мной в экспедиции побывать! Интересно через твоё вдохновение с нормальными людьми пообщаться. Поехали, Светлинка? А?..
– Поеду… Очень хочу на светлых людей посмотреть. А то как-то безрадостно на душе… Страшно становится, Слав! За себя страшно. За всё наше будущее страшно!..
***
Однажды уже виденное обличье безобразной Чары не особо удивило Славу. Старуха предстала перед Светлинкой в том же виде, что и перед ним, когда он в первый раз попытался проникнуть в звёздные миры и попался в её ловушки. Сейчас он немного разобрался в насельниках сопредельного земному пространства: бесплотные мудры видели людей прекрасными и в своих проявлениях доводили земную красоту до совершенства, тогда как Чара воплощала самые безобразные человеческие черты – она вытесняла из человечества красоту и руками самих людей вселяла на освободившееся место уродство. Добро порождало красоту, зло порождало мерзость…
4
День разгорелся. Дедко Саня правил с того берега лодчонку, в которой, помимо него, сидели Настя и Людка. Даже отсюда было видно, что их ведра полнёхоньки отливающих синевой ягод черники, а у деда из корзины топорщатся крепкие ножки и шоколадные шляпки боровиков. Женщины приветственно помахали Славе и Светлинке, а дедко гортанно крикнул:
– Проспал, Славка, грибы-те! Я все обрал!
Славка махнул на ответ:
– Мои грибы не ушли от судьбы – сами прибежали, на сковороде зашкворчали!
– Я тебя от грибов-ягод отвлекла своими безделицами? – смутилась Светлинка.
– Ты что?.. Нет конечно. Я вчера вечером за грибами ходил. Здесь воздух чистый, много их. По мере надобности ходим, а недосуг на тот берег шастать, так и за огородом под берёзками наломать можно. Дед по лесу любит погулять – всю жизнь в лесу провёл. Вот ягоды – это да! Женские пальчики уважают, терпеливость, усидчивость. Да я понемножечку-то и ягод наносил, – проигнорировал «безделицы» Слава. – Проголодалась наверное, Светлинка? Пошли домой – жарениной покормимся. И варенья черничного наварено – попачкайся ягодкой. Куда как лучше, чем сетевой грязью мазаться …
Тропинка уже обсохла и освежала голые ступни скрытой прохладой земли. Светлинка, сбросив с себя необычный и непонятный ей груз, теперь, казалось, порхала впереди Славы легкокрылой бабочкой, на лету подхватывала и собирала в пучок луговое разноцветье. «Сама-то как цветок: бурей потрепало – измяло, дождиком полило, солнцем просушило, и снова лепестки расправила», – умилился беззаботной радости девушки Слава.
За столом они ещё раз, уже на излете вернулись к прошедшему разговору:
– Светлинка, а ты можешь написать программу – ну, как антивирус, чтобы не пропускать в человека тёмные программы?
– Слав, ты разве не понял?.. Есть же такие программы! Есть! Твоя гусельная игра – такая программа… песенки, что мне бабушка пела… Когда ты из Славнева уезжал, бабули плясать пошли – помнишь? Пляска – это тоже программа. Сейчас вспоминаю – какая же я глупая была, не присматривалась, ничему от бабушки не училась… Там, в Славневе даже воздух, кажется, был насыщен антивирусами! Изба, печка, стол, кринка, образа на божничке, бабушкин старинный сарафан, как она учила косу держать и корову доить, как пироги стряпала и в печь садила, – всё это программы, которые человека от тлена охраняют…
***
Светлинка, сама того не подозревая, продвинула Славу ещё на шаг в познании Истины. Его неясные мысли, что неприкаянно бродили в подсознании и лишь задевали крылами осмысленный разум, наконец-то обрели форму. Теперь он не просто шёл, он знал Путь и был готов к преодолению на нём препятствий. Ему открылось, как заступает Лебединый Путь невесть откуда взявшаяся чёрная ворона, что в давнишние времена проникла в осиянные Светозарным земли. Он уже не полз слепым кутёнком в указанном стариками направлении, перед ним ясно высветилась цель – осмысленная встреча с Чарой и изгнание её с заповеданной дедой Микишей дороги...
5
Светозарный давно, очень давно, в самом начале бесконечного человеческого пути, названного людьми Временем, создал всего одну программу – программу Творения. По нелёгкому пути Времени программа Творения вела людей в Вечность. Они воспаряли к Светозарному, присовокупляя к своим усталым жизням новые жизни… Потомкам Вечность была так же близка и доступна, как и предкам. Жизнь была бесконечна. Она определялась программой Творения и наполняла собой русло реки Времени.
Чтобы в своём путешествии по времени люди не потеряли программу жизни, Светозарный вложил её код во все совершаемые ими деяния, во все создаваемые ими вещи и предметы, он пронизал ею весь необъятный человеческий мир. Священным Законом Светозарный предписал не ковырять новые русла помимо проторённого водами жизни, ибо иссякнет та река, кою делят на рукава, ибо во имя жизни в единое сливается множество, но не распадается единое на множество.
БЕСКОНЕЧНО идти по Времени, не сворачивать в непроходимые заросли хаоса, не копать новый русла, в надежде, повернуть жизнь с пути, дарованного Светозарным. Вечность пролегал через Творение.
Когда первые из людей возомнили, что им будет тесно на планете, Светозарный рассмеялся: жизни не может быть тесно, жизнь не утесняется жизнью. «На всех нам не достанет пищи», – возопили те первые люди. «Пища ваша да будет вам по деяниям вашим, – ответствовал им Светозарный. – И да возьмёте вы от мира столько, сколько привнесёте вы в мир!»
Люди, помня то изначальное напутствие, извечно и ежеминутно воссоздавали своими деяними Творение, ибо они были созданы по Образу и Подобию. Они творили жизнь, и жизни не было тесно на цветущей планете, жизнью они приумножали Красоту, Красотой они приумножали Мир…
Чара, в отличие от Светозарного, создала не одну, но множество программ. Она назвала их Творчеством. Творчество, не в силах подняться до Творения, подгрызало его тело и терпеливо ждало, пока упадёт могучее древо, дабы изгрызть его своими гнилыми зубами и сжечь в полыхающей безумием топке. Раскиданные по земле оглодыши Творения Творчество называло Развитием, ибо они распускали на оттоки полноводную вервь реки жизни и иссушали Творение в пустынных безжизненных песках.
Чара смеялась. Смеялась зло. Это последние сто кругов были её временем – Временем Тьмы, временем тщательно скрываемой за кипучей кажимостью Пустоты. Последние сто кругов отрывали от звёзд и окрашивали в серый цвет десятки, сотни, тысячи, миллионы, миллиарды развитых на тонкие нити Аз планеты, чтобы низвергнуть их в чёрную пучину Пустоты.
Чара ещё развязывала войны. Но не для того, чтобы уничтожать людей. Зачем? Они уничтожат себя сами. В войнах Чара писала людям программы Творчества, ибо программа Творения, программа жизни была сотворена Светозарным, и Творчеству оставался лишь путь смерти…
Люди ощущали присутствие Чары и не знали что делать. Кто-то бездумно отдавался в плен чарования её блеском, кто-то опускал руки и сдавался на милость величавой победительницы, кто-то пытался сжечь себя вместе с имеющимся светом, чтобы оставить Чаре одну пустую оболочку, кто-то ещё пытался пробиться сквозь сети, уходил в безлюдные места и храмы, уповая на то, что сети прорвёт молитва.
Чара снисходительно поддерживала их всех и неспешно острым когтем обрезала нити Памяти, на сплетении которых удерживались и их жизни, и жизни их потомков.
Оставшиеся вдохновенные пытались сеять свет. Но их света не доставало, чтобы вдохнуть в пустые оболочки, по привычке зовущиеся людьми, хотя бы его маленькие искорки. Рассеиваемые вдохновенными искры света, задавленные гнётом тёмной мороси, всё реже и реже разгорались в огонь. Всё меньше оставалось вдохновенных, ибо они, рассеивая свет, опустошались от света и, опустошенные, попадали в ловушки Чары. Ибо все плотнее и непроходимее были сети Чары на пути к звёздному сиянию, что насыщало вдохновенных и разгоняло непроглядный мрак в людях. «Люди! Остановитесь! – кричали они в Пустоту. – Творчество от Дьявола! Остановитесь, люди!» И Пустота зло смеялась над ними смехом Дьявола…
***
Слава знал теперь и Светозарного, и Чару. И как видел он запредельным зрением парящие в моросном сумраке живые светочи, так под любым обличьем узнавал и стремящуюся загасить их вражину. Но где же ее логово?