Иппиндиссыт - глава вторая

Павел Кожевников
Повесть.

Глава II


После завтрака, состоявшего из бульона и жиденького киселя, все растянулись на кроватях, чувствуя лёгкое облегчение и надежду на скорое выздоровление. Палата находилась на другой стороне от восходящего солнца, но жаркий июль за окошками давал знать даже через толстые стены здания. Муха на ленте продолжала жужжать, вызывая раздражение у интеллигента. Он дважды неудачно пытался кинуть в неё тапком, но мухомор висел высоко на потолке и достать муху было не так-то просто.
Интеллигент израсходовал всю свою злость и затих. Затихла и муха.
Диман не мог заснуть, он не любил спать на спине, а на боку лежать было больно. Он поглядел на тяжёлую штору, которая неполностью закрывала высокое окно. Сквозь штору была видна труба кочегарки, или ещё какого-то подсобного помещения больницы. На трубе сидела большая чёрная ворона, и оглядывала с высоты окрестность. Диман на секунду позавидовал птице, её свободе. «Интересно, а у птиц бывает аппендицит?» - мелькнула глупая мысль, но он усмехнулся её наивности и отогнал её. Потом он оглядел палату, никто кроме чечена и интеллигента не спал. Дед Макар сидел свесив костистые ноги и смотрел на свои руки. Это рассмешило Димана.
- Дедуль, чего это Вы на свои руки смотрите, как будто видите их в первый раз? – не удержавшись спросил он казачка.
Старик слегка вздрогнул, как будто его застали за чем-то непотребным, потом уклончиво ответил:
___________
Балапан – цыплёнок (каз).
Кемпир – старуха (каз).

- Смотрю, паря, какеи-та не такея руки у мине стали. Можа пыдцыпил чаво не так в ихней ипирационной?
- Покажи, дедка, - повернулся к нему Сергей. – Ничего страшного, руки, как руки, до свадьбы заживут, - попытался пошутить он.
Диман тоже взглянул, руки деда были оплетены огромными тёмными венами, они были, как бы, не от его небольшого тела, принадлежали кому-то другому, более высокому, более сильному человеку.
- Однако дедуля, у Вас руки как у борца! – заметил он с восхищением.
Дед посмотрел на Димана и самодовольно сказал:
- Бороться я любил, самого Хаджи – Мукана* как-то бросил!
- Ой, дед, кончай врать, Хаджи-Мукана никто в мире не мог победить! – возразил живо Сергей. – Он даже вашего Поддубного побеждал.
- Это правда, как и то, что и Поддубный его клал и не раз. В то время боролись в цирке и хозяин решал, кто должен победить кого, ведь на них ставили деньги, на них играли, – поправил его Диман. – А на чемпионатах мира Поддубному не было равных.
- Не знаешь, не говори! – огрызнулся обидчиво Сергей и, демонстративно взяв книжку со столика, углубился в неё.
- Так как это Вы, дедуля, с Хаджи-Муканом-то справились? – Диману не терпелось разговорить деда. Он наслаждался его казачьим диалектом, необычными по артикуляции звуками, его шепелявости, которая вначале была смешной и неуклюжей для русского уха, но которая так узнаваемо приятно отдавала древностью. Его манера говорить, его поза, гримасы, его острые, живые глаза излучали какую-то первозданную необоримую силу, которая так привлекала Димана в казаках. Он, словно, вышел из рассказов Толстого,  Шолохова, Даля. Диман старался понять, почему, будучи маленьким и неказистым с первого взгляда, дед Макар не казался таковым после знакомства с ним. Что-то притягивающее было в этом маленьком человечке, что-то такое, что заставляло забыть и его небольшой рост, и его испещрённое оспинками тёмное лицо, и его кривоногость.
Дед Макар посмотрел на Димана, улыбнулся и, взяв ложку со столика, неожиданно легко скрутил её в спираль.
- Ничего себе, ну, Вы, дедуля, и даёте! – восхищённо воскликнул Диман.
- У, ядритте мать! – дед скорчился от боли. Он забыл о том, что напрягаться было нельзя.
Диман приподнялся на локтях и встревоженно спросил:
- У Вас всё нормально?
- Ет я сдурковал, пызабыл пры ипирацию, будь она ня ладна! – Дед поднял рубашку и посмотрел на пластырь, он был сух. – Ну, слава те Исуси, ня то думал пырвал жавот! – улыбнулся дед.
Диман заметил, как Сергей безуспешно пытается скрутить свою ложку.
- Что, не поддаётся, - улыбнулся он?
- Нега! Может у дедули она другая? – Он встал и взял ложку деда. Но она оказалась такая же как у всех.
- Ну, блин, дед, ты и богатырь! – восхищённо оглядел он деда Макара. - Так ты правду говоришь, что повалил Хаджи-Мукана? – неожиданно с интересом спросил он его.
__________
Хаджи – Мукан – выдающийся казахский борец, современник и друг Ивана Поддубного.

- А чаво я тибе балакать попросту стану? Конешно поборол. Сильный он был, да маленький, меньше миня!
- Хаджи-Мукан маленький? Да он как гора был, что-то ты, дедуля, забрёхиваешься!
- Брешут собаки за хутором, а я твёрдо тибе говорю, клал я Муканку - мы яво так звали. Работал у нас в совхозе чабаном, пастухом, значится, вот по-молодости и боролись. Потом яво ликтриществом убило. Хороший был человек,  шабра* мой!
- Тьфу-ты! А я думал ты и правда с самим Хаджи-Муканом боролся! – разочарованно воскликнул Сергей.
- А с кем же ящё? С ним, с Муканкой. Маленький, но сильный был он. Призы не раз брал на раённых борьбах-то!
Сергей повернулся к Диману и подмегнул ему. Оба улыбнулись, но разубеждать деда Макара не стали.
Вскоре проснулся интеллигент, потом чечен. Они медленно встали, походили по палате и обратно легли.
Неожиданно дед Макар спросил Димана:
- Я гыльжу, ты грамотный, паря, ты доложи мине, как ента болезня, чаво вырезали у нас, прызыватса?
- Аппендицит! – улыбнулся Диман. – А что, дедуля, Вы думали у вас какая-нибудь другая болезнь?
- Значится, Соломоныч верно угадал, а начинатся с какой буквы, с «ы»?
Все прыснули, даже интеллигент, только чечен промолчал, видимо не понял.
- Да нет, дедуля, с буквы «а»! - Диман не мог сдержаться и потихоньку, одними губами начал заходиться смехом. Сергей  глядел на старика во все глаза, стараясь понять, шутит тот или говорит всерьёз.
- А смогёшь ты мине написать енту названию, сынок? – с каким-то уважением попросил его дед.
- Конечно, дедуля. Сейчас, я только достану ручку. - Диман написал крупными,
печатными буквами: «аппендицит», вырвал листок из блокнота и через Сергея передал его
деду.
- А зачем это Вам? – спросил он вдогонку.
Дед не ответил. Он внимательно прочитал написанное несколько раз, шевеля тонкими губами. – Ишь ты, зарраза! А мы-то думали не с «а»! Вот де оказия-то прихватила! – Дед был растерян, он, казалось, старался запомнить это слово.
Чувствуя забавную историю, Диман спросил:
- А с какой буквы-то Вы думали она начинается и кто это мы? Соломонович, что-ли не знал этого слова?
- Да ядри яво в пячёнку, Соломоныча и яво ссыклопедью! – досадливо поморщился дед. – Я, када мине припёрло, старухе своей приказал принести  грелку, а она воспротивилась, радетельница*, мыл, можа наиборот, холода надо-ть? Я пылежал так с полчаса, потом стало невмоготу. Всё опробывал, и зверобой попил и ящё каку травку, котору она мине заварганила. И даже стопку первачка сваво... Чаво вру-то? - дед испуганно посмотрел на интеллигента, - водку, значится, не подумайте ничаво,
я не гоню енту гадость, - и он опять посмотрел с опаской на интеллигента.
__________
Шабра – сосед (каз).
Радетельница (родительница) – так казаки с уважением звали своих жён.


- Ладно, старый хрен, не заложу, ври дальше! – ехидно бросил интеллигент.
- Чаво миня закладывать, не гоню я, сказал! – обиделся дед.
- Дедуль, не обращай на него внимания, он пошутил, - примирительно сказал Сергей, - Ты лучше дальше расскажи, как было, - и он опять озорно подмигнул Диману.
- Ну, чаво рассказывать, извёлся я весь, думал – хана пришла, жавот-то стал твёрдым, как целина без дождя. Потом моя старуха выдвинула идею, мыл, а не ипиндиссыт-ли у тебя?
При этих словах Сергей и Диман не выдержали, засмеялись, насколько смогли, пересиливая боль в боку.
- Дедуля, иппинди – чего там у тебя? – выдавил из себя Сергей.
- Ни чаво, а болезня така, - иппиндиссыт! – поправил его дед Макар. – Вон, Дмитрий сам ныписал яё.
Здесь и интеллигент закряхтел, как петух, который собирался потопать курицу, смеяться он не мог, крякал только, стараясь пересилить смех. Даже чечен улыбнулся.
Дед заметил всеобщую весёлость, но принял это за внимание к своему рассказу и продолжил:
- Я яё, свою старуху, значится, наругал сначала, мыл, чаво такова болташь-то, кака-така ипиндиссыта у меня и с чаво могла ыбразоваться?
В это время зашла тётя Зина и увидев, что все скурёжились от смеха, нахмурилась и строго заявила:
- Вы, ребятки, осторожно со смехом-то, я не шучу, это самое страшное после операций на животе, порвутся швы и опять прийдётся зашивать. – Она ещё раз поглядела укоризненно на всех и вышла.
Смех затих, но любопытство  осталось.
- И что дальше, дедуля? - спросил Диман.
Дед охотно продолжил.
- Стали мы с моей старухой перетирать енту конфузию. Начали мы кумекать, мыл, итчаво оно быват. Моя-то кемпир было подумать посмела на самогонку... – здесь старик опять поперхнулся и посмотрел на интеллигента, - ну, на водку, по-вашему, так мы прозывам яё на хуторе, а как жа, сами жа гоним в стране, не пьём жа аглицких всяких барматух-та.
Смех, вернулся в прооперированные животы нежной щекоткой, Диман ещё держался, а Сергей, уткнувшись в подушку, беззвучно, сопел. Чечен улыбался во весь рот, его сросшиеся рыжие брови вытянулись в одну линию, глаза сверкали. Лишь интеллинет через силу пытался оставаться спокойным, держа перед носом книжку, притворяясь, что читает её.
- Я на няё чуть не зыматерился, да рази могёт от чистова первака чаво статься? Я было, матри, пыгрешил на яё суп с крапивой, мыл, траванула ты миня, старая, задумала известь на нет... Но тут мине так скрутило, што я взвыл бялугой. Радетельница-то тоже пуще миня спужалась, побяжала в сельсовет. Ну, пока она бегала, я тады чуточку
оклямался, выпил втору стопочку – вроде ещё отпустило, но мысля, наянка*, как вошь,
__________
Наянка – наглая, агрессивная женщина (ур. каз.)

 прицепилась, не ытарвёшь. Мысля - што, мол, помру. Пыглядел я, значится, на икону Миколы Святителя, перекрестился и лёг на топчан пымирать. А вот здеся и произошла чуда: топчан-та, как мени сбросит, я и про боль свою пыдзабыл! Чур меня, думаю, чур! Встал на колени перед иконой и давай через боль класть поклоны. Потом, оглянулся на топчан, а там ножка пыдламилась, падла! Как скажи, могло тако произойтить? Сроду кимарил я на ём и ничаво. А в тот день – пыдламился! Понял я – ента знак мине от... – дед опять опасливо посмотрел на интеллигента, - ну... аттуда, - и он указал на потолок.
Дед замолчал на минутку, почесал за ухом и продолжил.
- А здесь и моя радетельница зыявилас с известию, мыл, никово нетути в сельсовете. Сидим, кумекам дальше, чаво делать-та. Как бы знать, што не ипиндиссыт ента, то бы я ящё одну хряпнул и ничаво, прошло бы всё. Туточки я пры Соломоныча и вспомнил, вить у няво есть книжица, - ссыклопедия прозыватся, - здесь опять Сергей и Диман затряслись смехом, за ними чечен.
– Энциклопедия, что ли? – давясь смехом, спросил Диман.
- Ну, самыя и есть, ссыклопедия, – поддакнул дед. – Итправился я тады к няму, иду, а жавот побаливат, не отпускат, значится. Хорошо, что Соломоныч живёт недалеко. Прихожу к няму, а он сидит и читает яё, ету книженцию. Я к няму с моей бядой-та и нагрянул. Он обрадовался живо - живёт-та один, бобылём, вот и рад стал мине. Я яму рысталковал пры свою недомогу, говорю, мыл, пысматри, кака така у етой ипиндиссыты примета.
- Дед, перестань травить баланду, ты своим пиндиссытом настохерел! – чужим каким-то голосом промычал интеллигент. Он изо всех сил старался быть серьёзным, но это ему удавалось всё меньше и меньше. Диман взглянул на него и тотчас затрясся от удушающего, ничем не удержимого смеха.
Дед то ли не услышал, то ли не обратил внимания, увлечённый своим рассказом, на слова интеллигента и продолжал своё повествование.
- Начал он, Соломоныч, искать  ету слову, - не могёт никак найтить! Просмотрел всё на букву «п», значится, нет такой болезни. Я яму толкую тады, можа на букву «и» - иппиндиссыт, а не пиндиссыт? – здесь уже и чечен стал подстанывать, -  ищем на енту букву, нету яё, пыстрели яё зараза! Тады Соломоныч, стал на букву «Ы» искать...
- А на «ы» -то, зачем, дедка? – едва выдавил из себя Сергей.
- Как ета зачем? – удивился Дед Макар. – Ыппиндиссыт думали прозыватся! Ан опять нету! Что зы бодяга така, думам. Пысматрел Соломоныч на мине и спрашиват, ты как, мыл, терпишь, не откинешь концы-та? Нет, говорю, пока терпится, давай скорей определяй мою конфузию!
Соломоныч тады, вот умная башка! шасть в чулан, и приносит бутылку... водки, по-вашему. Говорит, што мозги у няво затухли, надо б смазать их. Ну и у мине тоже ничаво в башке не варится. Разкумекали мы яё, родимую, в пух и прах, и давай опять искать енту слову. На каку букву мы только не пробовали открыть яво ссыклопедию, значится, и ёпиндиссыт, и уппиндиссыт, и оппиндиссыт, - нигде не нашли...
Палата исходила смехом. Всех громче, уже не сдерживаясь, гоготал посиневший от напряга интеллигент. Рядом подвывал Сергей. Диман, схватившись за живот, уже не мог
издавать никаких звуков, слёзы катились из его глаз, он пытался спрятаться в подушку, но, задыхаясь, гигикал и стонал. Чечен сначала только улыбался, но потом, видя катающихся по кроватям сопалатников, разразился здоровым звонким смехом.
- Ой, не могу, ой позовите врача! - стонал интеллингент. – Ой, мамочки! – подтягивал ему, побелевший Диман!
- Сволочь белогвардейская, убил, у-у-у м-е-ен-я-я ра-зо-шёл-сяяя шооов! – гоготал интеллигент, и это прибавляло ещё больше желания смеяться.
- Бу-га-га! Хи-хи-хи! Ха-ха-ха! Гы-гы-гы!...
Интепллигент скатился с кровати, ударился головой, но продолжал неистово, задыхаясь хохотать. В палату стали заглядывать удивлённые больные с других отделений. Испугавшийся дед, видя такое дело, поковылял за врачом.
Когда прибежал Попов, смехом заразились уже и стоящие у дверей.
Попов сразу же оценил ситуацию и рявкнул громовым голосом:
- Молчать, молчать я сказал! – и видя, что этот крик подействовал не на всех, схватил графин с водой и вылил весь на голову интеллигента. В палате моментально установилась тишина.
- Что Вы делаете, ведь это же опасно! – Попов помог подняться бледному, трясущемуся интеллигенту и посадил его на кровать. Рубаха у того была в крови – разошлись швы. Видя это, интеллигент потерял сознание.
Набежали врачи, нянечки с носилками, унесли интеллигента. Попов быстро проверил остальных, у всех швы были на месте.
Больше никто не смеялся.

Глава 3 :http://proza.ru/2012/07/25/192