Никитич лихорадочно перезаряжает берданку, чтобы быть готовым к любым внеочередным напастям. Лёха подскакивает из-под трактора, прервав сладкое сновидение в котором в очередной раз увеличивал население любимой страны с дражайшей половиной.
– Какие фрицы?! – спрашивают оба одновременно у товарища принёсшего неприятную и ненужную весть.
– Обыкновенные! С крестами на пиджаках! Километров в пяти отсюда! В околке сидят среди берёзок! Жратву готовят! – Илюха смахивает рукой пот со-лба, дыша, как беговая лошадь после крупного поражения.
– Ну, нихрена себе… – Лёха мучительно восстанавливается во времени и пространстве, продирая сонные глаза. – На чём они? На тиграх или на великах с автоматами?
– На лошадях! – Илья дышит, словно локомотив на подъёме. – С мечами и копьями!
– Скоко их? – Никитич взводит курок и залихватски заправляет ушанку на затылок. – Мы их лять! По ветру развеем!
– Трое! Шесть, ежели с лошадьми считать!
– С какими копьями?! С какими мечами?! – Лёха окончательно просыпается. – Ты же говорил, в будущее полетим с бесплатным пивом!
– Про пиво я тебе нихрена не говорил! А про будущее,…значит, не срослось малёхо! – Илья вновь утирает пот. – Кажись мы того! Назад улетели! К предкам!
– К каким таким предкам?! Мне ещё свиней кормить! – Лёха возмущённо щёлкает резинкой трусов. – Заводи аппарат! Айда назад на Родину! В Вихляевку! Мне такие приключения нужны как собаке пятая нога! Никитич, чего молчишь, не поддерживаешь? Башку отхреначат здесь и попутно на кол посадят! Не посмотрят, что ты колхозный сторож и заслуженный пенсионер!
– Ну, это! Того! Илюха! – дед прикидывает свои шансы на выживание, общупывая на всякий случай подбородок. – Давай до дома! Народ просит! У меня самого смена до девяти! Хватит шутковать!
– Какие тут шутки…сам не пойму, как в Средневековье занесло. Но сматываться надо пока на костре не сожгли…это однозначно. – Илья соглашается. – Полезли в трактор! Хрен с имя, с этими открытиями!
Троица возбуждённо и наперегонки устремляется по ступенькам в тракторную кабину. Впопыхах рассевшись, стараясь не угодить на торчащие пружины, замечают, что за баранкой трактора оказывается Никитич. Но сторож не теряется и судя по настроению готов лететь хоть на Марс без ракеты.
– Что там надоть говорить Илюша, чтобы назад нам вертаться? – дед внимательно смотрит на Илюху, вцепившись побелевшими пальцами в баранку.
– А сможешь Никитич?
– А то! В свою деревню завсегда!
– Заводись железяка! Поехали! Ибица-провалица! – выпаливает Илья. – Вот так надо! Только смотри, не перепутай!
– Заводись железяка! Поехали! Ибица-провалица! Ёпсель-мопсель! – недолго думая тут же выкрикивает сторож.
Вокруг путешественников, как и в первый раз, поднимается круговерть из огненных искр. Но темнота не наступает и в глазах не темнеет. Сельчане с ужасом наблюдают, как Кировец, хрюкнув пару раз выхлопом, натужно поднимается над полем и на бреющем полёте уходит в противоположную сторону от восходящего солнца.
Через минуту железная махина, скрежеща ржавыми тягами, старательно изображая бомбардировщик Второй Мировой устремляется стремительно и неотвратимо вниз. Посадка получается жёсткой и очень даже нервной для пассажиров. Но по воле Всевышнего трагедия на этот раз всё таки обходит стороной жителей Нижней Вихляевки.
Троица с облегчением и с сердцами в пятках ступает на желанную земную твердь. И только сейчас сельчане замечают, что трактор приземляется на лагерь фрицев, которых ранее обнаружил Илюха пока ходил на разведку.
Фрицы с обезумевшими от страха глазами поднимают руки вверх и падают на колени, что-то лопоча по-своему.
– Сдаются паскуды! – подытоживает увиденное Лёха, с гордостью поддёргивая повыше свои трусы и показывая им здоровенный кулак. – Гитлер капут!
– Капут-капут. – радостно соглашаются те, улавливая в речи небесных чудовищ знакомое слово.
– Хлопцы, чё с имя делать будем? – спрашивает Никитич соплеменников, почёсывая затылок под ушанкой. – Смотрите на хари этих иноземцев! У меня чего-то доверия они не вызывают!
– Чё-чё! – отзывается Илья. – Говорил же, не попутай слова! Уже дома бы были!
– Я и не попутал.
– А нахрена ёпсель-мопсель вставил?!
– Ну, дык…для связки…
– Для связки?! – взрывается Лёха. – Ему для связки! А у меня скотина некормленая мычит дома! И сам жрать хочу!
– Успокойся Лёша. – примирительно проговаривает пенсионер. – Вон у них в котелке на костре кажись, какая-то похлёбка парится. А судя по запаху уже готова.
– Тогда ладно. – Алексей улыбается, сплёвывает на ладони и растирает их друг о друга. – Э! Немчура! Где тут ваши ложки?
Фрицы непонимающе смотрят в Лёхин рот. Тот сплёвывает под ноги и снова показывает рыцарям свой железный аргумент в виде кулака.
– В бардачке глянь. Может там чего схоронили. – Илья кивает на притороченную к сёдлам лошадей поклажу.
– Это точно! Я тоже в фильме каком-то видел, как они там жратву с деньгами возят. Иногда и документы туда суют. – Лёха подходит к ближнему стреноженному коню.
– Швайне! – Один из вояк в сером плаще с крестом подскакивает с земли, выхватывая из ножен меч, и одним прыжком оказывается у сельчанина интересующегося содержимым походного мешка
.
Никитич плохо видит, ещё хуже слышит, но в нужный момент всегда сможет защитить колхозную собственность. А так как Алексей является трактористом из его охраняемого хозяйства то реакция сторожа на данный момент выше на голову любого боксёра-профессионала.
Выстрел из берданки прерывает наступление крестоносца на средине взмаха меча. Рыцарь вначале пугается грома выстрела шестнадцатого калибра где-то сзади. Мгновенно после этого роняет меч, пучит неестественным образом глаза, начинает орать голосом пьяного зайца и хватается обеими руками за филейную часть своего тела, что пониже поясницы.
Никитич быстренько перезаряжает ружьё и, изображая свирепое лицо каннибала Южной Африки, направляет ствол на трясущихся от страха оставшихся двух вояк.
Подстреленный немец катается, причитая и ощущая в недрах нижней половины своего организма качественную каменную соль из города Соль-Илецка.
– О гад! – у Алексея отвисает челюсть, от осознания, что мог погибнуть от рук неизвестного пращура чуть ли не ровесника замёрзшего мамонта. – Ну и гад! Ещё и орёт сука!
– Подожди Лёха. Не пинай ты его! Угробишь! – Илья за шиворот поднимает раненного средневекового вояку и сажает задницей в лужу между кочек у одинокой осинки. – пусть промаринуется в воде пока не крякнул!
Крестоносец осознав, что жить, остаётся всё-таки на этом свете ещё на неопределённое время, лишь жалобно скулит.
Алексей для полного своего успокоения связывает оставшихся здоровых вояк с запада подвернувшейся верёвкой и продолжает исследовать содержимое их вещмешков.