Живи!

Титов Виталий Николаевич
                Ж И В И!

Он умирал.
 
Нет, он не был болен. Вернее сказать, он не страдал никакой патологией, никакой хронической или наследственной болезнью. Это была ни инфекция, и, слава богу, ни раковая опухоль. Все это можно вылечить с помощью современной медицины, благо средства у них имелись, было бы только желание. А вот оно, как раз, у него исчезло.
 
Сейчас, когда он умирал, она, сидя на коленках около кровати, нервно сжимала его холодеющие пальцы, целуя их и обдавая своим жарким воспаленным дыханием, в надежде хоть немного согреть, отчаянно вспоминала когда. Когда он не захотел больше жить? Нет, не верно. Когда она упустила его? Когда он отдалился от нее? Нет, снова не верно. Когда она потеряла его?! Неужели так вообще бывает – она столько лет боролась, чтобы он снова поверил ей, старалась изо всех сил, чтобы вернуть прежние отношения, но стоило ему увидеть другую, и он стал умирать на глазах.
 
Не сразу, нет. Сначала у него пропал аппетит, следом за ним сон. Затем у него началось раздражение от всего, что раньше ему доставляло удовольствие. Та же работа, те же выходные, хобби. Он замкнулся, ни с кем не разговаривал. С ней не разговаривал, как прежде, так изредка, и все чаще ложился отдыхать. Говорил, что очень устал, хотя проделывал в последнее время не больше трети своих обычных обязанностей.

Теперь она знала, когда он ложился и закрывал глаза, он улетал к ней, к другой. Он строил свой вымышленный мир, в котором ему было хорошо. В котором он был с ней, с другой. Да, теперь она это знала, потому, как стала замечать за собой в последнее время подобные фантазии. Печальные жгучие фантазии. Больные, вымученные, они сами приходили и непринужденно увлекали в свой мир. Сначала она им противилась, гнала яростно и беспощадно, но вскоре сдалась. Они оказались не такими уж и нежеланными - таким образом, она возвращалась в прежние времена. Времена, когда они только повстречались. Она насильно самоотверженно истерично доставала из памяти его слова, в то время казавшиеся обыденными и само собой разумеющиеся. Как дождь осенью или снег зимой, как и он сам с ней рядом в то время. Сейчас же, ей так не хватало их. Его слов любви ей. Как она могла так пренебрежительно легкомысленно безответственно к ним относиться? Как она могла пропускать их мимо ушей, наивно полагая, что так будет длиться вечно? Не запомнить его выражений глаз, его интонации в те моменты.

Сейчас она мучительно по крупицам выуживала их из памяти, но по большей части придумывала их сама себе. Представляя, что они снова вместе, у нее самопроизвольно текли слезы. Как она могла все это потерять?!

Она долго винила его во всяких недостатках - верила, что старается для него же, для них. Она хотела сделать его лучше и не заметила, как увлеклась этим процессом. Пожелания переросли в советы, советы трансформировались в замечания, замечания окрепли и превратились в упреки, упреки же… Если бы можно было вернуть все назад.

Она держала его пальцы, а он едва-едва сжимал их в ответ. Это было крайне обидно – она понимала, что он реагирует на нее, не как на женщину, и уж никак на некогда любимую женщину. Так кладут руку на верную собаку, потрепать по холке, но не более. Теперь она понимала – он с ней из чувства долга. Она хорошо изучила его за долгие годы совместной жизни и знала, что бросить он ее не сможет, не посмеет – его моральные внутренние установки (эти чертовы принципы) не позволят ему оставить ее. Когда-то она этим бесцеремонно полноправно пользовалась. Он уже давно не возмущался, что он мужчина и прежде всего человек, не ругался, пытаясь доказать, что помыкать его чувствами не стоит. Раньше, когда это происходило, она вставала в штыки, загорался азарт – как это так?! У тебя свои взгляды на жизнь, у меня свои! Мирись и воспринимай меня такой, как есть. И поступала по-своему, даже понимая, что так нельзя. И начиналась очередная война. Сейчас бы она с удовольствием выслушала его возмущения, его возражения, его обиды, его непонимание, да все что угодно. С удовольствием смолчала бы. Пусть даже кричит, ругается, только не это убийственное равнодушие. Но теперь он молчал. Сейчас она понимала, что тогда у него, что-то еще оставалось к ней внутри. Он хотел что-то объяснить ей. Что-то подсказать. Сейчас ничего нет.

Она ревностно наблюдала, как у него появлялась едва заметная улыбка, когда он закрывал глаза и уносился в свой мир, но пробраться туда у нее не было никакой возможности. Нет, она не хотела больше устраивать ему скандалы, лишь как-то пробиться к нему, объяснить, как она кается, как ей плохо без него. Что она тысячу, миллион раз проклинала себя за легкомысленность, неверие, прохладность. Но он надежно укрылся от нее. Ему там было хорошо. Очень хорошо, потому как вскоре, из-под его век текли слезы. Она понимала, что он готовится уйти. Туда. В тот мир. К ней.

Чем она могла его тронуть? Что он в ней только нашел? Неужели он купился на ее грустные глаза. Она наблюдала за ней, другой, давно. Видела, как она проходит мимо их окон с грустными глазами, одна. Вид ее был беззащитный, беспомощный, одинокий, затравленный. Неужели вот так просто, можно полюбить? Случайную незнакомку. За что? За грустные глаза?
Да что такое, в конце концов, она говорит? Ведь они тоже встретились когда-то просто так, случайно, полюбили, стали встречаться. За что он ее тогда полюбил? Она? Как они определили свои чувства, чувства друг друга? Наверное, по тем же глазам. Все так встречаются. Что-то рождается между людьми от одного взгляда, в котором вся их сущность, что-то неуловимое, после чего их тянет друг к другу с непонятной, но необычайной силой. Сила, которая сильнее притяжения, сильнее расстояний, сильнее материальных ценностей, сильнее времени. Бороться с ней может только здравый разум, но и тот недолго. Она и его сломает, дайте только время. И сейчас она ломала ее любимого. Его чувство долга боролось с этой силой, и в этой борьбе уничтожались все резервы организма. Все естество мобилизовалось на борьбу с этим чувством, отчего организм медленно, но уверенно погибал. Безысходность. Это и происходило с ее любимым.

Теперь она это понимала. Третий лишний. Он решил уйти благородно, ни кого не обидев. Но что делать ей?! Как ей поступать?! Сидеть рядом с ним и ждать, когда он умрет. Она  понимала – он больше не полюбит ее. Никогда. Свой шанс она упустила. Столько лет жить из чувства долга, мило улыбаться, замечательно стараться, но без души. Или… (в последнее время, она боялась произнести это сама себе)… отпустить его.

В последние три недели он практически не вставал, лишь по необходимости. В глаза ей не смотрел. Она знала, что он не ненавидит ее. Нет. Он не мог. Ему было стыдно. И если она в порыве отчаяния бросалась к нему, прижималась, целовала, просила прощения, он стоял неподвижно, безвольно, словно растение. Лишь иногда мягко гладил ее волосы. Ему было жаль, что так случилось. Жаль ее. Но он ничего не мог с собой поделать, читала она в его усталых движениях.

Что же делать? В конце концов, он ведь получил шанс свыше. Получил. Но не мог им воспользоваться, если бы только… Но он этого не посмел бы сделать. Никогда. Эти его проклятые принципы!!!

-Живи! Я прошу тебя, только живи!- не выдержала она, в который раз закричав, что было мочи. Страх, истерика, обида, любовь, отчаяние, безысходность – все смешалось в ее крике.
Она подтянулась к его лицу, начала лихорадочно целовать. Он вяло открыл глаза, и едва заметно через силу улыбнулся, неловко провел пятерней по ее волосам. Ему было стыдно. Закрыл глаза. И теперь ей было стыдно, что она опять вырвала его из фантазий. Но тянуть дальше нельзя. Третий лишний. Кто-то должен был уйти. Только не он. Только не он! Он должен жить, ведь без него она тоже умрет. Почему она так поздно это поняла?!
-Я прошу тебя, живи, милый! Ты меня слышишь – живи! Пусть ради нее! Не важно! Я тебя умоляю! Иди к ней! Прошу тебя! Иди! Я же ведь все вижу! Я все понимаю! У нас все равно давно все кончено!

Он снова лишь вяло провел рукой по ее волосам. Казалось, он не слышит ее, а она только зря вновь и вновь выдергивает его из мира, в котором он вот-вот собирался остаться. Нет, это был не вариант. Так она делала ему только хуже. Или лучше? Чертовщина какая-то! Все неправильно. Все давно неправильно!

 Оставался последний, жестокий вариант. Она собрала остатки воли в кулак.

-Не нужно меня жалеть!- решившись, холодно сказала она ему.- Не нужно! Ты не знаешь, что я за человек! Совершенно не знаешь! Я с большим удовольствием все эти годы мучила тебя, разрушала твою сущность, пыталась прогнуть под себя, поломать. Мне это нравилось. Разве ты не замечал? Ну, вспомни нашу историю?

В его глазах что-то мелькнуло. Что-то едва уловимое, но живое, за что можно было зацепиться. Наконец, направление было выбрано правильно. Только бы не сломаться и доиграть.

-Ты со мной, я понимаю. Ты жалеешь меня. Как это мило!- противно и небрежно бросала она жестокие слова.- Но это неправильно. Я тебя никогда не любила! Слышишь?! Никогда не любила! Я тебя все-таки сломала! И сейчас, когда тебе осталось немного, я хочу добить тебя и насладиться триумфом. Знаешь, а ведь у меня даже есть любовник?

Он тяжело приподнялся на локте и удивленно, растерянно смотрел на нее. Смотрел уже по-другому.

Только бы не сломаться. Только бы выдержать. Выдержать этот взгляд и не разрыдаться. А позже можно и проклясть себя.

-Да-да, а ты что не знал? Есть! И намного лучше, чем ты. Так что за меня можешь не переживать! А что думал, если ты вздыхаешь по кому-то, я буду молча сидеть и смотреть?! Нетушки! Помирай, а я заживу новой свободной жизнью!

Ее слова уверенно вскрывали невидимую болезнь. Выжигали смертельный очаг из его сердца, из его погибающего сознания.

Он медленно встал с кровати, испуганно косясь на нее, начал медленно одеваться. Она устало села на пол и с силой, выдавливая из себя слово за словом, провожала его:
-Давай-давай, Ромео хренов! Давай, катись к своей Джульетте! Если дошкандыбаешь!- она истерично засмеялась.

Он не веря, что слышит подобное, ошарашено смотрел на нее и медленно пятился к двери. А она смотрела в его глаза и с пугающим удовлетворением наблюдала, как рассыпаются на мельчайшие осколки его принципы, его моральные ценности к ней, как она опускается в его глазах. Но главное, что в его глазах, больше не было жалости, не было этого унизительного чувства долга. В них зарождалась ненависть, а с ней и тяга к жизни.

-Давай, вали никчемный Ромео! Может, кому и сгодишься еще! Ты мне больше не нужен! Проваливай!- крикнула она из последних сил, и только когда за ним закрылась дверь, обессилено упала на пол и застонала. Потом закричала, беспомощно стуча кулачками по паркету. Стучала до тех пор, пока силы окончательно не оставили ее.

Потом она долго лежала на кровати, где недавно лежал он, ее любимый, и еще долго боялась встать, чтобы его тепло, как можно дольше оставалось с ней. Плакать она больше не могла. Она выплакала все слезы, которые отводились ей в этой жизни. Она закрывала глаза и представляла мир, в котором они снова вместе. Снова счастливы, снова вдвоем. Все же он оставил ей подарок на память о себе – эти фантазии. Эти мучительные, жгучие, разрывающие сознание, но такие пленительные фантазии. Он говорит, а она жадно ловит его слова любви, бережет их, ласкает, не отпускает. И, конечно же, его. Его, кого так нечаянно однажды потеряла. Никто не виноват. Так вышло. Пусть он будет счастлив без нее. Ведь для нее самое главное, чтобы он был счастлив. Чтобы он улыбался. Пусть не ей. Пусть не с ней. Уже не важно. Но его улыбка теперь вдвое краше, а любить он будет вдвое сильнее. За них двоих. Он даже не почувствует ее в себе. Но она-то знает, что всегда будет вместе с ним, рядом с ним, в нем. Вот только надо успеть достроить прекрасный мир, и она останется в нем навсегда.

Иногда, когда она вставала по необходимости и, шатаясь, держась за стену, подходила к окну, она видела его. С ней, с другой. Они гуляли, теперь вместе проходя мимо, когда-то их окон. Они светились счастьем. Они были искренне счастливы. И в тот момент, она тоже вдруг ощущала себя счастливой, но тут же стыдясь этого тайком подсмотренного, украденного счастья, возвращала им обратно.

Она мысленно желала ей, другой, чтобы она не совершила ее ошибку. Сейчас она еще заискивающе смотрит ему в глаза. Сейчас она еще слышит его. Понимает его. Она еще хочет слышать и понимать его. Искренне. Бескорыстно. Но ведь это только начало. Когда-то и она так смотрела, слушала, понимала, а потом вдруг стала переделывать его. Когда? Зачем? Где тот роковой миг? Так глупо. Так безвозвратно. И… какая теперь разница. Что теперь жалеть? Главное, что она любит. Но самое, что главное, что он жив.

Скоро и она полностью сляжет и не сможет больше встать. И самое обидное, что она никогда не узнает, что есть человек в городе, которому с каждым днем все хуже и хуже. И это не патология, не инфекция и не раковая опухоль. А просто он не видит долгое время дорогого и любимого человека. Пусть мимоходом, пусть ненароком. Он никогда не смел ей признаться в своих чувствах, украдкой любуясь ее улыбкой. Она ведь была с другим. Она его любила. Он видел это и не смел мешать им.  А сейчас он лихорадочно ищет ее взглядом, выискивает из тысячи прохожих и не находя, словно предчувствуя что-то нехорошее, молча молит небо, нет-нет да срываясь на крик:
 – Ты главное живи! Прошу тебя! Живи, любимая! Больше мне ничего не надо!!!...