Введение
Журналистская деятельность Сэмюэла Клеменса делится на несколько этапов. Начало рассматриваемого нами периода творческой деятельности великого американского писателя и журналиста приходится на разгар гражданской войны между Севером и Югом (1861-1865). Но, несмотря на невиданный дотоле разрушительный характер военных действий, именно во второй половине XIX в США происходит интенсивный рост газетной прессы [1]. Кроме того, в это время бурная урбанизация превращает США в страну «городов, городской культуры, городских проблем и противоречий» (1). А где противоречия и конфликты как их крайнее проявление, там и журналистика с её стремлением показать, объяснить и разрешить эти социальные явления. Как отмечает американская исследовательница Шелли Фишкин, именно после гражданской войны в США определилось два направления в работе журналистов: “the push toward greater accuracy” and “the push toward greater extravagance and fabrication”(2), что повлияло и на молодого Твена, который именно в послевоенный период усвоил тенденцию американской журналистики к ясной и точной подаче фактов, а позднее и потребность аудитории в развлечении со страницы той же газетной полосы.
Первая из рассматриваемых в настоящей работе публикаций будущего знаменитого публициста Сэмюэла Клеменса относится к 1862-ому году (псевдоним-маска «Марк Твен» появится лишь в феврале 1863-его года), хотя свою журналистскую работу Клеменс начал ещё в родном городе Ганнибал (газета “Hannibal Journal”), о чём с иронией Твен напишет позднее в своём комическом очерке «Мои первые подвиги на газетном поприще». Немалую роль в формировании творческой манеры журналиста сыграло и недолгое сотрудничество с “Keokuk Post”, где Клеменс опубликовал три корреспонденции-пародии на письма путешественников под звучным псевдонимом Томас Джефферсон Снодграсс. Однако именно на середину 60-х и начало 70-х гг. приходится интенсивное развитие и становление публицистического мастерства Твена.
В работе мы попытаемся показать взаимосвязь «бурлящей американской юмористики» (3) фронтира и ранней журналистики Твена, черпавшей вдохновение из этой стихии неистового юмора. Как отмечает А.С. Ромм, «влияние западного фольклора стало важнейшим формирующим фактором творчества Твена».(4) Этого же мнения придерживается П.В. Балдицын: «И первый существенный вклад Марка Твена в американскую словесность, по мнению многих историков, заключается в том, что именно он сделал достоянием высокой литературы грубый и неоформленный фольклор Юго-Запада». (5)
В 1862-ом г. появляются первые корреспонденции и репортажи Сэмюэла Клеменса, напечатанные в газете “Territorial Enterprise” (город Вирджиния). За время сотрудничества с изданием (1862-1868) Марк Твен (а этот псевдоним впервые появится именно на страницах “Territorial Enterprise”) написал множество информационных заметок, репортажей, аналитических корреспонденций и корреспонденций-мистификаций. Несмотря на то, что уже с 1863-ого г. в письме Твена преобладают нестандартные подходы в работе с материалом, в этом журналистском творческом периоде Твена мы решили выделить опору на чистый факт как определяющий элемент в его ранних публикациях. Журналистика новостей (в США к этой группе жанров применимо также понятие «информационная журналистика») стремится представить действительность максимально неискажённой, хотя субъективности в этой творческой профессии всё равно не избежать, и выражается она, прежде всего, в отборе определённых деталей, сугубо индивидуальной эмоциональной памяти (репортаж), в попытке прокомментировать и истолковать взволновавшую проблему (аналитическая корреспонденция) и проч.
Марк Твен в начале своей журналистской карьеры пошёл по пути прозы факта, хотя, как отмечает в своей статье П.В. Балдицын, «Эти две основных линии – литературы вымысла и факта – развивались параллельно и дополняли друг друга; так сложилось ещё в раннем творчестве писателя и сохранилось впоследствии, в зрелости и в поздние годы, причём передовую роль чаще всего играла фактография». (6)
Целью нашей работы является попытка проследить, как же дополняли друг друга факт и вымысел в журналистике Твена и как, в каких формах развивался художественный элемент в его публикациях (где у факта тем не менее оставалось немаловажное место).
Не только Марк Твен, но и многие другие американские писатели начинали как журналисты, используя впоследствии журналистские навыки, разработанные приёмы, сюжеты и образы персонажей в своих художественных произведениях. Марк Твен - классический пример такого случая. “Bayard Taylor and Mark Twain won their first laurels in the daily newspaper” (7) ; “Twain is the perfect example of a writer who evolved from journalism to fiction”.(8)
Начав работать как репортёр, Твен приходит к художественно-публицистическим жанрам фельетона и памфлета и к стоящему на границе журналистики и литературы очерку, не разрывая, однако, связи с чистым фактом действительности и, таким образом, являя собой представителя той американской литературы, где «ключевую роль – причём не только в идейном, но и в художественном развитии – играли жанры фактографии и публицистики».(9) Список изданий, с которыми сотрудничал Твен, велик. Мы проанализируем художественно-публицистические материалы, которые были опубликованы в изданиях “Californian”, “San Francisco Examiner”, “Alta California”, “The Galaxy”, “Buffalo Express”, “Packard’s Monthly”, “Golden Era”, “New York Daily Tribune”, “New York Herald”, “Atlantic Monthly”, “Century magazine” и др.
В своей работе о Твене Ш. Фишкин, рассуждая о двух направлениях в журналистике США второй половины XIX-ого в., уверяет, что “Twain proved himself as adept in the realm of fantasy as in the realm of fact” (10) . Это мы и попытаемся доказать, решив в курсовой работе следующие задачи:
- описать особенности, жанровое своеобразие и функции информационной журналистики Марка Твена раннего периода;
- проследить возникновение и развитие публицистического элемента в журналистике Марка Твена, который, соединившись с художественностью формы, составит основу художественно-публицистических произведений автора;
- Описать особенности, жанровое своеобразие и функции художественно-публицистической журналистики Марка Твена в обозначенный период;
- Определить характер, степень и уникальность взаимодействия факта и художественной образности во всех отобранных для анализа жанрах журналистики Марка Твена.
Логика исследования определила структуру работы, которая состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии. Первая глава освещает деятельность Твена в информационной журналистике, останавливаясь на жанрах заметки, корреспонденции и репортажа. Вторая глава обращается к художественной публицистике – качественно новому этапу в работе Твена со словом. Третья глава представляется нам наиболее сложной, так как здесь мы попытаемся «уловить» у Твена самый обтекаемый жанр журналистики – очерк, ведь этот жанр максимально приближается к художественному творчеству.
На сложность в разграничении публицистики и литературы у Твена указывали многие исследователи: «Разумеется, не всегда можно с уверенностью провести грань между публицистикой писателя и его очерками и рассказами».(11) Однако у очерка и рассказа есть свои характерные черты, что и позволит нам провести, пусть и в чём-то условную, но тем не менее определённую границу между привязанной к факту журналистикой и оставляющей простор для воображения художественной литературой.
В нашей стране и за рубежом вышло множество критических статей и монографий, посвящённых творчеству Марка Твена. Для данного исследования мы постарались проанализировать некоторые из этих работ, а также уделить внимание пособиям по теории журналистики.
В англоязычном твеноведении традиционно выделяют два направления критики, привязанные к именам Брукса и Бернарда де Вото. Последний всячески превозносил талант великого американца, утверждая, что именно в сфере глубоко народного юмора Марк Твен сумел достичь небывалых вершин. Это благосклонное мнение разделили такие исследователи творчества писателя, как Джон Мейси, Сирил Клеменс, Хартли Греттен и др. Брукс же, напротив, ставил под сомнение талант Твена как юмориста и сатирика и доказывал, что фронтир оказал негативное влияние на становление творческой личности публициста. К этому направлению также принадлежали Альфред Кеймборг, Карл ван Дорен, Гренвил Хикс и др. В работе Брукса “The ordeal of Mark Twain” («Испытание Марка Твена»), мы наблюдаем противопоставление работы журналиста писательскому труду, не в пользу последнего. Брукс утверждает, что Твен имел к своим литературным произведениям «журналистский подход», что, по мнению критика, означало недостаточную художественную изощрённость его прозы. Всю неоднозначность этого мнения мы попытаемся доказать в настоящей работе.
Из обширнейшей англоязычной критической библиографии по Марку Твену мы решили рассмотреть в основном те труды, что посвящены именно журналистской работе великого американца. Так, в 1988-ом году вышла книга Ш. Фишкин “From fact to fiction” с отдельной статьёй о журналистике Твена. Фишкин проанализировала влияние журналистики Марка Твена на его литературное творчество, доказав, что многие поздние художественные приёмы, темы и персонажи писателя были выведены ещё на страницах его памфлетов, фельетонов и очерков. Работа представляет панораму журналистской и литературной жизни США того времени. Автор подробно описывает творческий путь Марка Твена с указанием множества газет и журналов, с которыми предприимчивому журналисту удалось сотрудничать. Мысль, что взаимодействие факта и вымысла в материалах Твена обернулось в том числе и особой публицистической заострённостью его комических розыгрышей и мистификаций (hoaxes), позволяющих парадоксальным образом раскрывать правду жизни через ложь, занимает важное место в исследовании. В курсовой работе мы постараемся обращаться и к другим мыслям из этой статьи.
Также нам показалось интересным исследование Алана Гриббена “The importance of Mark Twain” (1985), где автор пытается обобщить значение великого писателя для американской словесности. Гриббен рассматривает творчество Сэмюэла Клеменса в свете широкого литературного контекста эпохи. Так, учёный сравнивает его творчество с другими образцами «южного» и «деревенского» юмора (Гард, Уорд, Бенчли и др.) и приходит к выводу, что Марк Твен выделялся среди других подобных ему авторов удивительным мастерством, с которым он комбинировал различные, уже известные тогда техники и приёмы повествования – разрушение границы между утончённым рассказчиком и грубоватым героем, ироничный подтекст, сочетание в одном произведении примет различных жанров… Особое внимание исследователь уделяет приёму маски, которая стала образом коллективного сознания американцев (collective mind). Но для самого Марка Твена, по мысли автора, маска стала своего рода испытанием к концу творческого пути: “Mark Twain’s mask trembled a bit toward the end, and he was not uniformly capable of jocular pronouncements”.(12)
В курсовой работе мы обратимся также и к нескольким другим работам англоязычных литературоведов.
В нашей стране одним из первых значительных исследований творчества Марка Твена стала работа 1952-ого года М.И. Бобровой «Марк Твен», где рассматриваются художественные приёмы прозы писателя, разбирается серия его памфлетов на широком фоне исторической эпохи.
А.М. Зверев обобщил свои мысли о творчестве Марка Твена в статье, вошедшей в седьмой том Истории всемирной литературы (1991). В работе даётся общее представление о характере литературной деятельности великого американца, противопоставляется ранний «безоблачный» мир его комических рассказов поздней обличительной сатире.
Немалое место уделила публицистики Марка Твена и А.С. Ромм в книге «Марк Твен» (1977). Вначале автор отмечает огромное влияние западного фольклора, ставшего формирующим фактором творчества Твена. Юмористика США 30-70-х гг. стала источником вдохновения для писателя, который усвоил тенденцию к замене описаний на действия, а обработанный диалект фронтира сделал одним из важнейших приёмов в своих очерках и рассказах.
Значительным этапом в российском литературоведении стал сборник статей «Марк Твен и его роль в развитии американской реалистической литературы», вышедший в 1987-ом году под редакцией Я.Н. Засурского. Для работы мы рассмотрели статьи П.В. Балдицына «Новеллистика Твена» и «Политический памфлет Марка Твена». В первой статье проводится важная для нас мысль об интегральном взаимодействии форм комической журналистики и злободневной публицистики США с художественной литературой. Памфлет является, по мысли П.В. Балдицына, плодотворной формой синтеза газетного материала, насыщенного социальным обобщением, и литературы, избравшей предметом своего отображения злободневные события.
В 2004-ом году выходит книга П.В. Балдицына «Творчество Марка Твена и национальный характер американской литературы», где творчество американского писателя и журналиста рассматривается на широком фоне литературной жизни Соединённых Штатов Америки и других стран, прослеживается становление литературного мастерства великого американца, подробно рассматривается жанровое взаимодействие в его прозе и мн. др.
Глава 1 Главенство факта: Марк Твен в информационной журналистике
Информационные заметки и корреспонденции в газете “Territorial Enterprise”
Начало 60-х гг. XIX века ознаменовалось для прессы США бумом информационной журналистики. Формула «информировать, развлекать, убеждать» была тогда невероятно действенна – в неспокойное для страны время новости воспринимались как ходкий товар, приносящий несомненную прибыль. Отсюда и возросший интерес к профессии репортёра. «Те репортёры, которые обладали способностью раздобывать новость в самых тяжёлых условиях и интересно изложить её, получали широкое признание и были нарасхват». (13)
Сэмюэл Клеменс понимал потребности времени. В 1862-ом году выходят его первые информационные заметки, опубликованные в газете Джо Гудмена “Territorial Enterprise”. Первоначально журналист подписывал свои публикации псевдонимом Josh (в переводе – «добродушная шутка»). В этом издании Клеменс совершенствовал мастерство корреспондента, там же появятся и его первые комические мистификации, написанные совсем в другом стиле и уже под маской Марка Твена.
Первой публикацией в этой газете, что удалось нам найти, является информационная заметка “Буря” (“Gale”), напечатанная 1 октября 1862- ого г. Весь материал состоит из трёх предложений, что вполне вписывается в стандарты лаконичных информационных сообщений. Заметка об инциденте начинается с точного указания времени и места происшествия: «About 7 o'clock Tuesday evening (Sept. 30th) a sudden blast of wind picked up a shooting gallery, two lodging houses and a drug store from their tall wooden stilts and set them down again some ten or twelve feet back of their original location, with such a degree of roughness as to jostle their insides into a sort of chaos».(14) Однако, несмотря на небольшой объём сообщения, уже в этой первой публикации чувствуется талант Клеменса при отборе характерных деталей и, что также важно, в передаче самого ритма события – то, что позднее будет характерно для репортажей журналиста: «There were many guests in the lodging houses at the time of the accident, but it is pleasant to reflect that they seized their carpet sacks and vacated the premises with an alacrity suited to the occasion».(15)
Темами подобных небольших заметок Марка Твена становились самые разнообразные события: работа министерств (“Board of education”, 1862), природные катаклизмы (“Blown down”, 1862), открытие школы (“The school”, 1862), заметка-поздравление с Новым годом (“New Year’s day”, 1863), музыкальный концерт (The concert, 1863) и др. Понятно, что в пределах этого жанра Клеменс не мог как следует развернуться, показать своё отношение к событиям и проследить взаимосвязи, ведь это не предусмострено самой природой информационных сообщений, главная цель которых – информировать публику, и в как можно более ёмкой и понятной форме.
Но уже вслед за заметкой “Gale” в той же газете выходит информационная корреспонденция “The Indian troubles on the overland route”.
Отметим здесь, что при определении жанра публикаций мы учитываем, прежде всего, способ отображения автором действительности, который порождает и определённый набор сущностных характеристик жанра [2] Ц.Тодоров утверждал, что «жанр служит своего рода каноном или «творческой моделью» для авторов»(16) , а М. Абрамс отмечал его двуединую природу: «на уровне оформления авторского замысла и на уровне читательского восприятия и интерпретации готового произведения» (17). Мы же будем исходить из традиционной теории жанров в журналистике, представленной в работах отечественных учёных, учитывая в то же время и жанровые наименования, которые давал своим работам сам Твен.
Итак, “The Indian troubles on the overland route” можно отнести к информационной корреспонденции, которая, в отличие от заметки, отличается более детальным и широким освещением предмета. В этой публикации Клеменс информирует читателей о чудовищном нападении индейской банды на поезда с эмигрантами. Цель информационной корреспонденции – показать саму суть явления, а не выявить причинно-следственные взаимосвязи или же предложить свой вариант решения проблемы. Корреспонденция Твена написана в сдержанной протокольной манере и содержит множество цифр: «The names of those killed in the affray are as follows: Charles Bulwinkle, from New York; William Moats, Geo. Adams and Elizabeth Adams, and three others whose names our informant had forgotten. The survivors were overtaken on the afternoon by a train numbering 111 wagons, which brought them through to Humboldt».(18) В этом материале личность автора скрывается за массой подробностей и статистических данных. Тон повествования абсолютно серьёзен и исключает двусмысленность. Показательно здесь сравнить эту корреспонденцию с появившейся всего тремя днями позже заметкой “Petrified man”, где Твен уже применяет свой талант юмориста, выдавая за информационную заметку самую настоящую мистификацию. Серьёзный тон материала, выдержанный в стиле точной фактографии, подрывается комическим содержанием сообщения. Подробно описывая положения рук и ног «окаменелого человека» и даже образовавшиеся вокруг него известковые образования, Клеменс одной фразой убивает весь эффект «достоверности»: «The verdict of the jury was that "deceased came to his death from protracted exposure," etc.» (19) Преследовала ли шутка какую-то серьёзную цель? Этот образец мистификации относится к тому, что Ш. Фишкин в своей работе назвала “art of entertainment” – ещё одному направлению в американской журналистике 60-х гг., наравне с журналистикой точного факта: “…He [Mark Twain] would learn the art of entertaining readers better than any of his editors had learned it “ (20) Однако в этой заметке-шутке можно усмотреть и ироничный намёк на вспыхнувшую тогда в США моду на сенсации, которые часто не имели ничего общего с реальным положением дел. Фишкин противопоставляет безобидные шутки Твена (“harmless hoaxes”) умышленной дезинформации журналистов того времени, отмечая, что “Helping his readers to unmask the lies that surrounded them was to be a major goal of Twain’s work, both as journalist and a novelist”.(21)
Этот приём – использовать журналистскую форму для сообщения с заведомо приукрашенным или вовсе выдуманным содержанием будет характерен для многих работ Марка Твена и позже. Так, комический рассказ 1864-ого г. «Убийство Юлия Цезаря» сам Твен назовёт «отчётом», что, в общем-то, не соответствует действительности, так как написанный в бурлескном стиле рассказ никак не отвечает требованию достоверности и недвусмысленности фактов информационной журналистики. Однако это произведение содержит элемент именно журналистского материала – публицистическую заострённость, пусть и выраженную в необычной игровой форме. С иронией изображая римскую действительность, Твен, на самом деле, намекает на политическую гонку в Соединённых Штатах, где методы борьбы участников были совсем не так смешны.
Однако вернёмся к материалам Твена, где художественность выражена ещё не так ярко и явно. Обратимся к корреспонденциям “The Spanish” («Испанцы») и “The China Trial” («Процесс над китайцами»).
Первый материал начинается с подробного описания строения шахты. Твен не пропускает практически ни одну деталь. Но неторопливое повествование быстро переходит в иную плоскость, как только журналист затрагивает давно, видимо, наболевшую для этого дела тему (the old plan) о необходимости усовершенствования строения шахты. Подробное описание единичного явления (Твен начинает всё с мини-отчёта о недавнем наводнении) неожиданно приобретает сатирические интонации, и поданы они, что интересно, всего в одно предложение или, точнее, лишь через часть его. Вот оно: «Intelligent people can understand, now, that about a hundred dollars a day may be saved in this way, without even taking into consideration the costly job of re-timbering every two or three years, which is rendered unnecessary by it—and by way of driving the proposition into heads like the Unreliable's, which is filled with oysters instead of brains, we will say that by building these walls, you are saved the time and labor of lowering heavy timbers 300 feet into the earth…».(22) Однако эта критическая струя в тексте не получает никакого продолжения, и корреспонденция вновь обретает свой неторопливый ритм, обращаясь к собственно главной теме – к открытию богатого местонахождения. Твен с точностью исследователя описывает нам глубину, внешний вид шахты и подъёмник, а последние строки материала посвящает владельцам шахты, называя нам их имена и точное местонахождение компании. Развёрнутое сообщение, замкнутость на детальном достоверном описании единичного предмета и характерное для корреспонденции прямолинейное изложение факта – всё это присутствует в этом материале. Публикация осталась в границах информационной, не включая в себя элементы аналитики, что позволило бы отнести её к другому жанру. Сравним в этом ключе этот текст с другим материалом, опубликованным Твеном также в газете “Territorial Enterprise” в 1863-ем году.
“The China Trial” – это образец аналитической корреспонденции, которая может содержать как «живое» наблюдение, так и пересказ происходившего, однако, с непременным истолкованием и оценкой этого события [2]. Но любая корреспонденция может содержать и элементы репортажного описания, одним из основных приёмов которого является передача эмоционального впечатления от события, где очевидцем был сам автор: «We were there, yesterday, not because we were obliged to go, but just because we wanted to. The more we see of this aggravated trial, the more profound does our admiration for it become».(23) Марк Твен последовательно описывает весь ход судебного процесса по делу о политическом убийстве, которое быстро, по решению суда, сменяется делом о нападении. Твен с сарказмом говорит об этом легкомыслии правосудия, для которого вынесение приговора, видимо, не такая уж сложная задача. Сохраняя внешне беспристрастный тон информационного отчёта, Твен так же спокойно выносит свою оценку происходящему: «...but what shape the charge will take this time, no man can foresee: the chances are that it will be about a stand-off between arson and robbing the mail».(24) В этой небольшой по объёму публикации скрывается ещё одна проблема, которая получит своё дальнейшее развитие и в позднем творчестве Твена. Речь идёт о расовом притеснении китайцев в Соединённых штатах Америки в то время. Процесс над одним китайцем обернулся арестом целого китайского квартала (Chinatown), о чём Клеменс докладывает нам как бы в форме корреспондентского отчёта, однако, к этому времени уже появляется его сложная маска Марка Твена, позволяющая преподносить информацию в двусмысленной форме и играть с читательским восприятием. «There is only one way to manage this thing with strict equity: hang the gentle Chinamen promiscuously, until justice is satisfied» (25) , - предложение «перевешать» всех китайцев звучит иронично из уст Твена, и направлен этот едкий сарказм, на самом деле, в адрес беспринципного правосудия, которое так же часто меняет свой вердикт, как луна фазы. Последние слова – “justice is satisfied” – это опять же завуалированный сатирический выпад против судебных порядков. Такая корреспонденция с мест событий, как “The China trial”, показала, насколько Твен ушёл от строгих границ информационной журналистики, очень осторожно относящейся к приёмам иронии и сарказма. Его желание спародировать факты (в материале Твен пишет, что все в китайской общине готовы обвинить друг друга в убийстве, так как отличить среди них по-настоящему виновного просто невозможно) ляжет в основу многих очерков, фельетонов и рассказов. “Twain often burlesqued the facts of a case to highlight, emphasize, and dramatize the follies and deceptions they entailed”.(26)
Репортажи Марка Твена
“Reporting is the best school in the world to get a knowledge of human beings, human nature, and human ways. Just think of the wide range of [a reporter’s] acquaintanceship, his experience of life and society” (27) (Mark Twain)
Репортажи, опубликованные на страницах “Territorial Enterprise” ещё яснее указывают нам на стремление Марка Твена смешивать различные повествовательные пласты и интонации, что стало причиной взаимодействия и слияния многих жанров журналистики в его творчестве, а позднее добавления к его журналистским работам и приёмов художественной литературы. Обратимся к раннему репортажу “The Sanitary Ball” («Оздоровительный бал») – материалу, где Твен остаётся ещё вполне в рамках новостной журналистики, и сравним этот текст с более поздним “В полицейском участке», который уже содержит элементы художественно-публицистических жанров.
“The Sanitary Ball” начинается с точного указания времени и места действия. Твен обращается к мирной теме бала и подаёт её в характерной для него комической манере, используя традиционные для репортажа приёмы: внимание к характерным деталям, создание эффекта присутствия и передача самого движения события: «Their dresses were anchored under our boots, you know. It was unfortunate, but it could not be helped. Those two beautiful pink dresses let go amidships, and remained in a ripped and damaged condition to the end of the ball».(28) Заметим, что для создания юмористического эффекта Твен часто использует здесь морские термины при описании женщин, непредсказуемые действия которых часто становятся объектом его шутки, но, если разобраться, то окажется, что сам недоумевающий и возмущённый рассказчик становится причиной их необычного поведения: «We engaged a good many young ladies last Tuesday to go with us, thinking that out of the lot we should certainly be able to secure one, at the appointed time, but they all seemed to have got a little angry about something—nobody knows what, for the ways of women are past finding out».(29) Репортаж написан в характерном для Твена ироническом стиле, хотя гротескного бурного юмора фронтира в нём ещё не наблюдается. От комической сценки Твен может быстро и с лёгкостью перейти к пространному описанию обеда, а затем приступить к пошаговому изображению кадрили и изложить в красках все непосредственные впечатления от этого увлекательного танца, который Твен, шутя, сравнивает со сражением (the battle). Репортаж о бале заканчивается в протокольной манере, с указанием точной чистой выручки от увеселительного мероприятия: “net proceeds of the ball will amount to, but they will doubtless reach quite a respectable figure—say $400”.(30) Нужно ли искать в этой публикации какой-то второй смысл? Содержит ли она намёк на публицистическую заострённость? Ответ, скорее, отрицательный – этот материал представляет собой образец лёгкого ироничного текста, и что также важно, это сообщение, переданное непосредственно очевидцем события – всё здесь пронизано автоскими эмоциями и сугубо индивидуальными впечатлениями, что, впрочем, не сказалось на достоверности приведённых точных фактов и цифр.
Репортаж «Чем занимается полиция» написан совсем в ином стиле. Во-первых, здесь есть то, что отсутствовало в предыдущем материале – публицистические нотки.
Понятие «публицистика» претерпевало множество толкований. М.С. Черепахов определял публицистику как род литературы, где каждая тема получает политическое осмысление [3]. Совсем другое мнение на этот счёт мы находим в Литературном энциклопедическом словаре под ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева: «Публицистика (от лат. publicus — общественный), род литературы и журналистики; рассматривает актуальные политические, экономические, литературные, философские и другие проблемы».(31) А.А. Тертычный рассматривает публицистику в контексте системы жанров журналистики и связывает её со стремлением к эмоционально-художественному обобщению материала, а не с какой-то конкретной темой [2]. Любое публицистическое произведение должно быть в большей или меньшей степени полемичным и содержать экспрессивную оценку в своём изображение, и относить публицистику лишь к определённой группе жанров кажется нам не столь верным: «Публицистика использует почти все газетные и журнальные жанры (статья, фельетон, памфлет, эссе, очерк, открытое письмо и т. д.), а также различные жанры литературы, кино, живописи, театра, телевидения, особенно документальные».(32)
Однако публицистичность свойственна больше художественным жанрам журналистики, нежели информационным. Посмотрим это на примере публикации Твена, опубликованной на страницах газеты “Alta California” в 1867-ом году. «В полицейском участке» - это синтез репортажа и фельетона.
Первое, что бросается в глаза при чтении этого произведения – ироническая манера подачи информации, за мнимой «любезностью» которой скрывается уже не добродушная насмешка над частными нелепостями жизни (это было лишь забавным приёмом привлечения читательского внимания в “The Sanitary Ball”), а тревога за состояние общественной жизни. Обратим внимание на первые строки репортажа: «I have been in the Station House. I staid there all night. I don't mind mentioning it, because anybody can get into the Station House here without committing an offence of any kind. And so he can anywhere that policemen are allowed to cumber the earth»(33). В последней фразе и скрывается та публицистическая заострённость, что и получит своё дальнейшее продолжение. Арестованный «идиот» Твен, который пытался разнять дерущихся на улице, попадает в арестантскую и наблюдает за всем происходящим в тюрьме. Портреты задержанных - настоящая картина обречённости и равнодушия над происходящим вокруг. Через лаконичные диалоги Твен передаёт характер героев. «Обрюзгший старый бродяга», для которого тюрьма стала уже обжитым местом на вопрос недорумевающего Твена, что с ним сделают на этот раз, апатично отвечает: «Ten days, likely," (with a jerk of his thumb over his shoulder, and an expressive shrug)» (34). В диккенсовских традициях Твен описывает здесь жуткий мир нищеты, олицетворением которого стала «старая карга» (“bloated old”) с подбитым глазом. Репортаж рисует нам картину события и рассказывает истории персонажей, но не идёт дальше, к критике устоев общества, которые, возможно, и создали отчасти те условия для нравственной деградации людей. Расссказ пьяной старухи о сыне, который умер с голода, пока та тратила все деньги на выпивку, заканчивается зловещей репликой: «But it was a d——d good thing for him, anyway," said she, "because he'd have had a miserable rough time of it if he'd a lived» (35) . И Марк Твен покажет нам одну из граней свой противоречивой маски, прокомментировав эпизод с малолетними проститутками в духе того же чёрного юмора и цинизма: «I felt sorry for those two poor girls, and thought it was a pity that the merciful snow had not frozen them into a peaceful rest and forgetfulness of life and its weary troubles, too» (36). К другим проявлениям и функциям маски Твена мы подробно обратимся в следующих главах.
Заметим, что Твен в репортаже не выносит прямую оценку происходящему. Он может подать её через тонкую иронию – «We offered the officers two or three prices to let us go, (policemen generally charge $5 in assault and battery cases, and $25 for murder in the first degree, I believe,) but there were too many witnesses present, and they actually refused». (37) Или же использовать уже упомянутые приёмы пластического описания происходящего.
Рассказав нам о заседании суда, где приговор выносился без всякого опроса обвиняемого или же свидетелей, Твен не идёт дальше язвительной иронии, выраженной в одной лишь фразе в конце повествования: «…then departed, glad I had been in the Station House, because I knew all about it now from personal experience, but not anxious to pursue my investigations any further in that line» (38). Гнева здесь нет, как нет и широких обобщений, которые будут позже, в его памфлетах. Однако сатирические элементы, наравне с чёрным юмором, в репортаже всё же присутствуют, что позволяет нам отнести этот материал к не до конца проявленному жанру фельетона, который просматривается лучше в публикации на схожую тему «Чем занимается полиция» (“What have the police been doing”?). Как отмечает Е.Г. Власова, в фельетоне присутствует «акцент на осмыслении публицистической проблемы, а не на изображении её» (39), что отмечала в своей работе и Е.И. Журбина [4]. «В полицейском участке» - это красочное изображение события, без подробного разъяснения и осмысления проблемы, что и позволяет нам отнести текст к жанру репортажа. Однако отбирает Твен именно такие факты и ракурсы, которые делают простое описание сатирически заострённым, что и характерно для жанра фельетона: «Фельетонист<…> предметом своего исследования делает такие стороны жизни героев, которые поддаются публицистическому осмыслению и годны для постановки публицистических проблем» (40). Но важно отметить, что вообще публицистичность может быть присуща любому жанру журналистики (не только художественным жанрам памфлета, фельетона или очерка): «В то время как художник своё идейное утверждение дает через систему образов, у публициста образ привлекается лишь как одно из средств выражения мысли, которое может и отсутствовать, не нарушая основного принципа построения публицистической работы» (41).
Ранние корреспонденции Твена, насыщенные фактологическим материалом, сменились репортажами, где факт подавался через сугубо индивидуальные приёмы художественного слова, наравне с традиционными средствами информационной журналистики, тяготеющей к точности и максимальному правдоподобию. В следующий период своей творческой деятельности Марк Твен обращается к фельетону и памфлету – жанрам, которые ещё больше подошли для его экспериментов в сфере этого оригинального и сложного взаимодействия.
Глава 2 Публицистика Марка Твена: взаимодействие вымысла и факта
Ироничная лёгкость фельетона
В отличие от информационной журналистики, жанры художественной публицистики избирают для решения поставленной проблемы иные пути. Если в новостях, будь то информационная заметка или аналитическая корреспонденция, всё строится на развитии мысли, на доводах, следствиях, умозаключениях и выводах, то фельтон, памфлет и очерк предлагают посмотреть на мир эмоционально-образным взглядом. Главный отличительный признак этих жанров – стремление изложить факты и типизировать их. Комичные ситуации или серьёзные конфликты жизни журналист старается представить не как единичные явления, а каким-то образом обобщить их. В этом обобщении, или типизации и скрывается ключ к публицистическому осмыслению проблемы, которая предстаёт, благодаря усилиям автора, значимой для всего общества, а не только лишь для конкретного индивида. В этом мы видим одно из важнейших отличий работы журналиста от творчества писателя. Если в художественной публицистике присутствуют вымышленные персонажи и сюжетные ходы, то на это должны быть отсылки в тексте, где у факта всё равно главное место. Как пишет А.А. Тертычный, «в журналистике элементы вымысла могут быть применены лишь для того, чтобы «оттенить» факты. Причем, хороший журналист всегда дает понять читателю, где достоверные факты, а где вымысел, фантазия, и в чем смысл их «сосуществования» (42). Таким образом, элементы вымысла в журналистике преследуют главным образом «социальные» цели. Текст журналиста - убеждающий, ориентирующий и целевой; хороший материал всегда стремится вызвать у читетеля эффект соразмышления. Конечно, и произведения художественной литературы обладают этой особенностью, но к задаче информирования и исследования жизни у писателя добавляется и эстетическая цель – текст должен быть красивым, от начала и до конца продуманным компоцизиционно и содержательно. Что не так обязательно для журналистики, где, например, сюжет очерка может быть рваным, содержать множество отсылок к реальным документам и письмам, прерываться в любом месте авторскими рассуждениями по теме и проч. В художественной литературе типизация претендует на широкие масштабы: «Триста тысяч Жюльенов Сорелей бродят сейчас во Франции», - размышлял Стендаль о характере своей эпохи. В журналистике масштабы скромнее, они носят, что называется, «локальный» характер, хотя художественная публицистика может подниматься и до довольно значительного обобщения, оставаясь, правда, в границах образа публицистического, а не художественного: «Результатом правильного применения художественного метода в журналистике является создание текстов, содержащих не художественные образы (что присуще художественной литературе), а публицистические, т.е. образы, ограниченные «правдой факта», но не «правдой жизни в целом» (43). Но в то же время, несмотря на не столь широкие масштабы обобщения, образы художественной публицистики остаются в границах общезначимого, «узнаваемого» - литература же в большей степени интересуется индивидуальностью и неповторимостью судьбы человека: «Отличие очеркового образа от образа художественного в отсутствии акцента на неповторимость и большей «ставке» на общезначимое» (44).
Когда мы обращаемся к художественной публицистике Марка Твена, то сталкиваемся со сложностями в точном определении жанровых границ произведений. На невозможность точного разграничения вымысла и фактов указывали множество исследователей. Так, А.С. Ромм, рассуждая о влиянии западного фольклора фронтира на творчество Твена, пишет, что «Твен-очеркист неотделим от Твена-юмориста, и подтверждение этому можно найти в его ранних юмористических рассказах» (45). М. Мендельсон, вообще, утверждал следующее: «Разумеется, не всегда можно с уверенностью про¬вести грань между публицистикой писателя и его очерками и рассказами» (46). - здесь не совсем понятно, почему отделяется очерк от публицистики. На «подвижность и прозрачность границ между жанрами» (47) у Твена указывал и П.В. Балдицын. Однако, несмотря на всю сложность такой классификации, мы постарались всё же разграничить журналистские материалы Твена от его литературного творчества, и критерием для этого размежевания стали не какие-то отдельные приёмы, условно закреплённые за определёнными жанрами (ведь, как мы объясним позднее, и фельетон, и очерк, и памфлет могут включать в себя приметы других жанров и художественный вымысел), а характер конечной направленности работы. С теми произведениями, где Твен погружался в мир фантазии или просто хотел пошутить с читателем (как например, в его бытовых юморесках), соседствуют публикации публицистически заострённые, написанные на актуальные и злободневные темы. Если в них и были включёны «литературные элементы» то мы будем это обговарить в работе, пытаясь объяснить значение этих приёмов в публицистике Марка Твена.
Традиционно зарождение жанра фельетона относится к 1800 году, в газете «Журналь де Деба». Тогда фельетон обозначал не жанр, а лишь рубрику, где размещались развлекательные новости, далёкие от политических и социальных проблем. Аббат Жоффруа, писавший в жанре фельетона, занимался этим самым «шевелением пустяков», то есть тренировался в искусстве говорить серьёзно о пустяках и нарочито легкомысленно о серьёзном. Тогда в фельетоне «полностью отсутствовала сатира, обличение, страсть» (48).
В русской журналистике фельетон также воспринимался лишь как подрубрика большого раздела «Смесь», который присутствовал, как правило, во всех толстых журналах. Первооткрывателем жанра в отечественной словесности считают Булгарина, хотя степень соответствия его фельетонов качественным образчикам этого жанра оспаривается некоторыми исследователями [4].
Но фельетон в дальнейшие годы развития журналистики превратился из жанра чисто развлекательного в жанр сатирический. Фельетонист видит противоречия в действительности, но чаще всего показывает он их в тексте через комичные ситуации и игровой стиль повествования. Отсюда тот ореол «лёгкости», что и до сих пор закрепляется за фельетоном. Однако «не быть смешным для фельетона не является приметой деквалификации жанра» (49). Как жанр публицистики, фельтон стремится художественными средствами показать и объяснить проблему, хотя он и далёк, по мнению Журбиной, от масштабов исследования в очерке. [4]
Первый из выбранных нами для анализа фельетонов Марка Твена написан в 1866-ом году, и посвящён он уже знакомой теме полиции. «Чем занимается полиция?» (“What have the police been doing?”) - заглавие сразу настраивает на критический лад. Но свою позицию автор высказывает не прямо, а через любимый приём – маску. Маска Марка Твен проявляется здесь в двусмысленности размышлений рассказчика. Посмотрим, как начинается фельетон: «Ain't they virtuous? Don't they take good care of the city? Is not their constant vigilance and efficiency shown in the fact that roughs and rowdies here are awed into good conduct?» (50) Это ирония. Видеть в этих словах маску сатирического антигероя было бы преждевременно, ведь комизм риторических вопросов и восклицаний Твена очевиден из самих слов: «Don't they parade up and down the sidewalk at the rate of a block an hour and make everybody nervous and dizzy with their frightful velocity?» (51) Заметим, что фельетон начинается не с повествования о каком-либо событии, которое могло бы лечь в основу сюжета, а с уже авторских размышлений и обобщений. Леность полиции Твен не обличает, а скорее высмеивает. В его словах ещё нет гнева: «Don't they smile sweetly on the women? - and when they are fatigued with their exertions, don't they back up against a lamp-post and go on smiling till they break plum down? But ain't they nice? - that's it, you know! - ain't they nice?» (52) Уверяя читателей в том, что лично он сам не имеет претензий к полиции, Твен с показной небрежностью излагает нам историю лавочника Зили, который проломил череп бродяге, утащившему у него мешки из-под муки. Вор сначала лишился от боли чувств в тюремной камере, куда его одного и отправили, а вскоре скончался. Твен быстро переходит от лёгкого подшучивания к серьёзной проблеме халатности и вседозволенности полиции, мимоходом затрагивая острую тему притеснения иммигрантов: «Why certainly - why shouldn't he? - the man was an infernal stranger[в русском переводе здесь слово «иммигрант»]. He had no vote» (53). Пародокс фельетона в том, что Твен, намеренно показывая неприглядные картины, одновременно скрывается за маской недоумевающего простака: «I know the police department is a kind, humane and generous institution» (54). И как мы узнаём далее, «гуманность» эта проявилась в «материнской нежности», с которой четверо сильных и работоспособных полисменов ухаживали за сломавшим ногу капитаном Лизом. Таким образом, фельетон строится на противопоставлении двух ситуаций: абсолютное невнимание полиции к несчастному бродяге и «доблестная служба» у почтенного начальника Лиза. Оценка Твена может проявляться мимоходом, в метких ярких характеристиках, искусно вставленных в хвалебный иронический панегирик высмеиваемому явлению. Так, Твен ненароком называет «душек» - «клоунами в полицейской форме». В этом синтезе серьёзности и смеха Марк Твен не знает себе равных. Последние строки фельетона, казалось бы, опять издевательски прославляют полицию, но ирония достигает здесь своего апогея в заключительном двусмысленном замечании: «You can't think how it aggravates me to hear such harsh remarks about our virtuous police force. Ah, well, the police will have their reward hereafter - no doubt»(55). Кроме всего прочего, добавим, что с точки зрения сюжетосложения, «Чем занимается полиция?» - это фельетон-новелла, так как строится на последовательном развитии действия [5].
Но фельетон может избирать объектом своего обличения не только серьёзные общественные явления. Этим он отличается от памфлета, где в центре внимания всегда злободневная тема. Наравне с фельетоном сатирическим («Чем занимается полиция?») у Твена есть и юмористические образцы этого жанра, высмеивающие какие-то качества человеческого характера. Возьмём, к примеру, фельетон «Назойливый завсегдатай» (“The Editorial Office Bore”). Комическое повествование об «офисном зануде», который от нечего делать проводит все свои дни в редакции и раздражает своим бездействием и праздным любопытством всех вокруг, написан в так характерном для Твена стиле гротескного юмора фронтира. Преувеличением Твен мерит эмоции, но не искажает саму суть явления: «If a body desires to talk private business with one of the editors, he must call him outside, for no hint milder than blasting powder or nitro-glycerine would be likely to move the bores out of listening distance» (56). Образ фельетонных персонажей представлен нам только через одно качество: все эти отрешённые завсегдатаи как будто превращаются в олицетворение лени и скудоумия. Замечено, как часто Марк Твен использует метафоры смерти в своих произведениях, и чаще всего в экспрессивных целях. Так, степень возмущения Твена здесь доходит до предела: «…to long hopelessly for one single day's privacy; to note with a shudder, by and by, that to contemplate his funeral in fancy has ceased to soothe, to imagine him undergoing in strict and fearful detail the tortures of the ancient Inquisition has lost its power to satisfy the heart…» (57). Таким образом, фундаментом его фельетона является не доказательное развитие мысли, а эмоциональные, выдержанные в буйном юмористическом ключе, экспансивные высказывания.
На подобном же приёме строится юмористический фельетон «О запахах» (“About smells”), тема которого также не так уж серьёзна и масштабна, но тем не менее занятна для исследователя. Сколько нибудь развёрнутого сюжета здесь опять-таки нет – фельетон построен как сатирический отклик на письмо доктора Толмеджа, который возмущён запахом рабочих в церкви. Их он называет людьми «заурядными» (“common”), противопоставляя бедняг «незаурядным». Ответ Твена доктору – это сочетание экспрессии разговорного языка, сарказма и тонкой иронии: «We have reason to believe that there will be laboring men in heaven; and also a number of negroes, and Esquimaux, and Terra del Fuegans, and Arabs, and a few Indians, and possibly even some Spaniards and Portuguese. All things are possible with God» (58). Твен поднимает волновавшую его тему церковного лицемерия: «It may be because here, in the nineteenth century, Dr. T. has had advantages which Paul and Peter and the others could not and did not have. There was a lack of polish about them, and a looseness of etiquette, and a want of exclusiveness, which one cannot help noticing» (59). Показателен доброжелательный тон публициста в заключении – позднее он приобретёт куда более гневные и непримеримые оттенки. В позднем творчестве Твен не выглядит таким уж безоблачным оптимистом. Этот же фельетон Твена юмористичен как раз потому, что высмеиваемое явление носит только лишь частный характер и не приобретает формы всеохватывающего зла. Последние строчки проникнуты светлым пафосом: «Now, can it be possible that in a handful of centuries the Christian character has fallen away from an imposing heroism that scorned even the stake, the cross, and the axe, to a poor little effeminacy that withers and wilts under an unsavory smell? We are not prepared to believe so, the reverend Doctor and his friend to the contrary notwithstanding» (60). Юмор фельетона близок пафосу утверждения, а не разоблачения и «предполагает, что выявленные недостатки не фатальны, а лишь свидетельствуют о неоднозначности явления» (61). «О запахах» - адресный фельетон, так как, по сути, обращён лишь к одному представителю пасторской братии, что не характерно, например, для фельетона «Чистильщики обуви» (“The Bootblacks”), где, напротив, через конкретный факт обобщается целое явление – незрелая (это мягко говоря) критика юных «сорванцов», которых в конце Твен назовёт и вовсе «головорезами». Через забавное совпадение – почему-то все маленькие чистильщики обуви оказываются навязчиво словоохотливыми - Твен, с иронией, заключает: «потому что, заметьте: тот не на¬стоящий чистильщик, кто не относится ко всему кри¬тически»(62).
Существенно отличаются большей сатирической заострённостью два фельетона со схожими названиями: «Факты о великом говяжьем контракте» (“The Facts in the Case of the Great Beef Contract”) и «Факты о деле Георга Фишера» (“The Facts in the Case of George Fisher, Deceased”), опубликованные в журнале “The Galaxy”. Обратим внимание, что в этих фельетонах Твен намеренно указывает нам на достоверность происходящего и сам же потом разрушает эту иллюзию. «The origin of this distressful thing was this -- and I assert here that every fact in the following resume [Твен называет произведение «сводкой»] can be amply proved by the official records of the General Government» (63), - пишет он в начале «Говяжьего контракта». А в «Деле Фишера» заявляет, что “This is history. It is not a wild extravaganza, like «John Williamson Mackenzie's Great Beef Contract," but is a plain statement of facts and circumstances with which the Congress of the United States has interested itself from time to time during the long period of half a century» (64). Такая игра с фактом и вымыслом значительно осложняет задачу определения жанра произведения. Если «В полицейском участке» - повествование на границе репортажа и фельетона, то два приведённых произведения – это смесь фельетонной «документалистики» и небылицы (tall-tale). Но, как писала в своей работе о Твене Ш.Фишкин, “the hoax was motivated” (65) . Что это значит? Дело в том, что в фельетоне допускается некоторая приукрашенность факта, но в пределах нормы и только для того, чтобы заострить изображение публицистической проблемы: «Факт сознательно деформируется фельетонистом для выявления комического» (66). Однако публицист часто намекает на свой художественный вымысел, тогда как Твен поступает прямо противоположным образом. Мы понимаем, что и «Дело Фишера» он потом может назвать «игрой необузданного воображения», несмотря на отсылки к документам. Твен будто бы пародирует форму отчёта, но собственно главная цель материала не в этом. В центре «Фактов» - сатирическое обличение мошенничества, и раскрывается оно через комическое иносказание. Описывая долгое и волнующее путешествие Джона Маккензи с бочками говядины, что он обещал доставить генералу Шерману, а затем не менее захватывающие попытки воинственно настроенных наследников Джона заполучить от правительства деньги по контракту, Твен оставляет читателя в некотором недоумении. С одной стороны, высмеивается бюрократизм государственной машины: преисполнены иронией замечания о гибели всех прошлых владельцев злосчастного контракта, мимоходом обрисован типичный нью-йоркский клерк с его «формальностями»: «The young man glared upon me a while, and then went on reading his paper. But I knew the ways of those clerks. I knew I was safe, if he got through before another New York mail arrived. He only had two more papers left. After a while he finished them, and then he yawned, and asked me what I wanted» (67). Но ведь не менее комичны и родственними Уилсона, посвятившие свою жизнь «погоне» за потерянными долларами. Конечно, в словах Твена о владельцах контракта, которые «не выжили», есть преувеличение, но как ещё выразительнее можно поведать о человеческой глупости?
«Факты о деле Георга Фишера» - блистательно изложенное «дело». За скрупулёзными математическими выкладками, за точными датировками («это было в 1832-ом году») скрывается наглое мошенничество Фишеров, одержимых идеей своровать у казны побольше денег. Отдыхали потомки Фишера в жизни мало. Весь фельетон – это подробный отчёт об их новых и новых «компаниях» и вербовке союзников. Преисполнены иронией слова Твена: «But this time they stumbled upon the misfortune of an honest Secretary of the Treasury (Mr. James Guthrie), and he spoiled everything» (68). Весь комический тон повествования мгновенно исчезает в последних строчках, где Твен прямо указывает на то, что всё это дело о возмещении убытков - настоящий мошеннический заговор: «This is not the only hereditary fraud (if fraud it is -- which I have before repeatedly remarked is not proven) that is being quietly handed down from generation to generation of fathers and sons, through the persecuted Treasury of the United States» (69).
Обличение социального зла получит своё наиболее полное выражение в пафмлетах Марка Твена, в жанре, который, по мнению П.В. Балдицына, стал венцом его публицистики [6].
Грозное оружие памфлета
Данный период журналистской деятельности ознаменовался в том числе и постепенным нарастанием злободневного сатирического элемента. Если фельетон своей стихией избирает в основном юмор и иронию и по настроению, скорее, приближается к шутовским новеллам, то главным оружием памфлета становится сарказм. Факт в фельетоне может быть незначительным, «курьёзным», то есть высмеивающим большей частью какие-то отдельные явления или качества человеческого характера, не представляющие сильной угрозы для общества: «…Это должны быть черты, достойные осмеяния (нельзя, например, высмеивать трагические события)» (70). Памфлет же насквозь пронизан пафосом обличения общественного зла. П.В. Балдицын в своей статье «Политический памфлет Марка Твена» выделяет три функции памфлета – «обличить, разоблачить и низвергнуть социальное зло» - таким образом, обличение в памфлете ещё более экспрессивно и бескопромиссно, чем в фельетоне. «В отличие от фельетона в памфлете разоблачаются не какие-то отдельные стороны общественного явления или политического лидера, они уничтожаются как явление, как общественно опасная идеология».(71)
Памфлет, как жанр художественной пулицистики, может допускать преувеличение, но, если в фельетоне и очерке Твена вымысел выполняет чаще всего развлекательную функцию, то в памфлете писатель может приукрашивать факты только с целью большего заострения проблемы. Памфлет серьёзен, он откровенен и гневен. Позиция автора памфлета обычно выражена куда более явно, чем в фельетоне, ведь разоблачаемое журналистом явление должно быть прямо противоположно его собственным взглядам. Посмотрим же, как эти свойства жанра проявились в творчестве Твена. Отметим, что подлинный расцвет памфлета Марка Твена приходится на конец XIX - начало XX века; мы же в рамках указанного времени попытаемся проследить становление этого жанра у великого американского прозаика.
«Открытое письмо коммодору Вандербильду» (“Open Letter to Commodore Vanderbilt”) - один из первых образцов памфлета у Твена, напечатанный в 1869-ом году в журнале “Packard’s Monthly”. Корнелий Вандербильд – американский миллионер, составивший состояние на строительстве паровых судов. Его алчность и лицемерие окружающих Вандербильда «друзей» - в центре внимания публицистической мысли памфлета, и выражается она недвусмысленно. Публикация построена в виде обращения. Твен начинает с традиционной для него риторической фигуры – иронического восклицания: «Как болит моё сердце за вас, как мне вас жаль, коммодор!». Твен разоблачает пресмыкательство газетчиков, прославляющих восхождение Вандербильда к богатству. Подлость известного миллионера иллюстрируется Твеном через серию показательных эпизодов: махинации с акциями «Эри», превышающая допустимую норму перевозка пассажиров на пароходах, вопиющая скупость капитана, пожертвовавшего на нужды благотворительного общества «целый» один доллар… Здесь имеет смысл говорить об инвективе, то есть адресном обличении, ведь текст перенасыщен прямыми выпадами в сторону Вандербильда. «Сделайте что-нибудь такое, что может пробудить искру благородства в сердцах ваших почитателей», - умоляет денежного воротилу Твен, иногда сгущая краски: «Сделайте, молю вас, иначе среди нас – не дай бог! – скоро появится пятьсот новых Вандербильдов, следующих по вашему пути». Заметим, что Вандербильд под пером Марка Твена уже превращается в нарицательную фигуру, в некий уже понятный вне контекста публицистический образ.
Публицист противопоставляет себя непомерно алчному Вандербильду и делает это с помощью убийственной иронии: «Ваша злополучная нищета так меня удручает, что, встретив вас сейчас, я охотно бросил бы в вашу жестянку десят центов и сказал бы: «Да смилуйся над вами господь, горемыка вы несчастный!». Этот портретный памфлет политического деятеля содержит и каламбуры: «Заметьте, я ничего не говорю о вашей душе, Вандербильт. Не говорю, ибо у меня есть все основания думать, что души у вас нет» (72).
Сюжета в этом пафмлете нет - мы можем говорить о последовательном развитии публицистической мысли с опорой на факт.
Пример памфлета-новеллы с продуманным сюжетом - «Друг Гольсмита снова на чужбине» (“Goldsmith's Friend Abroad Again”). Написанный в форме писем несчастного иммигранта-китайца памфлет имеет характерное для публицистики Твена предуведомление, что всё написанное - чистая правда: «No experience is set down in the following letters which had to be invented. Fancy is not needed to give variety to the history of a Chinaman's sojourn in America. Plain fact is amply sufficient» (73). Кроме того, заметим, что публикации с одним и тем же названием печатались в журнале “The Galaxy” постепенно. Сначала в октябре 1870-ого года на страницах журнала появляются первые четыре письма «друга Гольсмита», пронизанные патетическим восторженным настроением. Через месяц выходит продолжение - пятое и шестое письма, а заключительное седьмое письмо увидит свет лишь в январе 1871-ого года. Мы можем предположить, что Твен специально создаёт таким приёмом эффект достоверности; статья получает публицистическую заострённость и за счёт нагнетания своеобразной интриги (по мере развития событий жизненные обстоятельства для героя складывались всё хуже и хуже).
В первых же письмах иммигранта проскальзывает сатира, но сам автор письма остаётся совершенно невозмутимым: «My passage in the ship is a very large sum—indeed, it is a fortune and this I must pay myself eventually, but I am allowed ample time to make it good to my employer in, he advancing it now. For a mere form, I have turned over my wife, my boy, and my two daughters to my employer's partner for security for the payment of the ship fare. But my employer says they are in no danger of being sold, for he knows I will be faithful to him, and that is the main security» (74). Памфлет вначале перенасыщен приподнятыми фразами китайца, свято верующего в светлую миссию Америки: «America! America, whose precious privilege it is to call herself the Land of the Free and the Home of the Brave» (75). Эту силу его убеждения не способна разрушить даже та серия передряг, что случается с ним сразу после приезда в любимую страну. Ввязавшийся не по своей воле в уличную перепалку китаец не теряет веры в благородство американцев даже в самых критических ситуациях. Показанная картина несовершенства законов в государственном устройстве выглядит в умах читателей ещё непригляднее в сравнении с просто-таки непробивным идеализмом и невинным сознанием рассказчика. Даже после того, как полицейский наглым образом ударил бедного китайца дубинкой, а после этого доктор отобрал у несчастного последние деньги за ненужную прививку от оспы, герой повествования всё так же называет страну «убежищем угнетённых и униженных». На заявление адвоката о том, что в США китайцы не могут свидетельствовать против белого человека, герой памфлета реагирует несокрушимо: «What a chill went through me! And then I felt the indignant blood rise to my cheek at this libel upon the Home of the Oppressed, where all men are free and equal--perfectly equal--perfectly free and perfectly equal» (76).
Последние строки памфлета отличаются более серьёзной интонацией и представляют собой чудное сочетание иронии, патетики и не раз уже встречающейся у Твена сатиры на беспринципных журналистов: “By noon all the business of the court was finished, and then several of us who had not fared well were remanded to prison; the judge went home; the lawyers, and officers, and spectators departed their several ways, and left the uncomely court-room to silence, solitude, and Stiggers, the newspaper reporter, which latter would now write up his items (said an ancient Chinaman to me), in the which he would praise all the policemen indiscriminately and abuse the Chinamen and dead people” (77).
Этот пафлет Твена о притеснении китайцев по форме напоминает новеллу, но всё же является публицистическим произведением: в центре повествования злободневная тема, иллюстрируемая массой достоверных фактов. Орудие обличения зла здесь всё-таки не сарказм, а травестия и ирония, но глубина поставленной общественной проблемы позволяет нам отнести это произведение именно к жанру памфлета.
Китайская тема продолжается в парадоксальном памфлете Твена «Возмутительное преследование мальчика» (“Disgraceful Persecution of a Boy”). Здесь уже авторская позиция выражена через прямые рассуждения, но посмотрим, каким оригинальным способом журналист это делает. Памфлет построен как речь в защиту мальчика, который швырял камнями в китайцев. Твен повторяет несколько раз в начале статьи речевую фигуру «он узнал», описывая нам законы и обычаи, что усвоил «порядочный» мальчуган. Это постановления о несправедливой налоговой ставке для китайцев, предубеждение самих американцев в отношении этого народа, о грабительских поборах…Так Твен приходит к издевательскому выводу, поданному через призму «невинного» детского сознания: «And, therefore, what could have been more natural than for this sunny-hearted boy, tripping along to Sunday school, with his mind teeming with freshly-learned incentives to high and virtuous action, to say to himself: “Ah, there goes a Chinamen! God will not love me if I do not stone him”» (78). Эта цитата – хороший пример того, как приёмы Марка Твена перекочуют из журналистики в литературную работу. Вспомним схожие рассуждения Геккельберри Финна, когда тот не мог решиться, выдать ли ему беглого негра Джима или же нет. Так же, как мальчик в памфлете, он был уверен, что его накажет бог за столь «позорный» поступок. Твен обличает извращённость общественной системы и воспитания детей. Но сатира на этом не заканчивается. Твен разоблачает в конце статьи нездоровую атмосферу в обществе: многим подписчикам будет «удобно» и приятно читать об аресте каких-то мальчишек, чем о более серьёзных, с их точки зрения, происшествиях (и здесь не случайно данное в сноске замечание Клеменса о случае с мясником, который ему запретили описать в заметке). О царившей тогда в Сан-Франциско цензуре и об отношении к ней Сэмюэла Клеменса замечает Ш. Фишкин «He soon learned that his publishers cared more for not offending the paper’s subscribers (who shared the police’s prejudices) than for the truth» (79).
Тема прессы и её взаимоотношений с читателями продолжена в памфлете-речи «Разнузданность печати» (“The License of the Press”), где Марк Твен обличает непрофессионализм, беспринципность и продажность большинства журналистов. Тон публициста здесь абсолютно серьёзен, и мысль выражена прямо. Каламбурно описывается положение о свободе прессы в США: «It is a free press — a press that is more than free — a press which is licensed to say any infamous thing it chooses about a private or a public man, or advocate any outrageous doctrine it pleases. It is tied in no way» (80). Если в других памфлетах мы отмечали, что для выражения идеи Твен использует средства иронического пародокса, маску социального антигероя или художественный вымысел с целью гиперболизации высмеиваемого или обличаемого явления, то в речи о вреде плохой печати Твен прямолинеен. Мы слышим тот гнев, неукротимость и полную уверенность в своих мыслях, что и характерны для памфлета: «…the virtuous newspapers long ago nurtured up a public laxity that loves indecency and never cares whether laws are administered or not» (81). Однако в конце речи Твен опять перевёртывает всё с ног на голову: «Why I have published vicious libels upon people myself — and ought to have been hanged before my time for it, too — if I do say it myself, that shouldn't» (82). Естественно, это заявление звучит иронически из уст журналиста, который обличал общественное зло, несправедливые законы и нечестных людей. В этой фразе виден тонкий намёк и на существовавшую тогда в Сан-Франциско цензуру читателей: многие влиятельные подписчики читали то, что хотели читать.
Однако не для всех памфлетов Твена характерен этот непримиримый гневный пафос – мысль может быть подана лаконично и спокойно, хотя за внешней беспристрастностью скрывается язвительный сарказм. Так построен диалогичный памфлет «Исправленный катехизис» (“The Revised Catechism”), содержанием которого стали ответы студентов первого курса, изучающих новейшую Моральную философию. Прилежные ученики усвоили главную мысль – всем в обществе заправляют деньги, их ответы циничны и говорят сами за себя. Невозмутимым тоном памфлета Твен достигает особого эффекта: принципы студентов выглядят незыблемыми, предрешёнными. Через пародийную форму катехизиса Твен показывает всю нравственную опасность явления: «Money is God - gold and greenbacks and stocks - father, son, and the ghost of the same - three persons in one: these are the true and only God, mighty and supreme; and William Tweed is his prophet»(83).
Спустя два года на страницах “New York Tribune” появляется пафмлет-антиутопия «Письма с Сандвичевых островов» (“Letters from the Sandwich Islands”). Памфлет делится на две части: «Образчик министра» и «Почему нам следует аннексировать Сандвичевы острова». Первая часть по форме напоминает инвективу, и обращена она в адрес министра Гарриса, ставшего «рычагом правительства», тогда как из него, по мысли Твена, мог бы получиться только полицейский (учитывая отношение писателя к полицейским, это весьма не лестное сравнение). Вторая часть письма – призыв к аннексии островов, который воспринимать серьёзно, конечно, совершенно не следует. Марк Твен опять же через приём маски сатирического антигероя выступает от противного, разоблачая, таким образом, характер мышления некоторых представителей своей эпохи. «Что может быть приятнее для дикаря, чем резервация? – восклицает Твен. Традиционное для американской литературы противопоставление невинности «естественного человека» и развращённой цивилизации прокрадывается даже в памфлеты Твена. Так, публицист замечает, что неплохо было бы ввести дикарям новинку – воров, начиная от карманных воришек до «важных птиц в муниципалитетах». В произведение много отсылок к реальным событиям и именам: «…командируем туда Джей Гулдов, которые быстро отучат островитян от старомодного предрассудка, будто воровство неблаговидное занятие».
Жанр антиутопии Твен развивает и в другом памфлете - «Странная республика Гондур». За описанием мнимой благовидности и благопристойности «идеального» государства скрывается ирония. Серьёзные рассуждения о политическом устройстве Гондура не более, чем очередная смеховая маска Твена. Несмотря на то, что в обрисованной стране образование в почёте, и государственные посты теперь должны занимать люди честные и дальновидные, бюрократическая сущность общества сохранилась. Сэмюэл Клеменс разоблачает заискивающую природу лицемеров, которых достаточно в любом обществе: «It was curious to observe the manners and customs which the enlargement plan produced. Walking the street with a friend one day he delivered a careless bow to a passer-by, and then remarked that that person possessed only one vote and would probably never earn another; he was more respectful to the next acquaintance he met; he explained that this salute was a four-vote bow» (84). Количество голосов становится той меркой, по которой судят человека. «Brains and property managed the state» (85), - эта ирония умело вставлена в комический панегирик, и здесь выражено истинное отношение Твена к гондуровцам, где, если поразмыслить, собственность всё равно оказывалась в большем почёте. Гондур, вроде бы, честное государство, где срок правления министров определяется безупречностью их поведения, но за всей этой стерильностью скрывается искусственность, недалёкость. Вот почему так неоднозначно звучат последние слова Твена о «прославляемой» республике: «There was a loving pride of country about this person's way of speaking which annoyed me. I had long been unused to the sound of it in my own. The Gondour national airs were forever dinning in my ears; therefore I was glad to leave that country and come back to my dear native land, where one never hears that sort of music» (86).
Наиболее поздний памфлет, из всех нами рассмотренных в этой главе, - «Плимутский камень и отцы-пилигримы» (“Plymouth Rock and the Pilgrims”). Клеменс обрушивается с критикой на помпезное чествование отцов-пилигримов. Восхваляемые предки американского народа были не такими святыми, как кажется... «My first American ancestor, gentlemen, was an Indian -- an early Indian. Your ancestors skinned him alive, and I am an orphan» (87) - вот каков ответ Твена на восторженную похвалу председателя банкета в его адрес. День, когда празднуют высадку пилигримов, Твен называет «ежегодной оргией» и «маскарадом», затем разоблает религиозную нетерпимость пуритан. Памфлет часто использует гротеск, для того чтобы заострить характер высказываний. Так, Твен называем своими предками «всех салемских ведьм» и рабов: «In my own time, I had acquired a lot of my kin -- by purchase, and swapping around, and one way and another -- and was getting along very well» (88). Заканчивается памфлет полуиронической просьбой Марка Твена устроить аукцион и продать Плимутский камень. И даже здесь, в серёзном жанре, он не отступает от своей излюбленной юмористической стихии: «Therefore, sell it, before it is injured by exposure, or at least throw it open to the patent-medicine advertisements, and let it earn its taxes» (89). А. М. Зверев замечал, что сатирические мотивы ранних пафмлетов Марка Твена ещё не разрушали безоблачности и жизнерадостности его художественного мира [7]. Но вклад Твена в развитие сатирического искусства и памфлета в особенности несомненен: «Today’s political satirists would not exist if it had not been for the genius and journalistic expertise of Samuel Clemens, better known as Mark Twain».(90)
Глава 4 Литературное творчество и журналистика
Рассказ и очерк Твена: возможно ли провести границу?
Очерк в журналистике наиболее сложный и трудноуловимый жанр. Очерк максимально приближается к той границе, что отделяет литературу от художественной публицистики, где журналистские факты преломляются через сознание автора материала и окрашиваются его субъективным видением. Но если в памфлете, как мы убедились, существует установка на точность и ясность публицистической мысли, то автор очерка, напротив, может многое домысливать. Как рассуждала Власова, художественность очерка – это не просто «литературный комментарий», но и «внутренняя необходимость, пружина текста» (91). Текст очерка – это синтез рационального и художественного начал. Во многих работах по теории журналистики этот жанр называют исследовательским [2, 4], имея в виду его установку на изображение социально значимых, актуальных событий. Свои рассуждения и выводы автор материала, как правило, облекает в художественную форму, иногда оставляя право читателю домысливать то, что остаётся в подтексте. Автор очерка – это недоговоривший писатель или сказавший больше обычного журналист. Освобождающий от тщательной проработки сюжета и глубокого погружения в психологию своих персонажей, очерк требует от публициста сжатости и точности выражения мысли. Типизация здесь необходима, но в рамках острой публицистической проблемы. Это именно тот признак, что позволяет нам отделить очерк от рассказа, который избирает объектом своего изображения предмет из любой сферы жизни. Многие рассказы Твена были именно по-журналистски злободневны, привязаны к конкретному факту действительности, но далеко выходили в своём художественном вымысле за те пределы, где кончается очерк и начинается литература.
Конечно, воспринимать ранние бытовые юморески (например, «Как лечить простуду», “How to cure a cold”) как исследование жизни было бы смешно. Твен остаётся здесь в границах бурного юмора фронтира: «Твен ввел нравы "дикого Запада" в литературу, нарушив традицию благопристойности. Ввел не так, как это сделал позже Драйзер, сохранявший жизненную достоверность, правдоподобие. Твен же, напротив, доходит до предела неправдоподобия, но при этом гротеск, карикатура и фактологическая точность у него срастаются» (92). Но уже в биографическом очерке (так его назвал сам Твен) «Покойный Бенджамен Франклин» (“The Late Benjamin Franklin”) элементы эссеистики и типизации превалируют над шутовством, хотя его и там достаточно. Портрет Бенджамена Франклина нарисован Твеном с помощью гиперболизации основных черт характера великого американца – выдающегося трудолюбия и почти аскетитической самодисциплины. Но Твен ополчается не против самой личности, а, скорее, против возникшего в обществе предрассудка, что только лишь благодаря железной дисциплине можно добиться профессиональных вершин. «Портрет» Бенджамена Франклина часто лишь плод воображения автора: «My grandfather knew him well, and he says Franklin was always fixed--always ready. If a body, during his old age, happened on him unexpectedly when he was catching flies, or making mud pies, or sliding on a cellar-door, he would immediately look wise, and rip out a maxim, and walk off with his nose in the air and his cap turned wrong side before, trying to appear absent-minded and eccentric. He was a hard lot» (93). Игрой с жанром очерка, нежели самим этим жанром, представляется нам и комический рассказ «Чернокожий слуга генерала Вашингтона» (“General Washington's Negro Body—Servant”). Удивительно, что, в отличие от очеркистов, которые прямо указывают или хотя бы намекают на вымысел, Твен поступает прямо противоположным, пародийным образом: «Therefore, I have carefully collated the materials for such a work, from authentic sources, and here present them to the public. I have rigidly excluded from these pages everything of a doubtful character, with the object in view of introducing my work into the schools for the instruction of the youth of my country» (94).
Качественно новым этапом в творчестве Твена стал очерк «Правдивая история, записанная слово в слово, как я её слышал» (“A True Story Repeated Word for Word As I Heard It”) напечатанная в тогда влиятельном литературном журнале “Atlantic Monthly” в 1874-ом году. Сэмюэл Клеменс (заметим, что в очерке он называет себя именно так) впервые предоставил рабу самому поведать свою историю. На умение Марка Твена мастерски передать диалекты указывали многие зарубежные исследователи его творчества. А. Гриббен в статье “The Importance of Mark Twain” замечает, что именно этот талант помог Твену выдвинуться в среде американских юмористов того времени: “He succeeded in finding a sense of balance, forging a flexible style that conveys subtlety and density of meaning as well as the disarming fluidity of ordinary conversational speech”(95) Однако учёный также отмечает, что коллеги Твена по писательскому ремеслу подготовили благодатную почву для развития литературного процесса в 60-70-х гг. и повлияли на становление самого Клеменса. «Правдивая история» - пример очерка, где достоверность достигается с помощью максимальной искренности – герой сам говорит о себе, автор появляется в первых трёх абзацах истории и показывает своё отношение далее только в ремарках. Весёлая чернокожая служанка, которую Клеменс знает уже много лет, кажется, никогда не плакала. Всё дальнейшее повествование – развёрнутый ответ тётушки Рэйчел на вопрос своего хозяина, как же ей удалось за всю жизнь «не испытать горя». Но из рассказа служанки мы понимаем, насколько нелеп был этот вопрос, ведь всю жизнь женщины определило тяжкое бремя рабства. Трагическая история о разлучении матери с сыном на аукционной распродаже рабов содержит множество примет времени. Так, помимо зловещего описания рабства, в очерке показаны и нравы солдат черного полка, одним из которых по счастливому совпадению оказался сам сын служанки. Описывая свою героиню, Марк Твен использует возвышенный пафос: «Aunt Rachel had gradually risen, while she warmed to her subject, and now she towered above us, [huge ;] black against the stars» (96). В лице тётушки Рэйчел мы видим символ всей ужасной истории рабства в США. Эта героиня выступает как обобщенный тип целого явления, что и отличает персонажей очерка, которые одновременно и индивидуализированы, и больше своей личной судьбы…
Не менее серьёзен предмет следующего произведения Марка Твена – «Неофициальная история одной неудавшейся компании» (“The Private History of a Campaign that Failed”). Мы можем утверждать, что «История» максимально приближается по форме и содержанию к классическим образцам жанра очерка. В центре повествования – реальные события, относящиеся ко временам гражданской войны между Севером и Югом. Твен подробно описывает привычки и легкомысленный, безмятежный образ мыслей своих друзей по военному отряду, не ограничиваясь рамками одного события – очерк композиционно развёрнут. Автор постоянно подчёркивает всю неприспособленность молодых солдат к службе, для которых военные действия представлялись чуть ли не занятной прогулкой: «We did not think, we were not capable of it. As for myself, I was full of unreasoning joy to be done with turning out of bed at midnight and four in the morning, for a while grateful to have a change, new scenes, new occupations, a new interest» (97). Но приятная и праздная жизнь солдат внезапно прерывается сообщением о наступлении вражеских сил, но даже тогда известие не произвело на расслабленных молодых людей должного впечатления. И только после новости о погоне со стороны отряда федералистов солдаты забеспокоились. Марк Твен показывает нам в этом очерке, как постепенно юноши узнают настоящую войну, как романтические иллюзии сменяются горькой правдой. Драматично описание убийства человека из вражеского лагеря. Описанный эпизод становится обобщённым символом жестокости, абсурдности и несправедливости войны: «And it seemed an epitome of war, that all war must just be the killing of strangers against whom you feel no personal animosity, strangers who in other circumstances you would help if you found them in trouble, and who would help you if you needed it» (98). «Неофициальная история» - это очерк об изменяющемся сознании отдельно взятого отряда, но также и повествование о самой войне. В малой теме скрывается большая: «If this side of the picture of that early day has not before been put into history, then history has been, to that degree incomplete, for it had and has its rightful place there» (99).
С присущей ему любовью к комбинации примет различных жанров, Марк Твен часто насыщал свои рассказы публицистическими элементами. В строгом значении слова мы не может отнести такие произведения к журналистике – тем не менее в них чувствуется злободневность, привязка к конкретному происшествию. Так построен «Рассказ о дурном мальчике» (“The Story of the Bad Little Boy”), где Твен пародийным образом высмеивает убеждения, что на плохих мальчиков всегда падает божья кара. Герой рассказа Джим, напротив, выходит сухим из воды, что на протяжении всего повествования удивляет автора (на самом деле, это опять же маска недоумевающего простака, здесь - ревнителя церковных книг). Но если сначала пакости мальчика носили более-менее сносный характер (кража банки с вареньем и перочинного ножика, хулиганство в зоологическом саду), то к концу рассказа «проделки» Джима приобретают зловещий характер (своровал ружьё, ударил сестру).
Мы уже говорили, как часто в произведениях Твена можно наблюдать быстрый переход от комического иносказания к серьёзной сатире. Хотя дурной мальчик и не предвещал ничего хорошего своим поведением, слова о его будущем всё равно потрясают своей жестокостью: «And he grew up and married, and raised a large family, and brained them all with an axe one night, and got wealthy by all manner of cheating and rascality; and now he is the infernalist wickedest scoundrel in his native village, and is universally respected, and belongs to the Legislature» (100). В этих фразах присутствует та публицистическая заострённость, что мы усмотрели в этом рассказе - он заставляет всерьёз задуматься…
Часто факт действительности облекается у Марка Твена в форму невероятного гротеска, что мы видим, например, в блестящем рассказе «Журналистика в Теннесси» (“Journalism in Tennessee”). Как замечает П.В. Балдицын, «книжные и журнальные издания произведений Твена порой выполняли функции современной публицистики как у себя на родине, так и в других странах» (101). Действительно, этот рассказ в чём-то отражал нравы журналистики того времени, где царили самые нешуточные порядки, но сделал Твен это с помощью художественных средств, главным из которых стало комическое преувеличение. «Jones will be here at three--cowhide him. Gillespie will call earlier, perhaps--throw him out of the window. Ferguson will be along about four--kill him» (102), - с помощью отрывистой речи Твен передаёт непримиримый и воинственный дух редакторов в Теннесси. В рассказ включены «информационные заметки» попавшего позже в перестрелку журналиста: это частый приём у Твена – стилизовать художественные произведения под форму журналистских.
Так, «Приятное и увлекательное путешествие» (“A Curious Pleasure Excursion”) - рассказ о «туре» на комете по всей солнечной системе - напоминает сводку газетной информации. Здесь у Твена «вымысел в форме факта», а комический эффект достигается во многом и с помощью несоответствия фантастического содержания форме достоверной заметки. Клеменс надевает маску нахального коммерсанта, для которого цель путешествия – «выжать из кометы всё, что она может дать». Так, на чудо-транспорте будут бильярдные, игорные залы, мюзик-холлы, театры, библиотеки! И даже будут издаваться ежедневные газеты (сложно не уловить иронию Твена).
Неприглядный лик журналистов – погонщиков за сенсациями показан и в рассказе «Интервью с дикарём». В центре повествования человек с более чем богатой биографией: «In all the ages I have helped to celebrate the triumphs of genius, the achievements of arms, the havoc of storm, fire, pestilence, famine» (103). Но за пафосом неизвестного уникума скрывается простой факт: «I am driven from pillar to post and hurried up and down, sometimes with stencil-plate and paste-brush to defile the fences with cabalistic legends, and sometimes in grotesque and extravagant character at the behest of some driving journal» (104). В травестийной манере поданы все события, но комическая пародия достигает своего апогея в конце рассказа, когда Марк Твен разыгрывает своё изумление и страх перед «страшным призраком» в момент открытия правды. Рассказ написан в 1869-ом году, когда сенсационализм информации вовсю процветал на газетном рынке США. Патетическая концовка усиливает «драматизм» ситуации: «Such was the response that floated back upon the wind as the sad spirit shook its ringlets to the breeze, flourished its shovel aloft, and disappeared beyond the brow of the hill» (105). И оставляя своему рассказу ореол двусмысленности, Марк Твен по традиции уверяет нас, что «all of which is in strict accordance with the facts» (106).
Внутритекстовые ссылки ко всем главам:
[1] Михайлов С.А. Журналистика Соединенных Штатов Америки: Учеб. пособие. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998. [электронный ресурс]. URL: http://evartist.narod.ru/text6/01.htm (последняя дата обращения 5.04.2012)
[2] Тертычный А.А. Жанры периодической печати. – М.: Аспект Пресс, 2000.
[3] Черепахов М.С. Проблемы теории публицистики. М.: Мысль, 1973.
[4] Журбина Е. И. Теория и практика художественно-публицистических жанров. – М.: Мысль, 1969.
[5] Власова Е.Г.. Основы творческой деятельности журналиста: художественно-публицистические жанры : учеб. пособие. – Пермь. : Ред.-изд. отд. Перм. гос. ун-та, 2010.
[6] Балдицын П.В. Политический памфлет Марка Твена// Марк Твен и его роль в развитии американской реалистической литературы, 1987.
[7] Зверев А.М. Марк Твен// История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994. Т. 7. — 1991. — С. 559—568.
Заключение
Лаконизм и предельная фактологическая точность газетной заметки чередовались в начальный период журналистской деятельности Сэмюэла Клеменса с развёрнутыми аналитическими корреспонденциями и наглядными репортажами. Несмотря на то, что спустя время журналистика Марка Твена стала представлять собой оригинальное и непростое сочетание факта (non-fiction) и вымысла (fiction), великий американский писатель и талантливый журналист всё равно сохранил публицистичность как неприменный атрибут своих материалов. Художественные жанры фельетона, памфлета и очерка, с чётко выраженной авторской позицией, с литературными методами обработки фактов, в числе которых мы можем назвать метод маски, пародийное обыгрывание предмета, гиперболизацию, гротеск, каламбуры и др., были по-журналистски привязаны к актуальным, злободневным событиям.
Журналистская деятельность Марка Твена наложила отпечаток на всё последующее творчество знаменитого американца. Он мог использовать газетные и журнальные формы публикаций для своих рассказов, где таким образом, через форму, передавал оттенки своего отношения к событиям (иногда это было средством иронии или пародийного обыгрывания предмета). В его художественной прозе часты отсылки к самой работе газетчиков, анализируется психология «акул пера» и создаются образы журналистов «своего времени» (Рассказы: «Интервью с дикарём», «Журналистика в Теннесси», «Как я редактировал сельскохозяйственную газету», роман «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» и др.). Эта насыщенность творчества Твена газетной атрибутикой приводила к радикальным выводам со стороны некоторых исследователей, самым известным среди которых стал Брукс. Критик утверждал, что “Mark Twain held himself to be, not a literary man, but a journalist” (107) , что является весьма спорным. Журналистика стала для Сэмюэла Клеменса, как и для многих других американских писателей, той школой, где оттачивалось их мастерство. Многие художественные приёмы, мотивы и публицистические образы получают своё дальнейшее развитие и воплощение именно в романах и повестях писателя. Ш. Фишкин отмечает это огромное значение журналистской работы для последующего становления мастерства Марка Твена: «Only when he returned as an imaginative writer to the subjects, styles and strategies he had first explored as a journalist would Twain achieved the success for which he is most respected and remembered» (108); «It was only when Twain welded to his skills as a humorist the depths of profound moral concern he had acquired as a journalist that a masterpiece like Adventures of Huckleberry Finn could come into being»(109).
Марк Твен касался самых разнообразных тем в своей журналистике: начиная с красочного, мирного описания развлекательного бала, кончая пафлетами-антиутопиями, которые намекали на несправедливость в государственном устройстве Соединённых Штатов. В позднем периоде его творчества (коней XIX – начало XX века) публицистика приобретает ещё большую глубину и остроту, далеко отходя от той благодушной, задорной атмосферы юмора фронтира, что пронизывала его публикации на начальном этапе творческого пути.
Как и любой сатирик, Твен наиболее остро чувствовал действительность, видел её противоречия и недостатки, и его «мизантропия являлась, по существу, оборотной стороной его гуманизма» (110)
Марк Твен усвоил потребности времени, которое требовало от журналистов как умения информировать, так и таланта развлекать публику. Однако сам Твен, несмотря на множество написанных юморесок, всегда относился ко всему своему творчеству серьёзно: “Humor must not professedly teach, and it must not professedly preach, but it must do both if it would live forever<…> I have always preached. That is the reason that I have lasted thirty years…” (111) Это позволяет нам находить даже в некоторых комических рассказах писателя публицистические нотки, которые затем разовьются в насыщенную доказательными рассуждения мысль публициста в ранних и поздних памфлетах.
Марк Твен достиг небывалых вершин в умении сочетать естественную простоту речи и глубокого содержания, которое скрывалось за этой видимой лёгкой формой. На необходимость осторожного отношения к его работам указывал сам писатель в эссе «Два-три невесёлых жизненных наблюдения»: «А очень часто этот смысл, или «поучение», спрятан глубоко на дне, и читатель, не подозревая, что это и есть ключ ко всей вещи в целом и единственно важный абзац в статье, преспокойно перескакивает через него и остав¬ляет его непрочитанным» (112). Мы постарались, как могли, не «перескочить через этот смысл» и отыскать истину Марка Твена, даже если она была спрятана под маской сатирического антигероя или, например, через убийственную иронию пародии. И вместе с тем проследить, как же факты действительности и публицистическая острота мысли великого сатирика сосуществовали у Марка Твена с чисто литературными методами работы со словом.
Продолжение темы о журналистике Марка Твена на моём канале: https://www.youtube.com/watch?v=imDYUUy89Qw&t=261s
1. Малаховский А.К. Очерки истории журналистики США второй половины XIX века: Журналистика "позолоченного века", с. 3
2. Fishkin S.F. From fact to fiction: Journalism and imaginative writing in America, с. 56. «Устремление к большей точности» и «устремление к значительным выдумкам и гиперболизации». – перевод автора работы (в дальнейшем - Т.М.)
3. А.И.Старцев. Марк Твен и Америка. Предисловие к I тому Собрания сочинений Марка Твена в 8 томах, с. 4
4. Ромм, А. С. Марк Твен. — М.: Наука, 1977, с. 42
5.Балдицын П. В. Творчество Марка Твена и национальный характер американской литературы, с.26
6.Балдицын П.В. Система жанров в творчестве Марка Твена: на границах факта и вымысла, традиции и новации, с. 126
7.Alden H.M. Magazine Writing and the New Literature, с. 41 «Бейярд Тейлор и Марк Твен завоевали свои первые лавры в ежедневной газете». – Пер. Т.М.
8. Albaum Jared. Mark Twain. [электронный ресурс]. «Твен – превосходный пример писателя, который прошёл путь от журналистики к литературе» - Пер. Т.М.
9. Балдицын П.В. Система жанров в творчестве Марка Твена: на границах факта и вымысла, с. 126
10. Fishkin S.F. From fact to fiction: Journalism and imaginative writing in America, с. 57. «Твен самоутвердился как знаток и в области фантазии, и в сфере факта». – Пер. Т.М..
11. Елистратова А.А. «Рассказы, очерки, публицистика»//Собрание сочинений Марка Твена: в 12 т.- М.: Госуд. изд. худ. лит. – 1959-1961. - Т.11, с. 593-599
12. Gribben A. The importance of Mark Twain// American Quarterly. Vol. 37, No. 1, Special Issue: American Humor, 1985. С. 38. «Маска Марка Твена колебалась немного в конце пути, и он не был постоянно готов к шутливым высказываниям». – Пер. Т.М.
13. Малаховский А.К. Очерки истории журналистики США второй половины XIX века: Журналистика "позолоченного века", С. 55
14. «Во вторник 30-ого сентября, около семи часов вечера, внезапный порыв ветра поднял высокие деревянные стойки с тира, двух зданий меблированных комант и аптеки и опустил их в десяти-двенадцати шагах от их изначального местоположения, с такой силой, что поверг членов организации в хаос». (пер. Т.М.)
15. «Во время инцидента в меблированных комнатах было много гостей, но с радостью заметим, что они схватили саквояжи и заняли прилегающие пристройки с подобающим происшествию проворством». – Пер. Т.М..
16. Большакова А. Ю. Современные теории жанра в англо-американском литературоведении // Теория литературы: в 3 т. Т. 3. С.114
17. Там же, 115
18. «Имена убитых в групповой драке: Чарльз Булвинкль из Нью-Йорка, Уильям Моатс, Гео, Адамс и Элизабет Адамс и ещё три человека, имена которых ваш корреспондент забыл. Выживших посадили днём на поезд из 111 вагонов, который доставил их в Гумбольд». – Пер. Т.М.
19. «Решение присяжных заседателей было таким: «Смерть пришла в результате затянувшейся экспозиции». – Пер. Т.М..
20. Fishkin S.F. From fact to fiction: Journalism and imaginative writing in America, с. 56. «Он научится искусству развлекать читателей лучше, чем любой из редакторов, которых он знал». – Пер. Т.М..
21. Fishkin S.F. From fact to fiction: Journalism and imaginative writing in America. «Помогать своим читателям разоблачить ложь, что окружала их, было главной целью работ Твена как писателя, так и журналиста». – Пер. Т.М.
22.«Умные люди могут понять, что около сотни долларов в день можно сберечь таким способом, даже не принимая во внимание дорогостоящей работы по перекреплению каждые два-три года, которая станет необязательной с этим нововведением - продвигая это предложение в головы таких, как Ненадёжный [риторическая нарицательная фигура, часто встречающаяся у Твена], в головы, набитые устрицами вместо мозгов, мы скажем, что постройка этих стен сохранит время и труд по углублению тяжёлых балок на 300 футов в землю…». – Пер. Т.М.
23.«Мы были там вчера. Не потому, что должны были, но просто потому, что хотели. Чем больше мы наблюдали за этим острым судебным разбирательством, тем сильнее становился наш восторг от него». – пер. Т.М.
24. «..но какую форму примет обвинение на этот раз, никто не может предвидеть: шансы таковы, что это будет ничья между поджогом и ограблением почты». – пер. Т.М.
25. «Существует только один способ справиться с этим делом со строгой справедливостью: повесить послушных китайцев без разбору, пока правосудие не будет удовлетворено». – пер. Т.М.
26. Fishkin S.F. From fact to fiction: Journalism and imaginative writing in America, с. 60. «Твен часто пародировал факты дела, для того чтобы выдвинуть на первый план, подчеркнуть и заострить глупости и ложь, которыми они были вызваны». – пер. Т.М.
27. Fishkin S.F. From fact to fiction: Journalism and imaginative writing in America, с. 60. «Репортёрство – это лучшая в мире школа для получения знания о людях, их характерах и поступках. Просто подумайте о широком диапазоне связей репортёра и о его опыте жизни и знание общества». – пер. Т.М.
28. «Их платья осели на якоре под нашими ботинками, вы понимаете. Неудачно, но что было поделаешь. Те два прелестных розовых платья продвигались к середине и остались в повреждённом, изорванном состоянии до конца бала» - пер. Т.М.
29. «В прошлый вторник я пригласил множество замечательных молодых леди составить мне компанию, думая, что, в противном случае, удастся охранять одну из них, в положенное время, но все девушки выглядели как будто немного рассерженными на что-то – никто не знает на что, так как мотивы женщин за пределами постижимого». – пер. Т.М..
30. «Чистые доходы от бала будет подсчитываться, но они несомненно достигнут крайне внушительной суммы – скажем, 400 долларов». – пер. Т.М.
31. Литературный энциклопедический словарь/ Под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева, с. 312
32. Там же, 312
33. Здесь и далее перевод по Собранию сочинений Марка Твена: в 12 т.- М.: Госуд. изд. худ. лит. – 1959-1961. - Т.10 «Рассказы. Очерки. Публицистика».
34. «Я побывал в полицейском участке, я провел там целую ночь. Я не стесняюсь говорить об этом, потому что здесь каждый может попасть в полицейский участок, не совершив ровно никаких проступков. Да так и повсюду, потому что полицейским весь мир отдан в лапы». – Пер. Б.Носика, с. 59-63.
35. «Дней десять дадут, — при этом он ткнул пальцем через плечо в сторону полицейских и выразительно пожал плечами».
36. «-Да, ему чертовски повезло, - сказала она, - ох, и паршиво бы ему пришлось, если бы он выжил!»
37. «Я сочувствовал бедным девочкам; как жаль, что милосердный снег не заморозил и их заодно, послав им мирное забвение и избавив от жизненных тревог и неприятностей».
38. «Два или три раза мы назначали полицейскому цену, чтобы он нас отпустил (полицейские обычно берут пять долларов при оскорблении действием и, я полагаю, двадцать пять в случаях преднамеренного убийства), но на этот раз было слишком много свидетелей, и нам отказали».
39. «Потом я пошел прочь, очень довольный, что побывал в полицейском участке и узнал о нем все на своем собственном опыте, но при этом не испытывая ни малейшего желания продолжать свои изыскания в этой области»
40.Власова Е.Г.. Основы творческой деятельности журналиста: художественно-публицистические жанры : учеб. пособие, с. 39.
41. Журбина Е. И. Теория и практика художественно-публицистических жанров, с. 362.
42. Добрынин М. Публицистика // Литературная энциклопедия: В 11 т. — М. Т. 9, 1935.С. 355
43. Тертычный А.А. Жанры периодической печати. – М.: Аспект Пресс, 2000.
44. Тертычный А.А. Жанры периодической печати. – М.: Аспект Пресс, 2000.
45. Журбина Е. И. Теория и практика художественно-публицистических жанров, 1969, с. 48
46.Ромм, А. С. Марк Твен. — М.: Наука, 1977, с. 41
47. Мендельсон М. Рассказы. Очерки. Публицистика (статья)// Собрание сочинений Марка Твена: в 12 т.- М.: Госуд. изд. худ. лит. – 1959-1961. - Т.10, с. 693-701.
48. Балдицын П.В. Система жанров в творчестве Марка Твена: на границах факта и вымысла, традиции и новации, с. 128.
49. Журбина Е. И. Теория и практика художественно-публицистических жанров, 1969, с. 222.
Там же, 342
50. «Разве не добродетельна наша полиция? Разве не следит она за порядком в городе? Не её ли бдительность и умелая работа возвращают на путь истины устрашенных хулиганов и головорезов?». – пер. В. Лимановской, с. 621-633.
51. «А какие полисмены сметливые, энергичные, подвижные! Взгляните на любого из них, как он шествует по тротуару со скоростью одни квартал в час, — от такого темпа у людей начинает рябить в глазах и делается нервное расстройство».
52. «А как он мило улыбается женщинам! Даже обессилев от своей напряженной деятельности, прислонится к фонарному столбу и все улыбается, улыбается, пока не упадет в обморок. Душки полисмены!».
53. “Арестант – чёртов иммигрант, правом голоса не пользуется»
54.«Мне хорошо известно, что наша полиция – воплощение добра, великодушия и гуманности».
55. «Вы и представить себе не можете, как меня огорчают эти вечные нападки на нашу доблестную полицию! Ну, ничего, — я верю, что ей за все воздастся сторицей на том свете!»
56.«Если посетитель хочет поговорить с кем-нибудь из редакторов о своем личном деле, он должен вызвать его за дверь, потому что никакие намеки, слабее, чем взрывчатка или нитроглицерин, не заставят этих надоедливых особ отойти и не подслушивать». – пер. Л. Силиной, с. 285-287.
57.«…безнадежно мечтать об одном-единственном дне уединения; с ужасом замечать, что предвкушение его похорон уже перестало утешать, а воображаемая картина суровых и страшных пыток, которым подвергает его инквизиция, больше не приносит облегчения…»
58. «У нас есть основания предполагать, что и рабочие люди будут в раю; да еще изрядное число негров, эскимосов, уроженцев Огненной Земли, арабов, несколько индейцев, а возможно — даже испанцы и португальцы. Бог на все способен». – пер. С. Маркиша, с. 645-647.
59. «Быть может, дело в том, что ныне, в девятнадцатом веке, доктор Толмедж обладает преимуществами, которых Павел, Петр и другие не имели и не могли иметь. Им не хватало лоска, хороших манер и чувства исключительности, а это волей—неволей бросается в глаза».
60.«И еще: возможно ли, чтобы за неполные два десятка веков христианский характер от величественного героизма, презиравшего даже костер, крест и топор, пришел к столь жалкой изнеженности, что он склоняется и никнет перед неприятным запахом? Мы не можем этому поверить, вопреки примеру достопочтенного доктора и его приятеля».
61.Власова Е.Г.. Основы творческой деятельности журналиста: художественно-публицистические жанры : учеб. пособие, 2010. С. 44.
62.Пер. Б. Носика, с. 64-67.
63.«Я торжественно заявляю, что каждое мое слово может быть полностью подтверждено официальными материалами из федеральных архивов». – пер. А. Старцева, с. 164-172.
64.
65.Fishkin S.F. From fact to fiction: Journalism and imaginative writing in America, 1985. C. 60. «Мистификация была оправдана». – пер. Т.М.
66.Власова Е.Г.. Основы творческой деятельности журналиста: художественно-публицистические жанры : учеб. пособие, 2010. С. 47.
67.«Молодой человек окинул меня негодующим взглядом и уткнулся в газетный лист. Я был спокоен. Я изучил этих клерков. Важно только одно, чтобы он покончил со своими газетами раньше, чем принесут пачку свежих, нью—йоркских. Оставалось всего две газеты. Просмотрев их, он сладко зевнул и спросил, что мне надобно».
68.«Тут Фишерам крупно не повезло: на посту министра финансов оказался Джеймс Гатри, порядочный человек, и он их подвел»
69.«Добавлю: это не единственный многолетний мошеннический заговор против многострадальной казны (спешу снова оговориться, что факт жульничества по суду не доказан), преспокойно передаваемый от отца к сыну, из одного поколения в другое»
70.Тертычный А.А. Жанры периодической печати. – М.: Аспект Пресс, 2000.
71.Власова Е.Г.. Основы творческой деятельности журналиста: художественно-публицистические жанры : учеб. пособие, 2010, с. 72.
72.Пер. М. Абкиной, с. 638-644
73.«В этих письмах ничего не выдумано. Чтобы сделать историю китайца в нашей стране заниматель¬ной, помощь фантазии не нужна. Достаточно простых фактов». – пер. А. Старцева, с. 214-231.
74.«Это целое состояние, и мне придется все уплатить сполна, но пока что мой хозяин внес свои деньги и великодушно предоставил мне длительную рассрочку. Правда, моя жена, сын и обе дочери остались в залог у его компаньона, но это, конечно, простая формальность. Хозяин обещал, что их не продадут, сказал, что уверен, что я уплачу ему деньги в срок, и что вера в человека всегда была для него дороже любого залога»
75.«Я еду в Америку! О, сколь бесценно право Америки именовать себя страной свободных и отчизной смелых!»
76.«Я похолодел от ужаса. Но тут же кровь бросилась мне в голову: он посмел клеветать на убежище угнетенных, где все люди свободны и равны, совершенно свободны и совершенно равны».
77.К полудню заседание суда закрылось, и тех из нас, кому не повезло, повели под стражей в тюрьму. Судья поехал домой, адвокаты, полисмены и публика отправились по своим делам, и хозяевами мрачного зала суда остались Пустота, Безмолвие и Стиггерс — газетный репортер, который, как мне сказал один старый китаец, сейчас усядется сочинять отчет, где будет превозносить до небес полицию и чернить китайцев и покойников.
78.«После всего этого что могло быть естественнее поступка жизнерадостного мальчика, который весело шел в воскресную школу? В уме его теснились преподанные ему истины, поощрявшие к высоким и благородным подвигам, и он сказал себе мысленно: «Ага! вот идет китаец! Бог меня накажет, если я не брошу в него камнем».
79.Fishkin S.F. From fact to fiction: Journalism and imaginative writing in America, 1985, с. 65.»Вскоре он усвоил, что его издатели больше заботились о том, чтобы не задеть подписчиков газеты (которые разделяли предрассудки полиции), а не о правде». – пер. Т.М.
80.«У нас свободная печать, даже более чем свободная, — это печать, которой разрешено обливать грязью неугодных ей общественных деятелей и частных лиц и отстаивать самые чудовищные взгляды. Она ничем не связана». – пер. В. Лимановской, с. 654-659.
81.«…наша высоконравственная печать давно развратила читателей, приучила их любить непристойности, сделала равнодушными к беззаконию».
82.«Не стоило бы в этом признаваться, но я и сам печатал злостные клеветнические статьи о разных людях и давно заслужил, чтобы меня за это повесили».
83.«Деньги — вот бог. Золото, банкноты, акции — бог отец, бог сын, бог дух святой, един в трех лицах; господь истинный, единый, всевышний, всемогущий, а Уильям Туид — пророк его». – пер. А. Старцева, с. 648-650.
84.Джей Гулд (1836-1892) – американский финансист, составивший себе огромное состояние, в том числе на скупке железных дорог. – Прим Т.М.
85.«Любопытно было наблюдать нравы и привычки, вызванные к жизни расширительной системой. Как—то раз мы прогуливались с приятелем по улице; небрежно кивнув какому—то прохожему, он заметил, что у этого человека всего одни голос и вряд ли когда—нибудь станет больше. Следующему знакомому, который попался нам навстречу, он выказал уже куда больше уважения». – пер. М. Абкиной, с. 667-673.
86. «Похвалами своим нацио¬нальным достижениям гондурцы прожужжали мне все уши. Вот почему я был рад покинуть их страну и вер¬нуться в мое дорогое отечество, где никогда не услы¬шишь таких песен».
87.«Первым моим американским предком, господа, был индеец – древний индеец. Ваши предки ободрали его живьём, и я остался сиротой». – пер. В. Лимановской, с. 676-681.
88.«В своё время я приобрёл огромное количество родственников: я покупал их, выменивал, доставал всеми правдами и неправдами и жил припеваючи». – пер. В. Лимановской, с. 676-681.
89.«Так продайте его, пока он не выветрился, или на худой конец уступите под рекламу фирм е патентованных лекарств, - так хоть налоги окупятся!»
90.Albaum Jared. Mark Twain. [электронный ресурс]. «Политические сатирики сегодняшних дней не существовали бы без гения и журналистского опыта Сэмюэла Клеменса, больше известного, как Марк Твен». – пер. Т.М.
91.Власова Е.Г.. Основы творческой деятельности журналиста: художественно-публицистические жанры : учеб. пособие, 2010. С.10
92.Ионкис Г. Марк Твен: путь от юмора к сатире// Cлово. № 66, 2010 [электронный ресурс].
93.«Мой дедушка хорошо его знал и говорит, что Франклин был очень сообразительный и никогда не терялся. Если кто нибудь, бывало, нагрянет неожиданно, когда он совсем одряхлел и ловил мух, или лепил пирожки из грязи, или катался на двери чулана, он вмиг напускал на себя умный вид, выпаливал афоризм и величаво удалялся, напялив шапку задом наперед и прикинувшись рассеянным чудаком. Крепкий был орешек!» - пер. В. Маянц, с. 125-128.
94.«Вот почему я тщательно сопоставил материалы, взятые из достоверных источников, и предлагаю их вниманию публики. Все сомнительное я безжалостно исключил, так как собираюсь передать эту работу в школы нашей страны как учебное пособие для молодежи». – пер. Н. Ромм, с. 79-82.
95.Gribben A. The importance of Mark Twain// American Quarterly. Vol. 37, No. 1, Special Issue: American Humor, с. 32 . «Он преуспел в нахождении чувства мера, выковывая гибкий стиль, который соединяет тонкость и насыщенность содержания с обезоруживающей подвижностью обычной разговорной речи». – пер. М.Т.
96.«Одушевляясь рассказом, тетка Рэчел поднималась все выше и теперь стояла перед нами во весь рост – черный силуэт на звездном небе». – пер. Н. Чуковского, с. 267-271.
97.«Мы ни о чем не размышляли. На это мы не были способны. Я, например, был охвачен бездумной радостью только потому, что на некоторое время избавился от необходимости вставать на вахту в полночь и в четыре часа утра; кроме того, меня прельщала возможность переменить обстановку, увидеть и узнать много нового». – пер. И. Гуровой, с. 475-497.
98.«Случившееся стало для меня символом войны: я решил, что любая война только к этому и сводится — к убийству незнакомых людей, которые не внушают тебе никакой личной вражды, людей, которым при других обстоятельствах ты охотно помог бы в беде и которые тоже помогли бы тебе в трудный час».
99.«Если эта сторона первого этапа войны до сих пор не попадала в историю, значит, история была не полна, ибо все эти события тоже принадлежат ей».
100.«Так он вырос, этот Джим, женился, имел кучу детей и однажды ночью размозжил им всем головы топором. Всякими плутнями и мошенничествами он нажил состояние, и теперь он – самый гнусный и отъявленный негодяй в своей деревне – пользуется всеобщим уважением и стал одним из законодателей штата». – пер. М. Абкиной, с. 37-40.
101.Балдицын П. В. Творчество Марка Твена и национальный характер американской литературы, 2004. C .220.
102.«Джонс будет здесь в три – отстегайте его плетью, Гиллспай, вероятно, зайдет раньше – вышвырните его из окна, Фергюссон заглянет к четырем – застрелите его». – пер. Н. Дарузес, с. 107-114.
103.Пер. И. Архангельской, с. 261-266.
104.«Во все века я помогал праздновать триумфы гениев и успехи победителей, ставить мир в известность об опустошениях, произведенных бурями, огнем, чумою, голодом».
105.Меня спроваживают в эти унылые дебри, и я должен разгуливать грязный и обросший и нести какую-то не¬разбериху, всех пугать, валить заборы, подстерегать овец, носиться повсюду с дубинкой, — одним словом, разыгрывать «дикаря», и все — чтобы угодить ораве бешеных писак!»
106.«Таков был ответ, который принес мне ветер, меж тем как печальный дух встряхнул кудрями, вскинул лопату повыше и исчез за крутым склоном холма».
107.«все вышеописанное находится в строгом соответствии с подлинными фактами».
108.Brooks V. W. The ordeal of Mark Twain, 1920. С. 96. «Марк Твен держал себя так, чтобы быть не писателем, а журналистом». – пер. Т.М.
109. Fishkin S.F. From fact to fiction: Journalism and imaginative writing in America, 1985. С. 77-78. «Только когда он вернулся, будучи писателем, к темам, стилю и методам, что он впервые открыл как журналист, Твен достиг того успеха, за который его более всего ценят и помнят». «Только тогда, когда Твен добавил к своему таланту юмориста глубину серьёзных нравственных проблем, знания которых он приобрёл журналистом, такие шедевры, как «Приключения Гекльберри Финна» смогли увидеть свет». – пер. Т.М.
110. Ионкис Г. Марк Твен: путь от юмора к сатире// Cлово. № 66, 2010 [электронный ресурс]
111.Gribben A. The importance of Mark Twain// American Quarterly. Vol. 37, No. 1, Special Issue: American Humor, с. 39. «Юмор не должен открыто поучать, так же, как не должен открыто проповедовать, но он должен делать и то, и другое, чтобы жить вечно<…>Я всегда проповедовал. По этой причине я продержался тридцать лет…». – пер. Т.М.
112.Пер. С. Маркиша, с. 211-213.
Приложение
Упомянутые в работе произведения Марка Твена в хронологическом порядке:
Произведение
Газета/Журнал
Год
Gale Territorial Enterprise 1862
The petrified man Territorial Enterprise 1862
Indian troubles on the overland route Territorial Enterprise 1862
Ball in Carson Territorial Enterprise 1863
The Spanish Territorial Enterprise 1863
How to cure a cold Golden Era (San Francisco) 1863
“The China trial” Territorial Enterprise 1863
The Killing of Julius Caesar «Localized»), The Celebrated Jumping Frog of Calaveras County, and Other Sketches 1864(1867)
The Story of the Bad Little Boy Californian (magazine) 1865
What Have the Police Been Doing? Territorial Enterprise 1866
In the Station house Alta California 1867
The Bootblacks Alta California 1867
General Washington's Negro Body—Servant The Galaxy 1868
Journalism in Tennessee Buffalo Express 1869
The Wild Man Interviewed Buffalo Express 1869
Open Letter to Commodore Vanderbilt Packard's Monthly 1869
The Late Benjamin Franklin The Galaxy 1870
The facts in the case of George Fisher Buffalo Express 1870
The Facts in the Case of the Great Beef Contract
The Galaxy 1870
A Couple of Sad Experiences
The Galaxy 1870
About smells The Galaxy 1870
The editorial office Bore The Galaxy 1870
Disgraceful Persecution of a Boy
The Galazy 1870
Goldsmith's Friend Abroad Again The Galaxy 1870, 1871
The Revised Catechism New York Daily Tribune (газета) 1871
Letters from the Sandwich Islands New York Tribune 1873
License of the Press Paper for The Monday Evening Club
1873
A Curious Pleasure Excursion New York Herald 1874
A True Story Repeated Word for Word As I Heard It Atlantic Monthly 1874
The Curious Republic of Gondour Atlantic Monthly 1875
Plymouth Rock and the Pilgrims Address at the First Annual Dinner of the New England Society of Philadelphia 1881
The Private History of a Campaign that Failed Century Magazine 1885
БИБЛИОГРАФИЯ
I. Сочинения Марка Твена и критические работы о его творчестве на русском и английском языках
1. Твен М. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1863-1893// Собрание сочинений: В 12 т.- М.: Государственной издательство художественной литературы, 1961. Т.10
2. Twain M. “Gale”, “The petrified man”, “Indian troubles on the overland route”, “The Sanitary Ball”, “The Spanish”, “The China Trial”, “In the police station”, “What have the police been doing”, “Goldsmith's Friend Abroad Again” [электронный ресурс]. URL: http://gutenberg.net.au/ebooks09/0900821h.html#MTindex (последняя дата обращения: 4.04.2012)
3. Twain M. “The Office Bore”, “About smells”, “Disgraceful persecution od a boy”, “A Couple of Sad Experiences” [электронный ресурс]. URL: http://www.twainquotes.com (последняя дата обращения 4.04.2012)
4. Twain M. “Plymouth Rock and the Pilgrims”, “A True Story Repeated Word for Word As I Heard It”, “General Washington's Negro Body—Servant” [электронный ресурс]. URL: http://etext.virginia.edu (последняя дата обращения 4.04.2012)
5. Twain M. “The wild man interviewed” [электронный ресурс]. URL: (последняя дата обращения 4.04.2012)
6. Twain M. “The Private History of a Campaign that Failed” [электронный ресурс]. URL: http://www.classicshorts.com/stories/phctf.htm (последняя дата обращения 4.04.2012)
7. Twain M. “The Facts in the Case of George Fisher, Deceased”, “The story of the bad little boy”, “The Late Benjamin Franklin”, “Journalism in Tennessee”, “A Curious Pleasure Excursion”, “The Curious Republic of Gondour” [электронный ресурс]. URL: http://mark-twain.classic-literature.co.uk. (последняя дата обращения 4.04.2012)
8. Twain M. “The revised catechism” [электронный ресурс]. URL: (последняя дата обращения 4.04.2012)
9. Марк Твен и его роль в развитии американской реалистической литературы./Отв. ред. Я. Н. Засурский. - М.: Наука, 1987. - 238 с.
10. Балдицын П. В. Творчество Марка Твена и национальный характер американской литературы. — М.: Издательство «ВК», 2004. — 300 с.
11. Балдицын П.В. Система жанров в творчестве Марка Твена: на границах факта и вымысла, традиции и новации // Вестник МГУ. Журналистика. № 5, 2004
12. Зверев. Марк Твен/ История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994. Т. 7. — 1991. — С. 559—568.
13. Ромм, А. С. Марк Твен. — М.: Наука, 1977. — 192 с.
14. А.И.Старцев. Марк Твен и Америка. Предисловие к I тому Собрания сочинений Марка Твена в 8 томах. — М.: Правда, 1980.
15. Ионкис Г. Марк Твен: путь от юмора к сатире// Cлово. № 66, 2010 [электронный ресурс]
URL: http://magazines.russ.ru/slovo/2010/66/ion.html (последняя дата обращения 4.05.2012)
16. Fishkin S.F. From fact to fiction: Journalism and imaginative writing in America. – Baltimore.: Johns Hopkins University Press edition, 1985. – 265 p.
17. Brooks V. W. The ordeal of Mark Twain. – New York.: E.P. Dutton and Company, 1920.– 267 p.
18. Albaum Jared. Mark Twain. [электронный ресурс]. URL: http://collegejournalism.wordpress.com/2008/08/03/mark-twain/ (последняя дата обращения 5.04.2012)
19. American Quarterly. Vol. 37, No. 1, Special Issue: American Humor. – Baltimore.: The Johns Hopkins University Press. 1985. – 30-49 p.
II. Работы по истории и теории журналистики
1. Alden H.M. Magazine Writing and the New Literature. – New York, London.: Harper and bros. 1908. – 320 p.
2. Тертычный А.А. Жанры периодической печати. – М.: Аспект Пресс, 2000. – 312 с.
3. Журбина Е. И. Теория и практика художественно-публицистических жанров. – М.: Мысль, 1969. – 399 с.
4. Михайлов С.А. Журналистика Соединенных Штатов Америки: Учеб. пособие. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998. [электронный ресурс]. URL: http://evartist.narod.ru/text6/01.htm (последняя дата обращения 5.04.2012)
5. Малаховский А.К. Очерки истории журналистики США второй половины XIX века: Журналистика "позолоченного века": Учеб. пособие. - М.: РУДН, 1997. - 68 с
6. Большакова А. Ю. Современные теории жанра в англо-американском литературоведении // Теория литературы: в 3 т. Т. 3. - М.: ИМЛИ РАН, 2003.
7. Власова Е.Г.. Основы творческой деятельности журналиста: художественно-публицистические жанры : учеб. пособие. – Пермь. : Ред.-изд. отд. Перм. гос. ун-та, 2010
8. Литературный энциклопедический словарь /Под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. — М.: Советская энциклопедия, 1987. — 752 с.
9. Литературная энциклопедия: В 11 т. – М.: Изд-во Ком. Акад, 1929-1939. Т. 8. – 1934. – С.381-388. Т. 9. – 1935. – С.355-361. Т.11. – 1939. – С.689-695.
2012 год.