Итальянский жеребец. Italian Stallion. 1970

Саша Каин
Сталлоне – Улисс кинозазеркалья. То, что жизнь по ту сторону экрана существует и после того (и даже до того), как фильм снят, это не фантазия Мактирнена и его «последнего киногероя» - вечного киноконкурента Слая и делового партнёра по «Планете Голливуд». В самом деле, Шварценеггер пришёл в кино уже будучи профессиональным бодибилдером и всяческим «Мистер Вселенная» - кино для его чрезмерной биомассы и австрийского акцента точно не было смыслом и способом существования на тот момент. (Дольф Лундгрен, например, до четвёртого «Рокки» тоже имел за плечами титул чемпиона (хоть и Швеции) по карате и диплом магистра технохими Сиднейского университета; даже самый «простенький» из них – Ван Дамм, Жан-Клод задолго до своего первого фильма обретался чемпионом Европы по кикбоксингу среди профессионалов).
 
Сталлоне же был никем и ничем – он даже в армии не служил. Более того – актёром в классическом понимании этого термина Слай тоже никогда не был и не смог им стать (в результате, после двух неудачных псевдокиноинтеллектуальных постбальбоовских порывов, ему пришлось стать актёром одного образа, дабы не уйти в историю актёром одной роли). Итало-американский жеребец с навечной послеродовой травмы ассиметричной улыбкой никогда ни на йоту не смог приблизиться по мастерству к сонму Пачин, Де Ниров и всевозможных Николсонов. Сталлоне навсегда останется маскулинизированной разновидностью Мэрилин Монро (та тоже порно не брезговала), Золушком киноимперий на Голливудских холмах.

И тем более – поразителен его пример. За одну ночь (три дня написания сценария и двадцать восемь съёмочных дней «Рокки») он поднялся «из пыли на его сандалиях» в один ряд с Чарли Чаплином и Орсоном Уэллсом (третий случай номинации на «Оскар» одновременно за лучшую мужскую роль и лучший сценарий), получил всеамериканскую славу и превратился из стодолларового бедового статиста в миллионера. Это ли не чудо стрекочущего целлулоида?!

На «Рокки» околоэкранная одиссея Слая не то чтобы не закончилась, она только началась. Последний поход «Первой крови» бравого ветерана вьетнамской кампании за статуэтками окончился неудачей и… завоеванием всего остального внеамериканского материкового мира путём кинозахвата «Вьетнама» и «Афганистана». Даже на съёмках «Кобры» он не играл роль (нужно признать – он не умеет этого делать), он просто был самим собой – ребёнком с большой (в данном случае) пушкой, который дурачился в крутого копа (при том при всём Сталлоне дураком тоже никогда не был и имел мужество (а что ему ещё оставалось делать?) на самоиронию в третьем «Рэмбо», когда его персонаж, выступая против целой вражеской армии, сообщает полковнику Траутмену: «Да, нам (им двоим) будет сложно их окружить!») и устраивал свою личную жизнь – прожить звезде его уровня и их среды в законном браке с Бригиттой Нильсен полтора года - это тоже не шутка, ухаживания на «Кобре», то бишь, даром не минули, хотя одно другому не мешает, и тем не менее….

Сказать, что я уважаю Сталлоне, это значит ничего не сказать, это никому (ни мне, ни ему) не нужно, это так всякий может (делать, в смысле уважать задним числом). И то, что я был влюблён в него своей фанатской эгоистичной любовью, это тоже пустяк. И то, что когда то я написал в форме школьного сочинения (но в лицах) сценарий «Rambo IV» на русском языке и даже умудрился под удивлённый взгляд почтмэнки, наклеивающей на пухлый конверт соответствующие марки, отправить его на фанклубовский адрес Слая в Лос-Анджелес, и что этот «фильм», который существует только в моей голове и в ней и умрёт, был, ей богу, лучше официальной четвёртой части – это всё тоже детские шалости и мелочи. А вот что существенно и важно для меня в этом нереальном киномире под маркировкой Sylvester Stallone – это впечатление о том тёплом июльском дне за несколько недель до гэкачэпэ, когда в прохладном кинотеатре я впервые наблюдал поползновения по горам Орегона забитого, но гордого качка-архетипа, извлечённого авторами из глубин первобытного подсознания… Впечатление странное и незабываемое, синефильское и кайфовое. Потом был лёд некоммуникабельности и огонь во всех кадрово-закадровых смыслах – и житейского, и киношного свершения «Рокки», и всё остальное, хорошее и плохое с участием Слая. Теперь вот, собственно, то, с чего всё и начиналось. Обычная порнушка, порезанная и отредактированная после триумфа 1976 года, в которой действительно заложены и звучат нотки (музыкальный мотив "Жеребца" в "Рокки") грядущей и даже, не побоюсь этой отштамповки, судьбоносной победы Маленького человека.