Отклонение или Лал Земля Лал глава 23

Малеев Александр Михайлович
       Кодин остановился и прислушался.
       «Что это? Почудилось или правда, кто-то стонал?»
       Он быстро осмотрелся, но ни слева, ни справа, никого не было.
       - Видать, почудилось, - решил он, для большей убедительности произнеся эти слова вслух, но тревога не прошла.
       Сделав несколько шагов, он ещё раз оглянулся, набрал полную грудь воздуха и громко позвал:
       - Эй! Кто здесь?
       Стон повторился, слабо, едва слышно. Ветер принёс его со стороны реки. Кодин повернулся и побежал на звук. Высокая, по осеннему жёсткая трава цеплялась за ноги и мешала движению. Но Кодин, в предчувствии чего-то ужасного, не обращал внимания на эти жалкие попытки остановить его, стремясь, как можно быстрее, пересечь луг. Подбежав к берегу, он резко остановился, едва не налетев на распластанное на земле тело.
       Она, девушка, лежала на груди возле самого берега, рядом с уже успевшим пожелтеть камышом, продолжая тратить последние силы на безуспешные попытки двигаться дальше. Длинные рассыпавшиеся волосы скрывали лицо и, крепко спутавшись с травой, мешали её неимоверным усилиям. Платье на ней было разорвано и залито густой запёкшейся кровью, а через всю спину, начинаясь у левого плеча, тянулась длинная резаная рана. Содранные локти и грязные пальцы, со сломанными ногтями, так же, как и полоса примятой травы, говорили о том, что девушка довольно долго ползла.
       Кодин опустился на колени, осторожно освободил волосы и убрал их с лица девушки. Он её знал. Это была Даша, дочь Вишняны. Той самой Вишняны, которая, когда-то, будучи ещё совсем маленькой девочкой, по собственной воле, стала названной внучкой деда Бора.
       Они дружили, и Вишняна всегда выпекала для них хлеб, после того как Кодин менял добытые шкурки и рыбу на муку. Её мужа, несколько лет назад, задрал медведь, что-то подвело, до того дня, удачливого охотника, и поэтому, последние годы, Вишняна и Даша жили только вдвоём. Каждый раз, когда случалось бывать в деревне, Кодин подолгу задерживался у них, дожидаясь пока Вишняна достанет из большой пышущей жаром печи покрытые золотистой коркой, вкусно-пахнущие булки хлеба и стараясь, по возможности, облегчить их непростую жизнь. Он заготавливал им дрова, приносил свежую рыбу и мясо, а то просто поправлял ограду или латал крышу. И всегда, когда он приходил к ним, Вишняна, первым делом, усаживала его за стол, а Даша, с сияющими озорными глазами, старалась выглядеть старше и приковать его внимание только к себе, вызывая улыбки матери и вводя его в краску. И хотя, в деревне, очень многие девушки заглядывались на него и, даже больше, мечтали о нём, все сходились в одном, если он и выберет кого себе в жёны, так это только Дашу. Сам Кодин избегал этих разговоров. К счастью, старик ни о чём таком не спрашивал, когда он задерживался в деревне, лишь изредка улыбался себе в бороду едва заметной, хитрой улыбкой.
       Глаза девушки открылись:
       - Пить, - еле слышно попросила она.
       - Сейчас, Дашенька. Сейчас.
       Кодин зачерпнул руками воды и поднёс её к пересохшим губам девушки. Затем, осторожно, стараясь не потревожить всё ещё кровоточащую рану, он взял Дашу на руки и понёс к себе домой.
       Старик, чинивший растянутую на вбитых в землю кольях старую рыболовную сеть, в десятке шагов от избы, бросил челнок и, опережая Кодина, широко распахнул перед ними дверь. Кодин, с прежней осторожностью, положил девушку на топчан и отошёл в сторону, повинуясь быстрому взгляду старика, который уже держал в руках один из своих многочисленных горшочков, в которых он хранил самые необходимые целебные снадобья. Старик склонился над девушкой, осмотрел рану, убрал присохшие к её краям волосы и начал обрабатывать настоянным на травах раствором. Движения его были быстрыми и, несмотря на кажущуюся грубость, мягкими. Он омыл рану, намазал её мазью, положил сверху кусок чистой ткани, затянул его, укрыл девушку тёплой шкурой и повернулся к Кодину, собираясь что-то сказать, но не успел, его опередила Даша. Она заговорила тихо, очень медленно, сначала неразборчиво, а потом, ровно, без эмоций, видимо на них у неё просто не осталось сил.
       - … на нас напали…
       Кодин больше не слушал, да и зачем? Того, что он услышал, было вполне достаточно. Он сорвал висящий на оленьем роге меч, который долгие годы верно служил старику, а потом, такие же долгие годы, отдыхал на стене. Отполированная сталь, выходя из ножен и тускло блеснув в неярком свете, грозно зазвенела, как будто бы меч почувствовал, что на этот раз его извлекли не для тренировки или чистки, а для настоящего боя. Кодин отбросил в сторону ножны и, повернувшись, посмотрел на старика, потом склонил голову и опустился на колени.
       - Будь осторожен, - коротко напутствовал старик, коснувшись рукой головы Кодина. – А теперь, иди.
       Кодин поклонился и быстро вышел, плотно закрыв за собой дверь.
       - И пусть все боги, которые только есть в этом мире, сегодня будут на твоей стороне, - негромко добавил старик и тяжело опустился на край топчана, у ног Даши.
       До деревни несколько километров, и поэтому Кодин спешил, стараясь, как можно быстрее, попасть туда. Он или бежал или почти бежал, в зависимости от того, куда вела его тропинка, вверх или вниз. Всё его существо, всё больше и больше, наполнялось доселе неизвестными чувствами – ненавистью, злобой и жаждой убивать, жаждой смерти.
       Поднявшись на очередной пригорок, за которым древний лес уходил в сторону, уступая огромные территории своей вечной сопернице - степи, превращённой суетливыми людьми в пастбища и поля, и открывая всякому случайному путнику всю дальнюю даль, до самого горизонта, Кодин увидел деревню. Вернее, он увидел густые столбы дыма, поднимавшиеся в небо над тем местом, где ещё недавно была деревня. И тогда, из груди Кодина, помимо его воли, на свободу вырвался дикий, доставшийся в наследство от первобытных предков, нечленораздельный крик. Крик, в котором нет места прощению, нет места жалости и пощаде. Крик, в котором презиралась и воспевалась смерть.
       Когда Кодин, забыв о собственной безопасности, добежал до деревни, там уже было всё кончено. Бревенчатые избы превратились в догорающие костры, повсюду валялись изуродованные трупы и нехитрый деревенский скарб, в котором с упоением копались забрызганные кровью победители, тщательно осматривая всё, что не сгорело в огне. Они, с каким-то тупым упрямством, всё ещё надеялись найти что-то более стоящее, чем старые глиняные горшки, и яростно ругались за каждую мелочь, которая, с их точки зрения, могла представлять ценность.
       Большинство жителей деревни было убито, а оставшихся в живых, низкорослые, сильно кривоногие воины крепко связывали длинными волосяными верёвками, щедро раздавая при этом пинки и зуботычины, показывая, кто теперь здесь хозяин, а за одно, вымещая злобу за малое количество трофеев. Особо непокорным рубили головы, тут же, не задумываясь. Остальных, крича и усердно работая плётками, они поднимали на ноги и выстраивали в ряды, готовясь гнать их на невольничьи рынки, в рабство.
       Воинов с круглыми лицами, приплюснутыми носами и узкими раскосыми глазами было много, очень много, наверное, больше сотни, но это обстоятельство нисколько не смутило Кодина, он даже не думал об этом, полностью отдавшись, охватившему его, боевому безумию. Да и не могло быть иначе, всю свою сознательную жизнь, Кодин помнил о том, что он принц, и том, что принц не имеет права на страх, во всяком случае, за себя.
       Он выбежал из-за горящего дома и бросился на тех, кто, подобно грязным псам, лаясь и рыча, делил небогатую добычу, стараясь ухватить кусок побольше, на тех, кто бил плетьми и без того измученных людей, на тех, кто, смеясь, измывался над совсем ещё молоденькой девушкой, почти ребёнком. И он знал, что весь этот ужас происходит по велению того, кто, расположившись чуть в стороне, с высоты своего главенствующего положения, взирал на происходившее с одобрительной улыбкой на смуглом, покрытом пылью лице.
       Кодин был подобен вихрю, неся недобрым иноземцам смерть и увечья. Воспользовавшись возникшим замешательством, вызванным своим неожиданным появлением, он, в мгновение ока, зарубил или серьёзно покалечил больше десятка узкоглазых воинов. Его меч, истосковавшийся по горячей человеческой крови, то грозно и радостно звенел, сталкиваясь с кривыми мечами противников, то протяжно и тонко стонал от удовольствия, рассекая пополам попавшуюся под его острое жало плоть. Кодин, не сбавляя темпа, ударил ногой в живот бросившегося на него с опрокинутой повозки воина, уклонился от удара слева, одновременно рубанув по ногам стоящего справа, успел перехватить занесённую для повторного удара руку, резко крутанув, сломал её и, не дав упасть, подхватил свободной рукой выпавший клинок, который и решил судьбу своего прежнего хозяина, безо всякой жалости, снеся тому голову. Держа в каждой руке по мечу и легко проткнув двоих, а потом, так же легко, перерезав горло третьему, Кодин неожиданно и громко засмеялся, вспомнив то, как старик сравнил себя с дьяволом и, почувствовав, что сам превратился в него. Его смех, разнёсшийся над полем брани, превратился в единственную существующую реальность, заглушая звон мечей и стоны раненых, заставляя задрожать противников и наводя на них непонятный, необъяснимый ужас. Кодину же, это только придало силы, и он бросился на своих врагов с удвоенной энергией, даря им только то, что они заслужили, даря им смерть. Вспоров живот и отбросив в сторону очередного воина, Кодин увидел, как жители деревни, те, кто мог, воодушевлённые им, срывали с себя верёвки, поднимали валявшееся на земле оружие и бросались в бой. Они, вновь обретя свободу, яростно рубили тех, кто убил их родственников и разрушил дома, тех, кто хотел превратить их, вольных людей, в рабов, и они не собирались прощать. Это тоже придало силы Кодину, и он пошёл, прорубая страшную просеку, к сидящему на коне и что-то непрерывно кричащему, на малопонятном, но благодаря старику, всё-таки понятном языке, степному князю, в богатой одежде и в богато разукрашенной броне. Между ними встало сразу несколько воинов из личной охраны князя, но Кодин, наметив себе цель, не собирался менять свой выбор из-за столь незначительной преграды. Он прошёл сквозь них так же легко, как стальной клинок проходит сквозь мягкую податливую плоть. Они упали, одни молча, другие изрыгая проклятия и стоны, захлёбываясь собственной кровью и криками, страдая от боли и от страха перед неминуемым возмездием, завидуя мёртвым и машинально зажимая непослушными руками не оставляющие никаких надежд, даже при самом благоприятном исходе, смертельные раны. Теперь Кодина от князя отделял только один, бледный, как сама смерть, воин, с дрожащим мечом в дрожащих руках и застывшим в глазах ужасом. Кодин шагнул вперёд и оставил кривой меч в его рухнувшем теле. Больше между ним и князем никто не стоял. Отбив, нанесённый сверху удар, Кодин схватил князя за грудь, вырвал из седла, бросил на землю и поднял меч над ещё недавно могущественным повелителем степных воинов, но не опустил его, решая, что делать дальше, убить самому или отдать суду тех, кому удалось выжить.
       - Кто ты? – выдавил поверженный князь, не спуская глаз с занесённого над ним меча.
       - Я принц Кодин. Я внук того, кого вы называли дьяволом, - медленно ответил Кодин и, приняв решение, одним махом, отрубил князю голову.
       Лишившись своего предводителя, воины перестали быть воинами и побежали, бросая оружие и воя нечеловеческими голосами. В то время как, окрылённые победой, оставшиеся в живых жители деревни устремились за ними в погоню.
       Кодин не побежал вслед за всеми. Он смотрел, но не принимал участия в погоне. Когда же стало окончательно ясно, что победа пришла, Кодин взял меч двумя руками, поднёс его к губам и поцеловал измазанное кровью лезвие.
       Боевое безумие, щедро питавшее его силы, бесследно испарилось, оставив неимоверную усталость и душевную пустоту. Кодин отошёл от трупа князя и тяжело опустился на лежащее рядом с догорающей избой бревно, неосознанно глядя в сторону другого догорающего дома, дома Вишняны, и думая о Даше. Он даже не заметил, как к нему подошла полностью седая женщина, в которой он с трудом узнал жену местного кузнеца Ладу, жившую на самом краю деревни.
       - Я тебе водички принесла. Попей, - сказала она, протягивая кувшин, наполненный чистой родниковой водой.
       Кодин взял кувшин и жадно припал к горлышку, потом отдышался и сделал ещё несколько глотков.
       - Спасибо, мать, - поблагодарил он, возвращая кувшин.
       - Вишняна там лежит, - просто сказала женщина. – А где Даша, не знаю.
       - Даша сейчас с дедом. Это она нам сказала.
       Кодин поднялся и пошёл в сторону указанную женщиной.
       - Здесь.
       Кодин остановился и посмотрел на лежащую перед ним Вишняну. Она была совсем как живая, только на груди расплылось большое красно-бурое пятно. Кодин наклонился и закрыл ей глаза.
       - Мы её похороним.
       - Нет, - Кодин отрицательно покачал головой. – Я отнесу её к деду, и мы похороним её там. Я хочу, что бы и Даша могла проститься с матерью.
       - Может, ей лучше прийти сюда?
       - Нет. Она не сможет. Она ранена. Она приползла к нам.
       - Тогда, мы поможем тебе отнести тело.
       - Не надо. Я справлюсь и сам. А вы лучше похороните остальных. А ещё лучше, помогите ей, - Кодин указал взглядом на девушку в разорванном платье, медленно бредущую вдоль догорающей улицы в сторону реки. – Ей сейчас хуже, чем нам.
       - Спасибо, Кодин, - сказала женщина и низко поклонилась. – Я её не оставлю, - пообещала она и побежала догонять девушку.
       Кодин посмотрел ей вслед, при помощи пояса приспособил за спиной меч и, осторожно, будто бы боясь разбудить, поднял на руки мёртвое тело.
       Он шёл домой, непрерывно думая о Даше, о старике, о том, как они там, без него, неожиданно остро ощутив ту связь, которая возникает между самыми близкими людьми и называется родственной. Плохо закреплённый меч больно бил по спине, руки налились свинцом и онемели, но, не смотря на это, Кодин не сбавил шаг и ни разу не остановился, он спешил. Ему хотелось, как можно скорее, увидеть милых его сердцу людей, услышать их голоса, просто посидеть с ними рядом - ему хотелось домой.
       Дверь была распахнута настежь. Ожидавший его возвращения старик вышел на встречу, расстелил перед домом шкуру медведя и помог Кодину положить на неё тело Вишняны. Старик стал совсем стариком, так сильно он осунулся за этот день.
       - Что с тобой, деда? – с тревогой спросил Кодин, глядя ему в глаза. – Или с Дашей что?
       - Ничего. Всё хорошо. Просто, я испугался. Испугался того, что снова могу остаться один. Старый дурень, - старик виновато улыбнулся. – Но ты поступил правильно, так и надо поступать. А Даша сейчас спит. Намаялась бедная. С нею ничего страшного, меч вскользь прошёл.

        Полностью роман можно найти в интернет-магазинах Литрес, Ozon.ru и т.д.