ФОТО ИЗ ИНТЕРНЕТА
/ Хансу Кристиану Андерсену посвящается /
« Андерсен – удивительный, сказочный цветок мировой культуры, выращенный изысканной и балованной знаменитостями Европой на прихотливой, датской земле».
Я.
Муз. Э. Грига «Пер Гюнт»
Вторую неделю гостевала у нас сырая осенняя погода. Мелкая серая морось, вдруг сменялась редкими порывами холодного ливня, который так же неожиданно скрывался в плотном вязком тумане. И вновь серая морось, как зубная боль, не давала покоя душе.
Наш маленький, экскурсионный пароход застрял в этом кисельном месиве. Работая приглушёнными двигателями и подрагивая всем своим бледным существом, он беспомощно пытался выкарабкаться из неприятной истории.
В каюте было душно и скучно. Я вышел на палубу. Она была пуста, и лишь одинокая фигура пожилой женщины, прячась от бокового нашествия сырости, жалко прилипла к борту, будто забытый старый плащ. Я не стал мешать ей, а, опёршись на борт в нескольких метрах от неё, углубился внутренним взором в невидимую воду, бившуюся своим холодным безразличием в борт нашего затерянного мирка.
- Загостилась тётушка! Не к добру. – Неожиданно я услышал от неё.
Я не понял, какую тётушку имеет в виду женщина, по внешнему виду, ей самой было за шестьдесят, и она вряд ли подходила для роли племянницы.
Незнакомка, видимо, уловила моё недоумение и, немного оживляясь от назревающей беседы, добавила: - Это я о погоде. Так её величают в этих краях за настырный характер. А, в общем-то, она очень добрая и порядочная тетушка!
Одушевлённая характеристика нудной погоды удивила меня и заинтриговала. Я издавна любил сказки, всякие истории. А позднее полюбил легенды, мифы и даже пытался создать, что-то своё. Путь был не близким, и лучшим способом спастись от скуки, была беседа или хороший рассказ.
Я приготовился с вниманием и интересом слушать необычную попутчицу. Она же, чувствуя, что я не уйду, не выслушав до конца, не спешила с повествованием. Не отрывая своего взгляда от серого месива, поглотившего наш корабль, незнакомка спокойным, немного осиплым голосом, начала рассказывать, не то быль, не то легенду.
* * *
Давно это было. Не было ещё ни меня, ни моей бабушки, которая вечерами любила рассказывать сказки и удивительные истории, ни, тем более, этого чудного города; да и людей в этих краях, только что редкий охотник заблудится.
А началось всё из-за этой самой тётушки. Любила она эти места; дикие, суровые! Вот и заглядывала сюда частенько, особенно, когда солнце остывало, и всё ниже и ниже опускалось к зимнему горизонту. Она с подругами такие здесь хороводы водила, что вода морская, деревья, камни, захваченные невиданным вихрем, подымались высоко-высоко и навсегда расставались со своими родными местами. А она, повеселившись вволю и натанцевавшись, уже не спешила вслед за подругами, а оставалась отдыхать и горевать в глубоком, широком, но пустом и неуютном доме, подаренном ей отцом. У неё не было своих детей, а она так сильно их любила! Отец видел её неутешное горе и всегда исполнял все желания и прихоти своей старшей дочери. Он, как любящий отец, прощал ей все её капризы и шалости, а сам всё чаще и чаще задумывался над тем, как помочь её горю. У него было очень много детей. По всему белому свету они разбежались, пополняя, и без того многодетную семью, внуками, правнуками и праправнуками.
На севере жил его старший сын. Тот выглядел ослепительно белым от мертвящего холода своего характера и от ранних седин.
Да – да! Несмотря на то, что он был седым сыном, для вас, молодой человек, он остаётся пра – пра – прапрадедушка. У него тоже было очень много детей, но наша тётушка довольно редко к нему заглядывала; уж очень холодно у него было. А она такая неженка – тепло любит. Одна только средняя сестра тётушки гостила у своего северного брата. Из-за своего склочного, студёного нрава, она не могла долго гостить у остальных своих родичей и знакомых. По любому пустяку она ссорилась с ними и, обозлённая на весь божий свет и побелевшая, вихрем уносилась на север к брату, где подолгу не могла успокоиться.
И вот, однажды, на день рождения отца, (по нашему исчислению, день рождения отмечался раз в тысячу лет), именинник, после множества тостов в его честь, подарков, которым не было конца, после доброго вина попросил старшего сына дать на воспитание своей сестре одного или двух ребятишек.
Брат любил нашу тётушку и пообещал, что сразу же после праздника он отдаст ей на воспитание своего любимца – старшего сына, младшую дочь и других малышей.
Как было обещано, после прощальных слов пожеланий, тётушка стала самой счастливой тётушкой на земле.
Вы бы видели, как она за ними ухаживала! За день успевала всех обойти, всех обмыть, напоить, со всеми поиграть, каждого приласкать, а кого и поругать за проказы. Никого не забывала! Вот она, какая была. Но больше всех, наша тётушка, полюбила старшего племянника. Звали его Онега.
Я хотел спросить рассказчицу, мол, не Онежское озеро та имеет в виде? Но она опередила меня.
Это люди стали называть: «Озеро», «Река», «Болото», «Море». А в те давние времена не было этих странных определений, разделяющих дружное семейство отца.
Так вот, поселила она Онега в своём посветлевшем и похорошевшем доме, и всё свободное время отдавала ему.
Шли годы. Столетия. Онега рос. Мужал. Тётушкин дом стал тесен ему, так он вырос. А хлопотливая тётушка всё опекала своего племянничка, как маленького.
Время, время, время!
Скоро и у него появились дети. Они весело разбегались по окрестностям. Тётушка, в такие минуты, была на самой вершине блаженства, но продолжала лелеять и опекать своего любимца – отца большого семейства, как и в прежние годы. Она хотела ему только добра и, ослеплённая этим, не замечала, что он уже хочет быть самостоятельным.
- Вы тоже уехали подальше от дома, что бы стать по-настоящему взрослым, - обратилась рассказчица ко мне. – Я это вижу по вашим глазам.
Она была права. Я удивился её прозорливости, ведь уже потемнело так, что я потерял её из виду, и лишь слышал, не то её сипловатый голос, не то беспрерывный шорох невидимой воды за бортом судна, поглотившей весь мир.
- Да, - продолжила она, - Онега всё больше раздражала нянькина забота свой тётушки, тем более, в кругу его детей. И они стали ссориться. С годами ссоры разрастались и разрастались, и всё дальше их было слыхать по притихшей округе. Редкая птица, залетевшая случайно, гибла. Тонкие берёзки и могучие ели, и те трепетали, и нередко покидали свои излюбленные места, в горьком безрассудстве ломая свои и чужие ветки и стволы. Всё темнело вокруг, и уже не понять было, где сама тётушка, а где её любимый племянничек. А он ещё более серчал и выходил из себя. Его необузданный гнев ворочал огромные валуны, сотнями валил прибережный лес и рыл глубокие рвы и ямы, где, наконец, успокоившись, селил своих детей.
Не всегда Онега был таковым. Бывал он весёлым и ласковым.
Он, как и всякий любящий отец, обожал своих детей, но заботиться о них так, как это делала его тётушка, он не умел. И лишь за самой первой, самой красивой и стройной дочерью, которую он назвал Свирь, он ухаживал, как ни одна мать и ни один отец на свете.
Тётушка то же не могла насмотреться на редкую, чарующую красоту девушки и души не чаяла в ней.
Всё шло своим чередом. Онега возмужал, дети росли и хорошели, и ничто не предвещало близкой беды.
И вот, однажды, после очередной ураганной ссоры тётушка исчезла. Долго в тот год её не было. Где она была? Никто не знает. Слыхали, будто она далеко на западе скитается. А зачем она туда подалась, неведомо было.
А тётушка тем временем думала, как же ей проучить неблагодарного племянника. Она решила… Но не будем торопиться.
В общем, пока тётушка скрывалась в злобе и ярости далеко от родных мест, в доме счастливого отца – её племенника, любимая дочь расцвела прекрасней и нежней утренней зари. Он, в глубине душе, стал подыскивать своему несравненному цветку достойную пару. Его взгляд всё чаще задерживался на западе, где было много знатных и красивых женихов, достойных её руки, и только выжидал удобного и счастливого часа.
А наша тётушка, как и всякая умная женщина, вернулась неожиданно.
Она знала, что, несмотря на жуткую последнюю ссору, по ней успели соскучиться в доме Онега. А всеобщая любимица Свирь, по ночам немало слёз пролила по тётушке.
В этот день тётушка была, как никогда ранее, добра и внимательна. Всю свою женскую ласку и заботу она отдавала малышам. Это очень умиляло Онега, и он растроганный уходил, оставляя детей под её материнскую опеку. Длительным и тёмными вечерами она, обворожительным голосом, начинала рассказывать им сказки или всякие истории. На самом интересном месте тётушка прерывала своё повествование и уходила прочь, давая волю их детским сновидениям. А уходила она не восвояси, а к Свири, жившей отдельно от остальных; она была уже невестой.
За закрытой дверью, они до позднего часа перешёптывались, точнее, шептала в основном тётушка, а юная Свирь лишь вздыхала, слушая о красивых и смелых принцах, об их невиданных подвигах ради любимых, о пышных и весёлых свадьбах, и о многом другом, отчего девичье сердце трепетало, словно птичка, пойманная в клетку.
В один из таких вечеров, мудрая женщина, вдруг стала рассказывать не про красивых героев выдуманных ею…
- Далеко от нас на западе живёт дядя твоего любимого отца. Он могущественнее и богаче многих королей и царей вместе взятых. А сколько у него детей, ни он сам, ни кто другой не ведает. И живут они почти на всём западе нашей бескрайней земли; на бесчисленных, больших и малых островах. На острове, под названием Фюн, живёт удивительный и добрый волшебник по имени Хосе.
Когда я была у него в гостях, то услыхала, как он поведал одному своему заграничному другу, что знает об одной красавице живущей далеко на востоке. Что только он знает её Судьбу, знает, где живёт её любовь и счастье. Что зовут ту девушку Свирь – дочь Онега!
От последних слов, Свирь вздрогнула, затем покраснела, как вечерняя заря и, вскочив, убежала.
Тётушка облегчённо вздохнула. Она была близка к цели, той самой, коварной цели, которую долго готовила втайне от всех.
На следующий день девушку, будто подменили.
Всегда весёлая и подвижная, она вдруг замкнулась в себе и, уединившись от остальных, с нетерпением ждала вечера. А после захода солнца, Свирь уже спешила закрыться с тётушкой у себя и та всё сильнее и сильнее обвораживала доверчивое сердце, готовое в любую секунду вырваться из груди и улететь навстречу неведомой Судьбе.
Отец, заметив резкие перемены в поведении дочери, забеспокоился: «Не больна ли она?» Но та ничего не ответила и убежала к себе.
Любящее сердце часто ослепляет разум!
Он почувствовал, что изменения произошли с появлением тётушки, и заподозрил ту в коварных замыслах.
Как-то придя к дочери, он стал настаивать на том, чтобы Свирь с тётушкой больше не уединялась по вечерам, и по возможности, избегала встречи с ней.
Несмотря на запрет отца, девушка не выдержала, разыскала тётушку, которая давно ждала её, и со слезами на глазах рассказала о велении отца. Всю ночь они провели вместе; тётушка, как могла, утешала Свирь, а сама была очень довольна в душе от скорой развязки. Она хотела, чтобы племянничек, в своём гневе, сам выгнал дочь из дому, а там уж тётушка позаботиться о ней.
Вскоре она добилась того, что ослеплённое ревностью и непослушанием сердце отца не выдержало, и надолго запретило встречаться дочери с тётушкой. Но мудрая женщина продолжала тайно встречаться с несчастной девушкой, но так, чтоб об этом узнавал её отец.
Расчёт был верен.
Онега вскоре не выдержал и рассвирепел.
Это была не ссора, а невиданная, ураганная борьба двух гигантов.
Огромные волны гнева вздымались до потемневших небес, а рванные молниями злобы клочья чёрных туч проникали до самых глубин старого дома. Могучие ели и сосны с корнями вырывались и, беспомощно цепляясь за сородичей, метались в поисках спасения. Огромные валуны, как игрушечные шары перекатывались во всех направлениях, оставляя за собой мёртвые просеки похожие на рваные рубцы. Поднятая в воздух мелкая галька смертоносной шрапнелью неслась по округе и горе было тому, кто оказывался на их пути; будь то птица, зверь, человек или трава – никого не щадили они, опьянённые масштабностью распрей.
Тётушка знала своё дело хорошо и всё сильнее и больнее рвала его уязвлённое самолюбие. Она знала, что ангельское сердце девушки не выдержит и бросится защищать любимую тётушку.
Представьте, что, как задумала тётушка, так и вышло.
Бедная Свирь! Она вне себя от этой нелепой, безумной ссоры, заметалась в беспомощном поиске спасительного выхода. Она всем сердцем любила их обоих и, чувствуя страшный конец, бросается между отцом и тётушкой. Она с мольбой смотрит на одичавшего от гнева отца, который уже не узнаёт даже её. По щекам девушки горькими потоками льются слёзы. Открытый рот, так и не сумевший ничего сказать, застыл искривлённый в испуге.
…Да, коварней нет безумства от любви!
Немы уста и разум мёртв,
А тело бьется предрассудком –
Животным страхом за себя.
Как жалок тот и как несчастен!..
Прочь с дороги! Убью обеих! – в бешенстве загрохотал Онега.
Это был конец!
Это было последнее, о чём помнила несчастная девушка.
Она в страхе отскочила в сторону и, подчиняясь животному чувству, побежала прочь от пенистого вала, рванувшегося к ней.
Никогда в жизни она так не бежала.
Как огромным и острым ножом вспарывала рыхлый, мшистый слой болотистой почвы, со всего разбега перескакивала через гранитные лбы; и не было в мире сил, которые смогли бы остановить это безумие.
Увлечённая и довольная своей небывалой затеей, тётушка не сразу заметила, что Свирь бежит не в том направлении. Разве могла она предположить, что бедная девушка в испуге забудет всё на свете. Тётушка тут же забыла о рассвирепевшем племяннике и понеслась вдогонку за беглянкой.
- На запад! На запад беги! Свирь!.. – загрохотал на всю округу её обеспокоенный голос.
Она только теперь поняла, что если не остановить девушку, то может случиться, что-то страшное и непоправимое, то, что её проницательный ум никак не предвидел.
…Жестока жизнь, коль ей играют,
И в прах могильный превращают
Затеи и владельцев их!...
Молнией неслась она вдогонку за девушкой.
- Свирь стой! Стой! – словно раскаты грома, неслись обеспокоенные слова над растревоженными просторами.
Тётушке, во что бы то ни стало, надо было остановить сгусток неуправляемой энергии, сокрушающей всё на своём пути и несущийся на собственную погибель.
Она бросает под ноги девушке гранитную гряду, которую и сама не сразу преодолела бы. Но та лишь споткнулась слегка. В суете, тётушка расстилает топкую сеть болот, но и это не задержало беглянку света. Она спешить выставить дремучий частокол из вековых деревьев, но не успевает.
На бешеной скорости, Свирь срывается в чёрный провал расступившейся земли и исчезает с глаз испуганной тётушки вместе с тяжёлым, ненужным приданным, которое она собрала в дороге. Ещё долго ей в след, будто шлейф, в черноту летели захваченные ею валуны, деревья и всякая изувеченная живность. Бездна принимала всё и безвозвратно!
- Вы думаете, куда же это попала бедная девушка, которой пророчили счастливую судьбу?
Не беспокойтесь, она не погибла. Но туда, куда Свирь провалилась, как сквозь землю, было не лучше, чем смерть. Это был некогда глубокий, большой и красивый дом младшей сестры Онега, Ладоги. Той самой Ладоги, которую тётушкин брат дал на воспитание вместе с Онега.
Наша тётушка, увы, как любая одинокая женщина, была большой ревнивицей. Она хладнокровно относилась к Ладоге, когда та росла и стала краше и стройней постаревшей тётушки. Но из любви к её брату, она всё же навещала племянницу, но не докучала излишней опекой. А после ссор с любимчиком, тётушка всё чаще неслась к Ладоге и изливала свою горечь на безвинную голову девушки, которое тяжёлым и едким осадком въедалось в её душу.
Помаешь, время везде идёт незаметно.
Ладога, несмотря на свою чистую, словно родник, красоту, всё же оставалась в девах. С годами она располнела, почерствела душой и сердцем, её дом весь оброс непролазными дебрями. Дороги, ведшие к её дому, затянуло чёрными, гиблыми топями. А она сама н;долго пряталась от чужих глаз на своих излюбленных островах. Злые языки поговаривали, что Ладога устраивает там со всякой нечистью шабаши. Получалось, что она стала ведьмой или ещё, кем-то в этом роде.
Ну, как тут быть спокойной! Ведь именно в этот дом попадает Свирь без чувств; обессиленная и беспомощная. А тётушка, в горе и злобе, мечется над домом старой Ладоги и не в силах помочь несчастной. Она долго рвала и метала всё вокруг, пока не обессилела вконец и не удалилась совсем разбитой и несчастной.
Услышь тогда Свирь тётушку, и всё было бы иначе. Она давно была бы у доброго волшебника, узнала бы свою судьбу на многие годы вперёд и зажила б с любимым счастливой и долгой жизнью; растя детей и внуков, и не забывая родителей. А так, сидит она ныне в глубоком и тёмном подземелье, наедине со своим неутешным горем.
Много воды и слёз утекло с того злополучного дня.
Тётушка опять надолго исчезла. Наверное, у своего друга волшебника Хосе горевала. Её никак не покидала мысль о спасении девушки. Но Ладога была хитра и коварна, вот тётушка и советовалась с мудрым Хосе.
Наша Ладога не со слов знала свою тётушку. Помня о проделках её с Онега, она зорко следила за каждым её появлением у своего дома. Она уже не доверяла ей и не поддавалась на льстивую запоздалую любовь, нежданно пробудившуюся к ней со стороны тётушки. Слишком опрометчиво тётушка вела себя с Онега, и это теперь мешает ей войти в доверие к Ладоге. Каждое появление тётушки выводило подозрительную Ладогу из себя. Она начинала волноваться, ворчать на нежданную гостю и всё норовила скрыться от её назойливости.
Но наша тётушка не могла остановиться на середине начатого дела. Она стала изо дня в день появляться у дома Ладоги. Неотступно следовала за ней по пятам, выводя из себя осторожную старуху. Заставляла ту ошибаться. И постепенно открывались сокровенные тайны островов.
Так тётушке удалось узнать, что Свирь, за всё время заточения, не проронила ни одного слова, за это старуха прозвала её Немой. Что держит та девушку в тёмном подвале, сложенном из глыб тёмно-красного гранита глубоко под землёй и водой, и лишь изредка, безлунной ночью, выпускает её ненадолго наверх. А чтоб пленница не сбежала, Ладога привязывает к её длинной косе огромный серый, гранитный валун, и девушка беззвучно молит холодные, безучастные звёзды о своём спасении.
В эти редкие ночи тётушка издали видит свечение, исходящее из глубины островов. Это светлая и чистая душа жаждет вырваться на свободу. Но как помочь ей, как обмануть неусыпную бдительность недоверчивой старухи?
Проносясь много раз над теми скалами, где редкими ночами горюет привязанная Свирь, тётушка искала тайное послание от пропавшей девушки. Но, то ли сама Свирь не догадывалась оставить послание, где-нибудь в укромном месте, то ли подозрительная старуха, каждый раз, тщательно проверяет после неё скалы. И всё же тётушка, кое-что узнаёт от той же, вездесущей молвы.
Ей удалось узнать, что раз в столетие старуха устраивает невиданный шабаш, длящийся целый год. На нём собирается вся нечисть ближайших окрестностей, и приглашаются заморские гости. Именно в это время можно попытаться спасти Свирь, сильно напоив и усыпив мерзкую тварь, охраняющую день и ночь жуткую темницу.
Всё та же молва, донесла до тётушки, что старая ведьма не раз пыталась соблазнить свою Немую на шабаш, а затем посвятить её всем тайным премудростям колдовства. Что только не предпринимала Ладога, но даже страшные чары и дурманные зелья и те не в силах были проникнуть в сердце и душу влюблённой девушки. Рассвирепевшая старуха заваливала вход в темницу огромными валунами, и целый год из глубины слышался нежный, но печальный голос, схожий со звоном родничка, пробивающегося из-под камня.
Долго и тщательно готовилась наша тётушка к намечаемому шабашу. Она заранее исчезла и нигде не показывалась, чтоб не раздражать лишний раз ведьму и тем самым усыпить её внимание, уделяемое ею предстоящему мероприятию. Тётушка даже Свирь не попыталась посвящать в свои планы, иначе пронырливая старуха учует малейшее изменение в поведении Немой, и всё могло рухнуть, как карточный домик. Рухнуть надолго, а может и навсегда! В этот раз, наученная горьким опытом, тётушка всё учла, и всё приготовила для спасения девушки.
А в это время, старая ведьма, проверив в последний раз вход в темницу и услышав ещё печальнее журчание из-под валунов, довольная и весёлая, поспешила на дьявольскую вакханалию, где её уже заждались, как царицу адского торжества.
На этот раз, шабаш шёл на славу.
Давно столько именитых гостей не собиралось у ней. С первых же минут старинный дом задрожал, заскрипел, ходуном пошёл, и, казалось, что, вот-вот развалиться, раздавив под собою всё живое и неживое. Из глубины дома повалили зеленовато-чёрный дым, бледно-жёлтые пары и фиолетовые струи с грязно-сиреневыми брызгами, каких-то жидкостей, которые даже тётушку заставили сильно кашлять и прослезиться. Ведь она незаметно подкралась к беснующемуся дому и терпеливо выжидала апофеоза шабаша. Когда же дом был готов взлететь на воздух от разгулявшейся нечисти, тётушка, собрав все свои силы, рванулась с ураганной скоростью на старый, но ещё крепкий дом.
На мгновение, дом, острова, и вся округа скрылись под чёрными, сокрушительными валами разъяренной тётушки. А когда они пронеслись, унося за собою жалкие остатки дома, под корень срезанные деревья, огромные валуны, которыми был завален вход в подземелье и раздавленные остатки гулявших, то одурманенная и потрясённая произошедшим старуха не сразу сообразила, в чём причина столь загадочного разрушения и кто именно его совершил.
Немного опомнившись, она сразу бросилась к темнице, в надежде, что успеет задержать Немую. Но огромные валуны, надёжно хранившие её сокровище много лет, будто надувные шары разлетелись во все стороны, а на месте бывшей темницы зияла широкая и глубокая яма, почерневшая от раздавленной мрази и нечисти.
Старуха взревела от бешенства и выпитого зелья. Не разбирая дороги, она бросилась в погоню за беглянкой, которую считала своей собственностью и никак не хотела расстаться с ней.
Она спешила, зная, что Немой не уйти далеко с гранитным приданым, запутанным в длинную косу, но сплошной туман, пущенный тётушкой, и едкие дымы и испарения от разрушенного дома сильно мешали рассвирепевшей ведьме. Но, несмотря на все препятствия, выставленные тётушкой у ней на пути, она настигала свою сокровенную жертву.
Гранитный валун в косе девушки мешал быстро бежать. Он больно ударял в нежные плечи, руки, ноги, цеплялся за всякие выступы разрушенного дома. И всё же спасение было совсем рядом. Да, Свири лучше было бы умереть, чем вновь попасть в колдовские руки ведьмы. Она из последних сил рванулась к спасительному выходу и тут же закричала от нестерпимой боли в голове.
Гранитная «заколка» в её волосах застряла в уцелевших дверях и, как рыбку на крючке, никак не желала отпускать. А взбешённая старуха приближалась. Её дикий и жуткий вопль уже долетал до перепуганной насмерть девушки.
-Не - ма – я, сто – о - ой! Не - ма – я, сто – о – ой! – разрывал воздух и сердце обессиленной девушки дикий голос самой смерти.
Обеспокоенная нежданным препятствием, тётушка бросилась на помощь Свири, но гранитная глыба, заклинившая в выстоявших створках дверей, оказалась и для неё довольно крепким орешком. Она дважды ударила по нему, но он ещё крепче врезался в проём и ещё сильней зажал косу, на которой трепетала Свирь.
Невиданным смерчем надвигалась на мечущуюся беглянку, побелевшая от злобы и скверны ведьма и, казалось, что никакого проблеска нет на спасение. Как вдруг, в руках у тётушки сверкнуло молнией лезвие ножа. Оно трижды полосонуло по красивым и крепким сетям юной жертвы. Освобождённая девушка ещё стремительней понеслась по неведомым просторам, открывшимся перед нею.
Она вновь была свободной!
Старуха почувствовала, что ускользает самое драгоценное, из её дома. Она из последних сил рванулась за своей потерей, и, наверняка, настигла бы Свирь! Но гранитный орешек сыграл с ней злую шутку; он забрал жалкие остатки старческой и колдовской силы.
Девушка с тётушкой были уже далеко, а их всё подгоняло и подгоняло разносимое по свету гулким эхом: - Не – ма – я, сто – о – ой! Не – ма – я! Не – ма – а – а!..
«Не – ва – а – а! Нева – а – а – а!» - искажало и разносило чужое притихшее пространство, затихающие крики цепенеющей старой ведьмы.
Когда последние отзвуки совсем растаяли, как злые чары тьмы, девушка немного успокоилась, тем более, что рядом была её самая любимая тётушка, которую она уже не чаяла увидеть. Повеселевшая тётушка старательно расчищала все преграды на пути к новой, неведомой жизни её любимицы.
Так, вслед за своей спасительницей, юная Нева просто влилась в большой, красивый, гостеприимный дом, где её встречали теплом и радушием.
От самого порога её сопровождали невиданным эскортом родные, близкие и любопытные, немало наслышанные о легендарных приключениях красавицы Невы. Нескончаемые улыбки, поздравления, пожелания были на пути к дому самого мудрого и доброго волшебника на всём белом свете. У него погостили немного на живописном и уютном острове Фюн, вдоволь послушали его чудесные сказки и истории. Наконец-то, узнали о счастливом будущем Невы. И, как оно могло быть иным, после стольких слёз и переживаний, выпавших на долю её чуткой, впечатлительной, но гордой души.
Моя рассказчица неожиданно замолкла.
Я подождал немного и хотел, воспользовавшись паузой, рассмотреть её скрытое лицо, её невидимые глаза и заглянуть в душу, но смолистая едкая пелена надёжно скрывала от меня свою тайну.
Не давая мне сосредоточиться на назревших вопросах, она опять заговорила приятным, шелестящим голосом.
Ещё долго серчала на тётушку старая Ладога. Да и Онега, прознав о её новой авантюре, тоже был не очень приветлив с нею. Но, то была бы не тётушка, если б вскоре не сумела с ними помириться и вновь, и вновь затеять ссоры по всяким пустякам.
А счастливая Нева обручилась с самым прекрасным юношей и зажила с ним, как и предсказывали ей волшебник Хосе и её любимая тётушка; в мире, любви и согласии. В солнечную, ясную погоду далеко видать голубоглазую Неву и стройного красавца. В золочёных коронах шпилей и куполов они смело идут по жизни полные вселенской гармонии, неувядаемой красоты и вечного счастья. Вот они-то никогда не забывают своих постаревших родителей, при удобном случае, вместе с тётушкой, навещают их и устраивают головокружительное веселье на всю округу.
Рассказчица вновь смолкла, будто вспоминая, что-то ещё и, уже обращаясь ко мне, сказала: - Здесь очень сыро, а у вас бронхи слабые, простудите. Идите отдыхать. Спокойной ночи!
Я почувствовал, как колыхнулась чёрная липкая масса ночного тумана и всё новь застыло, поглощённое ночью и осенней сыростью. Постояв в ожидании внеочередного чуда ещё с минуту, я пожелал незнакомой рассказчице спокойной ночи, и сам ушёл в свою каюту, где мои попутчики смотрели второй, а может и третий сон, навеваемый шелестящей ритмом осенних волн за бортом.
Уснул я не сразу. Только в постели почувствовал, как продрог. Всю ночь я не мог согреться и лишь под утро забылся тревожным сном, прерываемым пророческим кашлем.
* * *
Утро было, на редкость, ясным, но затянувшаяся промозглая непогода остудила его запоздалую чистоту. Небо тёмно-голубое, как прозрачный лёд внеземного озера, отполированный до холодного блеска.
Несмотря на ранний час, многие уже стояли на палубе, ёжась от утренней прохлады. Они уже мысленно устремились по невидимым мосткам туда, где вырисовывались линяющие хребты Валаамовых островов, на фоне стальной синевы озера и ледяной голубизны неба. Из корабельных репродукторов звучала вторая симфония П.И.Чайковского. Она гармонично перетекала в Свир;довскую «Метель», в особенности, в её «Пастораль» и «Венчание». От него эстафета переходила «Пер Гюнту» Э. Грига. У меня они всегда ассоциировались с Карелией.
Мы подплывали к островам, хранящим в себе невидимые, колдовские чары старой, ворчливой Ладоги и чистейшую святость Немой. Парящие за теплоходом чайки летели без криков и без привычной суеты, в погоне за пищей. Они были, будто околдованы, не то музыкой, не то красотой чистых, акварельных красок сегодняшнего утра, не то волшебством этих удивительных мест.
Всё ближе становились исписанные цивилизованными варварами серо-красные скалы, поманившие новых паломников к своим открытым и не открытым тайнам. Всё слышней прибой, бьющийся о гранитные обломки некогда бывшей темницы.
Вот и закрытая от ветров, тихая бухта, где среди пожелтевшей листвы и потемневшей хвои броско выделяется «Красный скит». Он походил на лист, слетевший с гигантского клёна.
Теплоход ещё разворачивался своим правым бортом к пристани, а я уже занял удобное место у самого трапа, чтобы ещё раз встретить вчерашнюю попутчицу. Но ни утром на теплоходе, ни днём на экскурсии по острову, ни вечером, я её так и не нашёл, хотя я смог бы узнать её среди сотен пожилых женщин, особенно, по неподражаемому голосу.
На обратном пути, я до глубокой ночи бродил по всем закуткам нашего затерянного среди волн мирка в поисках своей разгадки, но лишь шелест разгулявшихся волн, чем-то напоминал её чарующий голос.
Вот и сейчас, за моим окном идёт холодный моросящий дождь, а мне слышится в его порывистом шелесте завораживающая, немного осиплая речь моей загадочной попутчицы, рассказавшей мне удивительную легенду о Тётушке.
Иногда я думаю: "А не сама ли тётушка это была? Чего только в жизни не случается!"
Ленинград / 17октября 1979-сентябрь1980г. /