«ЕСЛИ БОГА НЕТ, ТОГДА ВСЁ МОЖНО»
Это изречение приписывается Достоевскому, хотя очевидно, что это фраза одного из его персонажей, а Достоевский, как это раскрыл нам М.Бахтин, не говорит устами своих героев, а напротив всё в романах Достоевского «полифонично», все говорит разными голосами, голосами недостоевского. Почти как в анекдоте про Смоктуновского и английскую принцессу, которая просит Кешу взять его как д’Артаньян, как Козанова, как Нагульнов, а потом ненасытная просит: «А теперь, Кеша, возьми меня как сам Смоктуновский». «А сам по себе я импотент», - разводит руками Кеша. Сам Достоевский – кто угодно, хоть жалкий ворчливый антисемит…
Но всё же эта фраза стало широко употребимой и очень часто используется как высококачественный перл, сильный аргумент, как «сила в правде». Но мысль «Если бога нет, тогда всё возможно» не верна. Верным может являться следующее:
«Если Бога нет, тогда два варианта: либо «тогда всё можно» либо человек станет себя вести морально и ответственно, даже если бога нет».
Надо сказать «если бога нет» не самая глубинная экзистенциально-пограничная драма современности. Сейчас чаще затрагивается вопрос об идеологии. Если идеологию отбросить, тогда что? Иные из господ-товарищей повторяют нечто подобное фразе персонажа великого русского реалиста: «Если идеологии нет, тогда тёмная материя и гностический глобофашизм».
Правильный же ответ опять выглядит так: «Если идеологии нет, тогда два варианта: либо темная материя и беспредел, либо человек будет себя вести морально и ответственен, даже если никакой идеологии нет».
Последнее может произойти по двум возможным причинам. Такой человек-таки выстроит некую персональную систему ценностей и поступит согласно своим «тотему и табу», либо тезис «всё дозволено» он прочтёт как ещё одну версию того же «идеологического» влияние, и поступит на свой «хулиганский» вкус: то есть, морально , ответственно, но отнюдь не в духе «все можно».
То есть, за крушением правового общества, когда народы и люди бились за демократию, за благосостояние, за социализм, за мирное сосуществование, науку и прогресс , следует не только беспредел «нынешних», но и нечто ещё. Если кому-то неясно к чему мы клоним, обозначусь полно и открыто. Вернуть мир и счастье «правового общества «( будь то«социализм , демократии или национального суверенитет) , «обмануть всех злых людей» , вернуться в 85 год и сделать харакири Горбачеву, Чубайсу, Гайдару и Ельцину не удастся. Время линейно и необратимо. Все, конечно, это знают и без нас, но почему-то очень многие из этих всех всё же хотят и страстно желают именно этого «возвращения взад»: если не к Сталину, то хотя бы к Брежневу, если не к Брежневу, то к какого-нибудь шведскому евросоциалистическому раю.
Ницше прав, но с поправкой в духе Макса Штирнера: «И бог мертв, и идеологии нет». Первый и самый простой формат такого «освобождения» - конечно, крушение социальных завоеваний, симуляция демократии, гуманизма и прочих благ для «неблагодарных большевицких неумеренно патриотических масс» . Другой формат – это никак не возврат к «розовым мечтаниям» человеколюбивых ядерщиков, потому что, как любит говорить один мой знакомый гений: «Выдавленную из тюбика зубную пасту обратно в тюбик не затолкать». Другой вариант – отвержение беспредела , отвержение «темной материи» и « карнавала» деидеологизации.
Похожая интересная мысль выстроена у индийского мистика Нараяны Махараджа, несколько лет назад ушедшего в лучший мир. Он учил, что идея «Кришной есть бог» – есть «великое препятствие». Он не отвергал ни религию, ни конкретную форму религиозного предания (образно-содержательного материала) . Только центр его религии-идеологии ( на западе известный также как абсолют, абсолютная идея, доминанта, ноосфера, «наше всё», творческий принцип, «автопоэзис» etc.) не выступал как главным образом сила. Он, этот центр, конечно, может проявляться и как сила, но это не суть и не его принципиальная природа. Он, этот «животворный принцип», даёт возможность свободно и самостоятельно действовать даже не просто морально и ответственно, а экстатично, самоотверженно, энтузиастично. Оболочка религиозной легенды-предания, в рамках которого излагал свою взгляды Нараяна Махардж, эзотерична и доступна лишь посвященным. То есть, предание создаёт неизбежную форму, создаёт границу, причём даже «посвященные» не могут этого «великого препятствия» преодолеть.
В учении Нараяны Махараджа «святые» - это не те, кто веруют в Кришну, почитая его как Бога, а те, кому и в голову не приходит ни то, что Кришна - Бог, ни то, что Бог вообще как-то важен. Девушка-пастушка из Вриндавана, увидев четырехрукую форму Бога Вишну в лесу, спрашивает его: «А ты не видел тут мальчика –пастушка с флейтой, не пробегал ли он мимо?» . Обыкновенная человеческая любовь-морковь важнее метафизики и всяких катехизисов.
На языке наших широт это означает: «Бог-бог, а будь САМ не плох». Перед этой народной мудростью, если мы удосужимся расшифровать её смысл, отдыхает и Достоевский и прочие серебряные философы.
Наша возможность быть личностью, активным творческим субъектом, важнее «веры в бога», «воцерковленности». Бесспорно, что возможность творчества, инновационного креатива как раз и говорят об «ограниченности детерминизма» и так называемого «атеизма». Причинно-следственное появление чего-то есть безжизненность, есть видимость движения, инерция. Если есть разум, есть жизнь, даже если есть хотя бы просто бытие, это значит, что что-то произошло из ничего. Причинность – тикающие часы, метроном.
«Бог-бог, а будь САМ не плох» не означает атеизма, эта конструкция говорит о превосходстве творческой самости-субъектности над любым иным принципом, даже самым верхним и самым абсолютным.
Перефразируя чаньскую поговорку «Простой китаец и есть святой человек», подытожим сказанное:
Фраза «Бог-бог, а будь САМ не плох» есть наидрагоценнейший афоризм северно-евразийской мудрости со смыслом, относящимся к классу «сим победиши». Только опираясь на это «САМ», можно преодолеть те социальные проблемы, которые вырастают по религиозным, идеологическим, политтехнологическим или иным причинам. Если человек пожелает опереться на «бога, царя, героя, пиарные технологии, финансовые институты, конституцию, парламент» в ущерб развитию своей собственной личности, то, как говорится у евангелистов, «птицы небесные вас обгонят».
Нас, конечно, в этом очерке интересует не религиозный вопрос, а вопрос о настоящей и будущей социальной формации. Настоящая формация есть пост-правовое общество. То что было раньше называли также модерном (индустриальное общество построенное на рационально обозначенных правовых принципах разного пошива от буржуазной конституции до советской социалистической идеологии). Стало быть, нынешний строй есть пост-модерн. Этот строй в точности с логикой Гегеля переворачивает, отвергает прежнюю стадию. Рациональные принципы перестают быть «правовыми», их «конституциональность» симулируется, идеалы демократии, социальности имитируются, основное сейчас не собственность и охраняющее её право, а деидеологизация, зомбирование, манипуляция общественным и индивидуальным сознанием. Это «последняя» форма эксплуатации, построенная на чистом , разнообразном и любом (лишь бы мышей ловил) отчуждении.
Следующая формация должна перевернуть прежнюю. Политтехнологическая деидеологизация может быть остановлена посредством создания такой ситуации, когда то, на что направлены политтехнология, деидеологизация и прочие нейро-лингвистические технологии, не будет попадаться на удочку всех этих проектов. Гипноз действует, но не на всех. Не действует же он на тех, кто не забывают повторять: «Думай, Чапай, думай!».