К очередному выпуску молодых лейтенантов заранее готовились две стороны. С одной - будущие офицеры-выпускники. Они старательно делали фотоальбомы, никелировали и гравировали взводные каски, шили фуражки и сапоги, драили форму, собирали медные монеты и железные рубли – хлопот и забот хватало по горло. Отдельной задачей был поиск и заказ кабака, разработка сценария и меню для проведения прощального праздничного застолья и сохранение его места проведения в строгой тайне.
По жизни второй взвод, состоявший всего из одной учебной 44 группы, отличался неординарностью мышления и к выбору ресторана отнесся тоже, как учили – творчески, с изюминкой. После долгих совещаний и переговоров, привлечения имеющийся родни, через подставных лиц было зарезервировано помещение ресторации, в обиходе именуемое «Белым Лебедем». Соль и прикол заказа состояли в том, что кабак находился в Стрийском парке, граничащим со стенами родной Системы. По прямой до него ходу - минут пять. Начальство не могло догадаться, что их воспитанники так оборзели, решив отметить выпуск прямо под их носом. Со стороны же правоохранительных органов тоже было все схвачено – отец Арсена Тилибова, заместитель городского батальона патрульно-постовой службы, предоставил в распоряжение выпускников два экипажа ППС на УАЗах, что гарантировало взаимообразную неприкосновенность молодых офицеров и местного населения и своевременную доставку перегулявших до места ночлега с наибольшим комфортом.
Задача же противоположной заинтересованной стороны, в состав которой входили командование училища, комендатура и правоохранительные органы была противоположной. Под всеми предлогами они старались пресечь предстоящие праздничные мероприятия. Мотивация – в стране семимильными шагами идет борьба с пьянством и алкоголизмом и офицеры, а тем более члены партии, не могут участвовать в коллективном употреблении спиртных напитков, а также пресечение возможных нарушений общественного порядка. В ход шли все доступные методы – профилактические беседы с директорами ресторанов и кафе, работа со стукачами (которых практически не было), создание подвижных и пеших тревожных групп, усиленное патрулирование города. Отдельной задачей стояла охрана и оборона исторического памятника Нептуну, находившемуся практически в центре города. Ежегодно выпускаемые моряки, не имея других объектов, символизирующих их безусловное отношение к морским просторам и славному советскому военно-морскому флоту, надевали на бедолагу Нептуна флотские фуражку и тельняшку. И все бы ничего, только им постоянно мешала рука памятника, держащая на отлете трезубец, и именно эта рука иногда серьезно страдала. Ни выставленные военные патрули, ни патрульно-постовой наряд милиции, несущие службу круглую ночь, не могли помешать будущим морским волкам. Наутро Нептун вопреки всему оказывался обряженным. А в последствии народные умельцы из числа курсантов в экстренном режиме устраняли принесенный ущерб, реставрируя морское божество…
После сдачи государственных экзаменов до выпуска осталось три дня насыщенных бытовой сутолокой, веселыми гулянками и ежедневными тренировками. Все шло к логическому завершению, когда неожиданно первому батальону снова «повезло» - новый начальник училища полковник Пушков решил поломать годами и десятилетиями сложившиеся училищные традиции. Много лет подряд молодые лейтенанты на выпуске дважды кидали медные монеты, первый раз, положив медяки под колено при прощании со знаменем, второй раз при прохождении торжественным маршем. Чем задел этот обычай нового начальника - неизвестно. Но бороться с ним он решил самыми решительными шагами. Пряник в данной ситуации уже не годился – выпуск уже был неизбежен, как крах империализма. В распоряжении полковника оставался лишь кнут.
- Тот, кто кинет деньги, - перед строем объявил он, - вместо Германии поедет на Дальний Восток, и так далее. Мы установим телекамеры, и внимательно будем за всеми следить. Для нарушителей немедленно будет пересмотрено распределение и переписаны предписания в части.
- Меньше клуба не дадут, дальше Кушки не пошлют, - решили на коллективной сходке курсанты первых двух рот, и принялись начищать медяки и железные рубли, их блеск также играл весьма важную традиционную роль. Вскоре к решению присоединились моряки, сомневалась лишь третья рота.
А последним торжественным маршем предстояло пройти два раза. Пушкову в очередной раз не понравилось то, что до него в последний раз роты проходили в том составе, в котором учились все четыре года:
-Это не по-военному, - сказал он, - строй должен быть однообразным! А у вас – стадо попугаев. Пехота, летчики, моряки – все в одном строю, а все должно быть однообразным!
Полковника не интересовал тот факт, что в данном составе люди прослужили и промаршировали все четыре года, и что в том строю, в который они встали в первый раз, они хотели, и должны были пройти в последний. Но полковника это не волновало, и лишь ценой огромных усилий и дипломатических переговоров был найден компромисс – в угоду начальнику училища пройти первый раз по родам войск, второй – в «историческом» составе рот.
Наверное, пытаясь сломать сложившиеся до него традиции, полковник хотел показать свою власть или просто страдал ущербным самолюбием и своими поступками лишь подражал плешивому Генсеку, и тоже решил перестроить все старое, не предложив ничего нового и конструктивного. А может, он все делал из личного упрямства или тупости.
И вот наконец пришел день выпуска, но вместе с ним пришло понимание того, что кончилась курсантская безалаберная юность, что через день-два из того единого коллектива, за четыре года прошедшего огонь, воду и медные трубы, не останется и следа. Разъедутся, разлетятся вчерашние друзья и товарищи по всем военным округам и группам войск, и что их ждет дальше, знает только Бог. Уйдут со временем нанесенные обиды, исчезнет затаившееся в глубине на кого-то или на что-то зло и ожесточение, в памяти останется лишь все доброе и юморное, хорошее и смешное.
В долгожданное июльское утро стояла необычайная жара. Весело и ярко светило солнце, отражаясь своими брызгами на золоте парадных лейтенантских погон. Счастливые и довольные выпускники, щеголяя новенькой формой, собирались группами, обсуждая предстоящее мероприятие. Моряки в белых мундирах при кортиках, пограничники, ВВС, ВДВ, внутренние и сухопутные войска наполнили училищный плац. Тут и там мелькали белые, зеленые, краповые, голубые, красные и черные фуражки. По эмблемам в разноцветных петлицах можно было изучать рода и виды Вооруженных Сил СССР.
Чижик по распределению попал в дорожно-строительные войска (туда же попал Арсен Тилибов) и ходил в мундире с черными петлицами и автомобильными эмблемами. Сашкины друзья: Клеппер - распределился в ВВС, Филиппок - в Сухопутные войска (Южную группу войск, Венгрия).
Собрались многочисленные родные и друзья. Их количество, по сравнению с посетителями на принятии присяги, возросло на несколько порядков. Только к Сашке пришло шесть человек, и это был еще далеко не предел. За четыре года многие женились, и, соответственно, к присутствующим добавились жены, дети, тести, тещи и остальная многочисленная родня. Весь этот табор пестрел букетами разнообразных цветов и блестел многочисленными объективами фотоаппаратов и камер. Их сдерживали стоящие в оцеплении курсанты первого курса.
- Батальон! Становись! - скомандовал подполковник Витос.
Вчерашние курсанты непривычно построились в две длинные шеренги. С правого фланга – красные фуражки мотострелков, затем – черные околыши, голубые фуражки ВВС, несколько зеленых фуражек пограничников и краповых околышков внутренних войск, и с левого фланга - моряки.
- Училище, становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на-пра-во! - скомандовал зам. начальника училища и, повернувшись направо, под звуки встречного марша двинулся навстречу начальнику училища.
- Товарищ полковник! Личный состав Львовского Ордена Красной Звезды высшего военно-политического училища для проведения торжественной церемонии выпуска построен! Заместитель начальника училища полковник Бойкин!
- Здравствуйте, товарищи лейтенанты! – прогремел Пушков, с подозрением глядя на застывший строй.
- З-д-р-а-в-и-я ж-е-л-а-е-м, т-о-в-а-р-и-щ полковник! – ревом огрызнулся строй.
- Поздравляю Вас с присвоением первого офицерского звания! – соблюдая воинский церемониал, поздравил начальник училища.
- Ура! Ура! Ура!.. - отозвался строй.
- Вольно!
- Вольно! - продублировал Бойкин.
- Училище! Равняйсь! Под знамя! Смирно! Равнение налево! Боевое Знамя! Внести! – принял команду начальник училища.
Снова загремел оркестр, и, еще не совсем умело рубя шаг, появилась знаменная группа, в состав которой входили курсанты первого, а точнее уже почти второго курса. «Ничего, придет осень, и к очередному ноябрьскому параду будут, как кремлевский полк», - подумал Чижик, движением подбородка слева на право провожая знамя и одновременно рассматривая лица соседей. Ребята со второй роты смотрели на знаменную группу с некоторой долей тоски и осуждения. Нет, не зря их роту называли РПК - рота почетного караула. Вдруг взгляд Сашки наткнулся на взгляд Севки Климкина, тот озорно улыбнулся и, кивая на знамя, подмигнул. Подмигнул в ответ и Сашка, ведь только несколько курсантов взвода из всего училища обладали невероятными сувенирами – бахроминками Боевого Знамени. Шаловливый Севка по прозвищу Кот, вечный часовой поста номер один, в последнем карауле умудрился через стыки пуленепробиваемого стекла надергать немножко бахромы со стоящего там знамени и раздать их друзьям, которые спрятали драгоценные сувениры в партийные билеты.
- Вольно. К вручению дипломов и нагрудных знаков приступить!
Вынесли столы, покрытые красным бархатом, на которых уже были разложены дипломы и нагрудные знаки. Процесс, как говорил пятнистый Генсек, пошел.
Сашке диплом вручал бывший заместитель начальника училища полковник Кабзев.
По многолетней устоявшейся привычке Сашка доложил:
- Товарищ полковник, курсант Чижик для получения диплома прибыл!
- Ты уже лейтенант, сынок. Удачи тебе, - сказал он, вручая Чижику диплом и нагрудный знак. - Служи.
Этот незабываемый момент успел сфотографировать дядька Витя, обвешанный тремя фотоаппаратами, экспонометром и благоухающий свежим перегаром.
Вылитый папарацци, блин - подумал лейтенант, становясь в строй.
Наступил момент прощания со Знаменем.
Боевое Знамя вынесли на центр строя и к нему был вызван один из золотых медалистов, обладающий большей фотогеничностью, чем его коллеги.
Удар в большой барабан – знаменосец наклонил Знамя. Правые руки бывших курсантов резко скинули головные уборы и синхронно бросили их на сгиб левой руки.
Снова удар в барабан – строй опустился на правое колено и склонил головы. Свободные правые руки тем временем незаметно в абсолютной тишине укладывали под коленный сгиб медные монеты.
Удар – строй поднялся, а монеты с мелодичным звоном посыпались на асфальт плаца.
Удар – фуражки опять на голове, а с трибуны кисло жмурится начальник училища.
- Реформатор хренов, - подумал вместе со всеми, широко улыбаясь, Чижик, - что съел?
Выпуск катился по устоявшейся программе – поздравительные речи командования, ветеранов, родителей, ответная речь выпускников.
- Батальон! Равняйсь! Смирно! К торжественному маршу! Первая рота прямо, остальные напра-во! Шагом! Марш! – Прозвучала последняя команда комбата, и под звуки «Прощания славянки» роты двинулись вперед к финишной прямой.
Трибуна приближалась.
- Рота! Смирно! Равнение направо! – скомандовал ротный.
- Счет! – гаркнула первая шеренга.
- И-и-и р-раз! - под общий крик, правые руки, резко прекратив взмах, прижались к бедру, одновременно приподнялись и повернулись направо подбородки.
Пружинисто печатая строевой шаг, рота прошла мимо трибуны с улыбающимся начальством и высокими гостями.
- Рота! Вольно!
- Счет! – повторно рявкнула первая шеренга.
- Вот! И…! – Затянув паузу, проревел строй и поставил крайний штрих, - Все! – одновременно головы повернулись прямо, правые руки резко пошли на отмашку и, достигнув верхней точки своего движения, метнули вверх пригоршни медной мелочи.
Начищенные монеты, вращаясь, взмыли вверх, и, блестя под лучами солнца тысячами золотых бликов, с мелодичным звоном посыпались на черный асфальт. Финиш!
Сашка знал - со стороны, да еще при ярком солнечном свете зрелище выглядело просто завораживающе.
-Ура! Браво! Молодцы! – протяжно прокатилось по толпе зрителей, хлопали ладоши, плакали матери, сыпались цветы. Множество детей, сдерживаемых оцеплением, порывались собирать монеты. На эти же монеты, как на заслуженный приз, с вожделением смотрели несколько первокурсников с метлами, назначенные вовремя убрать после торжественных мероприятий плац. Конкуренция!
- Вот! И…! Все! – прошла вторая рота.
Третья рота прошла, не бросив монет, лишь несколько человек последовали многолетней традиции.
- У…. чмори! – загудели между собой первая и вторая роты, - молодцы морячки, - наблюдая за потоком мелочи, - все пропьем, а флот не опозорим.
Наконец все были распущены, и молодые лейтенанты встали на крыльце центрального учебного корпуса, чтобы сделать прощальный снимок в составе взвода. Затем уже все вместе, с родней. А затем индивидуальная фотосессия. Молодые лейтенантики петушились, щеголяя новенькой парадкой, тут же прокалывали кителя и вешали на правую сторону груди свой первый ромб.
Сашка ненадолго (впереди небольшой семейный банкет) попрощался с матерью, теткой, дядькой и знакомыми и убежал восвояси, ведь впереди было еще много дел. Надо получить удостоверение личности офицера, жетон, предписание в часть, отпускные деньги. Документы и деньги выдавали ротные офицеры в различных помещениях поближе к плацу. На подходах к этим помещениям в ожидании выпускников уже дежурили многочисленные курсанты в надежде заработать рубль-другой, причитающийся первому, кто успел отдать воинское приветствие молодому лейтенанту. И отдавал этот юбилейный железный рубль лейтенант, отдавал, не жалея, отдавая не деньги, а дань традициям, своеобразную эстафетную палочку. Вообще, в этот день скупиться было дурным тоном. Офицерам роты оставляли каждому по пятерке, а предыдущий выпуск, скинувшись, купил комбату запорожец. Но чувство справедливости всегда торжествовало, и наглый прапорщик-курсант, который, оттеснив более молодых конкурентов, занял самую выгодную позицию у штаба и, наживаясь, стрелял рубль за рублем, получил несколько тумаков и внепарламентскими выражениями был отправлен восвояси. Хорошо, когда сам далеко пошел, хуже, когда далеко послали.
Уходил Чижик через гостевые ворота вместе с сокурсником из третьей роты, в отличие от Сашки – коренным новгородцем, уже женатым и с дочкой. Шли по брусчатке улицы Гвардейской. Улица плавно уходила вниз, и стены ставшей за четыре года почти родной Системы также плавно уходили из вида.
Пройдя до боли знакомым маршрутом к улице Ярослава Мудрого, Чижик поднялся на четвертый этаж. Дома у тети Веры и дяди Вити уже все было готово. Стол ломился от бутылок и блюд. Вручив заранее купленные и припрятанные подарки родне, Сашка присоединился к застолью. Но дома не сиделось, хотелось быстрей к своим ребятам. Родных он еще увидит, а вот когда придется увидеть друзей? Выпив несколько рюмок, выслушав поздравления и поблагодарив всех в ответ, спустя непродолжительное время, он оставил домашнею компанию. Предстояло еще зайти за знакомой. Идти, правда, было недалеко - подняться этажом выше. За полгода до выпуска бывший курсант сознательно порвал все связи с девчонками, поддерживая знакомство лишь с Наташкой с пятого этажа. Именно с ней он и пошел на оставшееся мероприятие.
В ресторан все прибыли, как и договаривались. Каждый был с особой женского пола. Не важно – жена, подруга, сестра. Все должны быть с дамами, дабы не возникало конфликтных ситуаций. Пришли заранее, до назначенного срока. Официанты еще не успели вывести запозднившихся посетителей, которым было объявлено – учреждение с 18 часов на спецобслуживании. Те, в свою очередь, не ожидали увидеть такое количество лейтенантиков, щеголяющих парадной формой всех родов и видов войск.
Последним прибыл начальник кафедры научного коммунизма полковник Маркович с супругой – единственный, не испугавшийся возможных репрессий, старший офицер.
- Взвод! Становись! – последний раз подал команду замкомвзвода бывший старший сержант (теперь уже лейтенант) Здих.
Все построились по отделениям, в свободном от столов пространстве буквой «Г». В центр была внесена никелированная каска с выгравированным списком взвода. Здих прошел вдоль взвода, и каждый кидал в каску по две звезды и нагрудный знак с накрученным на него личным жетоном. Все это залилось водкой. Водку покупал единственный золотой медалист Эльдар Сураев. Влезло более двух литров.
- За нас с вами! Чтоб встретиться! – Здих первым отхлебнул из каски и передал командиру первого отделения.
- Чтоб все было! – хлебнул Родька Кононов, и передал каску следующему.
Под тосты с шутками и прибаутками неординарный сосуд дошел до крайнего в третьем отделении. Им оказался невысокий, почти не употребляющий алкоголя, плотный Вадька Неживный. На его долю выпала особая и почетная задача. По традиции, он был обязан употребить оставшийся напиток до последний капли. А оставалось больше стакана, но Вадька с честью выполнил ритуал, и на время, оправдывая фамилию, выбыл из строя.
Затем слово представили полковнику Марковичу, единственному из мужчин, одетому в наимоднейший костюм-тройку. В таком виде полковник напоминал польского мелкопоместного пана, годов этак, конца тридцатых.
Под недоуменные и ошарашенные взгляды попавших на неожиданное шоу посетителей, которых официанты вежливо уже выпроваживали к выходу, Маркович вышел перед строем с большой рюмкой в руке. Пан, как действительно за глаза его называли курсанты, был человеком незаурядным и крайне интересным.
- Товарищи лейтенанты! Прошу вас извинить меня, что прибыл на ваше торжество не в парадном мундире, а в гражданском костюме. Поверьте, это не от страха за свою карьеру и партийную репутацию. Я просто не хотел смущать вчерашних курсантов своими большими звездами. Но буду краток. Я прослужил уже более двадцати лет. У меня служат два сына – один старший лейтенант, а второй ровно через неделю, как и вы, наденет первые звезды. И выпить я хочу за одно! За нас! Господа офицеры!
-Ура-а-а! – Рявкнуло двадцать семь глоток. – За нас!
Последние посторонние посетители опасливо по стеночке покинули кафе.
С шумом и гвалтом личный состав бывшей сорок четвертой группы (она же - второй взвод первой роты первого батальона ЛВВПУ) разместился за столом.
И пошло первое офицерское застолье! Полней бокал!
- За ВВС!
- За СухВО!
- За ГСВГ и ЦГВ!
- Ты меня уважаешь?!
- И я тебя уважаю!
- Потанцуем, Оля?!
- А помнишь, Витька?!
- А давай еще по одной!
- А давай!
Вот уже все без галстуков и кителей. Стучат ножи и вилки, звенят рюмки и бокалы. Кто-то уже кимарит в уголке дивана, набираясь сил для дальнейшего веселья. Тихо и незаметно уходит полковник, а на смену ему, тоже в гражданке, подтягивается бывший взводный Котелков вместе с ротным, и все тянутся чокнуться с бывшими командирами. При всех их недостатках они все же хорошие мужики и через полчаса после такого проявления уважения, ротный увозит пьяно и счастливо улыбающегося Рыжего на такси.
Играет музыка, один за другим меняются бешенные изгибы быстрых и плавные - медленных танцев. Гаджи на бис танцует лезгинку. Поют песни, причем украинские народные без видимой причины сменяются то строевыми, то эстрадными. Наяривает баян, бренчит гитара. Но силы не безграничны, народ постепенно устает, и вот уже кого-то повели к УАЗу и в сопровождении жены отправляют домой. Отряд не замечает потери бойца.
Сашка выходит из душного прокуренного помещения одноэтажного кабачка на свежий воздух. Все словно во сне. И без того хмельную голову пьянит аромат лип и кленов Стрийского парка. Веется дым сигарет. Он счастлив и пьян, все вокруг, как в замедленной съемке. Все люди - братья и сестры. К нему подходит Арсен:
- Саня, поехали к деду, на Левандовку, в саду с дедом и отцом посидим, вина попьем, шашлык пожарим. Приезжай, а?
- Поедем, Наташка? – Чижик опирается на временную, взятую для кабака подругу. Поедем, Арсен! Поедем, дорогой! - не дожидаясь ответа Наташки, кричит Сашка и его не пугает бандитская слава удаленного трущобного района.
- Я поехал, а уазик за тобой позже пришлю, - ответно обнимается Арсен.
До закрытия выдерживают не многие. Уже ушли вместе с подругами Филлипок и Клеппер, и официанты начинают намекать, что ресторан заказан только до двенадцати. Несколько пар остается, а Чижик забирает две причитающиеся им непочатые бутылки водки и, сунув одну в сумку Наташки, а другой, помахивая в руке, направляется восвояси.
Ночной холодный воздух бодрит, и Сашка обнаруживает отсутствие милицейской машины.
- Да хрен с ней! На такси доедем! – и парочка направляется через темную аллею к сверкающей огнями фонарей Стрийской улице.
Час ночи. На улице ни души и полное отсутствие машин. Наконец, появляется мигающий свет фар. Сашка выходит к краю тротуара и машет рукой. Машина останавливается, из нее высовывается мужик и, присмотревшись, цедит сквозь зубы:
- Пошел на х…, лейтенант. – и машина дергается с места.
- Сам ты пошел на…! – орет ему вслед оскорбленный до глубины души Чижик, но, тотчас забывая об инциденте, оборачивается к далеким огонькам следующей машины. Все люди братья. Их ждет Арсен и его отец Музафеддин Шарафиндинович.
- Са-а-а-ша! – истошный крик режет ухо. Сашка успевает обернуться и нацеленная в хребет или затылок монтировка лишь соскальзывает по погону. Замедленное кино заканчивается, и Чижик на автомате бьет нападающего бутылкой по башке. Не до сантиментов, и гаденыш, выронив монтировку впечатывается в асфальт. Из машины со стороны водителя выбирается еще два, но сразу ныряют обратно и машина рвет с места.
Как в американском вестерне из-за холмов появляется кавалерия, так, сверкая проблесковыми мачками, у тротуара тормозит патрульный уазик.
- Вы лейтенант Чижик? – спрашивает милицейский старшина и, получив утвердительный ответ, коротко бросает, - быстрей в машину, вас майор Тилибов ждет, - экипаж ППС, не обращая внимания на лежащего, не выключая мигалки, катит в Левандовку.
У Чижика мигом слетает хмель. А если я его прибил? Ни хрена себе выпускной, с погонами в клеточку и мундиром в полосочку, вместо клуба - на нары.
- Мужики, - уже на месте, вылезая из машины, попросил Сашка и всунул старшине оставшуюся бутылку, - сгоняйте, посмотрите того мудака, жив хоть или нет?
- В чем дело? – встречающий гостей майор, получив объяснение, дает энергичный инструктаж, и экипаж, завывая сиреной, скрывается из виду.
- Да брось ты, Саня, все в порядке будет – успокаивает друга Арсен, садись.
Дощатый стол под навесом в саду у небольшого деревянного домика уставлен бутылками и закусками. Рядом тлеет углями мангал. Уютно за столом, но неуютно в душе.
- Второй, второй. Я Байкал, прием, - пищит рация у майора милиции.
- Второй слушает. Прием, - отвечает отец Арсена.
- Второй, все в порядке, мужика нет. В больницы никто не поступал, прием.
- Спасибо, Байкал, конец связи, - лицо майора светлеет, – а ты боялся. Давайте, выпьем лейтенанты! За нее, за удачу!
- За него! За успех! – отвечают Сашка с Арсеном, а над верхушками деревьев, за кромкой пенистых облаков уже начинает алеть новый рассвет.
- Давай выпьем, Арсен! Сегодня наш день!
Следующие два дня компании молодых лейтенантов, редея, метались на такси то в аэропорт, то на ЖД-вокзал. Звучали прощальные пожелания и обещания скорой встречи. Полные радужных надежд и пьянящих перспектив разъезжались бывшие курсанты в отпуск, чтобы потом прибыть в назначенное время в свои части.
Счастливые, никто из них не мог себе представить даже в самом страшном сне, что через несколько коротких лет будет развал Советского Союза и Советской Армии. Что, наплевав на мнение своих народов, жаждущие стать суверенными руководители бывших советских республик расчленят и раскромсают тело бывшего могучего государства. Острым лезвием пера резанут по историческим, родственным и дружеским связям. Судьба разбросает выпускников по разным государствам, а в этих государствах по разным министерствам и ведомствам, что многим придется уйти со службы.
И никто еще не знал, что вскоре, ставшая самостийной Украина, ликвидирует то, что их всех объединяло и роднило, что не станет родного Львовского Высшего Ордена Красной Звезды Военно-политического Училища, а будет целая Академия сухопутных войск Украины. Но неизменным останется на карте города исторический адрес – улица Гвардейская, 32.
И останется в душе чувство пьянящей молодости и здоровья, единства, дружбы и братства, и все же останется, вопреки воле политиков и национальных интриганов, неподвластный законам таможен и границ Союз. И имя ему – выпускники ЛВВПУ!