Бега, губа
Бегать Чижик любил, как многие в училище. Он вместе с Шубой вставал на час раньше и, перепрыгнув через забор, бегал в Стрийском парке. Тишина, свежий воздух, спуски и подъемы, клены, липы, пруды и белые лебеди в них. Старинный и огромный парк очаровывал своей красотой и постоянно манил. Особенный тонус и пикантность придавали пробегающие порой мимо молоденькие спортсменки. Их разноцветные костюмы очень оригинально смотрелись на фоне слегка светлеющей утренней зелени. Таким спортом можно заниматься неимоверно долго.
В тот злополучный день Шуба стоял в наряде и, соответственно, оставшись без напарника, Чижик бегал один. Окончив утренею пробежку, он подбежал к забору Системы. Нарушив устоявшийся порядок, он решил перепрыгивать забор не в районе спортивного городка, а около только что введенного в строй переговорного пункта.
Едва только ноги курсанта коснулись земли, из-за угла вынырнула тень старшего лейтенанта Юркина, бывшего в тот день помощником дежурного по училищу. Данный субъект люто ненавидел курсантов второго взвода, так как являлся командиром первого. В тот день он решил поквитаться с конкурентами по полной программе и, сидя в засаде, выжидал удобного момента. Таким моментом и явился Сашка, свалившись буквально на голову взводному. Тот возликовал и, долго не думая, поволок злополучного курсанта к дежурному.
Скандал разгорелся по полной программе. Дежурный моментально доложил о происшествии на самый верх. Ротный и комбат, сами получив «фитиля», затем долго воспитывали в нецензурных выражениях сначала взводного первого взвода, попортившего статистику и имидж роты и батальона в целом, а затем и самого виновника «торжества».
Но факт есть факт, и получивший от комбата трое суток ареста Чижик, посетивший врача, расписавшись в том, что помылся в бане (грязных, вероятно, на губу не пускали) в сопровождении старшины отправился на дежурной машине отбывать заслуженное наказание.
Сдав самого арестанта, записку об аресте, старшина отправился в родные пенаты, а Сашка приступил к увлекательному процессу изучения быта губы изнутри. С противоположной стороны ему уже неоднократно приходилось видеть жизнь арестантов. Но это был взгляд с другой стороны колючей проволоки, взгляд конвойного, часового или выводного. А, как известно, как гусь свинье не товарищ, так и губарь не товарищ сторожу.
Гауптвахта находилась практически в историческом центре города на территории гарнизонной комендатуры. Она была скрыта высокими, старинными, в готическом стиле, домами. Сколько ей конкретно лет, не было известно, однако, во времена Австро-Венгрии, царской России, а затем при поляках ее предназначение практически не менялось.
Начальник губы встретил Сашку ласково и, пообещав недолгое, но весьма увлекательное времяпрепровождение, с ходу назначил его старшим камеры.
- Ни хрена себе, - подумал тот, - не успел в камеру попасть, а уже карьеру сделал, карьерист несчастный.
Пройдя процессы изъятия ремней, документов и личных вещей, и процедуру личного обыска под руководством зам. начальника губы, молодого светловолосого лейтенанта, Чижик был водворен в камеру, обещавшую стать на ближайшие трое суток родным домом.
Сумрачный, едва освещенный коридор с камерами, находящимися на втором этаже, с тяжелыми металлическими дверями, снабженными глазками наблюдения, был насквозь пропитан запахом человеческих испражнений, портянок и немытых тел. Стены самой камеры, размером четыре метра на четыре, были традиционно отделаны шершавым цементным раствором, исключающим любую попытку настенной живописи или надписей. Да и у арестантов неоткуда было взяться пишущим или царапающим предметам. Напротив двери, под зарешеченным окошком, располагались сплошные нары из неструганных досок, на которые, при желании, можно вместить человек пятнадцать. Камера пустовала, но не по причине отсутствия народа, а по причине того, что в Советской Армии не принято наказанным предаваться безделью. С утра все арестанты были распиханы по всевозможным тяжелым и грязным хозяйственным работам, каких в гарнизонном хозяйстве было превеликое множество, а желающих получить бессловесную и бесплатную рабочую силу - еще больше. Исключение составляли только подследственные, осужденные и офицеры, имеющие свое отделение на первом этаже.
Побездельничать, правда, не удалось, и вскоре Сашка был отправлен чистить отхожее место, где благополучно прокантовался до ужина.
На ужин было голая перловка, кусок солдатской черняги и кружка чуть подслащенной бурды под гордым названием чай. Все это было в склизкой алюминиевой посуде времен царя Гороха, что вовсе не способствовало поднятию аппетита, но Чижик, зная, что его ждет, заранее плотно подзаправился в Системе. После ужина – 5 минут на отправление естественных надобностей, и ожидание вечерней поверки. Поверка на губе - процесс весьма оригинальный. Губари, находящиеся в камере, выстраиваются впереди нар на одной линии и с нетерпением ждут начальника караула в сопровождении писаря гауптвахты. Ожидание длится пропорционально степени вредности последних. Вот долгожданно лязгнул замок и в камеру вошел начкар в сопровождении писаря и выводных.
- Смирно! – во всю силу заорал Сашка и, сделав шаг вперед, доложил – товарищ лейтенант, камера №2, в строю девять человек, отсутствующих и больных нет. Старший камеры курсант Чижик, арестован на трое суток командиром батальона.
- За что? - полюбопытствовал лейтенант-связист, наверное полгода назад сам еще носивший курсантские погоны.
- Самовольная отлучка, товарищ лейтенант, - вдаваться в подробности Сашка не стал, все равно всего не объяснишь.
- Плохо. Очень плохо, – подытожил начальник караула, сверяя количество наличных голов с пластиной, на которой ежедневно писались фамилии арестантов и их расположение по камерам. – Отбой.
Девять человек, проделав акробатический прыжок, с грохотом приземлились на нары и неподвижно застыли. Дверь закрылась, лязгнул замок. Отбой.
В первую ночь катастрофически не спалось, жесткие нары, непривычность обстановки не способствовали сну. Вдобавок, мучили постоянный сквозняк и мерный стук подкованных сапог часового-связиста. Под утро холод сделал свое дело и нестерпимо захотелось в туалет. Но по собственному опыту Чижик знал, что персонально его в туалет, находящийся на первом этаже, никто выводить не будет, поэтому, сжав волю и мочевой пузырь в единый кулак, ждал подъема. Зато коллективная утренняя пробежка всей камерой со второго этажа на первый и последующий за этим процесс доставили истинное наслаждение. Иногда осознаешь, как мало порой надо человеку для счастья.
После завтрака, ничем не уступающему по качеству ужину, последовал развод на работы. Курсанту вместе с пятью сокамерниками достался окружной госпиталь, куда в сопровождении конвойного они вскоре и были доставлены машиной комендатуры.
Задача, поставленная толстым госпитальным прапорщиком, была чрезвычайно проста и почти привычна – выкопать участок канализационной трубы между одной из хозяйственных построек и сточным люком. Но ее выполнение осложнялось наличием всего трех тупых лопат, одного лома и зарядившим с неба противным моросящим дождиком. Правда, со стороны охраны проблем не возникло – конвойный солдатик-связист второго года службы оказался понятливым малым, без нужды не возникал и постоянно делился куревом (губарям, в отличие от зеков, курить запрещалось).
Невыполнение задачи грозило продлением ареста, и, волей-неволей, ее пришлось выполнять. Глиняная жижа под ногами противно чавкала, ноги постоянно разъезжались и промокли буквально через полчаса работы. Вдобавок, подкопанная проржавевшая труба добавила грязи, а главное, весьма своеобразно благоухала. Стоящий кругом аромат, мешающий дышать и пропитывавший одежду, рабочему настрою не способствовал.
- Ты с какой части и за что сидишь? – задал вопрос Чижик невысокому толстенькому солдатику, так как раньше времени познакомиться с сокамерниками не представилось.
- Со школы военных поваров. Какая-то сука ящик консервов сперла, а меня на пять суток посадили. – Солдат с остервенением сплюнул в углубляющуюся траншею, - Двое уже прошло. А ты?
- Да спортом чуток позанимался, как раз на трое суток. – Чижик протянул руку. – Саня.
- Серега, - ответил рукопожатием будущий кулинар, - я с Урала, а ты?
- Да отовсюду понемногу, родители военные, вот и пришлось помотаться. Ты с самого начала во второй? – Ничто так не сближает, как общее напасти.
- Да ничего камера, сидеть можно, главное к выходу близко, проверка быстро приходит, да и народ спокойный. Вот, два узбека с полка внутренних войск тоже со мной сидят, с одного дня и еще мотострелок с Железной дивизии, - кивнул повар на долговязого светлого солдатика.
- За что сидите, аксакалы сердешные? Командиру харакири сделали? – спросил Чижик хлопкоробов.
- За дорога сидим, - почти хором ответили дети красного востока.
- Какой такой дорога? – Заинтересовался Сашка, - Дорогу что ли заминировали?
- Да-а-а это, в клуб длинный дорога ушел, длинный-длинный, шесть метров, - грустно щуря глаза, произнес ближний узбек, – а куда ушел, не знаю.
- Да он в клубе с напарником дневальным стоял, а во время их смены кто-то в коридоре ковровую дорожку увел. Вот их сюда и определили, как в нашем анекдоте.
- Каком анекдоте? – Чижик с детства их обожал и не упускал случая пополнить имеющийся запас. - Давай, трави, время быстрее пролетит.
- Да приходит, понимаешь, проверка на продовольственный склад, а там кладовщиком земляк этих, - повар кивнул на копошащихся в яме узбеков. - Смотрят, а крупы гречневой нет. Где, спрашивают? Мыши съели, говорит узбек.
- А сахар где? Мыши съели - невозмутимо отвечает тот. А консервы где?! - пытает комиссия кладовщика. - Мыши съели, снова отвечает тот.
- Да как они могли консервы-то прогрызть? Они же мыши! Под трибунал сволочь пойдешь!
- За что ругаешься, начальник, - испуганно отвечает узбек? - Зампотыл - Мыша, начпрод - Мыша, командир - Мыша. Вот Мыши все и съели.
Так с шутками и прибаутками подошло время обеда, и во двор, чихая и фыркая, вкатился газончик комендатуры с так называемыми продуктами питания. Свежий воздух, моросящий дождь и физический труд подзадоривали молодой аппетит, и даже арестантская еда казалась почти уже съедобной. И то, что есть приходилось шестерым из одного бака, по ошибке названного кем-то армейским двадцатилитровым термосом, из которого уже кто-то успел похлебать и похлебают еще другие (похвальное проявление экономии на столовой посуде) – все это уже не вызывало отвращения. Голод не тетка, губарь – не человек.
Посидев после обеда с десять минут, арестанты снова принялись за работу. Сашку заинтересовал молчаливый мотострелок, не сказавший за день ни одного слова. Повар про него ничего не говорил, кроме того, что по его приходу тот уже был в камере.
- Пехота, ты чего все молчишь? Рассказал бы, за что срок тянешь.
- Десять суток за штык-нож получил, - ответил тот, вяло копаясь в грязи лопатой. - Дневальным по автопарку был, по машинам лазил, вот и вывалился где-то, или спер кто-то, пока спал.
- Нет в армии слова сперли или украли – есть слово про…бал, - напутственно произнес курсант с высоты своего армейского опыта. - Лучше за казенным имуществом следить надо, - и сразу вспомнил недавний случай.
Дело было на инструктаже караула, в который готовилась заступать группа. Инструктаж, как и положено, проводил командир роты, но, зная, что все уже за два с половиной года знают все наизусть, он развлекался. Развлечение состояло в том, что, взяв штык-нож у замкомвзвода, он, вспоминая десантно-штурмовые навыки, кидал его в дерево. Штык-нож то втыкался, то нет. Курсанты явно посмеивались, а ротный разъярившись, промазал мимо дерева, и нож с силой плашмя, долбанувшись о бетонную стену, разлетелся на куски. Как он потом метался, чтобы замять инцидент! В результате умельцы с оборонного завода, на котором работали родственники одного из курсантов, сварили и склеили злополучный предмет так, что он ничем не отличался от нового.
Время, тем временем, шло, дождь усиливался и разговаривать не хотелось. Все с облегчением дождались машины комендатуры и поехали «домой», там хотя бы под крышей.
Вечер и ночь прошли по прежнему сценарию, только промокшие под дождем ноги и обмундирование доставляли определенное беспокойство.
Да, - подумал Сашка, – на гражданке после такого «маленького» душа и «теплой», дощатой постельки болел бы неделю, а так, вроде, ничего, терпимо, на войне – как на войне...
Следующий день, который довелось провести в той же компании, принес неожиданную халяву. Они попали опять в госпиталь и опять в распоряжение того же толстого прапорщика. До обеда они перекидали несколько десятков мешков с грязным бельем и несколько часов наслаждались на весеннем солнышке, ожидая работодателя, который появился после обеда. Озабоченный какими-то собственными проблемами, прапорщик явно не знал чем их занять и отправил в помощь кухонному наряду чистить картошку. Старая солдатская пословица гласит – подальше от начальства и поближе к кухне, полностью себя оправдала. Работой их особо не нагружали, а в конце дня сердобольные вольнонаемные поварихи накормили их так, что ужинать никто и не стал.
Сашка подозревал, что начальство губы, в лице лейтенанта, (господи, интересный каламбур) зам. начальника, питало к нему определенную симпатию. Курсант третьего курса, единственный курсант на губе, через год - офицер, почти коллега.
Подозрения подтвердились в последний день отсидки, когда лейтенант в ожидании освобождения забрал Чижика в свою крохотную канцелярию, где посадил его чертить на куске гигиенического пластика схему расположения камер.
Взводный Котелков (он же Мишка, Рыжий, Летеха, Гнойный и т.д.) прибыл за ним непривычно рано, еще до обеда. Пошептавшись с начальником губы, он освободил сидельца.
- Ну что, курсант, отсидел? А группа сегодня экзамен по ракетно-артиллерийскому оружию в диплом сдала, и позавчера парткомиссия была. Всех кандидатов в члены партии приняли, а ты мне, гад, всю статистику и успеваемость портишь, сгною, сволочь.
- Да ладно, товарищ старший лейтенант, с первым взводом РАО после обеда сдам и на парткомиссию успею. Давайте лучше к тетке зайдем, хотя бы пообедаем по-человечески, да и помыться надо.
- Только ненадолго! - Котелков не заставил себя упрашивать, видать, даже в офицерской платной столовой харчи вовсе не домашние, - Туда и назад, - он уверенно направился к трамвайной остановке. Где проживала тетка курсанта, Котелков хорошо знал – зимней ночью, приехав на дежурной машине, он забирал из ее квартиры больного, спящего первокурсника Чижика, находящегося в самовольной отлучке.
Пообедав и помывшись, на такси отправились в Систему. Поездку, стоимостью в один рубль, финансировал взводный. Жадностью он не страдал, семьей отягощен не был.
Успели как раз вовремя - первый взвод уже толпился в коридоре корпуса огневой подготовки в ожидании экзамена.
Рыжий о чем-то пошептался с преподавателем и втолкнул Чижика в аудиторию.
- Товарищ подполковник, курсант Чижик для сдачи экзамена прибыл – привычно доложил Сашка. - Разрешите взять билет?
- Почему вместе со своей группой не сдавали? – поинтересовался подполковник, из-за спины которого, Чижику усиленно подмигивал взводный.
- На соревнованиях был, товарищ подполковник, приехали только сегодня, - вняв сигналам Мишки, глядя честнейшими глазами в лицо преподавателя, соврал курсант.
- Берите, - разрешил преподаватель.
- Билет номер семь, - Сашка бегло посмотрел на вопросы и отправился готовиться.
Вопросы достались не сложные – тактико-технические данные (ТТХ) гаубицы Д-ЗО, ТТХ ручного пулемета Калашникова РПК-74, и еще какая-то ерунда.
Отбарабанив ответ и получив в диплом очередную пятерку, Чижик в сопровождении того же взводного двинулся к штабу, где через полчаса должна была заседать училищная партийная комиссия.
Возле телефонных автоматов остановились покурить.
- Молодец, Чижик, не растерялся, - похвалил курсанта взводный. - Так дальше на парткомиссии и говори, и, хитро прищурившись, спросил: - Ты ведь, подполковника Базуня хорошо знаешь?
- Да, так, - скромно ответил Сашка, - общались.
Базунь был начальником кафедры физической подготовки, и по долгу службы руководил всем, что касалось спортивной жизни. А в числе Сашкиных знакомых он очутился по воле случая – в начале второго курса к нему приехала мать и, ожидая Сашку на КПП, нос к носу столкнулась с проходящим мимо подполковником. Много лет назад отец Сашки и будущий начальник кафедры служили в одном полку в Забайкалье, а мать лечила их в дивизионном медсанбате. Так у Сашки появилась так называемая мощнейшая «мохнатая лапа». Правда, к услугам Базуня он прибегал редко, в основном стрелял чистые увольнительные записки, зато из очередного отпуска привозил маленькие подарки – то сувениры, то копченых лещей и сушеную воблу.
- В общем, так, - подвел итог взводный, - я сейчас с ним поговорю. Надеюсь, устав КПСС на губе не забыл?
- Обижаете, товарищ старший лейтенант, - скорчив огорченную гримасу, ответил Чижик.
В просторном кабинете начальника политотдела училища заседало семь человек. Но объектами внимания будущего члена КПСС были два – Базунь и командир батальона Витос, три дня назад собственноручно определивший его на губу. Если всем остальным Чижик, в общем, был по барабану, то реакцию комбата предугадать было сложно.
Доложив о прибытии, Чижик смиренно выслушал зачитываемые на него рекомендации. Там было все в порядке – писали уважаемые люди. Сашка ждал полагающихся вопросов. Комбат и Базунь молчали.
- Почему вы не вступили в партию позавчера? – задал вопрос преподаватель тактики.
«Ах ты, дубина стоеросовая (его фамилия непосредственно имела отношение к названиям лиственных растений, ассоциирующаяся с дубом), тебе что больше всех надо», возмутился про себя курсант.
- На соревнованиях был, товарищ подполковник.
- Да, у курсанта хорошая физическая подготовка, – начальник кафедры важно закивал головой.
Комбат сильно морщился, но молчал. Ссориться с таким человеком, как Базунь, ему не хотелось, да и велика сила Системы – имидж батальона, имидж роты, взвода для каждого командира своего уровня, - прежде всего.
Для порядка, ответив на полагающиеся вопросы по Уставу КПСС, Сашка выслушал напутственную речь председателя парткомисси, поздравления, и заверил всех в своей преданности и лояльности делу правительства и партии. На этом эпохальное событие и закончилось.
Закурив у крыльца штаба, Чижик облегченно вздохнул и протер рукавом ХБ влажный лоб. Уж больно много приключений для трех с небольшим суток.
- Курсант, я у тебя зачет по Уставам Вооруженных Сил СССР на сессии лично принимать буду, – сзади над новоявленным членом КПСС нависла мощная фигура комбата. - Смотри, записываю, - он чиркнул что-то в ежедневнике, и, угрожающе выпятив нижнюю челюсть, ушел.
Витос славился тем, что ничего не забывал. «Веселье только еще начинается», подумал Сашка и побрел в роту. Предстояло долгое и увлекательное изучение общевоинских уставов Вооруженных Сил СССР.