Если бы Умберто Эко имел подмастерьев, которые развивали бы отдельные темы для его фантасмагорических романов, Теодор Рошак вполне мог бы подвизаться на сей ниве. Его «Киномания» характерное произведение в стиле школы Эко. Однако, в отличие от некоторых бездарных поделок, имеющих в своей основе теорию заговора и использующих околорелигиозную и оккультную тематику, книга Рошака талантлива. Она написана живым, богатым метафорами языком, грамотно построена композиционно и перенасыщена информационно. Главный её недостаток – вторичность. Впрочем, в данном случае вторичность можно воспринимать не как недостаток, а как достоинство. Если принять произведения Эко как некую культурную нишу, то «Киномания» Рошака целиком и полностью вписывается в эту нишу и развивает её в определённом направлении. По названию романа понятно, что это направление – тема кинематографа.
«Кинофильм — это размазанный по ломкой ленте жидкий бульон иллюзии».
Некий студент, а впоследствии киновед Джон Гейтс рассказывает читателю о том, как он пришёл в кино, как развивался его вкус под руководством опытной любовницы подруги - директрисы кинотеатра, как он увлёкся забытым немецким режиссёром Максом Каслом, бесследно исчезнувшим в 1941-ом году. Макс Касл снимал малобюджетные, на первый взгляд низкопробные ужастики, наполняющие зрителя ужасом и ощущением нечистоты. Изучая творчество Касла, Гейтс узнаёт об оптических иллюзиях, которые использовал режиссёр при съёмках и монтаже плёнок. Клубок расследования катится всё дальше и дальше, пока не приводит к рассказу о всемирном заговоре и готовящемся армагеддоне…
Рошак рассматривает кинематограф не только с искусствоведческих (а он и их глубоко и скрупулёзно копает), но и с мировоззренческих позиций. Для его героя, кино – источник, вернее, проводник зла. И хотя присутствует момент, когда речь заходит о том, что любое зло, даже войну, можно превратить в искусство, а значит, и в кино ориентироваться прежде всего на дуалистическую противоположность зла - добро («Все это искупается в руках Чарли Чаплина, Орсона Уэллса, Жана Ренуара. Потому что у них золотые сердца.»), но в целом роман о том зле, которое скрыто в потенциальных возможностях кинематографа.
Забудьте про 25-ый кадр. Вообразите, что режиссёр обладает доселе неведомыми, скрытыми оптическими средствами воздействия на сознание зрителя, эти способы фантастичны, но при определённой технике и желании вполне реализуемы, и Рошак их много и подробно описывает. Следующий шаг – понимание того, что если оптическая иллюзия может влиять на мысли, чувства и поведение людей, значит, вполне возможно, есть те, кто заинтересован в использовании этого способа манипулирования людьми. А если есть те, кто заинтересован в том, чтобы манипулировать людьми с помощью кино, значит, вполне вероятно, существует целая система, направленная на это. Эта идея лежит в основе сюжета романа.
Если охарактеризовать «Киноманию» совсем кратко, можно сказать, что это один из лучших интеллектуально-фантастических детективов нашего времени.
Несколько отрывков:
«Я была готова поверить, что в фильмах есть что-то сверхъестественное — обаяние, магия, нечто демоническое. Они так завладевают твоим вниманием — они сжирают тебя живьем. Кино — это не только кино. И тут появляется этот сумасшедший старый идиот… может, для того, чтобы увидеть демоническое, и нужен сумасшедший, а может, он на этом и свихнулся — прозрев страшную истину. Как бы там ни было, но он говорил… Что он говорил? Он говорил, что в этом искусстве есть отзвук какого-то космического противостояния. Между чем и чем — одному богу известно. Для меня не имело значения, какими словами ты пользуешься — Добро и Зло, Жизнь и Небытие, Эббот и Костелло. Главная мысль засела мне в голову, она просто… засела там. Не то чтобы я хотела в это верить. Но я знала, что чувствую его — оно проникало в меня из промежутков между кадрами. Я никогда не пыталась облечь это в слова, никогда не хотела говорить об этом. Но я знала.»
«На их языке это называется voluntas et potestas. Воля и власть. То, что вам известно сегодня, относится к одному фронту — к борьбе за распространение voluntas, воли к самоуничтожению. Они избрали для этого кино. Наилучший способ просочиться в умы людей, заполнить их нигилистическими образами, ослабить их желание жить… Но как этого добиться? Как уничтожить физическую основу жизни — цитадель Бога Тьмы? Конечно, отцы-основатели в Героне не имели об этом четкого представления. Они знали, что на это потребуется не один век.»
«У нас началась Эпоха вседозволенности. Границы вкуса и разума рушились повсюду. Так почему же я должен был сомневаться в том, что если будет изобретено средство, позволяющее принести порно и кровь рекой в каждый дом, то это не будет сделано? Возможно, изобретатели из числа сирот уже вовсю работают над этим проектом. А когда придут новые Темные века и уляжется пыль, поднятая их наступлением, то все увидят маленького, белого, как снег, и с розовыми, как у кролика, глазами Антихриста, Саймона Темного, который протягивает всем жетончики с кошмарами, рожденными его больным воображением. До сего дня только я один из неверных, не принадлежащих к узкому кругу избранных катаров, знал об этом пришествии новых времен. И что же ты собираешься с этим делать, профессор Гейтс, ты, единственный, кто может рассказать всю историю кино — от Люмьера к Данклу, от света к тьме? Или тебе уже все равно?»