Марево, кругом марево. Пар над речушкой, как и над болотом, которому и краю не видно, сизой дымкой размывает очертания желтых цветков с зеленой травкой, крутящихся в хороводах на торфяных бугорках. Невыносимая жара заставляет чаще и чаще опускать свою кепку в речку, наполнять ее "чашку" водой и облииваться. Как прятен этот миг прохладного, бодрящего удовольствия...
Скинуть бы с себя вещи и залезть бы в речку, и фыркая, как выдра беситься в воде. И чего стыдиться? ну, подумают, что у парня голова поехала. Да и пусть!
Где же Витька? Уже часа три-четыре как ушел со своим спинингом на бугры. Неужели повезло, нашел своих горбачей с щуками? Вот повезло человеку.
Нервишки начинают пошаливать, в очередной раз для успокоения лезу в рюкзак, нащупываю в кульке размокший бутерброд с салом, с чесночком идет хорошо, с хрустом. Отрываю кусочек хлеба, разминаю, насаживаю на мормышку. Может хлеба ей хочется. Хоть бы хоть раз хорошенько клюнула, а то поводит и - всё. Что за рыба? Малёк, наверное.
О, вроде поклёвка была? А ну-ка? Хлеб, наверное, смыло? Новый кусочек от мякиша, с мормышкой легонечко опускается в воду, даже волны не дал. Мастерски. Перо-поплавок замер на воде, и марево тут же поглащает его морковный кончик в себя. Нужно поддернуть удочку, чтобы найти его. О-о, да она что-то сопротивляется. Неужели зацепился за корягу? И к огромной радости в лодке бьется серебром первый елец, с ладошку.
Да уж, затаив дыхание рассматриваю первую рыбку, значит, на хлеб берешь. Знал бы, теста прихватил бы с собой.
Снова нащупываю в кульке размокший бутерброд, разминаю его вместе с долькой чеснока. Пытаюсь его вытащить из клейкой массы хлебного теста. Он тут же ускользает из под пальцев. Ну и пусть остается там.
Кончик поплавка замер. Может забросить удочку подальше, а то в омутке рыба навряд-ли стоит, там же от жары баня. И только потянул удочку на себя, как тут же почувствовал поклевку. Сильную!
О-о, да это чебак взял. Молодец! Грамм на триста! Редкая здесь рыба. И ты, значит, хлеб любишь?! Удивительно, опарыша и червя брать не хочет. И откуда она в этих диких местах хлеб знает? Да еще и с чесночком! Его цепкий запах хорошо пощекочивает и мой нос, аж слюнки потекли. Но, стоп-стоп, я же на рыбалке...
...Новый хлебный мякиш величиной с дробинку опускается в воду и тут же новая поклевка. Здорово! Душа радуется, слов нет. Только бы хлеба хватило. В кульке выбираю его кашицу. И еще два крупных ельца в лодке бьются. А хлебушек кончился. Беда-а
"Может чеснок нацепить? - дурные мысли лезут в голову. - А если им смазать червя или опарыша?" - пробую.
И точно, пошло дело, даже окушок стал брать.
- Ну как у тебя? – голос Витьки был так неожиданным, что вздрогнул.
- Фу ты, чего крадешься, чуть не нало… - улыбаюсь. – Да неплохо, смотри!
- Вот даешь, и чего молчишь? – взорвался с негодованием Витька. – На что, на опарыша? Ха!
И его поплавок-бочонок опускается рядом с моим перышком. Я только и успеваю вытаскивать то окунька, то сорожку, то чебачка. А Витькин поплавок хоть бы дернулся, «молчит». Раз десятый Витька проверяет свою мормышку с насаженным опарышем, меняет на червя, но к моему совету не прислушивается.
- Да что ж это такое! – снова грохнул на все болото надо мною его гневный голос.
- Я же тебе говорю, чесночком его смажь.
- Да пошел ты, - хлопнул что есть мочи сапогом по воде Витька.
Я замолчал, ссоры нам еще не хватало. Ну и жди, а сам раздавливаю в пальцах четвертинку зубка и смазываю им уже не показывающего признаки жизни червяка.
Витька с размаху бросил на мою резиновую лодку свою удочку и отошел «по делам».
«Ммазываю» его мормышку с насаженным опарышем чесночным месивом и забрасываю его удочку в речку. И тут же его "боченок" повело, поклевка.
- На держи свою рыбу, - поднимаю вверх трепещущего на ней окушка с ладошку.
- О-о! – и сколько радости у Витьки. – Как это так?
- Да я ж тебе говорю, чесночка им захотелось.
- Ё-кэ-лэ-мэ-не, да что ж ты молчал, а? - как гусь шипит на меня Витька
Через два часа мы уставшие и замученные сибирским жарким солнцем, но, самые счастливые рыбаки на этом свете, оттолкнулись от берега и поплыли к лесу.