Боб Чарли уехал утром. Немного позднее покинули факторию и наши герои. Караван Дика Гарта двигался в южном направлении, к месту, удобному для сплава по реке.
Леса и болота на их пути обезлюдели. Хижины охотников стояли пустые и покинутые. Нигде под деревьями не курились дымки костров, на утренней и на вечерней заре не раздавался собачий лай, охотничьи тропы зарастали травой, топоры трапперов смолкли, и все было охвачено великим безмолвием. Все оттого, что наступала пора, когда обитатели леса ждут пополнения в своих семействах. Мех зверей, их мясо никуда не годились, и поэтому все те, кто промышлял охотой, вместе собаками на время ушли из лесов к фактории Ругби и к своим поселениям.
Как-то вечером путники разбили лагерь на берегу реки Теннесси. Вода в реке журчала и пела на отмелях и у завалов, бешенно неслась, пенясь от ярости. После утомительного дневного перехода по жаркому лесу все устали и лениво расположились у воды, наслаждаясь прохладой, которую несла река.
С тех пор как они ушли от цивилизованных мест, прошло более четырех месяцев, а для самого Дика Гарта и его верных друзей – более полутора лет скитаний и лишений. Несомненно, тяготы пути, необходимость добывать пищу и отстаивать свою жизнь в непрерывной борьбе сплотили наших героев.
Вот и сейчас каждый из них, купаясь в речной прохладе, подумывал о том, как бы не подвести остальных и не проявить малейшую слабость на том отрезке пути, который им предстояло пройти.
– Завтра утром начнем валить лес, – сказал Гарт, – аппетитно пожевывая травинку. – Будем строить плоты. Сколько нам необходимо плотов, а, Гилберт?
– Плотов шесть, Дик, целую флотилию, можно сказать, из плотов надо, – прикинул Гилберт. – Однозначно, четыре плота – для людей и провизии, два – для повозки и животных.
– Работенка предстоит творческая, – добавил Парэйпа.
– Я из династии корабельщиков, так что будьте покойны, джентльмены, – сказал Бруно Лемке. – Мне не впервой этим заниматься.
– Тогда ты за строительство отвечаешь, – сказал Гарт.
– Отвечу, – буркнул Лемке, набивая трубку табаком. – Но у меня условия.
– Условия? – с интересом уставился на немца Парэйпа.
– Да, условия. Требую, чтобы этот трансильванец, – Лемке указал трубкой на Парэйпа, – мне не мешал и выполнял все мои указания.
Все расхохотались.
– Парэйпа не любит подчиняться, он сам себе авторитет, что есть, то есть, – сказал Гарт. – Ничего, Бруно, его норов я беру на себя. Мы все в твоем распоряжении.
– Скажите, пожалуйста, немчура трансильванцами командовать будет. С каких это пор? – в шутку возмущался Парэйпа.
– Мы все уже давно американцы, мой друг, – ответил Олли Твид. – Я, кстати, тоже из династии корабельщиков, но ничего в этом не понимаю.
Раскаты новой волны смеха разнеслись по долине. Так продолжалось до рассвета.
Несколько дней раздавались удары топоров и треск падающих деревьев. Весело отлетала щепа, обтесывались и пилились бревна. От восхода до заката кипела работа на импровизированной верфи. Погода благоволила строительству.
Разбив строителей на группы по шесть человек, Лемке обязал отбирать лучшие породы деревьев.
– Нужно делать плот из восьми бревен по 7 футов длиной каждое. Ширину плота доведем до 4 футов, – говорил потомственный корабельщик. – Средние бревна должны быть толще, чем боковые. Так лучше будет сходить, если попадем на мели или камни.
– Раскомандовался, шкипер, – бурчал Парэйпа, обтесывая бревно.
– Мистер Гарт, погодите связывать бревна, – сказал Лемке. – Надо сначала убедиться, что они не потонут. По крайней мере, половина бревна должна находиться на поверхности воды. Вы можете пустить бревна по воде, предварительно привязав их к берегу, для того чтобы проверить их плавучесть и определить, какая сторона погрузится в воду, а какая будет палубой.
– Слушаюсь, сэр, – бодро ответил Гарт, махнув рукой Ноксу, чтобы тот помог ему сплавить бревна на воду.
– Джентльмены! – обращался к строителям Лемке. – При связывании бревен обязательно сделайте зарубки, чтобы веревки не соскальзывали при перекручивании, которое часто происходит в воде. Гилберт, Олли, положите бревна на концы двух поперечин, самое длинное бревно должно быть в центре.
Мужчины беспрекословно выполняли все указания Лемке-старшего.
Сверху бревен Олли и Гилберт симметрично уложили пару поперечин таким образом, что образовался нос корабля. По краям бревен добавили еще две поперечины, сделав на них зарубки и связав вместе.
– Я думаю, что необходимо уплощить палубу, путь ведь не близкий, – отметил Лемке, глядя на работу товарищей. – Добавьте больше поперечин друзья.
Центральные доски, которым, по замыслу Лемке, предстояло выполнять функцию килей и предотвращать дрейф в сторону, мужчины укрепили в промежутках между бревен и надежно закрепили.
Через несколько дней команда приступила к установке рулевого управления, соорудив А-образные подгребицы из двух бревен, установив сверху на каждый плот греби так, чтобы при поворотах они не терялись в воде.
– Блестящая инженерная мысль, Бруно, – заключил Гарт, по-дружески хлопнув немца по плечу.
– О, да, мистер Гарт, Лемке свое дело знает, – самодовольно произнес Бруно.
Осмотрев плоты еще раз, Лемке настоял на том, что их необходимо усовершенствовать, придав надежность конструкции. Он рекомендовал мужчинам скрепить бревна плотов с обеих сторон шпонками.
– Плот на шпонках прочен и не боится ударов о камни, – говорил он.
– Посмотри, какая река. Какие могут быть камни? – не соглашался Парэйпа. – Вон какая водная гладь… Будем плыть словно перышко.
– Шпонки не сотрутся и не лопнут, а веревки могут, убеждал Лемке, – Если вдруг пороги? Тогда плот может разбиться. Мы же не знаем фарватер, ни вы, ни я. Как можно так опрометчиво рассуждать, мой друг Парэйпа?
– Делай, как считаешь нужным, Бруно, – подвел итог Гарт.
– Тогда сделаем шпонки из сырой древесины и врежем их в бревна, – сказал Лемке.
– Парэйпа, я думаю, ты бы справился, если бы высек вот такие широкие весла, – и Лемке показал кусок бересты, где он угольком нарисовал чертеж весла.
– Черта с два я понимаю эти значки. Ты что издеваешься!? – нудил Парэйпа. – Расскажи словами, понятней будет.
После того как плоты были готовы, путники соорудили навесы от дождя и нечто похожее на походный камбуз, разместив на плотах треноги для приготовления пищи, а потом дружно отволокли их к берегу закрепив у воды.
Когда все было готово к отправке, кто-то заметил, что несколько дней, а может, и больше никто из команды не наблюдает проводника Уктена.
– Неужели он нас бросил?! – говорили женщины.
– Он и не собирался сплавляться с нами по реке, – сказал Аарон Уэзерби. – Договаривались, что он нас доведет лишь до места сплава.
– Он обещание выполнил, – добавила Дженнифер.
– Чероки решил, что не стоит нам мешать. Это природная индейская вежливость – не докучать… – резюмировал Парэйпа.
– Не доверяю я им, – заключил Лемке.
– Уктена вернется, – раздался голос Дикой Розы из-за спины Гилберта. – Уктена отстоит свою честь и вернется до захода солнца, сегодня, – проявив свою полную осведомленность, сказала индианка.
– А почему он нас не предупредил? – поинтересовался Гарт.
– Это дело его чести, было бы твоей, ты наверняка бы об этом узнал, – твердо ответила Дикая Роза.
Уктена появился на закате солнца. Его появление было таким же бесшумным и незаметным для окружающих, как и исчезновение. Индеец, как ни в чем небывало, тихо пристроился среди мужчин, сидевших около костра и обсуждавших предстоящее путешествие. Когда Нокс передавал сидевшему справа Парэйпе, как ему казалось, кружку с кофе, то неожиданно для себя встрепенулся, увидев рядом не Парэйпу, а Уктену, та же реакция возникла и у Парэйпы.
– Черт тебя дери, Уктена! Ты исчезаешь и появляешься, словно привидение, – чертыхался Парэйпа.
– Как ты здесь оказался, Уктена? – недоумевал Нокс и остальные.
– Угости меня кофе, бледнолицый друг, – невозмутимо сказал чероки.
– Пожалуйста, пей свой кофе.
– Мы завтра уходим по реке, Уктена, – молвил Гарт. – Наши пути разойдутся, как две горных тропы.
– Ты выбрал свой путь, белый брат. Он нелегок. Быть может, вы обретете там родину. «Родина там, где тебе хорошо», – говорили наши отцы.
– Мы всегда будем помнить тебя, Уктена.
– Это хорошо, когда так говорят белые люди. Плохо, когда они забывают об этом.
– А где ты был все это время, Уктена? – спросил Гарт.
– Я преследовал своего врага.
– Кого, брат?
– Уктена сказал: «Врага», – отрезал индеец.
– Хорошо, не хочешь, не говори, – ретировался Гарт. – Надеюсь, ты поступил правильно.
– Солнце уступило место ночи, – сказал Уктена. – Пора отдыхать, мой бледнолицый брат.
Еще долго горели костры, еще долго путники пели песни, пока, наконец, усталость не взяла верх над их могучими организмами.
На следующее утро, когда на реку опустились первые лучи солнца, а солнечные зайчики подпрыгивали над волнами и, догоняя друг друга, убегали далеко за горизонт, наши герои уже были готовы к неизвестному походу по реке Теннеси.
Дик Гарт большей частью молчал, погруженный в себя, наблюдал за суетящимися друзьями. Он понимал, что на нем лежит огромная ответственность за их жизни, за благополучие своей семьи. Он был уверен – люди доверяют ему и подвести их он не имеет права. Гарт смотрел на широкую излучину реки с порожистым перекатом посередине. Ему казалось, что река доброжелательно настроена и предлагает слиться с ней воедино, словно пылающая страстью девственница пред первым совокуплением с возлюбленным.
– Все готово, Дик, – сказал Олли. – Дик? Ты слышишь меня? Мы готовы отправляться.
– Размещайтесь по четыре человека на плот, – не обращая внимания на Олли, громко кричал Гарт. – Лемке, Парэйпа, Нокс, Гилберт, Аарон, Олли, встанете на греби. Хорошо закрепите павозку и животных.
– Ты всегда останешься в моем сердце, Вождь солдат, – сказал Уктена, пожимая Гарту руку. – Духи воды будут к вам благосклонны.
– Печаль расставания завладела мной, – прозаически ответил Гарт индейцу, – но надо идти. Я буду молиться за тебя и всех чероки.
– Прощай, Уктена! – кричали с отплывающих плотов наши герои.
– Хранит тебя Господь!
– Прощай, мой брат, – говорила Дикая Роза.
Чероки, словно вкопанный, стоял на берегу, пристально всматриваясь в убегающую кривизну реки, по которой один за другим размеренно шли плоты. Еще немного – и они скрылись за ее поворотом.
Первые минуты путешествия никто не стоял на гребях. Все наблюдали за уходящими назад берегами, восхищались тем, что плывут, восторженно поздравляя друг друга с началом похода. Первые гребки, первые маневры плотов по удержанию их в фарватере говорили о том, что предстояло овладеть навыками управления этими «шхунами Лемке» в условиях реки, овладеть основами речной навигации.
Река несла плоты по безмятежной глади своих вод. Минув еще одну излучину, на левом берегу реки путники заметили на холме всадника, появившегося из чащи леса.
– Смотрите, Уктена!
– Точно, это Уктена. Вон там, видите!
– Уктена! Мы любим тебя!
– Прощай, Уктена!
Чероки сидел верхом на лошади и с вершины возвышенности смотрел на маленькие коробочки сплавляющихся плотов, подняв вверх ружье. Потом он выстрелил, как бы салютуя, пришпорил лошадь, сделал несколько кругов на месте и скрылся за деревьями.
Наши герои долго любовались берегами, загорали, купались, удили рыбу прямо с плотов. В одну из ночей, когда шли по течению при свете факелов, неутомимые жители реки – бобры громкими ударами хвостов о воду не давали никому уснуть, будто напоминали, что хозяева здесь они. Пугливые животные, замерев среди нависающих над водой сучьев, какое-то время наблюдали за людьми, а потом, круто выгнув блестящую мокрую спину и с шумом ударив широким хвостом-плавником, исчезали в глубине.
Наутро Лемке велел пришвартоваться у одного полого берега, чтобы осмотреть бревенчатые суда. Он тщательно, словно заботливый доктор, ощупал греби и подгребицы. Справился о работе этих приспособлений у отстоявших вахту товарищей. Все это он изучал достаточно въедливо, пытаясь обнаружить, пока не поздно, устранить, доусовершенствовать все минусы конструкции и техники управления плотами. К полудню плоты вновь отчалили от берега.
Продвигаясь в неизведанную даль, ничто кругом не напоминало о существовании человека. Справа и слева прямо к воде высокими ярусами подступала лесная марь с непролазными кустарниками и валежниками. Звон москитов и их укусы начинали досаждать нашим героям до тех пор, пока Дикая Роза не предложила остановиться и запастись береговым растением, корни которого при попадании в огонь создавали дымчатую, ароматную завесу от москитов.
Минуя спокойный плес, река устремилась в узкую теснину, понесла свои быстрые струи над камнями, поросшими длинными зелеными, желтыми, белыми водорослями, то ударяя в отвесный берег, то несясь в черноту омута, чтобы через десяток метров вновь забурлить, засиять на солнце среди камней и сучковатых топляков.
В этот момент некоторая веселость у пассажиров плотов пропала. Лошади и мулы, закрепленные к рамочному парапету одного из плотов, волнительно начали похрапывать. Стоящие на гребях вахтенные сосредоточились, получая наслаждение от экстрима. В прозрачной до дна воде было видно, как под плотами и прямо на них налетали камни, сучья, коряги. Молниеносная реакция, которой обладали мужчины, их физическая сила позволяли грамотно орудовать гребями. Казалось, что все обо всем забыли. Секундное отвлечение вахтенных могло дорого стоить остальным, поэтому они выкладывались, мгновенно реагируя на окрики и команды Лемке. В некоторых местах, прежде чем выйти с плеса на стрежь, приходилось причаливать и с берега выбирать из многочисленных рукавов самый подходящий. Случались и ошибки и «зевки», и тогда хрустели по камням бревна и едва не ломались, уткнувшись в валуны греби. Но это только подбадривало наших героев, приносило счастливые, хотя и хлопотные минуты борьбы за выживание.
От места, где строили плоты до этих сложных участков бревенчатые суда прошли благополучно, ничего непредвиденного не произошло. Все поздравляли и хвалили Лемке, потомственного корабельщика.
Эти первые дни путешествия были временем истинного наслаждения от общения с природой. Река с малонаселенными берегами сохраняла много таких коварных мест, где вольно не только рыбе и птице, но и другим водным жителям и зверью.
Вот утка с десятком подрастающих утят выплыла из-за зеленого острова, провожая выводок к тростнику у бережка. Вот белка, не боясь, пересекла протоку, а выбравшись на берег, скрылась в кроне ели.
Под утро путники увидели переправляющегося через реку черного медведя. Причаливая к одной из песчаных кос, заметили, с каким сердитым криком пикировали на них чайки. А вскоре на берегу, недалеко от воды, наши герои нашли их гнезда.
Проснувшись туманным утром третьего дня путешествия от звонкого пересвиста птиц, Герта заметила, что на противоположном берегу реки на возвышенности отчетливо виднелся тент чьей-то повозки.
Гарт, Парэйпа, Герта, Дикая Роза и Гилберт решили переправиться на одном из плотов через реку, чтобы развеять подозрения насчет хозяина повозки.
– Он говорил, что живет на севере, а почему-то отправился на юг, – размышляла вслух Герта.
– Кто он, дорогая? – спросил Гарт, орудуя гребью.
– Может, он ехал сбывать шкуры? В фургоне точно находились шкуры, я помню, – продолжала Герта, не сводя глаз с медленно приближавшегося фургона.
Еще несколько гребков, и они пришвартовались у крутого берега, закрепив плот за огромный корч.
Берег был настолько крут, что перед ними вздымалась почти отвесная горка, по которой вилась узенькая тропинка. Ступать приходилось по камням и упавшим с откоса деревьям, с их стволов тянулись кверху новые побеги каштана и лиственницы. Тропинка была неровная, капризная и поднималась в гору очень круто. Герта шла впереди привычным легким шагом истинной жительницы гор и притом с удивительной грацией. Гарт и остальные двинулись за ней. Вскоре Герта остановилась и с удивлением посмотрела на откос. Гарт поглядел в ту же сторону.
Из расселины в скале один куст торчал выше других, на нем что-то висело и тяжело хлопало на ветру, напоминая крыло ворона или тряпку, намокшую под дождем.
– Похоже на мужскую куртку, – сказал Гарт.
Герта вдруг чисто по-женски вскрикнула от ужаса и отвращения – впервые за время перехода она проявила женскую слабость и, отпрянув назад, схватила мужа за руку.
– Не ходите туда! Уйдем скорей!
Но остальные уже видели не раз нечто такое и не ужасались. Гарт высвободил руку, попросил жену не двигаться с места и направился к объекту их внимания. Чем ближе он подходил, тем яснее различал изувеченное и скрюченное тело. Сперва Гарту показалось, что у тела нет головы, но потом, раскидав в стороны ветки и мусор, которым был закидан труп, увидел, что шея вывихнута и голова беспомощно подвернута под плечо. Отсутствие на ней половины кожи с волосами говорило о том, что человека скальпировали. Герта, преодолевая все свои сомнения, уверенно шагнула к мужу и встала рядом с Парэйпой. Они смотрели на багровое лицо трупа. Лицо мертвеца избежало увечий и уродства, но мышцы его растянулись в подобие самодовольной улыбки.
– О майн Гот, Боб! – воскликнула Герта и прижалась к мужу. – За что?
К ним приблизились Гилберт и Дикая Роза.
Парэйпа в это время осмотрел местность вокруг и обнаружил след.
– Дик, смотри сюда, – сказал он и кивком головы указал на несколько слабовыраженных отпечатков человеческих ног.
Гарт подошел к нему, молча изучил следы, потом друзья многозначительно переглянулись между собой.
Герта всхлипывала и закрывала лицо руками.
– Дик, – сказала она, – это же Двухголовый с ним расправился? Ведь, правда, – Дик? Я права? Это Двухголовый?
Парэйпа хотел было что-то сказать, но нарвался на взгляд Гарта, который упреждающе покачал головой, давая понять тому, чтобы тот не озвучивал свои предположения.
– Похоже на то, дорогая. Его надо похоронить.
– Скажи, Дикая Роза, ты все знала? – спросил жену Гилберт.
– Догадывалась, – ответила она, – но я ничего не могла сделать.
После того как похоронили Боба Чарли, они осмотрели его повозку, которая оказалась пуста.
– Наверное, шкуры похитили, – заключил Парэйпа. – В повозке ничего нет, может, ее сжечь, а, Дик?
– Сожги, – равнодушно произнес Гарт. – Давайте спускаться.
Парэйпа поджег кусок смолистой тряпки и хотел было забросить на тент, но стоявшая рядом Герта громко осадила его.
– Стой!
Парэйпа замялся и бросил тряпку, затоптав пламя ногами.
– Ты чего, Герта? – несколько возмутился Гарт. – Это же рухлядь.
– Это моя повозка! Я узнала ее. Когда-то повозку делал мой отец, – трепетно начала объяснять она. – Я на этой повозке спустилась в долину Шенандоа и дошла на ней до катавба. А потом… Впрочем, ты, Дик, знаешь, что было потом.
– А как повозка тогда к жмуру попала? – недоумевая, спросил Парэйпа.
Гарт приподнял руку и глянул на Парэйпу.
– Понял, молчу,– произнес тот и принялся рассматривать пистолет.
– Дайте мне топор, быстро, – решительно потребовала Герта.
– Зачем? – спросил Гарт.
– Герта, ты будешь рубить фургон на дрова? – ерничал Парэйпа.
– Не знаю пока. Посмотрим, – ответила она, взяв топор.
Герта залезла внутрь фургона и начала расковыривать доски в днище. Доски легко поддались, так как древесина была уже ветхой.
Между верхним дном и нижним оказался тайник, в который она некогда спрятала кожаный мешок с золотыми самородками. Точно… Мешок в тайнике. Она взволновано достала его и быстро развязала тесьму…
– Золото! Оно здесь, мое золото! – кричала Герта.
– Какое золото? – спросил Гарт, заглянув в повозку.
– Вот это, – и она швырнула мешок к ногам друзей.
Из мешка вывалилось несколько самородков, ослепляя всех своей красотой.
– Вот дела! – только и смог произнести Парэйпа.
– Откуда оно здесь? – удивленно спросил Гилберт.
– Я его туда положила, понимаешь, я ! – восторженно поясняла Герта.
– А ты где его взяла? – спросил Парэйпа.
– Мистер Парэйпа, вам расскажу в отдельности, при случае, – пояснила Герта и протянула игриво руки к Гарту.
– Похоже, фортуна начинает нам улыбаться, – сказал Гарт, взяв Герту на руки, помогая ей слезть. – Ай да моя маленькая женушка! Золото прямо липнет к ее рукам.
– Мне об этом уже говорили, – с издевкой парировала Герта.
– Теперь я не возражаю против небольшого ранчо, – сказал Парэйпа, – если, конечно же, ты, Герта, со мной поделишься сокровищами.
– Всем хватит, друзья мои. Пора отправляться, так, Дик? – сказала она и первой начала спускаться к плоту.
– А что с повозкой? – спросил Парэйпа.
– Пойдем, пусть стоит – реликвия семьи Остенбаух, – заключил Гарт. – Упокой Господь душу раба твоего мистера Чарли, Аминь, – добавил он и последовал за остальными.
Шли дни. Летели недели. В любую погоду на каменистых косах у самой воды, на песках, на живописных берегах под старыми высокими плакучими ивами и вековыми бронзовоствольными соснами – везде, где только можно пристроиться, и были дрова, путники причаливали и разбивали лагерь.
После того как Теннесси свернула на север, путники сошли на берег и продолжили путешествие на запад пешими, к реке Миссисипи – Отцу всех вод.
Огромная Миссисипи, величавая, великолепная река, в милю шириной, встретила наших героев через два месяца пути с момента их старта на плотах с восточного берега Теннеси. Она катила свои воды, сверкая на солнце. На другом берегу возвышался густой лес. Два мыса – сверху и снизу по течению – замыкали зеркало реки, превращая его в озеро, тихое, сверкающее, пустынное.
– Кому ты машешь? – спросил Гарт жену, которая отрешенно размахивала шалью, всматриваясь в раскинувшийся водный горизонт.
– Папа, – ответила она, не отрывая взгляда. – Папочка, встречает нас… Он смеется, Дик!
– Тебе необходим отдых, я понимаю. Дженнифер и Дикая Роза позаботятся, – с ноткой обеспокоенности произнес Гарт.
– Мы в самом сердце земли индейцев, – сказал Олли. – Смотрите, кто нас встречает.
Флотилия из десятка пирог неслась по реке. Загребая веслами, индейцы плыли, дрейфуя, по течению, рассматривая силуэты пришельцев на берегу.
Удовлетворив любопытство и опасаясь, видимо, приблизиться, индейцы воткнули весла в воду и помчались дальше, рассекая водную гладь.
– Завтра начнем валить лес, – произнес Гарт.
– Будем строить дома, – добавил Парэйпа.
– Нет, построим плоты. Опыт у нас есть. А потом двинемся дальше на юг, вниз по Большой Реке, – поправил его Гарт.
– О нет, Дик, черт тебя дери, ну сколько можно!? Давай бросим якорь здесь, смотри, какая красота, какая земля! – вопил Парэйпа, вызывая смех у остальных. – Я так никогда и не женюсь, вся жизнь пройдет в скитаниях, черт бы тебя побрал, Дик Гарт!
…И вновь застучали топоры. Вновь, утром в один из дней на воду были спущены плоты…
Фронтир, подобно реке, извивался и отползал на запад, вдогонку за ним шли и наши герои.
Этот мир, залитый лучами утреннего солнца, синева улыбающегося неба над вершинами деревьев и путники, которые держали путь на запад, слились в одно целое – надежду. Тогда они не могли знать, что ожидает их и как сложится судьба каждого. Но они верили в себя и свои возможности. Ничто не могло остановить их идти в неизвестность. Они шли в край, где идеалы истинной свободы были явью, где не было тех ограничений, что люди называют Законом. «Лесные скитальцы» – они, отбросив оковы закона и порядка, прокладывали свои пути по необъятным просторам дикой местности. Им, жителям фронтира, преодолевшим горные перевалы, дикие местности показывали резкие различия между открывавшимся здесь новым миром и восточными землями, которые они оставили за своей спиной. Именно здесь им предстояло порвать со старым порядком вещей, поставить свободу индивидуума выше социальных противоречий, завоевать права собственности на богатые земли, на которые они пришли после жестоких боев с индейцами и правительственной плутократией, яростно оспаривая право Востока управлять ими. Они относились с презрением к старому порядку, основанному на рангах и классах. Они были подобны леднику в своем неуклонном и неотвратимом стремлении идти вперед, видоизменяя лицо земли.
Эпилог
Из письма губернатора Луизианы, 1794 год: «…Их кочевой дух и способность обеспечивать себя пропитанием и жилищем способствуют быстрому заселению. Американцу достаточно ружья и небольшого запаса кукурузной муки в котомке, чтобы странствовать в одиночку по лесу в течение месяца… Положив несколько бревен крест-накрест, он строит себе дом или даже неприступную крепость против индейцев… Холода ему не страшны. А когда семье надоедает какое-то место, она переходит в другое и селится там с той же легкостью.
Если такие люди явятся, чтобы занять берега рек Миссисипи и Миссури, то, без всяких сомнений, ничто не помешает им переплыть реку и проникнуть в наши провинции на другом берегу, где, поскольку он в большей степени не занят, никто не сможет оказать им сопротивления».
Они явились…
P.S.
Они основали поселение, на западном берегу Миссисипи (ныне – юго-восток штата Арканзас), на территории формально принадлежавшей Испании, или как еще ее называли Французской Луизианы, которое Дик Гарт назвал Рейндж Поинтом (Точка Рейнджера).
Через четверть века дикая местность вокруг Рейндж Поинта превратилась в цветущий сад с особняками, асьендами, таверной, гостиницей, большим магазином, хлопковой плантацией, на которой трудились более 150 беглых чернокожих невольников. Помимо хлопковых полей, на плантации имелся фруктовый сад, в котором росли 147 яблонь и более 1000 персиковых деревьев.
У Гарта и Герты после Уильяма родились еще две девочки. Семейство обзавелось лошадьми и скотом, разбили ряд хлопковых плантаций и принимали на работу беглых невольников с юга, а также отдельные семьи теснимых с востока индейцев чикасо и чероки.
Шелдон-Шукас, став взрослым, покинул дом приемных родителей и ушел на запад, где долго жил среди диких племен, подрабатывал проводником и охотился на бизонов. Зов крови взял верх над благами цивилизации.
Дженнифер вышла замуж за Аарона Уэзерби и родила ему троих сыновей. Они поселились по соседству с ранчо семейства Гарта и держали большую ферму.
Парэйпа женился на индианке. Детей от нее не имел. После ее смерти замкнулся в себе, продал ферму переселенцам и ушел на запад вслед за Шукасом.
Джон Нокс вступил в брак с женщиной, потерявшей мужа во время перехода на запад, и благополучно фермерствовал близ Рейндж Поинта.
Олли Твид также женился на переселенке и зарабатывал на жизнь продажей лошадей, которых он покупал у команчей, приходивших с северо-восточных территорий Новой Испании (ныне – северо-восток штата Техаса), кроме этого, в округе Рейндж Поинта занимался медицинской практикой.
Гилберт Уорд и Дикая Роза, принявшая христианство под именем Нэнси Уорд, родили много детей и управляли хлопковой плантацией Гарта.
Семейство Лемке обосновало несколько ферм, содержало паромную переправу, таверну и кузницу.
Уктена и многие чероки не одобрили образ жизни белого человека, который принимало большинство их народа на востоке, и спустя десятилетие переселились на запад за Миссисипи.
Двухголовый после окончания семнадцатилетней войны чикамауга с правительством больше не воевал и не ел побежденных противников, он приобрел большую плантацию, закупил рабов, увлекся спекуляциями плодородных земель. Вскоре он стал одним из самых богатых чероки. Бывшие соратники по борьбе обвинили его в измене и вынесли ему смертный приговор. В одной из таверн, куда зашел Двухголовый промочить горло, поджидали убийцы, один из которых выстрелил Двухголовому в лицо. Пуля вошла ему в голову под ухом и вышла сквозь челюсть. Потом раненый прятался на чердаке одного из домов, когда убийцы обнаружили его. Превозмогая боль, Двухголовый ринулся на них с ножом, но убийцы подстрелив его, добили томагавком.
Продолжение истории героев фронтира читайте в романе "Вторжение"