Охота не баловала путников изобилием. Каждый день мужчины возвращались на стоянку практически ни с чем. Физически истощенные путники решили прекратить ежедневные выходы на охоту, перебиться прежними запасами и через несколько дней продолжить путь к реке Теннеси.
Раненый чероки по имени Уктена, что значит Остроглазый, принадлежал к одному из родов чикамауга. Осенью он ушел на зимнюю охоту в верховья реки ставить капканы на бобра. Заготовил много шкур и оставил их в тайниках. Потом он вернулся в селение, взял лошадей и пошел обратно собирать по тайникам заготовленные шкуры. Но в лесной чаще Уктена столкнулся с ворами, которые обнаружили его тайник и похитили шкуры, увели лошадей, а его самого подстрелили. Раненый, он успел убежать, но выбился из сил. К счастью, в том месте оказались Гарт и Нокс, выслеживавшие белохвостого оленя.
По словам индейца, селение, в котором он живет, находилось в трех днях пути на юг от места стоянки путников.
Индеец, окруженный заботой и вниманием, быстро поправился и помогал мужчинам делать превосходные силки на зайца, бобра и опоссума, объясняя, как лучше и где их устанавливать. К его советам ревностно относились Парэйпа и Нокс, считавшие себя в вопросах охоты непревзойденными мастерами. Конечно же, их опыт не оспаривался, но всем было понятно, что чероки в этих вопросах разбирается гораздо лучше.
– И ты говоришь, что если свить такую вот петлю, то зверь из нее не сможет выбраться? – говорил Парэйпа, обращаясь к индейцу.
Краснокожий одобрительно кивнул и продемонстрировал работу его силка на одной из палочек.
– Ерунда, бобр мгновенно уйдет, не надо забывать, какие у него зубы, – комментировал Нокс.
Индеец вновь и вновь настаивал на практическом применении охотничьих приспособлений, изобретенных его народом, доказывая их абсолютную непогрешимость по сравнению с теми, что вошли в практику белых охотников.
– Хватит, Нокс, – сказал уставший от их споров Гарт. – Завтра возьмешь с собой Уктена и расставите капканы так, как он советует. Через несколько дней проверим и будем выдвигаться.
– Уктена хочет вести белых друзей в свой дом, – сказал индеец. – Они могут переждать ледоход в доме Уктена. Уктена даст вам коноэ, пищу и белые друзья могут продолжить свой путь по реке. Река выведет вас к землям на западе.
– Мы благодарим Уктена за предложение посетить его дом, – учтиво произнес Гарт.– Но мы думаем, что остальные чероки не будут рады появлению бледнолицых в своем селении.
Индеец подумал и спросил:
– Вы ведь придете с миром? Если бы вы были врагами чероки, то не спасли бы жизнь Уктена.
– Мы намерены жить в мире с индейцами. Достаточно пролито крови и белых, и красных, должен наконец-то воцариться мир на этой земле, – ответил Гарт.
– Белые не могут жить в мире на земле с нами, – продолжил Уктена. – Им мало места. Они хотят все больше и больше земли – нашей земли. Белые богаты, потому что они воры. Чероки бедны, потому что честны. Уктена отомстит тем, кто хотел его убить. Он все равно принесет их скальпы своим женам в подарок.
– Уктена разве знает своих обидчиков? – поинтересовался Гарт.
– Они поселились более пяти зим назад в верхнем течении реки.
– Откуда такая уверенность?
– Один из них торговец шкурами. Он часто бывает в фактории, которую белые называют Ругби.
– Далеко эта фактория?
– По реке до захода солнца можно прийти.
Гарт не зря заинтересовался ближайшим поселением колонистов. Узнав у индейца путь к этому поселению, он намеревался пополнить запасы провизии, закупить по возможности необходимую утварь, материалы, порох и пули, тягловых животных, лошадей, мулов. Он точно знал, что возникнет необходимость в сооружении нескольких плотов для путешествия по Теннеси.
– Хорошо, Дик, на что мы будем обменивать нужный нам товар? – спросил как-то Парэйпа за ужином.
– У нее спроси, – Гарт указал на Герту.
– На золотой самородок, – ответила Герта.
Она достала из кармана своей куртки камень, оставшийся из тех двух, которые она нашла несколько лет назад у Медвежьей Реки, рядом с убежищем золотоискателя Трота.
– Тогда это меняет дело, – воскликнул Нокс, хлопнув рядом сидящего Парэйпа по плечу.
– Черт, Нокс, я же ем, – проявил недовольство Парэйпа, поперхнувшись пищей.
– Слушай, Дик, ты доверяешь краснокожему? – спросил Нокс.
– Да.
– Я бы не стал доверять дикарям. Он без защиты, поэтому паинька. Окажется среди своих – все может измениться. Не раз такую картину наблюдал. Коварству их нет придела, – добавил Парэйпа. – Думаешь, чикамауга забыли, что мы сделали с ними в Северной Каролине?
– Мы называем их дикарями, потому что их нравы отличаются от наших, которые мы считаем верхом учтивости. Они думают то же самое о своих нравах.
– Все же лучше у теплого очага дождаться весны, чем шастать по лесам. Да и Гилберт совсем плох. У него жар начинается и его бесконечно рвет. Надо соглашаться на предложение Уктена идти в селение чероки, – заключил Олли.
– Риск, конечно, но так будет лучше, – согласился Нокс.
Спустя несколько дней, опробовав капканы, выставленные по технологии, предложенной их другом чероки, путники запаслись некоторым количеством мяса дичи, попавшей в эти капканы, и направились на юг, в селение Уктена.
На четвертый день пути они подошли к селению с восточной стороны. Оно располагалось в гавани небольшого притока Теннеси. На северной стороне стояло девять домов, выстроенных из кедра, укрепленных окружавшим их невысоким, остроконечным частоколом, вход в который представлял собою нечто вроде турникета.
Уктена, согласно обычаю, предложил нам стать лагерем возле селения, а сам направился туда, чтобы оповестить жителей деревни о гостях.
К концу дня Уктена вернулся в сопровождении двух стриков. Старики кутались в медвежьи шкуры, тканевые тюрбаны на головах с вставленными лебедиными перьями указывали на знатность их происхождения и высокий статус в общине.
Старики внимательно рассмотрели команду Гарта и предложили войти в селение. Гарт, в свою очередь выказывая почтение, торжественно вручил им по карабину, поймав недовольный взгляд Парэйпа.
Индейцы напротив весьма обрадовались подаркам и привели чужеземцев к гостевой хижине.
– Вы можете здесь отдохнуть, – сказал Уктена, препровождая Гарта. – Лошадей и мулов накормят мои жены. – Глашатаи оповестят жителей о вашем приходе.
Прошло немного времени, и к хижине начал сбегаться народ. Все старались приблизиться, оставляя у входа подарки и угощения: еду, шкуры, сидр, мокасины.
– Нокс, разожги огонь в очаге, нам надо поесть, – распорядился Гарт, приняв дары от индейцев.
– К нам идет молодая женщина, – сказала Дженнифер.
Индианка вошла в хижину и любезно предложила большую чашу с вареной тыквой. Затем она подошла к каждому мужчине и велела снять рубашки, а потом указала на место, куда они должны их сложить. Герту и Дженнифер она отвела за перегородку в хижине и предложила снять одежду. Вслед за ней появились еще несколько женщин, забрали одежду и унесли. Через некоторое время одна из них принесла длинные рубахи из оленей кожи, по паре ноговиц и мокасины.
Путники, поев, отдыхали у огня, наслаждаясь долгожданным теплом. Когда они начали было готовиться ко сну, появился Уктена и принес табак и трубку. Пока мужчины курили, появились те же индианки. Уктена представил их как своих жен. Они принесли несколько берестяных корыт. Наполнили их горячей водой, предложив путниками вымыться. Больного Гилберта Уктена предложил перенести в другую хижину, пообещав, что там о нем позаботится его сестра. Одна из жен спросила у Герты разрешения взять ребенка. Они вместе выкупали малыша, и индианка приложила его к своей груди, посетовав на то, что у Герты иссохла грудь и нет почти молока. Герта, преисполненная радости, тронутая вниманием индейцев, любезно согласилась доверить Уильяма женщине чероки.
После того как курение закончилось, жены Уктена угостили путников в довесок маисовой кашей, какими-то вареными кореньями, вымоченной олениной и жареной рабой.
На ночь Уктена любезно предложил мужчинам своих жен. Естественно Гарт, Аарон Уэзерби и Олли Твид аргументировано отказались от услуги, чего нельзя было сказать о неугомонных Парэйпа и Ноксе. Приятели и боевые товарищи Гарта приняли предложение Уктена без зазрения совести и увлекаемые двумя игривыми женщинами направились ночевать в другое место.
Уктена же весьма остался доволен тем, что его жены оказались востребованы белыми друзьями.
На рассвете вернулись Нокс и Парэйпа.
– Смотри-ка. Наши рубашки абсолютно чистые, – подал голос Парэйпа, стараясь привлечь внимание своих товарищей, боровшихся со сном. – Поднимайтесь, сони. Прошу прощения, миссис Гарт, к вам это не относится.
– Ко мне относится это в первую очередь, Уильяма надо кормить, – ответила Герта, лениво натягивая мокасины.
– Ну как прошла ночь, а Парэйпа? – спросил Олли.
– Спрашиваешь! – довольно ответил тот. – Она такое вытворяла, я вам скажу, друзья! Ну и Уктена! Отхватил себе скво.
– Парэйпа! Не забывайся, среди нас леди, – буркнул Гарт.
– Мисс Дженнифер, прошу меня простить, но, на мой взгляд, говорить о любви и чувствах не совестно.
–Это у тебя-то чувства?! – усмехнулся Нокс.
– А что? Я после этой ночи точно женюсь на краснокожей, – продолжал развлекать друзей Парэйпа.
– Для чего ты на ней женишься? Для того чтобы она охраняла твой сон, как этой ночью? – подзуживал Нокс.
– Для того чтобы с ней заниматься любовью, смею заметить, дружище. А ты что подумал? – сказал Парэйпа.
– То и подумал, что слышал. Мне показалось, что ты, как только распластался на шкурах, сразу же предался сновидениям, и она тебя так и не добудилась. Такой храп стоял в хижине, казалось, содрогнется вся деревня, а чероки от страха разбегутся кто куда.
Воцарилось минутное молчание, а потом грянул смех.
– Трепло, – кривляясь, сказал Парэйпа в адрес Нокса.
– А тебе как индианка, а, Нокс? – подогревал настроения Олли.
– Мне не впервой с ними.
– Джентльмены, если бы вы знали, как вы порочны, – оборвал Гарт.
Смех прервала одна из жен Уктена, которая пришла кормить Уильяма.
Немного позже Уктена позвал мужчин на совет, где собрались старейшины и знатные воины.
Гарт рассказал индейцам, что он собирается идти на запад и основать там поселение. Также он поведал им, что скрывается от преследования американских властей, которые мошенническим образом отбирают у простых людей обжитые земли и продают их спекулянтам, вынуждая обездоленных браться за оружие или уходить западнее, на земли индейцев. Старейшины, выслушав Гарта, выразили свое сочувствие и понимание, поблагодарили за спасение Уктена. Путникам чероки предложили дождаться теплых дней и пожить у них в селении, пока на реке не сойдет лед и не появится трава для прокорма лошадей и мулов.
Гарт любезно согласился. После чего индейцы устроили в честь гостей пир, собрав всех возле больших котлов, наполненных супом из маиса.
На следующий день на совете Гарт рассказал индейцам о политике правительства по отношению к чероки, вызвав тем саамы негодование воинской элиты, настаивавшей на продолжении войны с бледнолицыми.
К обеду чероки приготовили три больших котла супа из сваренного в воде маиса с сушеными угрями и другой рыбой. Затем подали большую чашу, наполненную мягкими клецками из маисовой муки. К этому прибавились вареные бобы. На второе подали три рыбы, потом большую собаку, специально зарезанную, чтобы угостить путников. Но по реакции Гарта и остальных индейцы поняли, что такую пищу белые не едят, и блюдо тот час же унесли, взамен поставив отварную оленину.
Гарт заметил, что один из старейшин внимательно изучает его и присматривается. Ему показалось, что он когда-то встречал этого старика и пока не мог вспомнить когда.
– Вот что значит дружить с индейцами, – подвел итог после обеда Парэйпа, разместившись у очага гостевой хижины. – Великодушие, щедрость, готовность поделиться последним своим имуществом. А мы их убиваем. И вы думаете, что после всего того, что для меня сделали чероки, я буду стрелять в них?
– Нет, не будешь, – сказал Гарт, как бы не обращая внимания на философствующего друга.
– И мне как-то не по себе. Я столько с них скальпов снял, – добавил Нокс.
– Перестаньте! Джентльмены, рассуждаете как дети. Покайтесь и молитесь. Молчите и сожалейте, – отрезал Гарт.
Появился Уктена. Он сказал, что мужчин приглашает в свой дом его отец.
Долго не раздумывая, все пятеро направились вслед за Уктена. В хижине, куда вошли путники, на шкурах перед очагом, скрестив ноги, сидел старик в тюрбане.
Он принял их весьма приветливо и поставил перед ними блюдо нарубленной рыбы, а затем предложил еще толченой, больших лесных орехов и белые лепешки из корней мучнистых растений, видимо, заготовленных впрок.
– Куитла, – представил старика Уктена. – Мой отец. Он глава клана.
Путники робко кивнули головами, выказывая свое почтение, Парэйпа снял с пояса нож и преподнес его старику. Куитла, рассмотрев оружие, многозначительно кивнул и улыбнулся. Улыбка прокатилась и по лицам наших героев.
– Зарыл ли топор войны Вождь солдат? – произнес Куитла.
Гости переглянулись между собой, но в эту минуту Гарт понял, к кому обращается старик. Он узнал его.
– Мы тогда голодали, – продолжал старик. – Ты пришел в наше селение с солдатами, но не стал убивать, а отдал нам все свои запасы. Ты помог нам, и наши дети выжили. У тебя доброе сердце. Но белые вынудили нас покинуть родную землю на востоке, и мы перешли горы, поселившись в селении родственников.
– А где Укчи Асе? – спросил Гарт.
– Но-те-ха- пах-та-нела, – молвил старик, обращаясь к Уктене.
Уктена вышел.
–Укчи Асе – мой внук, сын Уктены, – ответил на вопрос Гарта чероки. Он тоже помнит тебя.
– Я вас тоже помню, – сказал Гарт. – Мы воевали с чероки. Сегодня мы хотим жить в мире с ними.
– В мире? А зависит ли от тебя мир, Вождь солдат? – вкрадчиво спросил индеец.
–Что касается меня и моих друзей, – Гарт указал на присутствующих, – то мы вряд ли откапаем топор войны против чероки. Мы желаем мира и полагаем, что индейцы и белые могут жить дружно на одной земле.
– Твои слова греют сердце, но на деле все может оказаться иначе. Вы же не захотите стать изгоями собственного народа?
– Мы уже изгои, потому что преступили закон, закон несправедливый, но закон. Поэтому скитаемся в поисках места, где могли бы начать новую, с чистого листа жизнь, в которой царили бы справедливые законы, не было бы войн и все любили друг друга. Белые, красные, желтые, черные – все люди жили бы одной семьей.
Старик подумал, достал трубку, постучал чубуком о ладонь, зачерпнул из кисета несколько щепоток табаку и сказал:
– Ты говоришь о жизни в стране Счастливой Охоты, не так ли?
– Я верю, что такая жизнь есть, и мы христиане называем ее «жизнь Вечная», – ответил Гарт.
– Что же, по-твоему, нужно, чтобы и белые, и красные, и черные вступили на порог этой жизни? – спросил Куитла, раскуривая трубку.
– Преодолеть соблазн греха и гордыню, – ответил Гарт.
Понимал ли Куитла то, о чем говорил Гарт, сомнению не подлежало, но, во всяком случае, чероки внимательно, с интересом слушал мудрого Вождя солдат.
Гарт, в свою очередь, был осведомлен о работе миссионеров, которые пытались обратить в христианство чероки. Он знал, что индейцы всегда с интересом подходили к восприятию истин Евангелия, всячески выказывая согласие либо одобрение того или иного постулата. Но как выяснялось, они это делали просто из природной вежливости. Их же сознание ничего подобного не воспринимало.
Когда Гарт закончил повествовать о природе греха, оперируя историческими фактами, на которых основывалась христианская религия, как-то: грехопадение Адама и Евы, вкусившими запретный плод; пришествие Христа; искупление этого первородного греха; чудеса, вытворяемые мессией, и его страдания на кресте, – старик, вытряхнув трубку, осторожно произнес:
– Действительно, плохо есть яблоки, когда они несозревшие. Гораздо лучше сделать из них сидр. Куитле понравилась эта легенда. Ее, наверное, тебе рассказала твоя мать? В самом начале жизни наши отцы имели только мясо животных для своего существования, а если охота была неудачной, то они голодали. Как-то раз двое молодых охотников, убив оленя, разожгли в лесу огонь, чтобы поджарить его. Когда они собрались есть, то увидели, как прекрасная молодая женщина спустилась с облаков и села на холме, который вы видели между Голубыми горами, спускаясь в долину. Они сказали друг другу, что это дух, который, наверное, услышал запах жареной оленины и захотел съесть кусок. И они решили угостить ее, преподнеся жаренный язык животного. Женщине понравился его вкус, и она сказала: «Ваша доброта будет вознаграждена. Придите на это место через тринадцать лун, и вы найдете нечто очень ценное для вашего пропитания и для пропитания ваших детей на всю оставшуюся жизнь». Они так и сделали и, к своему удивлению, нашли растения, которых никогда раньше не видели и которые с тех древних времен выращивают чероки к большому благу. Там, где ее правая рука коснулась земли, охотники нашли маис, там, где левая, – фасоль, а там, где она сидела, – табак.
– То, что тебе рассказал наш друг, святая истина, – вмешался ортодоксально настроенный Олли Твид. – А то, что ты говоришь, только небылица, вымысел и ложь.
– Спокойно, Олли, – сказал Парэйпа. – Придержи язык.
– Мой брат, – обратился Куитла к Гарту, – твой друг не совсем учтив. Вы, белые, хотите, чтобы мы, чероки, верили вашим легендам и поступали по правилам, на которых они основаны. Почему же вы отказываетесь поверить нашим?
Дальнейшую дискуссию прервал Уктена, который вошел в хижину с сыном Укчи Асе.
Мальчишка бегающим взглядом осмотрел гостей, потом бросил взор на Гарта. Некоторое время он смотрел на него, потом заулыбался и произнес:
– Гарт.
– Укчи Асе, – ответил, тот. – Как ты вырос и возмужал.
Мальчик снял с шеи волчий зуб и протянул его Гарту. Гарт снял с себя серебряный крестик и надел его на шею Укчи Асе.
– Вашему другу совсем плохо, – произнес Уктена. Твоя жена пошла к нему. Моя сестра договаривается с шаманом.
Поблагодарив старика Куитла за гостеприимство, Гарт со свитой в сопровождении Уктена и Укчи Асе направился к хижине, где находился больной Гилберт Уорд.
С каждым днем ему становилось все хуже и хуже. Если бы не забота сестры Уктена, Гилберт, скорее всего, умер бы. Он лежал на шкурах и бредил. Герта обмакивала тряпку в деревянную миску со снегом и протирала тело больного, стараясь сбить температуру. Когда сестра Уктена привела черокского целителя, Олли уже проводил кровопускание, чтобы снизить артериальное давление. Целитель был среднего возраста. Он окинул присутствующих в хижине пронзительным взглядом. Уловив реакцию знахаря, Уктена попросил всех покинуть хижину, кроме Олли и сестры Уктена.
– Дик, сестра Уктена – это женщина-вождь. Помнишь, тогда в лесу, когда ты меня голый защищал, – торопливо поделилась своими наблюдениями Герта. – Она с Двухголовым спорила и не позволила воинам изнасиловать меня.
– Разве это она? – не согласился Гарт.
– Точно, Дик, ее зовут Дикая Роза. Она меня узнала. Но у нас не было времени объясниться.
– Чего вы шепчитесь? – спросил Нокс.
– Гилберт весьма плох, – ответил Гарт.
– А что с ним? – поинтересовался Парэйпа.
Из хижины вышел Олли и Дикая Роза.
– Шаман велит нам собрать камни, – сказал Олли.
– Как соберете, промоете проточной водой в реке, – добавила Дикая Роза.
– У Гилберта, кажется, бутулус, – произнес Олли. – Вспоминайте, что мы ели из добытых трофеев на охоте?
– Дичь, – сказал Парэйпа, – а что же еще?
– Что именно он ел?
– То же, что и все.
– Погоди, Парэйпа, – сказал Гарт. – Олли, ты полагаешь, он заразился от мяса животных.
– Да.
– Как ему помочь, Олли? – спросила Герта.
– Надо собрать камни, – заявил Уктена и направился в сторону реки.
Вскоре влажные и холодные камни различных пород отнесли в хижину шамана.
Шаман достал из своего магического свертка несколько кристаллических жезлов величиной с ладонь, бережно смахнул с них соль, окурил дымом шалфея и положил в миску со снегом и льдом. Обращаясь, видимо, к духу кристалла, шаман приложил жезлы к своему лбу острием вверх.
– Духи расскажут шаману, смогут ли они помочь вылечить больного, – комментировала Дикая Роза.
Затем шаман поднес кристалл к своей груди и приложил в области сердца.
Поскольку больной бредил и находился в прострации, то вместо него шаман предложил самому чистому из друзей больного отобрать из кучи собранных камней четыре, наиболее понравившихся. Самой чистой оказалась, конечно же, Дженнифер, которая приглядывала в это время за ребенком Герты.
Объяснив, девушке, что от нее требуется, Герта осталась со своим малышом, а Дженнифер отправилась участвовать в исцелении Гилберта.
– Нужный камень сам выберет тебя и бросится в глаза, – сказал шаман.
Выбрав четыре камня по душе, Дженни разложила их в круге по сторонам света. В центре шаман положил один из своих кристаллических жезлов.
– Сейчас он будет говорить с каждым из камней, чтобы выяснить какой из них способен исцелять, – пояснила все та же Дикая Роза. – Священная льдинка поможет ему.
Отбросив один из камней как непригодный, шаман собрал остальные и приложил их к груди больного. Потом он начал петь песню. Было заметно, что шаман впал в транс. Спустя несколько часов он закончил петь и отправился в хижину Уктена принимать угощение. Дикая Роза пояснила, что за своих гостей отвечает ее брат и все обязательства перед целителем он возьмет на себя. Гарт не хотел оставаться в долгу и решил подарить шаману отличный французский мушкетон с запасом картечи. Дикая Роза пояснила, что это его право. Если белый человек не может сделать подарок шаману, то за него это сделает ее брат – Уктена.
На следующий день целитель продолжил процедуру исцеления и через духов начал общаться с больным. Духи, в лице шамана, спрашивали Гилберта, кого он видел в районе Зеленых Камней. Они сказали, что в этом месте больной потерял силу, Зеленые Камни «ослабили его кровь», но они (духи) с помощью лилового кристалла защитят его.
– Лежи, пока не взойдет луна. Твой дух даст тебе новую силу, – сказал шаман, выйдя из транса, поправив камни на груди у Гилберта.
Спустя еще четыре дня от агонии Гилберта не осталось и следа. Он смеялся, с аппетитом ел и играл как ни в чем не бывало с детворой индейцев.
По случаю выздоровления товарища Гарт устроил пир, предложив индейцам опробовать рецепты американской фермерской кухни.
За время проживания у чероки Аарон стал истинным виртуозом в стрельбе из лука, искусным звероловом. Парэйпа и Нокс научили индейцев чинить ружейные замки. Малыш Уильям явно прибавил в весте, на радость родителям, питаясь грудным молоком индейской женщины. Дженнифер отшлифовала свои познания в языке чероки и практически свободно могла изъясняться с ними. Олли проводил время в беседах с шаманом, изучая свойства целебных растений. Гарт по просьбе старейшин все больше ораторствовал на советах, просвещая индейцев.
Дикая Роза весьма привязалась к Гилберту, он, как ни странно, отвечал ей взаимностью. Старики все больше заставали их наедине около реки с покрытыми одеялами головами.
Жизнь текла размеренно и гармонично, пока в один из дней в селении не появились рыщущие отряды вероломного вождя чикамауга – Две Головы.
В начале весны чикамауга под предводительством Двухголового вырезали около дюжины поселений колонистов на юге и преследуемые волонтерами во главе с полковником Робертсоном возвращались в сердце страны чероки на реке Теннесси.
Двухголовый шел на соединение с воинами вождя Тянущий Каноэ, который вернулся из похода к реке Миссисипи, где провел переговоры с вождями чокто, пытаясь привлечь их на сторону чероки в войне против американского правительства.
Более того, воодушевленные рядом побед индейцы получили поддержку оружием и боеприпасами от неофициальных испанских и французских правительств Флориды и Луизианы и рассчитывали летом возобновить набеги на поселения колонистов в Теннесси и Алабаме.
Не все чероки, проживавшие в селении, где бросили якорь наши герои, испытывали радость при появлении головорезов Двухголового. Само по себе вторжение отряда ретивого соплеменника вызывало гнев, прежде всего, у старейшин и клановых вождей, которые отчетливо понимали, что Двухголовый принесет в тихую и размеренную жизнь хаос, злобу и смерть. Но, по обычаям племени, не разделить с его воинами пищу, кров и женщин, не оказать им почести, мирные вожди не могли.
– Дик, по-моему, мы пропали, – обеспокоенно сказала как-то Герта.
– Почти все оружие раздарили, – сетовал Нокс.
– Уходить надо, Дик, ночью, пока Две Головы не очухался, – заключил Парэйпа.
Более недели наши герои находились в подавленном состоянии, в ожидании развязки ситуации. Жены Уктена перестали навещать их, сам их краснокожий друг и брат избегал встречи с ними. Гарт знал, что Две Головы будет убеждать вождей расправиться с гостями и, если те сломаются и отступят, живыми им не выбраться. О влиянии Двухголового на мнение вождей и старейшин многим из наших героев было известно не понаслышке.
Действительно, с приходом воинственных чероки жизнь в селении изменилась. Повсюду воцарился бардак, который устраивали пьянствующие воины.
Как-то на заходе солнца один из сподвижников Двухголового, заметил Дженнифер у ручья, которая набирала в мешки воду. Индеец медленно подкрался к ней сзади, набросился и повалил на землю, пытаясь овладеть девушкой. Она закричала и расцарапал воину лицо. На крик сбежались женщины и несколько мужчин чероки. Сквозь их толпу проскочил Аарон. Не раздумывая, своими сильными ручищами он резко схватил индейца за шиворот и, словно щенка, отбросил на несколько футов от Дженнифер. Краснокожий вскочил и выхватил нож, молниеносно бросившись на Аарона. Началась потасовка. Индеец два раза успел смазать острием ножа по рукам Аарона. На очередном замахе рука с ножом попала в петлю веревки, которую набросил на соплеменника Уктена.
Подтянув к себе этого воина, словно заарканенного коня, Уктена сказал:
– Не один волос не должен упасть с головы моих гостей, как бы этого не добивался Двухголовый.
– Спасибо, Уктена, я твой должник, – сказал Аарон, закрывая ладонью кровоточащие порезы.
– Благодарю, – едва проговорила Дженнифер, присев в реверансе.
Как и предполагал Гарт, развязка ситуации должна была наступить. Судьба его семьи и друзей должна была решиться на Совете.
Совет собрался около полудня. Старейшины в регалиях и лучших одеждах занимали почтенные места в Доме Совета. Уктена, Куитла и Дикая Роза, разместились рядом с теми, чьи жизни они намеревались отстаивать сегодня. Взглядами поддержки они одарили Гарта и мужскую половину его команды, приглашенную на Совет.
Долгая процедура курения трубки закончилась, и в круг вышел первый оратор. Это был один из тех стариков в тюрбане с лебедиными перьями, что встречал путников около селения.
– Я Аттакуллакулла – Маленький Плотник. Много зим тому назад путешествовал за Большую Воду. Английский Король разделял со мной пищу и кров. В прошлый месяц лесной земляники (март) я гостил у Великого Вождя американцев. Он послал нам весть дружбы и доброй воли. Он очень добр, ибо мы знаем, что наша дружба – слишком малая плата за его расположение.
Когда Великий Вождь американцев говорил, что хочет купить у нас землю, он требовал от нас слишком многого. Великий Вождь извещает, что он оставит нам место, чтобы мы жили в удобстве. Он станет нам отцом, а мы станем его детьми. Но все не так просто, ибо для нас эта земля – священна.
Каждая сверкающая сосновая шишка, каждый берег, каждый клочок тумана в темном лесу, каждая поляна и каждая жужжащая мошка – все они святы для памяти и чувств нашего народа. Сок, текущий в стволах деревьев, несет в себе память чероки.
Вступив на путь среди звезд, усопшие бледнолицые забывают страну своего рождения. Наши усопшие никогда не забывают этой прекрасной земли, ибо она – мать чероки. Мы – часть этой земли, и она часть нас самих. Душистые цветы – наши сестры; олень, конь, большой орел – наши братья. Горные вершины, сочные луга и человек – все они одна семья.
Эта сверкающая вода, текущая в ручьях и реках, – не просто вода, а кровь наших предков. Журчание воды – это голос отца моего народа. Реки – наши братья, они утоляют нашу жажду. Реки переносят наши каноэ и кормят наших детей.
Чероки сейчас отступают перед идущими вперед бледнолицыми, как горный туман отступает перед утренним солнцем, но прах наших отцов свят. Их могилы – священные места, и поэтому эти холмы, деревья и участки земли стали для нас святыми. Мы знаем, что бледнолицые в своем большинстве не принимают наших мыслей. Для них один участок земли ничем не отличается от другого, ибо они – чужаки, которые приходят ночью и берут от земли все, что захотят. Для них земля не брат, а враг, и они идут вперед, покоряя ее. Они оставляют могилы отцов позади, но это их не заботит. Они забывают о могилах отцов и о правах своих детей. Они относятся к своей матери-земле и к своему брату-небу так, как к вещам, которые можно купить, ограбить и продать, как овцу или яркие бусы. Их жадность пожирает землю и оставляет за собой пустыню.
Наши дети уже видели своих отцов, униженных поражением. Наши воины уже ощутили стыд. После поражения их жизнь обернулась праздностью, и они губят свои тела сладкой пищей и крепкими напитками. Не так уж важно, где я проведу остаток своих дней, – их осталось не так много. Даже бледнолицые, чей Бог идет рядом и говорит с ними, не могут избежать всеобщей судьбы. В конце концов, быть может, мы еще станем братьями, посмотрим. Но мы знаем нечто такое, что бледнолицым предстоит когда-нибудь узнать: у нас с ними один Бог.
Он повернулся в сторону Гарта и продолжил:
– Сейчас вы считаете, что владеете своим Богом точно так же, как хотите овладеть нашей землей, но это не так. Он – Бог всех людей – равно сострадает и краснокожим, и бледнолицым. Для Него эта земля – сокровище, и причинять вред этой земле означает поднимать руку на ее Творца. Бледнолицые тоже уйдут, хотя, быть может, позже, чем остальные племена. Однажды, запачкав свое ложе, они ночью задохнуться в собственных отбросах. Но в своей гибели они будут ярко пылать, объятые племенем мощи Творца, который привел их господствовать над этой землей и над чероки.
Эти же бледнолицые, – он указал на Гарта и мужчин, – пришли в наше селение с миром, как друзья. И за это время мы успели привязаться к ним. Они ели, пили то, что едим и пьем мы. Они угощали нас своей пищей. Мы радовались восходу и закату, и они вкушали эти прелести с нами. Так почему же мы должны лишать их жизни? Потому что это не нравится тем из нас, кто желает войны с бледнолицыми? Да, надо сражаться за свою землю, но против тех бледнолицых, которые занесли топор войны над головами чероки. Я все сказал.
Слово взял Двухголовый:
– Аттакуллакулла, твой разум помутнел от подарков бледнолицых, и ты развращен чарами, которыми околдовали тебя их вожди. Когда-то и я, и многие мои соплеменники были друзьями белых. Я даже думал жить вместе с ними, если бы не один человек, подобный этим, которых Аттакуллакулла защищает сегодня, без всякого повода не убил всех моих родственников, не пощадив даже моих женщин и детей. Теперь на свете не осталось ни одного живого существа, в жилах которого текла хотя бы капля моей крови. Это подвигло меня к отмщению. Я искал его. Я убил многих. Я полностью насытил мою месть. Но не думайте, что моя радость – это радость страха. Две Головы никогда не испытывал страха. Две Головы никогда не обратится в бегство, чтобы спасти свою жизнь.
Этот человек, – Двухголовый указал на Гарта, – когда-то был моим другом, и мы вместе служили белому Королю. Две Головы однажды спас ему жизнь. И знаете, как он отблагодарил меня за свое спасение?
Двухголовый демонстративно снял с себя рубашку из оленьей кожи и развернулся спиной к старейшинам, показывая рубцы от плети на спине.
В Доме Совета прокатился рокот негодования.
– Свой позор на тропе войны этот человек пытался скрыть, облачившись в сутану проповедника Истины бледнолицых,– продолжал Двухголовый в отношении Гарта. – Потом он снова взялся за оружие, вступив на тропу войны против чероки. Он жег наши селения, его солдаты изгоняли нас с нашей земли, он убивал наших лучших сынов.
Теперь он стал заложником собственных убеждений и бежит от мести Великих Вождей американцев, потому что те назначили вознаграждение за его голову. О его коварстве среди белых ходят легенды. А вы знаете, что он тот самый Вождь солдат, который казнил Маисового Стебля на костре? Нет, вы ничего не знаете. Теперь же знайте, кого вы пригрели! Я все сказал.
Раздались возгласы недовольства, и часть старейшин потребовала немедленной расправы над Гартом и его друзьями. Вставали ораторы и предлагали отомстить за смерть соплеменников. Несколько воинов уже подошли к Гарту и схватили его под руки, подчиняясь решению Совета. Но неожиданно между Гартом и посланной стражей встал старик Куитла.
– Этот человек – мой друг: прежде, чем вы наброситесь на него, вы должны убить меня, – твердо заявил он.
После этого воины возвратились назад, а Совет племени настолько высоко оценил эту верность принципу, что отступил от своего решения.
– Все, что говорит Две Головы, возможно, правда, – говорил Куитла. – Я встречался с Вождем солдат ранее. Они вошли в мое селение, когда мы голодали. Этот человек не позволил своим людям сжечь наши дома. Он не позволил насиловать наших женщин. Он отнял все запасы продовольствия у своих солдат и отдал их нашим голодным людям, а потом ушел с миром. Благодаря ему мы смогли выжить. Ни один человек из моего клана не умер от голода. Этот человек, и вам всем известно, спас от смерти моего сына Уктена, окружив его заботой и вниманием после ранения. Так, как же, по-вашему, я могу относиться к этому человеку и его друзьям? Я все сказал.
В круг вышел один из уважаемых членов калана Аттакуллакулла:
–Я, Болотный Камыш. Как и мой брат Аттакуллакулла, я ездил за Большую Воду и заключал договор о дружбе с Королем Георгом. Много воды утекло с тех пор. Я не буду говорить ничего об этом человеке. Пусть за меня скажет моя дочь. Ее муж погиб. Он из клана Маисового Стебля. Дочь вернулась ко мне несколько зим тому назад. Она знает этого человека и присутствовала при кончине Маисового Стебля. Я все сказал.
С разрешения Совета в круг вошла молодая женщина. Она взглянула на Гарта и остальных, а потом отчетливо произнесла:
– Две Головы лжет!
Поднялась волна возмущения. Двухголовый вскочил, но Глава Совета – старый чероки – поднял руку, подав знак всем успокоиться.
– Этот человек и те двое, – она показала на Парэйпа и Нокса, – были пленниками вождя Маисовый Стебель. Им удалось вырваться из ямы, где они ожидали своей участи. Когда солдаты захватили наше селение после сражения, этот человек (Гарт) даровал жизнь Маисовому Стеблю и отпустил его, но Маисовый Стебель не захотел принимать этот дар от врага и покончил собой ударом ножа. Я все сказала.
Воцарилось молчание.
– Пусть говорит наш гость, – сказал главный старейшина.
Дик Гарт, поправив спадавший на лицо длинный седой волос, вышел в середину круга:
– Я, Дик Гарт, бывший солдат, бывший проповедник и бывший фермер, а еще, с точки зрения наших законов, бывший повстанец-бандит. Здесь некоторые меня пытаются обвинить в том, что я солдат. Скажите уважаемые, виновны ли ваши воины в том, что они просто воины?
Присутствовавшие чероки отрицатель закачали головами.
– Каждый белый солдат и каждый индейский воин защищает то, что призван защищать. Я защищал свое племя бледнолицых от индейцев, индейцы защищали себя от людей моего племени. Так случилось на этой земле. Бог свел наши народы для зарождения новой жизни на ней, но не для ее уничтожения. Войну между нашими народами развязала гордыня, та, которая хуже червяка точит помыслы как бледнолицых, так и индейцев. Я способен обуздать только свою гордыню, но не многих. Поэтому я зарыл «топор войны» и всем сердцем желаю, чтобы так поступили остальные мои соотечественники – и белые, и красные.
Я превратился в изгнанника. В этом можете согласиться с Двухголовым. Но меня изгнали не американцы, интересы которых я пытался защитить силой оружия. Меня преследует американское правительство, которое попирает закон в угоду алчности отдельных богатых представителей нашего общества. Тех, которым мало земли, тех, которые превращают в изгоев фермеров и индейцев ради того, чтобы набить свои кошельки деньгами.
Теперь скажите, чем я отличаюсь от чероки? Только лишь цветом кожи. Я один из вас! Я ваш брат!
После этих слов возгласы одобрения прокатились среди присутствовавших.
– Ты смотри, Нокс, выкрутился-таки наш проповедник, – с улыбкой на лице прокомментировал Парэйпа.
– Потому что говорил искренне, – добавил Олли.
– Двухголовый говорил правду, когда рассказывал о том, что спас мне жизнь, – продолжал Гарт. – И рубцы на его спине от моей руки – это тоже правда. Но высек я его за предательство, о котором он почему-то умолчал.
Совет опять оживился. Многие искоса посмотрели на Двухголового. Последний ехидно улыбался.
– Уважаемые, чтобы вы сделали с вашими разведчиками на тропе войны, если бы они сообщили врагу о ваших планах и переметнулись на его сторону? – говорил Гарт, подогревая негативные настроения в отношении Двухголового.
Чероки завопили и жестами начали показывать, что лишили бы таковых жизней.
– Две Головы сообщил наши планы противнику – французам в отместку за то, что я, как командир, наказал его. А наказал его я за то, что он уничтожил пленников. Они обладали сведениями о наших врагах, завладев которыми, мы бы одержали победу. Но этого не случилось. Из-за предательства Двухголового мы попали в засаду. Все солдаты погибли, я чудом остался жив.
Со мной находится девушка, которая может свидетельствовать о том, как Двухголовый на территории дома ее отца убивал женщин и грудных младенцев. Его воины не были согласны с ним и осуждали его. Но он их не слушал и продолжал убивать детей. Я все сказал.
На Совет пригласили Дженнифер. Было заметно, что девушка неловко чувствовала себя в таком обществе, но она собралась духом и рассказала все, что видела и чувствовала тогда:
– Я говорю правду о вашем соплеменнике, – говорила она. – Если бы нас не спасли другие воины, то я сейчас не стояла бы перед вами. Двухголовый – мясник, а не воин, и воевал он тогда не против мужчин, которых почти не было в селении, а против женщин и детей.
Я несколько месяцев жила среди тех чероки, которые спасли жизнь мне и индейскому мальчику, усыновленному женой мистера Гарта. Домой меня вернули солдаты мистера Гарта, а индейского сына миссис Герты чероки по имени Габэ забрал и увез с собой. Что плохого в том, что индейский мальчик из племени катавба, потерявший свою родную мать, обрел ее снова в лице миссис Герты? Что хорошего в том, что он по вине Двухголового потерял ее снова? Всему виной – война между белыми и индейцами.
Закончив, Дженнифер покинула Совет.
Далее в круг вышла Дикая Роза. Она, как женщина-вождь, имела титул Ги-га-у, что означает «Любимица».
–Я, Дикая Розы, слышала, когда на стоянке после рейда Онокостотой осуждал Две Головы за резню, устроенную им в поселке бледнолицых, назвав его «детоубийцей». Онокостотой, защищая свою честь, пал в поединке от рук Двухголового. Этот человек, – она указала на Гарта, – присутствовал там тогда. Я все сказала.
Старейшины, выслушав всех желающих, решили, что гости могут жить в их селении столько, сколько захотят, и за их безопасность чероки ручаются. Если же они хотят следовать своим путем, то чероки предоставят им все для благополучного путешествия: дадут проводников, лошадей, лодки, продукты.
Гарт поблагодарил от своего имени старейшин и всех чероки за гостеприимство и справедливое отношение к ним:
– Отныне ваши сердца навечно поселяться в наших душах, – сказал он, взяв заключительное слово. – Мы по праву будем считать вас нашими братьями и сестрами. У каждого человека должен быть свой дом, своя земля. Поэтому мы должны уйти, чтобы найти свое пристанище и пустить корни, ибо деревья, растения без корней мертвы. Если когда-нибудь кому-то из вас понадобится помощь, пусть она придет от меня и моих друзей. Я все сказал.
Через несколько дней Двухголовый покинул селение, из сорока, прибывших с ним воинов, двадцать отказались идти дальше. Перед тем как выступить, он, заметив Гарта, неспешно подъехал к нему на лошади и спешился.
– Между нами черта, Дик Гарт, – сказал Двухголовый. – Я никогда не стану тебе братом. И ты на мою помощь можешь не рассчитывать. Увидишь меня – стреляй, ибо если я замечу тебя первым, то не промахнусь.
Двухголовый одарил Гарта змеиной улыбкой, лихо вскочил на коня и пустил его в галоп. Сторонники вождя, издавая вопли, также поскакали за ним.
Когда сошел снег, в одно солнечное утро Герта заметила, что старик Куитла отправляет сына Уктена в путь. Несколько лошадей, навьюченных шкурами, индеец с восходом солнца увел за собой на юг. Уктена ничего не сказал, он не попрощался с гостями, а просто ушел.
Жены Уктена утверждали, что муж ушел в соседнее селение торговать. Куитла же предпочитал отмалчиваться и избегал разговоров о внезапном уходе из деревни своего сына.
– Куитла явно темнит,– сказал как-то раз Гарт, отправляясь с Парэйпой и Ноксом к ручью расставлять капканы.
– Старик что-то задумал, – высказался по этому поводу Парэйпа.
– Не мог Уктена уйти, ничего нам не сказав напоследок, – добавил Нокс. – Значит, должен скоро вернуться.
– Да и мы здесь засиделись. С первой травой отправимся в дорогу. Я об этом вчера сказал Куитле, – продолжил Гарт.
– Представляете, джентльмены, Гилберт намерен с собой взять Дикую Розу, – сказал Парэйпа.
– Я в этом не сомневался, – отрешенно произнес Гарт.
– К этому все и шло, – равнодушно заметил Нокс. – Любовь, джентльмены, пришла к нашему другу. А что поделать?
Через две недели Уктена вернулся, но не один. На одной из лошадей в селение рядом с ним въехал мальчик-индеец лет восьми от роду. Из домов начали выходить любопытствующие чероки. Глашатай оповестил родственников Уктена о его возвращении. Взволнованный старик Куитла выскочил из своей хижины и бросился к сыну.
– Это он, – сказал отцу Уктена, указывая на мальчика.
Мальчишка ничего не понимал. Он с любопытством и настороженно рассматривал обступивших его соплеменников. Черные, как два кусочка обсидиана, глазки то и дело изумленно бегали по сторонам. Доходящие до плеч длинные волосы растрепались и развивались на ветру. Парнишка кутался в меховую накидку и крепко сжимал в руках недоуздок, которым управлял лошадью.
Куитла подошел к лошади, на которой сидел мальчуган, протянул к нему руки и сказал:
– Слезай, сынок. Пойдем в дом.
Герта возилась с Уильямом, Дженнифер помогала ей, в то время когда на пороге хижины появился Уктена.
– Уктена? – удивленно произнесли они, завидев вошедшего индейца.
– Женщины, пойдем в дом моего отца, – сказал Уктена.
Герта и Дженнифер безропотно подчинились.
– Она присмотрит за ребенком, – сказал Уктена, давая возможность войти той своей жене, которая кормила грудью.
Передав младенца индианке, Герта волнительно набросила на себя одеяло и вышла вслед за Уктеной. За ней, испытывая не меньшее волнение, семенила Дженнифер.
В хижине старика у очага с деревянной плошкой в руках сидел тот самый мальчишка. Он с аппетитом наворачивал суп, заедая маисовой лепешкой.
Герта и Дженнифер бросили взгляды на мальчика, а потом на Куитла.
Мальчишка на миг замер, оставляя за щекой непроглоченный кусок, и внимательно начал присматриваться к белым женщинам.
– Майн Гот! – вырвалось у Герты. – Дженнифер, это же он!
Дженнифер в изумлении широко открыла рот и застыла, позабыв, казалось, о том, что нужно дышать.
Герта сделала несколько шагов к мальчику и упала перед ним на колени. Парнишка попятился и прижался к старику, по-прежнему не сводя глаз с незнакомки.
– Шелдон, это же я, – нашептывала Герта. – Ты мой мальчик. Ты помнишь меня? Я мама. Она – Дженни. Ты помнишь нас, малыш?
Мальчишка прожевал кусок и снова попятился. Он взглянул на Куитла, потом Уктена. Те одобрительно кивнули головами.
– Он забыл речь белого человека, – сказал Уктена.
– Все это время он жил среди чероки, в семье моего брата Габэ, – добавил Куитла.
– Он меня не узнает, – в отчаянии произнесла Герта и разревелась. – Дженни, он забыл меня. Он забыл нас…
– Шелдон, это же я, Дженни, – начала девушка. – Мы с тобой играли, помнишь? И она начала хлопать в ладоши, пытаясь воскресить в памяти ребенка застрявшие образы прошлого.
Герта сделала еще одну попытку приблизиться к мальчишке, осторожно взяв в свою руку его ладонь. Она нежно погладила ее и аккуратно несколькими пальцами добралась до его шеи, вытащив наружу шнурок с кулоном.
– Это мой медальон, – сказала Герта, – узнав талисман со стоической надписью: «Бог в каждом из нас».
Мальчик отдернул ее руку от кулона. Герта встрепенулась.
– Не бойся он твой. Я не стану забирать его у тебя, – нежно, со слезами на глазах произнесла она.
– Гэбэ дал ему имя – Шукас, – сказал Куитла.
– Шукас!? – удивилась Герта. – Почему Шукас? Я называла его Шелдон. Мой друг тускарора назвал его Побеждающий Бурю.
– Шукас означает «собачья веревка», – пояснил Уктена. – Гэбэ привязывал его собачьей веревкой к дереву, чтобы он не сбежал.
– Веревкой? К дереву? О Боже, как это мне знакомо, – сказала Герта.
– Ты можешь забрать мальчишку, – произнес Куитла. Он твой по праву, я это вижу.
– Как вы узнали о том, что он мой найденыш? – спросил непонимающая Герта у индейцев.
– Я рассказала, извини, – едва молвила Дженни.
– Так ты знала, куда отправился Уктена?
– Она не знала, – вмешался чероки. – Уктена и Куитла решили разыскать мальчика. Уктена направился к Габэ, чтобы узнать о судьбе ребенка, которого он забрал у белой девочки много зим назад. Уктена не ошибся, Габэ не отдал ребенка катавба, а оставил жить в своей семье. У Гэбэ нет сыновей, одни дочери. Уктена и Куитла отдали все шкуры Габэ и выкупили мальчика для тебя, Жена Вождя солдат. Он твой сын.
Герта посмотрела на мальчика, запустила свою руку в его густую черную шевелюру и запела песенку на немецком языке.
Куитла и Уктена переглянулись между собой, но прерывать песню не стали.
Не дослушав песню, мальчик одарил окружающих улыбкой. Потом он протянул руку к голове Герты и сорвал с нее чепчик. Копна светлых волос упала на лицо и плечи женщины. Мальчишка встал на ноги и произнес:
– Мама!?
Герта мгновенно прижала его к себе.
– Да! Да! Я мама! Я твоя мама! – громко говорила она и плакала навзрыд.
– Я всегда говорил Габэ, что моя мама меня найдет, – сказал мальчишка на языке чероки.
Уктена и Куитла понимающе потрепали мальчика по шевелюре. Старик, чтобы не вызывать смущение у окружающих, слегка отвернулся в сторону и опустил голову. Мокрые глаза старого чероки старались не излучать света радости, которую он испытывал в этот момент, лишь движение пальцев руки говорило о том, что он смахивает скупые слезы.