Восточный фронтир. Северная Каролина. Несколько лет спустя.
Легкий осенний ветер легко срывал желтые листья с поредевших крон деревьев, кружа их в последнем вальсе. Яркие лучи ослепляли, но уже не грели. Высоко над головой заливались лесные птахи. Шум ветра, шелест листьев и трели птиц создавали атмосферу умиротворенности.
У ярко пылающего очага сложив на груди руки, сидел Дик Гарт. Напротив, быстро перебирая тонкими пальцами нить веретена, неподвижно сидела Герта. Рядом, у колыбели их сынишки, улыбаясь, возилась Дженни. Гарт и Герта более года были женаты. Ни что, казалось, не могло нарушить атмосферу царившего семейного покоя. Они и подумать не могли тогда, что этот дивный уголок им вскоре придется покинуть.
– Ты ведь знаешь, милая, как я горжусь твоей любовью, – сказал Дик, подойдя к Герте, почти нашептывая ей на ухо, стараясь не потревожить сон маленького Гарта. Я хочу, чтобы ты ценила все, что есть во мне хорошего, потому не удивляйся моему желанию рассеять у тебя малейшие облачко сомнения. Гордость моя требует, чтобы ты поняла, как правильны и разумны мои взгляды. Тебе известна их суровость. Но бессилие бывшего священника, быть может, покажет тебе всю неизбежность такой суровости. А потому едем со мной сегодня вечером. Мы переживем горькие минуты, но я чувствую, что они нас еще больше сблизят.
– Я бы поехала, Дик, но не хочу обременять Дженни заботой об Уильяме.
– Если бы ты знала, как мне нужна сейчас твоя поддержка, – задумчиво произнес Дик. – Не ввязываться я не имею права. Я уже ввязался. Люди верят в меня и готовы идти за мной. Но я понимаю, что этот путь опасен и, не ровен час, все может закончиться для нас печально. Поэтому я не должен жертвовать нашим счастьем.
– Поступай так, Дик Гарт, как велит тебе твоя совесть, – едва выговаривала Герта сквозь слезы. – Кто, если не ты?
– Если мы сейчас не выступим в свою защиту, нас просто сотрут с лица земли.
– А помнишь, ты сказал мне как-то, чтобы не случилось, ты придешь ко мне на помощь? – спросила она. – Я еще тогда смеялась и говорила, что надеюсь научиться обходиться и без твоей постоянной опеки. И я научилась. Только против своей воли. Теперь мне не хватает твоей опеки. Я не хочу уметь жить без нее. Ты ведь во мне. Каждый час, каждый миг, каждый вздох наполнен тобой. И пусть они считают, что ты принадлежишь им, но я знаю, что ты только мой. Я не хочу их видеть. Не хочу их слышать. Я устала от постоянного сочувствия в их глазах. Я устала делить тебя с ними. Здесь ты только мой.
Взяв лицо мужа в ладони, покрывая его поцелуями, она плакала.
– Мой родной, мой любимый, мой единственный мужчина. Только мой. Ты ведь знаешь, что я так и не решусь повторить эти слова другому. Конечно, ты все знаешь, ты ведь все видишь.
Краска румянца, вспыхивавшая на ее лице и на шее, учащенное дыхание, колыхавшее грудь, глаза, время от времени погружавшиеся в задумчивость, – все свидетельствовало о нежном волнении, царившем в ее сердечке.
– Не хорони меня заживо, Гертруда. Господь не раз спасал мою грешную жизнь. Надо надеяться, что все обойдется.
За окном послышался стук лошадиных копыт, подхваченный горным эхом. Можно было различить всадников, медленно продвигавшихся по дороге к их дому.
– Солдаты милиции, – произнесла Герта. – Они за тобой.
Угасли последние лучи солнца, в наступивших сумерках замелькали летучие мыши. Дорогу уже едва можно было различить. На ней не было никого, кроме фермеров, устало тащившихся по домам после дневных трудов, и конвоя, сопровождавшего Дика Гарта на судебное заседание.
Добившись независимости от Англии, правительство бывших американских колоний – новоявленные Соединенные Штаты – на самом деле купило эту независимость у британской короны, которая обязала их выплатить контрибуцию. И вот под видом выплаты государственного долга отцы-основатели рассматривали такой источник дохода, как продажа общественных земель. Условия распродажи земель были явно неблагоприятны для беднейших слоев населения. Земля распродавалась большими участками, размеры которых не ограничивались, и основными покупателями оказывались спекулянты и земельные компании, которые в дальнейшем перепродавали землю тем, кто действительно селился на ней.
Компании, устанавливавшие тарифы, и спекулянты, контролировавшие цены, обрекали фермерство на кабальную задолженность. Фермерство свободных колоний билось в захлестнувшей его петле. Кризис вызвал падение цен на сельскохозяйственном рынке. Причиной кризиса стали спекуляции землей как со стороны самих фермеров, так и плантаторов.
Прибывавшие с востока колонисты, действовали не так, как пионеры. Они занимали приглянувшиеся участки, возделывали их с минимальным вложением труда до тех пор, пока земля не возрастала в цене в достаточной мере, чтобы ее можно было продать с прибылью.
Скупщики земель продолжали умышленно снижать цены, доводя фермеров до полного разорения. Фермеры входили в новые долги, не успев рассчитаться с прежними. Более того, было объявлено о полном прекращении выдачи ссуд под земельную собственность и о судебном взыскании по старым закладным. Что оставалось делать фермерам, как не отдать скупщикам свою землю, а отдав наняться к ним в управляющие, десятники и батраки. Теперь они работали за жалованье. Из мелких собственников они превратились в прикрепленных к земле рабов, наряду с беглыми из южных районов страны чернокожими, вынужденных довольствоваться жалкими крохами. Им нельзя было переменить хозяина, потому что хозяин был один – плутократия. Нельзя было уйти в города на побережье, потому что и там хозяйничала плутократия. Оставалось махнуть на все рукой, превратиться в бродяг, обреченных на бездомное голодное существование, либо присоединиться к караванам переселенцев и уйти на запад, осваивая заселенные индейцами степи, с риском для жизни, но с надеждой на будущее.
На первых порах отдельным фермерам, а местами и целым общинам, находившимся в особенно благоприятных условиях, удалось избежать этой судьбы. Но были лишь счастливые исключения, которые не могли идти в счет. Прошло немного времени, и они были сметены начисто суровыми веяниями.
Многие фермеры, охваченные безрассудной привязанностью к своему клочку земли, готовы были вернуться к первобытным формам жизни. Чтобы избегнуть экспроприации, они ничего не продавали и не покупали, довольствуясь примитивным товарообменом, и на этой почве возникло даже целое движение. Никакие трудности и лишения не могли поколебать их упорства. Но все эти героические усилия не помешали плутократии разделаться с фермерами самым элементарным и нехитрым способом.
Пользуясь своим влиянием на правительство, плутократия, в лице крупных землевладельцев, повышала налоги и этим самым ударяла фермеров по их наиболее уязвимому месту. Отказавшись от всякой торговли, они не располагали деньгами, и в конце концов их земля и имущество были проданы за недоимки.
Собираясь в таверне, фермеры поселка, где проживало семейство Дика Гарта, обсуждали создавшееся положение, говорили о необходимости свободы и справедливости, которые им были обещаны Декларацией о независимости и за которые они сражались во время войны с Англией. К ним присоединились фермеры Виргинии, Массачусетса, Пенсильвании. Ими стали создаваться полувоенные формирования «регуляторов», проводившие сборы и военные тренировки. Как человек с боевым опытом, пользующийся авторитетом и доверием среди фермеров поселка и других близлежащих с ним селений, Дик Гарт был выдвинут в качестве ответственного за обучение «регуляторов», став, таким образом, лидером повстанцев по прямому волеизъявлению народа. Он нес в себе основные черты лидера фронтира, находившегося под влиянием европейских идей и институтов. Он во всем полагался только на себя, демонстрируя остальным суровую энергию. Человек фронтира, он сам защищал себя, и его возмущали правительственные ограничения. Он – житель пограничья – терпеть не мог людей, споривших о мелочах или проявлявших нерешительность при выборе способа достижения справедливости. Для него хорош был тот метод, который оказывался самым непосредственным и эффективным. Гарт воплощал в себе фундаментальные черты Запада. Он постепенно превращался в идола воли народа. Свои идеалы он шлифовал с безжалостной энергией, свойственной жителю фронтира, испытывая презрение к формальному закону и тонкостям политики независимости.
Недовольные существующим положением фермеры устраивали собрания, на которых принимались петиции, излагавшие их жалобы и требования. Ни одна из этих петиций, конечно же, не была удовлетворена. Тогда решено было обратиться к оружию. Обстановка накалилась к концу сентября, когда была назначена сессия суда провинции Северная Каролина по взысканию долгов, а также для рассмотрения дел по обвинению в мятежных действиях руководителей и участников повстанческого движения. Губернатор Виргинии, в состав которой входила провинция Северная Каролина, отдал приказ отрядам милиции обеспечить безопасную работу суда, на который везли Дика Гарта. Усиленные военные меры были продиктованы тем, что повстанцы недавно захватили крупный арсенал оружия и могли использовать его и свое численное превосходство против правительственных сил.
Когда утром судейская коллегия прибыла, повстанческие отряды находились поблизости, и вскоре их подразделения строем подошли к зданию суда, проявляя решительность и готовность отстаивать свои интересы силой оружия.
Заседание суда формально было открыто.
– Дик Гарт! – произнес судья.
Высокий, худой, шести футов ростом, с голубыми глазами, которые, при случае, могли загореться огнем, неотесанный тип с лицом, обрамленным длинными седыми локонами, и с косичкой, перевязанной на спине полоской кожи угря, по-рейнджерски одетый, с повадками грубого выходца из диких лесов он вошел под конвоем в зал судебного заседания и предстал перед судьями. Этот выходец из армейской среды, этот пес войны, всегда готовый к бою, с душой проповедника, этот холерический, порывистый, своенравный вождь фермеров, олицетворение упорного, неистового смутьяна, о котором ранее не знал никто, если бы не его решимость снять пасторскую сутану и желание проявить себя в войне с индейцами, бросил гордый взгляд на обвинителей и учтиво кивнул присяжным.
Как и большинство фермеров, он попал в должники и был осужден за неуплату долгов. Более того, его обвиняли в государственной измене.
Обвинитель не жалел красок, расписывая демоническую сущность убеждений и деяний Гарта, стараясь вызвать у присутствовавших неприязнь к вождю крестьян.
Когда слово предоставили обвиняемому, зал замер:
– Вы считаете, что я банкрот. Но, по-моему, обанкротилось наше правительство, которое допустило бойню между своими гражданами. Доверия к правительству нет. Оно взрастило спекуляцию, подогреваемую коррупцией, укоренившейся в Конгрессе и Сенате. Разгул спекуляции свободными землями является большим препятствием для развития земледелия. Это же прописные истины. Посмотрите вокруг – везде нищета и обездоленность. Вот, что сделали слепота и жадность тех, кто разорил сотни тысяч процветающих хозяйств на всей протяженности фронтира. Потеряв всякий стыд, приспешники спекулянтов и дельцов восходят каждый раз на трибуну в наших законодательных собраниях, заявляя, что только труд младенцев и детей может спасти их прибыли. Это не голословное обвинение против них, чьи интересы защищаете Вы, Ваша честь, об этом говорят их же официальные отчеты. Они убаюкивают свою совесть, болтая о каких-то грошовых идеалах и ханжеской морали. Распираемые властью и богатством, опьяненные могуществом они напоминают праздных трутней, которые роями вьются над медовыми сотами. Но настанет день, и работницы пчелы налетят со всех сторон, чтобы избавить мир от разъевшихся лодырей. Их власть оказалась пагубной для общества, значит, нужно отнять у них власть. Полтора миллиона фермеров объединят вокруг себя простой люд и отнимут у них власть. Эта, джентльмены, и есть революция. Попробуйте остановить ее!
Когда Гарт умолк, раскаты его голоса еще долго отдавались в зале.
– Битый час вы заставили нас слушать вздор. Ваши идеи о возвращении к земле – нашли чему удивить. Биология учит нас, что даже природа не знает движения вспять, – возразил обвинитель. – Вы сумасшедший, мистер Гарт, сумасшедший недоучка, и сегодня вы еще раз нас в этом убедили. И, более того, источником всех бед вы называете наше правительство, тем самым снимаете с себя и других ответственность за попрание закона. Побойтесь Бога, мистер Гарт!
Половина ораторов давно уже требовали слова. Началось невообразимое смятение и шум.
– Сэр, вы отпустили в мой адрес несколько пространных замечаний и этим ограничились. Может, на суде это и помогает, но со мной это не пройдет, – твердо сказал Гарт. – Разговаривая со мной, будьте добры, придерживайтесь истины. Эти повадки приберегите для своих чернокожих рабов. Они не посмеют вам возражать – ведь их хлеб, вся их жизнь в ваших руках. Что же касается возвращения к земле, то между этой идеей и возвращением в естественное состояние столько же общего, сколько между теоремой Пифагора и Библией. Хочу отметить, что вне деловых отношений прослойка плутократии отличается феноменальной глупостью. Вы, сэр, блестяще подтвердили мою мысль.
– Позвольте, Ваша честь – раздался голос и зала, – возразить обвиняемому.
– Говорите, – безразлично произнес судья.
– Некоторые «патриоты», подобно мистеру Гарту, кричат: «Обложите налогами земельных спекулянтов, заставьте их продать земли». Осторожнее, джентльмены-патриоты… Спекулянты, как таковые, не только достойны уважения, но необходимы, особенно для заселения дикой земли. Спекулянты, как вы, мистер Гарт, соизволили назвать собственника земли, хозяина, могут предварительно осмотреть участок, разбить его на мелкие доли, произвести мелиорацию, тогда как фермеру это не под силу. И не будь спекулянтов, заселение свободных земель чрезвычайно затормозилось бы.
– Для тех, кого представляет это делец, – грозно молвил Гарт, – земельная спекуляция – одно из средств установления своей монополии на южных территориях. И тамошний люд уже оказался в долгу у спекулянтов.
– Подсудимый Гарт, – раздался зычный голос председательствующего, – суд лишает вас слова. Вы несете крамолу.
– Джентльмены, я только бегло охарактеризовал здесь аппарат власти, представляющий мозг плутократии, – не унимался Гарт. – Их власть – пустая видимость, детская погремушка, которую скоро у них отнимут. Плутократическая власть издает законы: Сенат, Конгресс, суды и законодательные палаты штатов отданы ей на откуп. Но этим дело не ограничивается. Закон должен опираться на силу. И плутократия не только издает законы, она и обеспечивает их выполнение – к ее услугам полиция, армия, флот и, наконец, национальная гвардия – иначе говоря, и вы, и я, и все мы вместе взятые.
– Суд удаляется на совещание, – монотонно объявил судья, стукнув молотом по наковальне фемиды.
Публика снова зашевелилась и перешла на крик, а потом в зале разразился гам. Понятно было лишь одно – народ не безмолвствовал, а самовыражался.
Уловив реакцию зала, мнение присяжных и нахождение возле зала суда вооруженных «регуляторов», судьи ретировались и перенесли дальнейшие слушания на другое время, освободив Гарта и предоставив ему свободу.
Непобежденный вождь вышел к своей армии и на глазах у обвинителей и судей, триумфально поднятый на руки своими почитателями, под общие восклицания препровожден в лагерь повстанцев.
Многие ополченцы милицейских отрядов также симпатизировали «регуляторам», потому что в их числе были и рабочие, и фермеры, и просто обездоленные бродяги, за кусок хлеба готовые служить хоть черту, хоть дьяволу. Между ними не было разделяющего барьера.
Но по другую сторону находились консервативные слои населения, занимавшие нейтральную позицию. Они-то больше всего боялись роста повстанческого движения и весьма активно требовали от правительства принять меры, чтобы остановить восстание.
Политиканы становились союзниками Гарта, соблазнившись его идеей завоевания портфелей в законодательных собраниях – Конгрессе и Сенате. Они преследовали свои цели и отнюдь не собирались поддерживать его в вооруженной борьбе «регуляторов». Наоборот, многие, примкнувшие к нему, расходились с ним во взглядах и противились всякому вооруженному выступлении. Они-то и стали той силой, которая вела Гарта и его сторонников на эшафот. Их протестные настроения правительство направило в нужное для себя русло – фермерское восстание, которое было грандиозной провокацией того времени. Более того, властям нужен был повод, чтобы одним махом расправиться с повстанцами Гарта, популярность которого росла с каждым днем.
– Погодите, вот мы придем к власти в Конгрессе, – говорили одни, – и все изменится, только поддержите нас, и мы наведем порядок.
– Нет, вы не придете к власти, потому что за вами нет большинства. А вот за нами… – говорили другие.
Только Дик Гарт слушал и качал головой.
– Скажите лучше, – говорил он, – много ли у вас ружей? И как вы себя обеспечите патронами, когда в воздухе запахнет порохом?
Восстание вспыхнуло в нескольких штатах, и власть там захватили безземельные фермеры.
В специально опубликованной прокламации, обращенной к жителям восставших штатов, губернаторы заявляли о стремлении избежать кровопролития и гражданской войны, однако настаивали на праве властей принять любые меры «для подавления нынешних волнений и любых восстаний, где бы они ни происходили».
На средства, ассигнованные купечеством, в Северную Каролину правительство двинуло войска против повстанцев Гарта.
Тем временем Дик Гарт и его сторонники продолжали активную подготовку. Для связи с повстанцами соседних графств ими был создан комитет связи. Как только Гарт получил известие об экспедиции полковника Конроя, созданный для руководства военными действиями специальный комитет обратился с воззванием к повстанческим силам, предупредив о надвигавшейся опасности и призвав к немедленному вооруженному выступлению, дабы защитить и сохранить не только права, но также жизнь и свободу народа.
– Братья! Правительство не оставляет нам надежды, – говорил Гарт, выступая перед несколькими сотнями повстанцев, – на то, что жалобы, изложенные в петициях, будут удовлетворены. Поэтому я призываю собрать здесь всех неравнодушных в трехдневный срок с провизией на десять дней и двинуться навстречу отрядам Конроя. Бог в каждом из нас!
– Мы с тобой, Дик Гарт! – раздались возгласы из толпы. – Надерем задницы этим янки! Отстоим нашу свободу!
Через три дня повстанцы собрали лагерь в несколько тысяч бойцов, вооруженных и готовых к маршу.
Гарт сидел в наспех сооруженном срубе с земляной кровлей, планируя действия повстанцев, как туда ворвался один из бойцов.
– Дик, к тебе переговорщики от Конроя, парни перехватили их за пять миль.
– Проси, – спокойно сказал Гарт.
В землянку вошли два офицера.
– Майор Патнэм, – представился один из них.
– КапитанТибериус, – отчеканил второй.
– Дик Гарт, джентльмены. К вашим услугам.
– Мистер Гарт, надеюсь вы не питаете иллюзий насчет всеобщей революции фермеров в штатах? – сказал Патнэм, доставая кисет с табаком и трубку. – Вы не возражаете?
– Пожалуйста, джентльмены, курите, – учтиво произнес Гарт.
– Мы хотели побеседовать только с вами, мистер Гарт, – заявил Тибериус. Это была моя идея, так как я любезно поделился с командованием своими впечатлениями о вас, в бытность службы под вашим началом в отряде рейнджеров.
Гарт движением головы предложил своим сторонникам покинуть блиндаж и оставить его наедине с переговорщиками.
– Вы спросили, майор, питаю ли я какие-либо иллюзии насчет революции?
Патнэм, раскурив трубку, одобрительно кивнул.
– Конечно же, джентльмены, я иллюзий не питаю. Я уверен, что революция началась, и об этом свидетельствуют восстания фермеров в восьми штатах. Если бы революция не угрожала плутократии, захватившей власть в Конгрессе и Сенате, вас бы здесь не было. А поскольку вы явились ко мне, я так понимаю, не по своей воле, да еще и для конфиденциальных переговоров, то можно заключить, что плутократия испытывает страх перед всеобщим бунтом, который вы считаете революцией.
– Мистер Гарт, вам не победить. Вы, как человек военный, должны это хорошо понимать, – заключил Патнэм.
– Прольется много крови, мистер Гарт, – добавил Тибериус. – Вам, надеюсь, не чужды христианские ценности. В ваших силах остановить кровопролитие.
– Еще совсем недавно это было возможно и под силу правительству. Но оно проигнорировало требования фермеров – остановить обезземеливание. Я уже не могу сдерживать людей от выступления, даже если бы и желал. К победе мы хотим прийти не силой оружия, а получением мест в Сенате. Главное для нас – завоевать политическую трибуну, чтобы отстаивать свои права.
– И все же, мистер «трибун», – сыронизировал Патнэм, сдача властям – путь вашего «спасения». Помилование вам гарантировано.
– Уйдите от этих людей, мистер Гарт, – начал Тибериус, – проявите благоразумие. Если вы явитесь с повинной и вас не помилуют, я готов за вас поручиться собственной жизнью. Я расскажу о вас как о доблестном офицере. О том, как вы проявили себя в войне с индейцами.
– Пусть меня тогда повесят в вашей камере, – непреклонно заключил Гарт. Более я вас не задерживаю, джентльмены. Честь имею.
Полной уверенности в успехе у правительственных сил не было. Это
и понятно: слишком широко распространилось недовольство в народе. Через три дня после переговоров с Гартом жители окрестных поселений обратились к губернатору с призывом прекратить военные действия против повстанцев, чтобы предотвратить гражданскую войну – «беспорядки, кровопролитие и опустошение».
В свою очередь, полковник Конрой направил Гарту письмо, в котором предлагал сложить оружие и, в случае согласия, в очередной раз обещал, что правительство рассмотрит вопрос о его помиловании. Гарт отклонил и это предложение. Он заявил, что его сторонники готовы сложить оружие, если будет гарантировано выполнение их требований, выдвинутых в ранее отправленных петициях. В дополнение к этому законодательной ассамблее Северной Каролины было направлено специальное послание, разъяснявшее требования повстанцев. И оно осталось без удовлетворения.
Против полков милиции полковника Конроя выступили храбрейшие из повстанцев Гарта под командованием тех немногих, кто проходил с ним службу в подразделении рейнджеров. Непоколебимая отвага командиров передавалась рядовым.
Пока правительственные войска без всякой для себя пользы ограничивались тем, что потрошили поселки с целью добычи дополнительной провизии, легкая кавалерия повстанцев действовала на всей территории бунтующих штатов. Повстанцы терпели беспримерные лишения, но командиры кавалерии, чувствуя свою силу и осознавая, что они борются за правое дело, всячески старались обеспечить людей всем необходимым. Повстанческая конница имела хороших лошадей, хорошую пищу и поэтому добивалась успехов. Возможно, в то время нельзя было сыскать военизированных подразделений, которые могли бы сравниться с немногочисленными, но отважными, предприимчивыми и стойкими отрядами легкой кавалерии повстанцев Гарта.
Повстанцы уже не раз проявляли свою доблесть в схватке с неприятелем. Сейчас им не терпелось опять ударить по врагу, которого они почти всегда побеждали.
Едва Гарт успел сесть на коня, как, огибая подножие холма, закрывавшего долину с юга, показались отряды Конроя. Через несколько минут Гарт смог уже разглядеть их. По численности они не превосходили повстанцев.
Дойдя до открытого места, Конрой остановился. Солдаты выстроились в боевом порядке, очевидно, готовясь к нападению.
Хладнокровие и рассудительность Гарта не уступали его обычной безоглядной отваге. Он тотчас же понял преимущество своего положения и не преминул им воспользоваться. Колонна, которую он вел, стала медленно отходить с поля, демонстрируя отступление. Боясь упустить возможность легкой победы, Конрой дал приказ к наступлению. Конница Конроя стремительно кинулись вперед, не сомневаясь в успехе, – ведь повстанцы отступали, а в тылу ее прикрывала пехота. Вдруг колонна Гарта в полном порядке, сделав крутой поворот, развернулась, а когда была дана команда к бою, то из укрытия выскочили всадники под командованием рейнджера Парэйпа. Командир несся впереди, размахивая саблей над головой, и его громкий голос заглушал пронзительные крики вокруг.
Такой атаки конная милиция вынести не смогла. Рассыпавшись по всем направлениям, ополченцы, составлявшие отряды милиции, удирали с такой прытью, на какую только были способны их кони. Лишь немногих настигла рука врага, однако тем, кого поразило оружие повстанцев, не суждено было выжить, чтобы рассказать, от чьей руки они пали. Мощные удары кавалеристов Парэйпа разбросали солдат Конроя по долине, подобно тому, как ветер раскидывает опавшие листья. Многих растоптали в прямом смысле этого слова, и вскоре Гарт увидел, что поле очищено от неприятеля. Близость подходящего подкрепления майора Патнэма помешала ему преследовать противника, и те немногие ополченцы, которым удалось уцелеть, нашли спасение за его рядами.
Полковник Конрой давно служил в войсках. Он не был удивлен, сталкиваясь с молодыми рекрутами и местными ополченцами, тому, что они часто пускались наутек, не спустив курка. Но он не допускал и мысли, чтобы повстанцы, мало чем отличавшиеся от рекрутов и ополченцев, таких же фермеров, как и сами, могли одержать над ними победу.
– Неужели вы хотите, чтобы мы отступили перед этими спесивыми фермерами, ничем не омрачив их славы, которую вы, Патнэм, кажется, считаете заслуженной? – говорил раздосадованный Конрой.
– Я хотел бы только предостеречь вас, полковник, об опасности, которой мы подвергаемся. Я успел почувствовать Гарта. Он не отступит. Нам следует наилучшим образом подготовиться, чтобы в следующий раз задать ему трепку, – высказал мнение майор Патнэм.
– Опасность – неподобающее солдату слово, – с усмешкой продолжал Конрой.
– Отдайте приказ к наступлению, сэр, и пусть наши действия говорят сами за себя, – резюмировал майор.
– Но, быть может, вы сообщите какие-нибудь подробности, которые пригодятся нам в наступлении? Вам известны силы мятежников. Есть ли у них части в засаде? – сказал полковник.
– Да, сэр, – ответил Патнэм, все еще раздосадованный насмешками полковника. – На опушке леса справа от нас – небольшой отряд пехоты, а конница – перед вами.
– Ну, она долго здесь не продержится! – вскричал полковник и, обращаясь к офицерам, которые его окружили, сказал: – Джентльмены, мы перейдем через реку, выстроившись в колонну, и развернем фронт на противоположном берегу, иначе нам не удастся заставить этих навозников подойти поближе к нашим мушкетам. Майор Патнэм, я рассчитываю на вашу помощь в качестве адъютанта.
– Да, сэр, – ответил майор, в готовности мужественно исполнить свой долг в предстоящем испытании.
Пока происходил этот разговор, неподалеку от правительственных войск и на виду у повстанцев Гарт собрал рассеявшихся по долине солдат милиции, пленил их и отошел на позицию, которую занимал до первого появления неприятеля. Довольный достигнутым успехом и рассчитывая, что Конрой впредь будет достаточно осторожным, он решил на поле боя для наблюдения за неприятелем направить из резерва отряд пехотинцев, дислоцировавшийся в лесу, а со своим отрядом отойти на несколько миль в подготовленное место для стоянки на ночь.
Парэйпа с неодобрением слушал рассуждения Гарта и в конце концов стал настаивать на повторной атаке:
– Дик, пойми, мы обезглавили их авангард, капитан Тибериус у нас в плену. Надо наступать. Уверен, что сейчас мы их разобьем в пух и прах.
Не успел он произнести эти слова, как один из бойцов сообщил, что Тибериус бежал, убив двух охранявших его бойцов.
Гарт изменил свое решение, отозвав пехотинцев, и стал наблюдать за врагом, ожидая с таким же нетерпением, как и пылкий Парэйпа, малейшей возможности атаковать неприятеля.
Полковник Конрой и его солдаты начали переходить мост и достаточно быстро вышли на открытую равнину.
– Сам идет в мышеловку! – воскликнул Парэйпа.
– Вряд ли они развернутся на этой равнине. Тибериус, наверное, предупредил их о засаде, – сказал Гарт.
– Не уцелеет и десяток солдат, – отметил Парэйпа, вскочив на коня. – Ну же, Дик! Командуй, черт тебя дери!
Конрой, пройдя небольшое расстояние по ровному полю, весьма старательно развернул фронт.
– Все в седла! – крикнул Гарт.
Парэйпа повторил команду, да так, что она прозвенела в ушах близ стоявших бойцов.
Находясь в боевом порядке, солдаты полковника Конроя открыли огонь по стремительно летящей на них коннице. Но выскочившие с флангов пехотинцы Гарта успешно провели огневое прикрытие своей кавалерии, вызвав замешательство в рядах противника. Этим Гарт и воспользовался. Местность была как будто нарочно выбрана для действий кавалерии, и отряды милиции не могли отразить натиск повстанцев. Чтобы повстанческие силы не попали под выстрелы своих же товарищей, спрятавшихся в засаде, удар был направлен против леса, и атака увенчалась полным успехом. Полковник Конрой, сражавшийся на левом фланге, был опрокинут стремительным нападением повстанцев. Гарт едва подоспел вовремя и спас полковника от сабли одного из своих бойцов, поднял с земли, помог сесть на коня и сдал под стражу.
Повстанцы обошли войска слева и, ударив с тыла, на этом участке обратили их в бегство. Однако майор Патнэм, следивший за ходом битвы, мгновенно повернул свой отряд и открыл сильный огонь по коннице Парэйпа, которая подходили, чтобы начать атаку.
Парэйпа заметил мчавшегося на него всадника. Это был капитан Тибериус, сбежавший сегодня из-под стражи. Поравняв своего скакуна с лошадью Тибериуса, Парэйпа бросил всю массу своего тела на противника, свалив его с лошади.
– Да здравствует свобода, капитан! Жаль, что мы на этот раз по разные стороны баррикад, – кричал Парэйпа.
– Еще посмотрим, чья возьмет, – глумливо произнес Тибериус, обращаясь к Парэйпе, – ты и твой Гарт – вы оба висельники.
– Не спеши капитан делать выводы, – ответил Парэйпа, крепко связывая за спиной руки Тибериуса, – Захочу сейчас шлепну тебя.
–Ты не сделаешь этого трансильванец, больно благороден.
С окончанием наступления Парэйпа, не теряя времени, вновь пленил Тибериуса, приказав отвести его в тыл.
Повстанцы, заметив, что остатки правительственных войск снова отважились выйти на равнину, пустились за ними в погоню, быстро нагнали слабых, плохо кормленых лошадей и вскоре разбили наголову.
Но значительная часть полка Конроя под командованием майора Патнэма, воспользовавшись суматохой боя, зашла в тыл атакующим силам повстанцев. Резерв пехоты, оставленный Гартом, сохраняя боевой порядок, стоял цепочкой перед лесом и не вел огонь по причине боязни попасть в своих. Численность резерва явно уступала силам милиции Патнэма, который растянул солдат второй линией под прикрытием деревьев и атаковал резерв. Повстанцы, находившиеся в резерве, не успели подготовиться к атаке и под массированным огнем противника отступили в глубь леса. Заметив это, Парэйпа двинул им на выручку своих кавалеристов, натиск которых смел ружейный огонь Патнэма. На счастье повстанцев, в критический момент появился Гарт, который со своими людьми проскакал между отрядом Парэйпа и милиции Патнэма, призывая повстанцев к сплочению рядов. Его величественный вид произвел впечатление, и повстанцам удалось выстроиться в боевой порядок, начав повторную атаку. Пролетев через долину, повстанцы разгромили силы ополчения. Уцелевшие просто сдавались на милость победителей, иные же искали убежище в лесу.
Оставшись в одиночестве и не имея возможности сопротивляться, уставший от боя майор Патнэм упал в пожухлую листву. Отлежавшись, он встал на колени и заметил приближавшегося к нему всадника.
– Дик Гарт, – произнес майор, переводя дыхание. – Вождь навозников. Кто бы мог подумать?
– Вставайте, майор,– произнес Гарт.
Патнэм покачал головой и протянул руку:
– Нет, Гарт. Ты меня понимаешь…
Гарт достал из-за пояса пистолет и бросил его майору. Секунда… и майор, завалившись на бок, окрасил в багряный цвет прелую листву.
Поражение войск Конроя привело на некоторое время правительство в замешательство. Оценивая возможности повстанцев Гарта, власти решили лишить его поддержки населения соседних графств, которую повстанцы регулярно получали. Все коммуникации к поселкам и городкам перекрывались значительными силами милиции. За голову Гарта и его активных сторонников была объявлена награда в размере трех тысяч долларов.
Несмотря на принятые меры, повстанцы продолжали набеги на арсеналы с оружием, громили суды, поджигали поместья землевладельцев.
Губернаторам восставших штатов приходилось считаться с чрезвычайной обстановкой.
Понимая сложность положения, в котором он оказался, Гарт отвел свои силы на значительное расстояние от позиций правительственных войск. Последние же совершили стремительный марш-бросок и настигли повстанцев. Застав отряд Гарта врасплох, превосходящие силы ополчения нанесли повстанцам к началу зимы серьезное поражение, рассеяв их и отрезав от предводителя. Гарт с небольшим отрядом своих сторонников сумел вырваться из окружения и уйти от преследования.
В этот период произошел переломный момент. Восстанию был нанесен тяжелый удар.
Однако дух сопротивления не был сломлен и антиправительственные выступления продолжались только на фронтире. Но у них уже не было единого аккумулирующего центра.
Повсюду свирепствовало насилие и кровь лилась рекой. «Регуляторов» подвергали публичной порке, вешали и расстреливали без числа. Злоба и ненависть овладели людьми. Солдаты расправлялись с фермерами, словно с враждебными индейскими племенами.
Немало фермеров бежало в горы и уходило за Аппалачи. Их объявляли вне закона. Правительство обратилось к беглецам с предложением явиться с повинной в трехмесячный срок. По истечении срока в горную местность направлялись до пятнадцати тысяч солдат с приказом выловить мятежников.
Четырнадцать активных руководителей движения, включая Гарта, заочно приговорили к смертной казни, многих привлекли к суду, назначив им разные меры наказания. Рядовых участников движения «регуляторов» помиловали после того, как они присягнули, что не будут более участвовать в антиправительственных выступлениях.