Посвящается терпеливому критику, верному соратнику, и превосходному любовнику. Все эти трое мужчин гармонично уживаются в тебе, мой дорогой! Пятнадцать лет с тобой - как один счастливый миг!!!
– Пусечка, ну съешь хоть ложечку! – уговаривала я дочь, но малышка вертела головой и закрывала рот рукой. – Давай посмотрим, кто это у нас на дне тарелочки? – пыталась я завлечь хитростью дочку.
–Не! Не! – упиралась она. – Му-у, му-у!
– Вот хитрушка! Ты уже знаешь, что там нарисована коровка?
– Му-му-му! – захлопала она в ладоши.
– Ну, что ж ты не ешь ничего! – сердилась я.
– Поля не будет кушать,– войдя на кухню, сказал старший сын Семен. – Она у меня со стола конфету стырила.
– Зачем же ты ей давал, ведь знаешь, что в обед потом в неё ничего не впихнёшь, – сердилась я.
– Ма, ну, прости! Не уследил! – без тени сожаления и раскаяния пожал плечами Семён, нырнул в холодильник за «Пепси».
– О! Ещё и «Пепси»! Сеня, пей так, чтобы она не видела.
Сын спрятал баночку за спиной, но было уже поздно.
– Дяй, дяй! – протянула Полина к нему ручонки.
– У тебя мозги есть? – вскрикнула я руки.
– Мозг-то у меня есть, – хитро прищурился Семен, – а вот ума нет! – сделал он печальную рожицу.
– Тебе в школу скоро, умник! – улыбнулась я высказыванию сына. – Ты её специально дразнишь?
Раздался звонок в дверь и отвлёк меня от нравоучений.
– Ты посмотри, что б Полинка с этого стульчика не вывалилась, а я мигом! Кто там? – спросила я, открыв дверь на цепочке.
– А Ладу можно?
– Можно! – я сняла дверь с цепочки и шагнула навстречу даме.
Несколько секунд я всматривалась в высокую статную женщину в волчьей длинной шубе. Изящная фетровая шляпка была надвинута на лоб так, что из её тени я не видела лица, знакомой показалась улыбку на ярко накрашенных красных губах. Родинка точно как у Ольки, моей одноклассницы и голос… меня с такой интонацией «клянчила» гулять у мамы только она.
– Олька! Как ты меня нашла?
– Ладка! Подруга! – распростёрла она свои широкие объятья. – Видела на рынке твою матушку, она и сказала, где ты теперь живешь.
– Проходи, что стоишь? Я тебя совсем бы не узнала! Такая дама…, в такой шляпе.
– А ты, Ладка, совсем не изменилась, – сказала она, снимая шубу.
– Мам, кто там? – выбежал Семен с коридор.
– Это моя старинная подруга, мы с ней ещё в школе учились.
– Здрасьте! – смущенно поздоровался сын.
– Какой большой! Привет, Я тетя Оля, – протянула она сыну супермаркетовский пакет. – Вот гостинцы!
– О, спасибочки! А я Сеня, – обрадовался Семен и скрылся в проёме кухни.
– Да, Оль, теперь их точно за стол до вечера не загонишь!
– Я что-то не так сделала? – смутилась Ольга.
– Нет, просто мы только что проводили беседу о вреде сладкого перед обедом.
Тут из кухни раздался страшный грохот.
– О, Боже! Поля! – рванулась я в кухню.
Суп-пюре лужицей растекался под стульчиком, тарелка закатилась под стол, а ложку мы позже обнаружили под холодильником. Семен с перепуганными глазами держал на руках ревущую Полю и целовал ей лоб.
– Что случилось? – забрала я у него малышку осматривая.
На лбу росла, как по волшебству, здоровенная шишка.
– Ей надоело сидеть в своём детском стульчике, и она залезла на стол, где я разбирал пакет с гостинцами, – оправдывался сын.
– И? – строго спросила я.
– И… грохнулась со стола, – развёл руками Семён.
– У тебя двое? – вошла на кухню удивлённая Ольга, нарушив тем самым мои планы вызвериться на сына по полной программе.
– А ты как думала! – гордо сказала я, – А что, моя мама не сказала? Познакомься, это Полина! Семён, а ну быстро положил содержимое пакета в холодильник и живо в свою комнату!
– Ну, ма-а-м!
– Не мамкай! Я же просила присмотреть за малой, а ты!
– Кетя! Дяй! – протянула Полина ручонки к брату.
– Не дам, – обижено ответил Семен, пряча за спиной баночку «Пепси». – У матери, вон, проси!
– Дя-яй! – разревелась Поля, потянувшись к Семену.
– Давай бананчик съедим, а? – предложила Оля.
Дочка быстро успокоилась, и с интересом рассматривая гостью. Режим был нарушен, обед пролит на пол! Как-то с утра у меня весь день не заладился!
Пока одноклассница нянчилась с Полинкой, я убрала в кухне и накрыла на стол.
– Оль, обедать будешь?
– Нет, спасибо. Я, наверное, не вовремя у тебя дети, заботы…, – попятилась к выходу Ольга.
– Ко мне всегда… вовремя! Должен же хоть кто-нибудь в этом доме пообедать нормально!
– Если ты настаиваешь…, – она улыбнулась той кокетливой улыбкой, которая так нравилась мальчикам.
После того, как Оля овладела этим примитивным приёмом соблазнения, мальчишки её всегда приглашали в кино или просто прогулять уроки в парке возле школы.
– Мама, дяй-дяй! – потеребила меня за рукав Полина.
– Что дать? Ты суп не поела.
– Кетю!
– Поля, ты убиваешь меня! Иди, поиграй с Семеном.
– Кетю, – топнула дочка ножкой.
– Отнеси братику бананчик, – предложила Ольга.
– Дя, дя, дя! – радостно захлопала малышка руками.
Слёзки почти высохли, но длинные ресницы склеились и казались накрашенными.
– Ты ж моя красота! – Ольга протянула Полине банан. – И сколько нам?
– Год и восемь, – ответила я за дочь.
– Вкуснотищя какая! Я и не думала, что можно так вкусно готовить в домашних условиях. Прямо ресторан!– похвалила меня Ольга, ставя тарелки в раковину.
– Мясо по-французски любимое блюдо мужа, – с гордостью сказала я, зная, что оно сегодня удалось, в отличие от овощного супа, который я пыталась «впихнуть» в своих детей обманным путём и даже шантажом. Как не изгаляйся, а цветная капуста не превратиться в мороженое, а лук и полезная брокколи в конфету.
– А вино кто делал? – спросила гостья, облизывая губы, – Такое вкусное! Видно, что домашнее!
– Муж, Костя.
– Это не тот Костя, который за тобой в одиннадцатом классе ухаживал?
– Тот самый, – усмехнулась я, – первая любовь.
– Обалдеть! Это вы уже десять лет вместе?
– Почти одиннадцать. Я весь выпускной класс с ним встречалась.
Оля взяла вазочку с печеньем и конфетами, я сварила кофе и мы сели в зале на диван.
– Ну и как ваши дела? Рассказывай.
– Что рассказывать… после школы я поступила в техникум «Промэконом», закрутилась настоящая любовь с Костей. Если бы наши учебные заведения не располагались друг напротив друга, может быть, я бы училась без проблем, а так…
– Тебе Кот задурманил голову? – подмигнула Ольга. – Он такой лапочка был!
– Прогуливала первый семестр по-чёрному, пропадала у него в общаге. У него был пятый курс, диплом. Он мог себе позволить не ходить на пары, а я нет. На первой сессии я, чуть «не вылетев», всё осознала и стала дальше учиться сносно.
– Наша будущая великая скрипачка выбрала земное – бухгалтерию? – рассмеялась Ольга. – Консерватория на другом конце города, а я в Кота была влюблена как кошка. Каламбурчик получился… – усмехнулась я такому пошлому сравнению, – Я не горела желанием связывать себя с музыкой навечно. Больше для папы училась.
– Помню, как твой Кот ждал тебя после уроков, портфель за тобой носил. Мы ещё с девчонками сплетничали, что ты наверняка спишь с ним, – с ехидством сказала подруга.
– Да, что ты! Он меня уломал только после первой моей провальной сессии! – отмахнулась я.
– С горя, что ль?
– Ну… Типа того, – отвела я взгляд.
– А мы тогда с девчонками тебе завидовали, даже мальчишек подговаривали, что б они с ним подрались.
– Неужели! – удивилась я. – Тебе-то уж точно было грех завидовать. Парней меняла, как плейлист на телефоне – под настроение!
– А ты с одним проходила, но зато таким красивым. Мы удивлялись, что ты такая невзрачная костлявая и такой парень к тебе как приклеенный ходит.
– По-моему я была не костлявая! – замешкалась я.
– Да ладно, у всех грудь начала расти ещё в девятом классе, а у тебя… – она пристально на меня посмотрела и хихикнула, – она до сих пор не выросла.
– Ну?... и не страшно! Меня мой Кот за это и полюбил, он говорит, что ему нравиться французкие гуди.
– Это какие?
– Такие, как у меня. А ты знаешь, я, когда Сеньку кормила, так у меня второй размер был, а с Полькой – третий.
– Что-то не вериться – ухмыльнулась Ольга.
– Правда, я сейчас фотки покажу.
Взяв альбом, я зацепилась взглядом за зеркало. Остановилась и посмотрела на себя. Стареем, ничего с этим не поделаешь!!! Вон и первые морщины под глазами и несколько седых волосинок, спина осунулась, и живот ещё висит после вторых родов, а груди как не было, так и нет. Ну, и пуст за то у меня глаза горят, и меня мой Кот любит, и дети тоже. А у Ольки ещё нужно выведать, как она живет.
– Вот посмотри, какая я была. С Семеном набрала 18 килограмм но после родов за год сбросила, а с Полей, конечно, сложнее.
– Ничего себе это ты и ни капли «Фотошопа»? – засмеялась Ольга, глядя на фотографию, где я кормлю грудью месячного Сеню, – прям Помела Андерсом!
– Представь себе. А вот с Полей перед роддомом я весила 78 килограмм.
Ольга критически обвела меня взглядом, потом посмотрела на фотку, потом опять на меня.
– Ты неплохо сохранилась, я тебе скажу.
– Да, брось ты. И шейпинги и качание пресса – всё впустую, – махнула я рукой, откровенно лукавя, сделала грустную рожицу. Я никуда не ходила, дома на балконе стоял, вернее сказать пылился, боди-шейпер подаренный мужем. Когда-никогда я заставляла себя потратить полчаса драгоценного сна на упражнения. Кот уговаривал меня, что мой животик подтянется и придет в норму сам собой, не успеет Полинка еще даже в садик пойти.
Ольга выглядела хуже меня, и я этому в глубине души была рада. Первая красавица класса раздобрела и осунулась, а если смыть весь макияж, то я ещё могу с ней и потягаться в красоте, а вот если меня подкрасить, накрутить и переодеть, то я ещё Ольке и фору дам!
– Не скажи, ты ещё и нечего, – поджала губы Оля. – Я набрала, конечно, лишнего веса, но если захочу… – она допила кофе и поставила чашку. – Ты увидела бы Буйнову! Вот там конечно тихий ужас!
– Ну, ты сравнила! Буйнова никогда не была худышкой. Помнишь, если кто чего не доел, ей отдавал, она мигом доедала.
Мы от души посмеялись, вспоминая школьные времена, а затем Ольга спросила:
– Как у тебя жизнь сложилась?
– Да … нормально… – просто и без лишнего эпоса ответила я.
– У меня тоже всё отлично. Работаю на рынке в магазинчике «Всё для животных». Сынишке, Стасику, три года, муж… – замялась Ольга. – Понимаешь, мы сейчас поссорились, он живет у своей мамы, но я думаю перебеситься и вернётся. Сын всё-таки растёт хоть и не расписаны мы.
– Ты хорошо выглядишь, – сжалившись, подбодрила я, а сама подумала, что, скорее всего, её муж ушел к другой женщине, и вероятно женщине помоложе, и вряд ли вернётся. – Если и не вернётся, то ты себе сто штук можешь найти. Посмотри, какая ты красотка! – я слегка приукрасила реалии.
– Да ладно! – отмахнулась она, ущипнув себя двумя руками за живот, показывая поле для деятельности пластическому хирургу. – Куда это девать, ты мне скажи? А это, – она показала на лицо, – всё тюнинг!
Было видно, что Ольга раздосадована.
– Оль, ты в школе всегда была плотненькой, за что тебя мальчики и любили.
– Есть за что потрогать? – ухмыльнулась она. – Потому и меняла их так часто, что им нужна была моя задница и сиськи, а не душа и сердце. Раньше хоть живота не было, а теперь ещё и он нарисовался.
– К тебе подкатывали то с шоколадкой, то с булочкой.
– Но я же не доедала за всеми, как Буйнова.
– Нет. Ты у нас была вечно голодной и злой от этого.
– Вы за глаза сплетничали обо мне? – поджав губки, спросила Оля.
– А как же! – рассмеялась я, – Как и вы обо мне!!!
– Я не выдерживала и вечером наедалась до отвала! Потом ночью плакала в подушку и обещала себе сесть с утра на диету. Весь день ничего не ела, ходила мегерой, а к вечеру опять нажиралась сала или жареной картошки. И… все по новой!!!
– Брось заниматься самоедством! Выглядишь аппетитно и эффектно.
– Понимаешь, у меня проблемы с щитовидкой, а когда родила Стаську, всё вроде бы наладилось. Тьфу, тьфу, тьфу! Я и похудела, и гормоны не скачут.
– Кто твой муж, рассказывай, – сменила животрепещущую для всех женщин тему я. Она мне уже порядком надоела.
– Владик работает в риелторской канторе. Не хотелось говорить, Ладка, но понимаешь, у него другая баба завелась.
– Да, ну? – неискренне удивилась я.
– Точно тебе говорю, я нюхом чую. Стал последнее время какой-то раздражительный нервный, на малом злость сгоняет. И ко мне месяц не притрагивался, а когда я спросила, то он отмолчался и вечером домой не пришел.
– Может, одумается, перебесится. Сколько ему лет? – с интересом спросила я, а сама поставила себе плюсик. Не нужно быть психологом, чтобы понять, что здесь причина в другой женщине.
– 35, – вздохнула Ольга.
– Оль, ты не переживай, это у него начался кризис среднего возраста. У мужиков в это время такие шизы бывают, но это не долго, максимум год.
– Кругом сплошные кризисы! Я столько без мужика не смогу! Я же скорпион по гороскопу!
– Сходи налево! В чём проблема.
– Ай, ай, ай! И это мать двоих детей мне такое советует! – укоризненно погрозила мне пальцем Оля.
– Вы же сейчас не вместе? Ему можно, а тебе нельзя?
– Ладка, я потом ему в глаза не смогу смотреть. Со стыда сгорю! Я вот вчера ходила к гадалке, так она мне сказала, что ему на крови сделано.
– Я тебя умоляю! Не выдумывай глупостей! – отмахнулась я.
– Точно-точно! Мне эту бабку порекомендовали с работы. Наша шефиня во всех делах к ней обращается, и бизнес в гору пошел. Второй магазин открывать думает, так что это проверенная гадалка.
Оля начала мне в подробностях рассказывать, что и как делала гадалка, куда сказала пойти и что сделать. Мне стало неинтересно, и я слушала в пол-уха. После второй чашки гостья всё-таки вспомнила, зачем ко мне пришла и как меня вообще нашла.
– Завтра в нашей школе встреча выпускников. Мне звонила Зоя Федоровна – завуч наш, и просила созвать всех наших. У нас юбилей – 10 лет как закончили! Ты прейдешь?
– Я даже не знаю… – растерялась я. – Завтра суббота, Кот мой вроде бы дома, если у него других дел нет, возможно, прейду…, но не обещаю.
– Пошли, развеешься, а то ты такая загнанна, – решила пожалеть меня Оля. – Чё детей по садикам не распихаешь?
– Костя говорит, если есть возможность с ними дома сидеть, так почему её не использовать.
– А я своего в полтора спихнула и рада без памяти. Работа мне нравиться, постоянно с людьми, разговоры о животных. О таком я и мечтала!
– Да помниться, что с биологией у тебя нелады были. С чего это вдруг любовью к животным воспылала?
Ольга выбрала себе четвёртым экзаменом биологию. Как она думала, пошла по пути наименьшего сопротивления. Физика, химия – это формулы и вообще понимание уравнений, с языками у Ольги было туго (даже с русским!) она умудрялась в одном предложении сделать три ошибки, физкультура – не её конек однозначно из-за комплекции и лени, а вот по биологии можно было рассказать пару фамилий, на пример: Дарвин и Павлов и отделаться тройкой. Но даже этот, казалось бы, легкий экзамен Ольга провалила с треском. Кричала на преподавателя после того как перебрала все билеты и не нашла ни Фрейда и Павлова. Ей попались непонятные сокращения ДНК и РНК! Она требовала пересдачи, в общем, устроила такой скандал, что вызывали родителей, а точнее маму – продавщицу с рынка и ещё ту скандалистку! Поскандалила и она, потом поплакалась на жизнь, что ей трудно воспитывать и держать в узде мужа-алкоголика и малолетнюю дочь, и Ольке поставили заслужено выгрызенную и выплаканную тройку, выпустили наш класс и перекрестились!
– А вас бухгалтеров – как собак нерезаных! – «показала зубки» Ольга, – Ты, наверное, плохо училась, вот потому тебя никуда на работу и не берут.
Она всегда была огонь-баба, ссорилась и кричала на учителей в школе, могла послать. Так что я такому выпаду не удивилась, хотя неприязнь к ней в душе шевельнулась.
– Оль, ты чего? Я закончила «Промэконом» с красным дипломом! На втором курсе Кот в армию пошёл, а я, пока ждала его, за ум взялась. Меня муж на работу не пускает, говорит – моя работа это дом и дети. Тебе, наверное, пора, я буду Полю укладывать, – по-европейски дала я нахалке понять, что она засиделась.
– Да, дневной сон – это важно. Завтра увидимся и договорим.
– Посмотрим, – уклончиво ответила я.
– Кот, а правда тебе мои одноклассники из-за меня хотели «тёмную» устроить? – спросила я вечером у мужа.
– С чего ты взяла? – удивился он.
– Днём приходила Ольга Калитва.
– Я на пять лет старше тебя. Сама подумай, как твои одноклассники могли меня побить?
– А Олька говорила….
– Глупости! Может они хотели, но так и не осмелились. Максимум на что они пошли – это забросали меня как-то снежками, но я пришел с одногруппником Тимуром и устроил им… – улыбнулся мой муж детским воспоминаниям. – Самого бойкого вашего задиру мы засунули вниз головой в сугроб, который сгребли трактором за школой, по пояс, а остальные рассосались как-то сами собой.
– Правда? Прикольно!!! Ты мой защитник! А помнишь, Кот, как я с ней поругалась из-за тебя. Она хотела с нами на дискотеку увязаться, а я ей от ворот поворот дала.
– Ты боялась, что я позарюсь на её прелести? – Костя нежно поцеловал меня в лоб.
– Она отбивала парней ради спортивного интереса. Так она после той ссоры слух распустила по всей школе, что я с тобой сплю.
– Это она сегодня призналась?
– Ага! – умостившись на коленях у мужа, я привычно стала перебирать ему волосы на затылке и он замурчал. – Ты мой котик! – засмеялась я.
Меня всегда его мурчанье веселило.
– Давай «по-муркаемся»? – прошептал мне в ушко Костя, щекоча дыханием.
– Детей уложу и… потом, – замурлыкала ему в тон я.
– Они уже спят, я заглядывал к ним! Я хочу сейчас!
– Ты не котик, а котяра! даже кошак! – вырывалась я из объятий, чтобы побежать на кухню или в ванную.
Жизнь с двумя детьми даже в «трёшке» – не простая штука. Нужно быть всегда начеку. Наши «мурканья» часто проходили либо в ванной, либо на кухне за плотно прислонённой дверью. Это, конечно же, вносило некоторый экстрим в наши отношения, но иногда очень хотелось проснуться нагишом и не прятаться в халаты и спортивные, а походить так до обеда, ласкаясь и целуясь, где хочется. Мы устраивали себе такой «шабаш», как это называл Костя, только тогда, когда Семёна забирали с ночёвкой бабушки. Потом (от этих самых «шабашей») у нас появилась Полинка, и кормление грудью накрепко привязало меня к малышке. Мы скучали с мужем за нашим «шабашем» и придумали себе другой заменитель – совместную ванную. Дети понимали, что мама купает всех и Сеню, и Полю и даже папу. Ведь на то она и мама!
– Да! Я мартовский котяра любящий только одну свою единственную кошечку! – догнав меня в ванной, мурлыкал мой Кот.
– Я думаю, что тебе нужно пойти на эту встречу! – лежа уже в кровати завёл разговор Костя. – Ты завтра с утра выспись и ничего не делай, детьми займусь сам. Заляг в ванну, маски-замаски всякие себе сделай, накрутись. Короче наведи марафет и пойди там им всем задай жару.
– Ты думаешь? Мне после этого разговора как-то неприятно стало, я ещё в свою форму не пришла.
– Да что ты! Иди завтра обязательно! Я с детьми рейд по бабушкам-дедушкам сделаю, так что они будут присмотрены и накормлены!
– А Поля? Она такая дика, без меня вечером не заснёт.
– Ладушка, я справлюсь. Хочу, чтоб ты пошла и точка. – Кот подгрёб меня к себе и умиротворённо засопел.
Внутренне я была готова к встрече, и даже продумала в чём пойду, но мне так хотелось, чтобы Кот меня немножечко поупрашивал... Я смотрела в темноту и умирала от счастья… Как мне повезло с Котом!
Меня в классе особо никто не любил. Я была человеком-нивидимкой. В садик я не ходила, и поэтому мне было трудно среди сверстников. Городок наш маленький и полкласса были знакомы друг с другом ещё с ясельной группы. Старалась влиться в коллектив, но когда они в старших классах ходили дружно в кино, прогуливая уроки, устраивали турпоходы, я бежала либо в музыкальную школу, либо к Коту на свидание. В его общагу меня пускали без проблем, так как там комендантша хорошо знала мою бабушку. Потом, когда мой роман с Костей был открыт для общественности, меня просто не брали ни на какие гулянки, ехидно заявляя: – «Ведь у тебя Костик есть, с ним в общаге гораздо интересней! не правда ли»?
Я обижалась, конечно, и шла к любимому, он меня утешал и покупал обязательно мои любимые конфеты «Планета», мы садились у него в комнате и пили чай. Затем к нам подтягивались его друзья, четверо из которых теперь наши кумовья и мы обсуждали такие глобальные темы, задавались такими вопросами как, например: «Как достичь человеку скорости света и не распасться на молекулы?», или «Как создать вечный двигатель?» самое интересное, что по формулам! у этих «доморощенных гениев», на бумажке! у них всё получалось! Была одна маленькая проблемка. Когда молекула достигает скорости света, то она теряет какую-то там связь. Я, будущий бухгалтер, слабо понимала какую. Я вообще с трудом улавливала ход мыслей четверокурсников физмата и просто сидела и поддакивала. Заковыркой было то, как остановить разобранные молекулы человека в пространстве и собрать их потом в правильном порядке. Нужно было изобрести что-то наподобие решета, которое останавливало бы эти молекулы.
Мои одноклассники в это время пили водку и плясали на дискотеках под рейв и кислоту. А мы пили портвейн, и я с интересом наблюдала, как друзья моего жениха играют в преферанс на сигареты.
Утром, как муж и обещал, он увёл детей на прогулку, а я отправилась в салон. За несколько часов в руках профессионалов я преобразилась. Белый ажурный свитер, который я недавно связала, гармонично подошел к кокетливой джинсовой юбке из последней коллекции моей подружки дизайнера. Дейза – (её брендовое имя, а попросту Дашка Коломиец), подарила мне эту юбку на Новый год, когда меня пригласили на корпоратив к Коту. Сначала я закатила истерику на вечную тему: «Полным-полно всего, а совсем нечего надеть»! Помню, тогда мы перерыли всю её мастерскую, прежде чем выбрать мне образ.
Погода сегодня стояла на улице мерзкая. Всё-таки середина февраля. Я надела пальто и коричневые сапоги по колено в стиле «милитари». Прихватив объемную модную сумку в тон сапогам, я двинулась в путь. До школы было минут 20 ходьбы и не какого транспорта, естественно, вглубь спального района не ходило, а ветер был пронизывающе холодный. В такой день я бы обязательно надела шапку и плевать, что модницы морозят головы даже при минусовых температурах. Мой Кот говорит о таких: у них нет мозгов – нечему замерзать, а у меня мозги были, потому и мерзли. Пройдя несколько метров, я почувствовала, как сразу заломило лоб и височную часть, но я не могла смять платком или беретом ту красоту на голове, над которой было произведено столько усилий и вылито столько лака. Прикрывая уши руками, чтобы они не отмёрзли окончательно, я добежала до школы. Ольгу, стоящую ко мне спиной, я узнала по шубе, а остальных женщин только тогда, когда уже вплотную подошла.
– О! Ладка! Привет! – поздоровались мои одноклассницы хором.
– Привет, девчонки!
Я смотрела в постаревшие лица одноклассниц, куривших, теперь уже открыто, перед входной дверью школы, и медленно сидела. Неужели и я так состарилась!? Какой кошмар! Необъятная Буйнова стояла в какой-то мешковатой болоньевой куртке трещавшей по швам и что-то оживлённо рассказывала:
– Да-да! Девочки, смотрите меня теперь по телеку! Через неделю начнётся новое шоу!
– Леся, я много пропустила? – спросила я у Буйновой.
– Нет. Ладка! Тут Леся делилась своей радостью! – насмешливо сказала Ольга Калитва.
– Чё ты стебёшся! – оборвала её Катя Пушнина, – Может и правда получится!
– Ой, девчонки! Вы не умеете рассказывать коротко и сначала! В общем, дело обстоит так! – начала Ольга Калитва – Леся не могла долго забеременеть по причине излишнего веса. Она прошла кастинг на шоу «Взвешенные и счастливые» и стала участницей! Врачи обещают, что если она скинет 25 кг и более, то сможет забеременеть.
– О! Так это прекрасно! Мы все будем за тебя болеет! – искренне обрадовалась я. – Ты, Лесюня, только скажи по какому телефону СМСки слать. Мы все за тебя будем! Павда, девочки? – обратилась я к стоящим одноклассницам.
– Нет, Лада! – расползся большой губастый рот Леси в безобразной жабьей улыбке. Тут фишка в том, что кто меньше килограмм скинет за неделю диет и тренировок – тот и вылетает.
– Ну, тогда будем держать за тебя кулачки! – подмигнула я Буйновой.
Мы подождали ещё двух опаздывающих бизнес-леди на громоздких джипах Светку Селезнёву (жену депутата) и Нонну Василевич (зубастую журналистку), и веселой компанией вошли в школу. Она, конечно же, преобразилась. Везде металлопластиковые окна, панели, о которые мы терлись спинами, подпирая стены на перемене, теперь обшиты вагонкой. Цветочки, горшочки, зановесочки на окнах даже на лестничных пролётах, но дух школы остался прежним. Проходя мимо столовой, мы потянули носом воздух и, не сговариваясь, сказали одно и то же:
– Булочки с сахаром!
Наш класс, такой уютный, но в тоже время большой. Новая доска, но старые портреты нестареющих классиков: Бунин, Пушкин, Толстой приветствовали вошедших, сдержанно и строго. Все расселись, не сговариваясь по своим местам. Я нырнула в прошлое. Закрыла на секунду глаза. Все весело переговаривались, обменивались мнениями. Шум стоял в классе как в улье. Я слушала голоса моих одноклассников, к великому моему удивлению они не изменились. Я могла вычленить из общей какофонии тот или иной голос. Не зря я мучила себя и всех домашних семь лет пиликаньем на скрипке. Музыкальный слух у меня развился, чуть ли не абсолютный.
В класс заглянула какая-то молодая особа и спросила:
– Все собрались?
Мы оглянулись друг на друга. Пятнадцать человек сидели за партами.
– Обзвонили всех, ну…, кто смог – тот пришел! – поднялась из-за парты моя соседка Катя Пушнина, она была наша вожатая. – Почти 50 процентов и то хорошо! – добавила она не понятно для чего.
– Харе оправдываться, Пушнина! Тугужу Димке, и нашей «Птицефабрике» ты не звонила! Зуб даю! – крикнул с последней парты Раутов Денис.
– А я с такими с роду не общалась! – огрызнулась Катя и села насупившись на место.
Тугуж был забитым двоечником, которого тянули на тройки. Я училась ещё в то время, когда ученика старались не оставлять на второй год, а переводили из класса в класс и выпускали на общих основаниях. А «Птицефабрикой» мы называли три неразлучных друга Курочкина, Петухова и Гусева. Судьба сыграла с ними злую шутку, определив их в один класс. Вес трое учились из ряда вон плохо, наравне с Тугужем. Но Тугуж был заикающийся, забитый и тихий, а вот «Птицефабрика» чудила по полной программе.
Как-то в конце второй четверти эта троица решила себе улучшить оценки и ничего другого не придумала, как спалить классный журнал. Что они там себе думали и чем руководствовались – неизвестно, но вот место сожжения было выбрано не правильно! Актовый зал уже был украшен к новогоднему утреннику, как пришлось вызывать пожарных, заводить уголовное дело, ставить их на учет в детскую комнату милиции. В том полугодие у меня выходила по физике пятёрка, а учительница «запамятовала» и восстановила мне оценки «приблизительно». И получила я первый раз в своей жизни заниженную, несправедливую полугодовую четвёрку!!! Получилось, что ритуальное сожжение отразилось больше на мне чем на нашей «Птицефабрике», так как их двояки помнили все учителя по всем предметам.
– А наша «Птицефабрика» по второму кругу уже сидит! – сказал Васильев Вася, худощавый, заучка-ботан. – Я работаю в суде и вел их дело.
– А за что их, Васька?
– За хулиганку, как и в прошлый раз! – поправляя большие тяжёлые очки в роговой оправе, ответил Вася.
Вася был хоть и отличник, но плакса страшный. Четвёрка по контрольной могла сорвать нам урок! Рыдал надрывно и громко! Угрожая учителю, что если ему не дадут переписать, то отец его изобьёт ремнём до крови. Он выл и закатывался! В последних классах его уже не трогали и завышали оценки, чтобы только не столкнуться с его «включенной сиреной»! По прошествии стольких лет я понимаю, что многие дети умели приспосабливаться, как хамелеоны к тем условиям и обстоятельствам, в которые попадали, а вот я со своей никому не нужной честностью и завышенным чувством справедливости, как говорится «посла задних»!
Дружили мы с Катей Пушниной, ещё одной нашей отличницей и медалисткой, но как-то однобоко. Я этого долго не хотела признавать, вплоть до выпускных экзаменов, хотя моя мама твердила мне каждый день, что Катя – шкатулка с двойным дном. Если она чего-то не знала, то сдирала у меня без вопросов, точно так же поступала и я, но меня всегда ловили, а её нет!!! Она подсказывала мне в устных ответах, причём там, где я знаю, и таким громким шепотом, что ей неизменно делали замечание, мол, учитель не сомневается, что она знает, а вот мне всегда ставили в лучшем случае «четвертак».
– Не доучила ты Лада, немножечко, не доучила! – говорили учителя.
Я тогда сердилась на Катю страшно.
– Зачем ты шепчешь так, чтобы все слышали, я-то тебе пишу на бумажке?
Ругались мы максимум до конца учебной недели. На выходных она приходила ко мне с примирительным самодельным вафельным тортом со сгущенкой. Мы съедали его и садились вместе учить геометрию. Раньше не было столько разнообразной выпечки и наши мамы и бабушки умудрялись изобретать всякие рецепты для печенек, вафелек, пирогов и тортиков. А в самые голодные 90-е года пекли постное печенье на томатном соке! и даже на рассоле! из-под огурцов или помидор. Сейчас пошел и купил «курабье», «рафаэлло», «артемон» или «мальчик-с-пальчик», а тогда дзуськи! (так говорила моя бабушка, когда ругалась).
Я тоже подсказывала Кате, выпрыгивая из школьной формы, и за мои подсказки ей почему-то ставили «Пять», приговаривая:
– Тебе, Катюша, Лада, что-то там писала, но я знаю, что ты к экзамену доучишь, садись «пять с минусом»!
В такие минуты я негодовала! Исходила праведным гневом! Почему? Задавалась я этим вопросом, ну почему в мире нет справедливости? Мама меня, конечно же, утешала, но во мне рос комплекс неполноценности с каждым днём. Я превратилась в жуткую перфекционистку – «четвёрка» для меня была хуже двойки.
Вдруг дверь снова распахнулась, и в класс, прихрамывая, вошел наш учитель Федор Михайлович, увы, не Достоевский, а Столяров. Мы же, естественно, за глаза называли его по кличке – Достоевский. Он об этом знал и не обижался.
Воцарилась полная тишина. Он дошёл до середины доски и сказал:
– Ай, яй, яй! Как не культурно! Перед вами стоит учитель, а вы сидите, значит?!
Мы все как по команде поднялись и стали возле своих мест как когда-то.
Федор Михайлович улыбнулся беззубой улыбкой и напряжение прошло.
– До-об-рры-ый де-ень! Здравствуйте ребята! – спел он по мажорному трезвучию вверх приветствие и скатился по звукоряду вниз к тонике. Такая распевка была у нас тогда в школе при приветствии учителя музыки. А «музычка», так мы называли Клару Ивановну, была зазнобой Достоевского, младше его на 20 лет, матерью одиночкой. Все мы гадали, из каких чувств он с ней: долга, покровительства или у них действительно любофф.
– До-об-рры-ый де-ень! Здравствуйте, учи-итель! – не стройно и не хором поздоровались мы.
– Что? Забыли, небось, как здороваться с учителем? Я вас сейчас вот по списку вызывать буду! – напустил он на себя серьёзность, свёл свои кудлатые старческие брови к переносице Достоевский.
Мы все расхохотались.
– Спасибо, детки мои, что пришли! Спасибо что не забываете! – начал хвалить нас Достоевский.
Не знаю как у других, а вот у меня шевельнулась совесть. Ведь я за 10 лет ни разу не переступила порог школы. А когда мы прощались с ней на выпускном вечере, то обещали Михалычу, что будем заглядывать в гости каждый месяц. Он тогда смахнул скупую слезу и покачал головой:
– Не-а! Не будите! Закрутит-завертит вас жизнь, вы о нас и не вспомните! Когда детей своих приведёте, вот тогда и вспомните.
Он оказался прав.
– Ну, рассказывайте, как вы? Кто вы? А я расскажу о школе.
Все меньжевались и не хотели выступать первыми.
– Придётся по списку! – ухмыльнулся он, – Как в былые времена.
– Расскажите лучше о школе, мы потом включимся в эту атмосферу, и пойдёт как по маслу! – разорялась моя соседка отличница – медалистка Катя.
– Что ж вам рассказать. Директриса наша стала депутатом горсовета, выбила нам автономку. Теперь у нас в школе зимой тепло.
– А помните, у нас когда-то даже ручки замерзали, мы их дыханием согревали? – поддакнул с последней парты троешник – Раутов Денис. Любая беседа или дискуссия не обходился без его «пяти копеек».
– Да, Деня, помню, а ты всё такой же, – покивал учитель.
– А как вы меня узнали, я же далеко сижу, а у вас зрение шалило ещё тогда? – удивился Денис.
– По голосу, голубчик, по голосу. Знаешь, как человек устроен? Слух компенсирует недостаток зрения.
– А болтливость – недостаток мозгов! – отпела ему Катя, и глянула на меня.
– Вот заговорил ты первым, теперь продолжай, – предложил Достоевский.
– А что я? – подскочил Ден, когда все на него обернулись.
– Да, ты, сидя, голубчик, сидя, – успокаивал его Достоевский.
– Я.., э… бизнесом занимаюсь. Шиномонтажка у меня, жена, сын. Вот и всё! Больше нечего сказать!
– Понятно, Дениска, хорошо, молодец! Кратко и точно, ничего лишнего.
– Ну, не буду же я вам рассказывать, что мы с семьёй каждый год в Турцию летаем на месяц. И всё такое… – задела Дениса ухмылка учителя.
– И не надо, – с серьезным видом махнул рукой учитель, – не рассказывай! Зачем нам знать, – продолжал подшучивать он.
– Ой-ой-ой! Какая крутизна! – подала голос тоже троечница Светка Селезнёва, – Я молчу про кругосветку прошлым летом, а ты тут всех этой сраной Турцией кормишь.
– Вот и молчи! Сидит тут расфуфырилась! – огрызнулся Ден. – Жена депутатская! А я сам свой бизнес поднял с колен! Понятно?!
Между ними «кошка пробежала» ещё в 10-ом классе. Ден, тогда ещё крупный, неуклюжий мальчик с прыщами на розовых щеках, начал носить портфель за Светкой. Она, была из разряда «скороспелок», грудка, попка уже оформились, губки бантиком, бровки домиком, как поёт Кристина Орбакайте. В общем, с месяц поводила она Дена за нос и на 8 марта танцевала со всеми кроме него. Ден стерпел обиду, но в следующий раз, неся портфель, «нечаянно» уронил его в самую большую лужу. Крику было! И родителей вызывали, и к директору водили! Светка из парткомовской семьи, портфель московский-заморский, а Ден отпрыск пролетариата. Не заладилось у них тогда, и сегодня весь этот шлак всплыл.
– Так-так! Кто это у нас здесь? Встав со своего стула, Достоевский подошел к Светке.
– Светланка, здравствуй!
– Здрасьте, Фёдр Михалыч, – поджала губки Светка, понимая, что «не минует её чаша сия»!
– И, правда, зачем нам слушать про сраную Турцию, расскажи-ка ты лучше о кругосветке. Ну, чем ты живёшь-дышишь?
– Нормально я живу, нормаль и дышу. Замужем за Доброславским, это все знают! Не работаю, занимаюсь в мастерской у Кесаря в «Школе искусств».
Кесарь знаменитый в нашем городе богемный элемент. Эпатажный и пафосный, как все художники-творцы, не традиционной ориентации (причем вся общественность нашего города в курсе).
– Фу! У этого педика! – скривился как от съеденного без сахара лимона Ден.
– Помолчал бы, Дениска, – вальяжно повернувшись к нему, с презрительным видом отпела Светка.
– Тоже мне, Света – звезда...
– Балета, ты хотел сказать? – перебил его Михалыч, гася конфликт.
Всем было известно, как называли за глаза Звезду-Светку, когда она начала в11 классе прыгать ко всем «крутым» в машины. Конечно же, балет был здесь не причём, просто он рифмовался более литературно с оригинальным словом из обзывалки.
– Ден, теперь её очередь, будь джентльменом! – по-доброму попросил Достоевский.
В классе начался тихий шепот, все комментировали происходящее, но никто не хотел говорить о себе громко.
– Что ещё, Светочка произошло у тебя за последние 10 лет?
– Всё нормально. Делаю авторские куклы, Кесарь их потом продаёт на аукционе заграницей. Занимаюсь йогой, хожу на курсы поднятия самооценки.
– Молодец, Светочка, у тебя жизнь удалась! – похвалил Достоевский и строго обвёл слеповатыми глазами весь класс, предупреждая какое-либо ехидство и подколки.
Никто ничего себе такого не позволил.
– А ты, Олька-бараболька? Как дела?
– Нормально, гы-гы! – расплылась в улыбке Ольга Бараболина, – Я теперь не «бараболька», а Калугина.
– Ну, и молодчина! Окольцевала-таки нашего Калугу?
– Ага! – закивала Ольга, сынок растёт девять с половиной уже, – заговорчески подмигнула она учителю.
– Вот оно что-о! – удивился Достоевский и его брови вылезли за оправу очков, – Надо было не оставлять вас наедине на выпускном вечере. Я помню. Мы тогда все вместе рассвет пошли встречать, а вы в классе одни остались.
– Ага! – опять добродушно закивала Ольга и раскраснелась. – Именно-именно.
– Неужели? – засмущался старик в догадке.
– Зуб даю! – сделала она уморительную гримасу, и все мы покатились со смеху.
– Как живешь? – по-доброму, почти интимно спросил Достоевский.
– Хорошо, Михалыч! Калуга мой бросил свой гоп-стоп, остепенился. Свинюшек в деревни разводим, а тут мясцо продаём. Я на рынке стою, а то бывает, и в селе на хозяйстве с малым остаюсь, вожусь в навозе, зато сытно нам, – рассказала Оля без стеснения и лишней скромности.
Как-то так просто, по-домашнему она всё это говорила, что захотелось обнять эту толстушку и прижаться к её мягкому теплому телу.
Светка, естественно, закатила глаза и притронулась к носу, будто бы от Оли воняло.
– Умница, Олечка. Я рад за тебя.
– А ты Катюша, свет наш в науке и надежда на светлое будущее. Как ты?
– Я? – напряглась Катька Пушнина, её маленькие черненькие глазки забегали и если бы не смуглый цвет кожи, она бы залилась алой краской. – Да лучше всех, Михалыч, – добавила она фамильярно.
– Я уж надеюсь! Ты же с золотой медалью закончила! Ты гордостью моей потом ещё лет пять была, – расхваливал её Достоевский! Скажу я вам, детки мои, такого как вы класса – у меня больше не было.
И сказал он это так печаль но, и так искренне, что защипало глаза. Мы же обещали ему наведываться в гости, приходить домой на чай, к его молодой «не жене» и её ребёнку. Все обещали, а вылетев из-под его крыла, забыли о нем!
– Я считала и считаю, что детьми всегда успею обзавестись, дурное дело не хитрое! – хвасталась, закатив глазки, Катя. – А вот карьеру начинать в тридцать лет – это по меньшей мере, глупо! Два высших образования за спиной, диплом с отличием.
– А кем же ты работаешь?
Когда учитель спросил о работе, то она как-то замялась и пробормотала что-то не внятное. Он с трудом разбирался в новых, пришлых в его «любимый и могучий» словах и не понимал, какая разница между вайзером и менчендайзером. Достоевский замешкался, не желая выдавать своей некомпетентности.
– Федор Михайлович! Она прокладки в супермаркетах расставляет ровными рядками – опустила заносчивую Катю Нона Василевич.
– Уже не расставляю, оправдывалась Катя, у меня уже в подчинении две девочки.
– Ладно, врать-то! – громко сказала Нона, – Стоило голову сушить двумя высшими? Пригодились тебе сопроматы и вышка?
– Девочки не ссорьтесь! – развел руками учитель.
– Нет! Ну, правда, Михалыч! Я до сих пор помню, чему равен косинус 45, и до сих пор жду, ну когда же мне ЭТО ПРИГОДИТЬСЯ В ЖИЗНИ!!! – театрально развела руками Нона, сорвав бурные аплодисменты.
У Ноны с Катей была обоюдная неприязнь на почве… чистоплотности что ли? Нона была известной персоной в нашем городе борцом за справедливость, вольным журналистом. Вела на радио программу «Защита прав», раз в неделю выходила периодика с её статьями и по местному телевидению лицо мелькало. Программу о трудностях воспитания подростков, любили смотреть многое наши горожане. Рейтинги были высокими и к её голосу прислушивались даже в горсовете. Она усилиями общественности провернула немыслимую для нашего коррумпированного города схему. Добилась путёвок в «Артек» всему детскому дому!!! «Власть имущие» боялись её, уж слишком «зубастым репортёром» была наша Нонка, хотя в школе перебивалась с четвёрки на тройку. Ну, не давались ей точные науки! Всегда была за честность и гордо получала свои тройки. А вот в «болтологии» Нона мастер. Спорила с Достоевским об образе Пьера Безухова и утверждала, что он тряпка, я её идеал Андрей Болконский!
Катя всегда вилась змейкой возле меня и на решающем экзамене кинула мне записку с задачей повышенной сложности. Я, мол, решила, но реши ещё и ты, чтобы я проверила, правилен ли ход моих мыслей. Я, как дура, нашла в решении ошибку, перерешила задачу и передала ей. И она, естественно, оказалась правильной! Катя получила свою неизменную «пятёрку» благодаря мне.
– Ты меня, Ладка, спасла! Вот я лапша! – сказала мне после экзамена Катька.
Я претендовала по алгебре и геометрии тоже на «пять», но, увы, именно шестую задачу я и не успела переписать из черновика в чистовик. Учительница сказала, что всё правильно вот только оформила не до конца.
Как я рыдала! Больше с Катей я не разговаривала и на выпускном вечере мы сидели порознь!
– Ноночка, как я рад тебя видеть! – расплылся в улыбке наш старикашечка. – Ух, какая ты стала, прелесть просто! Какие планы… – шуточно заигрывая, спросил Фёдор Михалыч, – на будущее?
– Я уж думала на вечер! – наигранно выдохнула Нона. – Ей Богу, испугалась! Кавалер ко мне заигрывает, а у меня дома нет лишнего стакана для вставной челюсти! – «отбрила» она учителя, но никто не успел засмеяться, как она добавила: – Свои-то пираньи зубки я на ночь не вынимаю! А вы? – подмигнула она.
– Зубастая, как всегда! – хлопнул себя по боку Достоевский. – Истинная «акула пера». Или тебе ближе пиранья?
– Михалыч, как Кларочка ваша и Ванюша? – спросила она тихо и как-то по-домашнему.
– Спасибо, твоими молитвами, Ноночка. Защитилась Клара, наконец-то! Не давали ей проходу, взятку требовали. А Ванюшка наш в Израиль со сборной поехал играть. Молодец! Ноги откуда надо растут. Футболист, весь в меня! – усмехнулся учитель, ведь все знали, что Ваня не его ребенок.
По классу прокатился смешок.
– Чего ржёте, – спросил Достоевский, – думаете, что только руки у вас из жопы растут? – мы притихли от неожиданности.
Ругал нас Михалыч именно руками из причинного места, когда мы чушь в сочинениях писали.
– Нет, ноги у футболистов тоже оттуда растут, только это естественнее чем ваши руки.
Наш класс развеселился, прошло первое чувство скованности. Достоевский рассказал о своей семье, он женился-таки на маленькой худенькой Кларочке – «музычке», усыновил Ивана. И по его словам умирать ему совсем не хотелось. Чхал он на общественное мнение, и на злые языки тоже. Он нам так и сказал, а мы за него были искренне рады и пожелали: «Совет да любовь»!
В кафе мы приехали на джипах Ноны, Светки и Дена. Не все, кто сидел в классе согласились принимать участие в банкете. Достоевский тоже отказался. Он на строгой диете – диабетик. Разместились за большим накрытым столом, выпили для храбрости и начался откровенный разговор. Конечно же, не все о себе говорили охотно! Куда лучше было перемывать косточки отсутствующим!
Столько всего повсплывало, что я диву давалась. Наш великий математик, победитель олимпиад – Богдан Курдяшов стоял на рынке и торговал мобильными телефонами. «Сладка парочка» тусовавшаяся с 7 класса Злата Рябошапка и Вовка Конев всё-таки поженились сразу после школы, как и Олька-бараболька с Калугой. Но те забабахали ляльку ещё на выпускном, а Вовка Конев сначала пошел учиться в жд. техникум, а Златка на библиотекаря. Год назад родился сынишка, и они вскоре развелись. По этой причине и не пришли на встречу. Эта мысль была для меня непостижима. Как это? Они знали друг друга с первого класса, и мы их привыкли уже называть Рябоконевы. Их брак не вынес третьего?! Как говорила Ноне Злата, она так сильно любила Вовку, что боялась рожать ребенка. Боялась, что ей придется делить своё сердце пополам. Так и вышло. Вовка почувствовав конкурента в сыне, начал гулять, пить и в итоге ушел из семьи. А Злата осталась, как курица с яйцом со своим залюбленым до беспредела сыном-аллергиком.
Подсобрав сплетни, я поняла, что «в люди» выбились к удивлению троечники. Стабильные, серые троечники без особой фантазии и полёта мысли, ну кроме Нонки, конечно. Нонка – это ходячая харизма! Юлька Пазлова выскочила замуж «по залёту» за кавказца и теперь держит сеть супермаркетов. Юлька Горобец долго каталась с одним маршруточником и вскоре вышла-таки за него замуж! Родила тройню, да ещё и сумела накопить денег и купить своему мужу маршрутку. У Горобец всегда было бережливое отношение ко всему, так как её воспитывала одна мать в жуткой бедности и впроголодь! Она теперь кормит без меры своих троих сыновей, а её муж сидит дома, попивает пивко и отращивает пузо, а бизнес потихонечку приносит свои плоды, водители привозят Юльке выручку домой каждый вечер.
Отличники либо спились, либо раскладывали прокладки на полке, либо торговали на рынке печеньем и жвачками. А какие надежды подавали! Все ими гордились. Даже несколько завышали им оценки «чтобы не портить картину успеваемости». Я же в аттестате имела всего четыре четверки: иностранный язык, триклятая математика, химия, которую я не понимала априори! И физкультура! Но тут я сама виновата. Вскружила мне голову любовь Кота, и я прогуливала по-черному! Физрук заставлял меня бежать дополнительный круг, отжиматься на 10 раз больше и в итоге поставил мне четверку.
Мало кто знал о судьбе заядлых двоечников. Дорощук стал наркоманом, поджёг соседский дом, в котором сгорел его друг и бабка, а через год от передозировки умер прямо на улице у колонки с водой. Нагнулся попить и умер от кровотечения! Тугуж Димка закончил бурсу и работает на заводе слесарем. Он, как и в детстве, нелюдим и на встречу не пришел. Когда я спросила, а звал ли его кто-нибудь лично, то в ответ слышались одни недомолвки. Мол, никто не знает его номера телефона, он заикается и много пьёт. На фиг нам такой собеседник. Странно, наш класс даже по прошествии десятилетия не принимал «белых ворон». Забыли пригласить и Маринку Зубруеву, которая писалась в первом классе, а все дружно издевались над ней вплоть до выпускного. Сейчас, имея 2-х детей, я понимаю, какими мы были жестокими, какой дурой была наша первая учительница, не сумела сплотить и подружить класс.
Задушевно поговорили мы с Ноной за кальяном, когда все, изрядно выпив, разошлись. Она рассказала мне свою ужасную историю. Сразу после школы была глупой активисткой и попала однажды в плохую компанию. Она прямо не рассказала, что там было, но я помню, что мать тогда несколько дней её искала. А когда нашла – увезла на полгода к бабке в деревню. Мне не составило труда посчитать месяцы, и я поняла, что тот ребёнок, которого она потеряла по врачебной халатности, был именно зачат в то время.
Хорошо пьяненьких нас забрал мой Кот. Нонка осталась ночевать у нас в гостиной, а я ещё полночи рассказывала любимому мужу, как мне с ним повезло и какая я счастливая женщина. Для меня семья: дети и муж – единственная ценность! Ни какая работа или сумасшедшая карьера не даст тебе того что дает семья. Маленькие ласковые ручонки обнимают тебя за плечи и шепчут на ушко:
– Мамаська, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!
– Давай я помогу тебе с сумками, – предлагает мой самый, главный помощник и наследник Семен. И как ему можно в этом отказать? Не понимаю, когда женщины пропускают из-за вечной беготни с работы и на работу главные моменты в семейной жизни: первые фразы своего чада, первые его страхи.
– Мама, – сказал мне Семен маленьким, – кися пачет, кома посит! – это было его первое предложение. А первый поход в цирк закончился истерикой и быстрым возвращением домой, так как Семен жутко испугал клоун Вася. Ребенок зашелся такой истерикой, что мы его потом отпаивали седосеном и приводили в себя ещё очень долго. До сих пор мальчик боится клоунов, жутко-разноцветных париков и резиновых красных носов. Нельзя забывать такие моменты и фразы из них состоит семейная СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ. У Полинки все ещё впереди и я не хочу пропустить ни единого важного момента в её жизни.
И, конечно же, нельзя женщине прожить без ТОГО ЕДИНСТВЕННОГО, который боготворит тебя, дышит вместе с тобой, радуется и горюет. И просто тебя обожает как свою Единственную Женщину, Мать, Богиню.
Проводив с утра Нону домой, я поняла, что я самая счастливая женщина на земле.
22 июля 2012 г.