Незадушенная песня-2

Юрий Лучинский
(продолжение, см. "Незадушенная песня-1"http://www.proza.ru/2012/07/21/246 и "Незадушенная песня-3 http://www.proza.ru/2012/07/23/326)

Уже писал, что  молодым не  страдал от бытового антисемитизма.
Сам себя относил к святому народу на уровне генетического фрагмента, дедовой фамилии и кухонных «еврейских» анекдотов.

Был огорошен. В шестой роте. Когда, не успев пережить поэтический триумф, получил «жидовскую морду». От  сослуживца. Из Запорожья. Нынешнего голубого януковичского края. Коллеги по суточному наряду. В ответ на законное требование заступить на пост. 
Драка была лютой. Ночью. В спящей казарме. Растаскивал сам ротный,  случайно оказавшийся поблизости.
Отягчающих взаимную вину обстоятельств была уйма. «При исполнении»  да еще и «на национальной почве». Кошмар. (см. "Жидовская морда" в разделе "Жисть").

Ну и огребли оба от отца-командира Мацева по пять нарядов на службу вне очереди. Дневальными по роте. Десять дней, вычеркнутых из жизни. Хуже ареста. Служивые поймут.

***

Индифферентная жизнь «отрицалова». Ненатужное становление радистом. Естество музыканта очень помогает прогрессу в «морзянке».

Вызов к капитану третьего ранга Мацеву.
Индивидуальная беседа с комроты – аналог отпуску с выездом из расположения части. Разговор недосягаемо старшего с малоразличаемо младшим.  Но разговор. А не базар. Без тупости и косноязычия. Даже на «вы». И, как я уже писал, на русском языке. А не на «мове» рядового или младшего комсостава.
Особого зла на начальника за недавние  пять нарядов нет. «На канифасе» побывал обоснованно. Могло бы быть и хуже. А интеллигентный разговор и вовсе располагает. 

Грядёт строевой смотр. Помимо родного и нежного, будет какое-то приезжее и немалое начальство. По началу трезвое и придирчивое.
Его надо убить красотой службы в любимой роте. Красота должна выразиться эксклюзивной песней. Душевно исполненной личным составом, проходящим мимо трибуны с истеблишментом. 
Вспышка энтузиазма. Креатив. Исполнение нового задания.
Еще  в военкомате слепил в голове пару мотивов. Для применения в военной самодеятельности. Если  окажусь востребованным. Некий милитари-фанк. И даже текстовые «рыбы» набросал. Тоже  в голове. 

Пара часов на самоподготовке. Час с гитарой после ужина в ротной сушилке.
Фанк превращается в марш, лирика в пафос.
Утренний сольный концерт в кабинете ротного.
По-уставному сдержанное одобрение.

Распечатанные в классе ПСМ[1] листки с текстом.
Неделя репетиций после ужина в сопровождении ротного баяниста.
Пара «вечерних прогулок» с исполнением шедевра в марширующем строю. 

Последний этап смотра. Прохождение с песней.  Засаленные «Варяги», «Морские Гвардии» и «Северный флот не подведёт!».

Шестая рота, напрягшись, сотрясает асфальт и атмосферу плаца. Ногами и глотками. 

Воет ветер в парусах,
Пушек медь блестит.
Недругам внушая страх,
Наш фрегат летит.
В вечной памяти у всех
Русский флот тех лет.
Три полоски на гюйсе[2] –
Знак твоих побед.
А на баке в тихий час
Люди  говорят:
«Помни ты про дом родной,
Не грусти, моряк!»   

Лентой обмотав бушлат,
Штык примкнув к стволу.
Смело моряки спешат
К Зимнему дворцу.
Залп «Авроры», пули свист
И кронштадтский лёд.
Верен был в своём пути 
Первый красный флот.
Но сквозь зубы шли слова
С кровью на бинтах:
«Помни ты про дом родной,
Не грусти, моряк!» 

Вновь волны морской лазурь
Стелет чёрный дым.
Вновь в затишьях грозных бурь
Весточки родным.
Не пройти вовек врагам
В русские моря.
И награды всем флотам
Вручены не зря.
Но вдали за темнотой
Вспыхивал маяк:
«Помни ты про дом родной,
Не грусти, моряк!»

Время над землёй летит,
Ускоряя ход.
Родине своей служить
Наш пришел черед.
Вновь суровой чередой
День идет за днём.
Будь спокоен, край родной.
Мы не подведём.
Видно не для нас покой,
Что приходит в снах.
Помни ты, про дом родной,
Не грусти, моряк!

Даже синкопы в последнем двустишье спели, не сбиваясь с шага. И сделав нескладное в стихе «ты» очень даже уместным.
Свист в паузах не стал вставлять. Моветон это. 

Начальство, уставшее от многоэтапного шоу, предвкушает обед с выпивкой. Сообщение, что последняя рота долго и лихо пела «песню курсанта Лучинского», принимается благосклонно. Рейтинг роты взлетает. До победного пика.
Спешащий в цивильную обстановку командир  выводит меня из строя и объявляет поощрение   в виде «отмены ранее наложенных взысканий». Пять нарядов де-факто уже отбыты. А теперь они спадают с меня де-юре. Так сказать, досрочное снятие судимости. 


Ездившие впоследствии в Пинск за пополнением новые сослуживцы-черноморцы, рассказывали, что слышали на плацу «Песню Лучинского». 

Через год, в Севастополе, сколачиваю-таки ансамблишко. Без отрыва от от основной службы. Используя инструменты шефствующего винсовхоза.
Беру на себя бас. Всегда испытывал к его неторопливой  мощи, составляющей основу ансамбля, наибольшее пристрастие.  Выдаём «Не грусти, моряк» в стиле некоей милитаристской попсы. На смотре самодела по случаю 23 февраля. В большом и солидном  БМК[3]. С колоннами, на высоком берегу бухты. Завоевав Узлу Связи Штаба ЧФ первое место в соответствующей номинации. 
Как когда-то ГУЛАГовских артистов на Колыме, триумфаторов после концерта сажают в ГАЗ-66 и отвозят восвояси. Хорошо хоть сфотографироваться дают на память. Невесёлая фотография представлена наверху.
В ночь после триумфального дня я уже сижу на вахте. В подземелье. За приёмником «Р-250». С писком и треском в телефонах. С обгаженной душой. И тоской по недоступной свободе. 

 ***

Больше с подачи капитана третьего ранга Мацева я шедевров не создавал.
А на горло собственной песне наступить еще пришлось. 

(Окончание следует)
_____________________

[1]  Одна из изучаемых дисциплин – «прием сигналов с записью на машинку». Класс, заполненный портативными «Москвами». Пара часов в день с пищащими на голове наушниками и воспроизведением слышимой морзянки на клавиатуре.

Главная польза от трех лет службы – приобретенная на всю жизнь способность «слепого» набора текста.

[2]  Вообще-то «гюйс»  - носовой флаг на кораблях первого и второго ранга. При совдепе был красным с белой контурной звездой по середине. Сейчас – что-то типа британского. Того самого, на который нехорошим людям обещают порвать задницу.

А еще гюйсом неофициально зовется форменный матросский воротник. С тремя белыми полосками по краю голубого поля. Полоски, якобы, символизируют три великие победы древнего русского флота: при Гангуте на Балтике, при Синопе и Чесме – на южном бассейне.

[3]  Базовый матросский клуб.