Из книги: Делёз Ж. Логика смысла. - М.: Академический Проект, 2011
3 серия
В самом начале главы (3 серия) книги «Логика смысла» Жиль Делез, приступая к рассуждению о языке, говорит о необходимости его слияния с некими «событиями-эффектами», то есть мыслитель таким хочет показать возможность последних искать способы своего выражения именно опираясь определенным образом на предложения (23с)
И далее Делез задается вопросом о том, какие отношения лучше всего могут быть переплетены с «поверхностными эффектами, или событиями (23 с)
Существует точка зрения, согласно которой в любом предложении обнаруживаются три отличающихся друг от друга вида отношений. Так, первое из них носит название дессигнации и представляет собой взаимосвязь между предложениями и наблюдающимися снаружи проявлениями вещей, свойства которых зачастую способны принимать своеобразные формы, а также содержать в себе любые тела. Дессигнация по мере своего действия связывает любые слова с выходящими за рамки обычных образами, назначением которых как раз и является выражение реальности вещей: то есть, связывая все образы с любым словом, необходимо выбрать наиболее подходящий (23с)
«Второе отношение предложения часто называют манифестацией. Речь идет об отношении предложения к субъекту, который говорит и выражает себя. Следовательно, манифестация представляется как высказывание желания или веры, соответствующих предложению. Желание и вера – каузальные умозаключения, а не ассоциации. Желание – внутренняя каузальность образа в отношении существования объекта или соответствующего состояния вещей; вера – предвосхищение объекта или состояния вещей, существование которых должно задаваться внешней каузальностью. Отсюда не следует, что манифестация вторична в отношении дессигнации: напротив, благодаря ей дессигнация вообще становится возможной, а умозаключения обеспечивают систематическое единство, из которого возникают ассоциации. Юм хорошо понимал это: при ассоциации причины и следствия «умозаключение, сделанное на основании их отношения» предшествует самому (причинно-следственному) отношению. Первичность манифестации подтверждается и лингвистическим анализом. Ибо в предложении имеются «манифестаторы» типа особых частиц : я, ты; завтра, всегда; где-то, везде и т.д. (24с)
И, наконец, третье измерение языка носит название сигнификации, где наблюдается связь слова с общераспространенными понятиями, содержание которых зачастую способно взаимодействовать с синтаксическими связями. (25) При этом отдельные части предложения всегда представляют собой нечто указывающее на смысл того, что, собственно, заключено в любом понятии и имеет возможность обращать наше внимание на прочие предложения, содержащие информацию этого с данным предложением и в конечном итоге образующие некую цепь взаимоотношений. То есть образуются своего рода спутывания понятий, в которых любое предложение имеет только свойства доказывать что-либо. При этом взаимосвязь посылок и заключения носит название импликации. (25) Само же доказательство представляет собой непременным образом прояснение смысла предложения путем проделывания определенных действий, в равной мере являющих собой его подобие. (26)
Согласно же классическому различению, манифестация, то есть когда предложение относится к субъекту, занимает самое важное место, опираясь при этом, на речь. То есть при взаимодействии с речью в наибольшей степени начинает проявляться «я» субъекта. (26) «Следовательно, в порядке речи «Я» первично не только в отношении всех возможных дессигнаций, для которых оно служит основанием, но и в отношении всех сигнификаций, которые оно охватывает. Но именно с этой точки зрения понятийные сигнификации ни самодостаточны, ни раскрыты как таковые: они только подразумевают «Я», рассматривающее себя как имеющее такую сигнификацию, которая понимается сразу же и совпадает с собственной манифестацией» (26,27)
Преобладающее значение манифестации нуждается в своем разъяснении в контексте речи, где сами сигнификации могут лишь подразумеваться. Само же «Я» при этом занимает главенствующее положение, подчиняя себе понятия. В другом же порядке значения играли бы важную роль, и они могли в таком случае находится в том, что составляет манифестацию. И это и носит название языкового порядка, то есть когда «предложение может выступить только как предпосылка или вывод и как означающее понятий до манифестирования субъекта и даже до обозначения состояния вещей». (27)
Любые взаимосвязи слов с понятиями как раз и есть то, посредством чего возможно различие между умозаключениями и простыми мнениями.(28)
«Смысл – четвертое измерение предложения. Стоики открыли его вместе с событием: смысл – выражаемое предложением, бестелесное на поверхности вещей, сложная и нередуцируемая сущность, чистое событие, которое упорствует и обитает в предложении». (32)
В языке любой смысл неизменным образом находится в рамках предложения, и то, что выражается, непременно заключено в определенные способы выражения, из чего можно сделать вывод о необходимости обитания смысла, а не о его существовании. (35) Однако смысл представляет собой нечто отличающееся от предложения. В смысле необходимым образом присутствует то, что, собственно, и носит свойство объекта. При этом само выражаемое значительно отличается от выражения. Смысл передает суть «вещи или состояния вещей». (35)
«Событие по самой сути принадлежит языку, оно имеет существенное отношение к языку; но язык – то, что высказывается о вещах. (36) Жан Гательно сразу отметил разницу между историями Керролла и классическими волшебными сказками: дело в том, что у Керролла все происходит в языке и посредством языка; «это не история, которую он рассказывает нам, это дискурс, с которым он обращается к нам, - дискурс из нескольких частей…» (37)
4 серия : дуальности
Любой смысл, являясь неизменным образом всегда связанным с каким-либо предложением, передает определенные «состояния вещей». (39) Само событие находит наиболее полное проявление в вещах, которые занимают с предложениями позицию дуализма, двойственности. (39)
И переход от дессигнации к выражению и есть соприкосновение с тем именно местом, где язык в полном смысле слова соприкасается со смыслов. (40)
5 серия : смысл (44)
В пятой серии Делез рассуждает на тему смысла, понимая под ним, прежде всего, то, что получается в результате взаимодействия обозначающего и обозначаемого. Как известно, смысл всегда способен окутывать нас с той целью, чтобы мы могли производить обозначения. И сам же процесс появления смысла, происходящий во время говорения, зачастую носит характер приблизительности, то есть нельзя в полной точности сказать о том, какой будет смысл. То есть мы постоянно оказываемся « в регрессе подразумеваемого». (44)
Рассуждая о тексте, Делез наблюдает за процессом, который представляет собой осуществление перевода идеи предложения к размышлению над смыслом при условии возможности предложений распространяться. (47)
Мыслитель далее, продолжая размышления о тексте, говорит о преобладающей роли смысла над предложением, а также о его недолговечности, то есть «смысл – всего лишь мимолетный, исчезающий двойник предложения». (49)
Согласно Делезу, «если смысл как двойник предложения безразличен к утверждению или отрицанию, если он ни активен, ни пассивен, то никакая форма предложения не может повлиять на него. Смысл абсолютно не меняется от предложения к предложению, противопоставляемых с точки зрения качества, с точки зрения количества, с точки зрения отношения или с точки зрения модальности». (49, 50)
Возвращаясь к языку, следует заметить, что внутри него совершается множество различных процессов, а также сам он является причиной происходящего. (51)
6 серия сериация 54
«Таким образом, именно сама сериальная форма отсылает нас к описанным парадоксам дуальности и вынуждает обратиться к ним снова, но уже с этой новой точки зрения». 55
Фактически такие две разнородные серии могут быть заданы разными способами. Можно рассматривать серию событий и серию вещей, где эти события осуществляются или не осуществляются; или серию обозначающих предложений и серию обозначаемых вещей; или серию глаголов и серию прилагательных и существительных; или серию выражений и смысла и серию дессигнаций и дессигнантов. Подобные вариации не столь уж важны, ибо они представляют только степени свободы в организации разнородных серий; та же дуальность, как мы видели, имеет место вовне – между событиями и состояниями вещей; на поверхности – между предложениями и обозначаемыми объектами; и внутри предложения - между выражениями и дессигнациями.» 55
По Делезу, название означающего причисляется знаку, сплошь пронизанному смысловым содержанием, в то время как означаемое выступает в качестве противоположности данному аспекту. (55)
7 серия с62
В седьмой серии Делез упоминает понятие слов – бумажников, под которым он подразумевает следующее, а именно, тот случай, когда явно намечается отсутствие смыслов, а происходит процесс придания значения, в результате чего возможно наслаивание слов друг на друга, и это явление и носит название слов-бумажников, где уходят из поля наблюдения какие-нибудь одни смыслы, а делаются вполне доступными другие. (65)
8 серия с70
По Делезу, отдельные части языка непременно должны составлять единое целое, так как они всегда прямо зависят от своих связей. « Но означаемое вообще принадлежит к порядку познаваемого, а познание подчиняется закону поступательного движения, переходя с уровня на уровень, - уровни над уровнями. И какого бы уровня охвата целого ни достигало знание, оно остается лишь приближением к виртуальной тотальности языка и языковой деятельности». (70)
В языке мыслителем обнаруживаются связи между отдельными частями, называющимися фонемами, в которых организовываются знакообразовывающие особенности языка. (73) Делез, рассуждая о сингулярностях, являющихся составными частями какой-нибудь одной определенной серии, приходит к выводу об их невозможности распоряжения терминами, имеющими отношение к другой серии. В любой из серий существуют взаимодействия, в соответствии с которыми происходят события, носящие названия сингулярностей, обнаруживаемых в самой структуре, в связи с чем Делез говорит о невозможности рассматривать структуру и событие в качестве противоположностей. (73)
Делез говорит далее о сводимости двух отличающихся друг от друга серий к единому элементу, посредством которого и возможно их различение, в чем и заключается «принцип эмиссии сингулярностей». (73) Сам же элемент является представителем двух каких-либо серий. «Также он обладает свойством не совпадать с самим собой, «не обладать собственным местом», не иметь самотождественности, самоподобия и саморавновесия. В одной серии он появляется как избыток, но только при условии, что в тоже самое время в другой серии он проявляется как недостаток». (73)
9 серия (с75)
Мыслителем упоминается Пеги, обосновавший язык с целью выявления того, каким образом единство способно продолжать обнаруживаться даже в «обычных точках, а также вновь начинаться в другой сингулярности, перераспределяться в другую совокупность (два повтора – плохой и хороший, один – сажает на цепь, другой – вызволяет)». (76)
Сам процесс снятия проблемы посредством решения не оказывает никакого влияния на ее возможность выхода из Идеи, которая и является звеном, совмещающим в одно целое проблему с любыми условиями. То есть любое решение содержит в себе смысл лишь опираясь на такого рода идею. (78) При этом проблематическое является тем, на что, собственно, и направлен весь процесс познания, то есть оно выступает в качестве характеристики исключительно того объективного, которое имеет отношение к идеальному. (78) И Кант был одним из тех, кто первым догадался о том, что проблематическое следует рассматривать не как то, к чему надо некоторое время испытывать сомнение, а в качестве некого объекта, имеющего отношение к Идее. 78
11 серия 92
Делез, обращая внимание на само слово, замечает, что в речи оно делает доступным для восприятия его внутренний смысл. И мыслитель здесь же приводит пример, подтверждающий неспособность смысла имен давать возможность выбора между двумя взаимоисключающими возможностями. (94)
Однако существует некое отрицание гипотезы о наличие в нонсенсе лишь ему присущего смысла, так как в нем самом явно намечается отсутствие какого-либо смысла. Также заслуживает отрицания высказывание о наличие в нонсенсе того смысла, который подразумевает под собой его полное отсутствие. В то время как нам самим свойственно говорить о наличие у нонсенса его личного смысла, то есть мы в то же время прибегаем к мысли о неком взаимодействии, находящемся между смыслом и нонсенсом и показывающем свое отличие от «отношения между истиной и ложью». (94) Весь логический ход в отношении смысла состоит в установлении некого типа взаимодействия, берущего воедино понятия смысла и нонсенса, то есть рассматривается возможность их быть вместе. (94)
Возвращаясь к языку, следует обратить внимание на то, что любой термин способен содержать в себе значимую информацию лишь тогда, когда он вступает с другими терминами в разного рода отношения, однако такое его нахождение сплошь связано с тем, где именно находится любой термин, опирающийся на инстанцию, носящую название нонсенса и проходящую сквозь серии (97)
Да и сам смысл в полной степени зависит от такого прохождения, носящего название циркуляции. (97)
Большинство авторов придают огромное значение смыслу, который выступает в качестве эффекта, представляющего собой «циркуляцию пустого места по сериям данной структуры». (98)
«Смысл – не то, что можно открыть, восстановить и переработать; он – то, что производится новой материей, он принадлежит не высоте или глубине, а скорее, поверхностному эффекту; он неотделим от поверхности, которая и есть его собственное измерение. Это вовсе не значит, что смыслу недостает высоты и глубины, скорее, именно высоте и глубине недостает поверхности, недостает смысла, и они обладают им только благодаря «эффекту», предполагающему смысл. (100)
Язык сплошь пронизан мнениями, рассуждениями, расходящимися с общепринятыми, и особую важность представляет вопрос о возможности языка осуществлять какие-нибудь функции без учета упорства сущностей.
При этом мнение о возможности парадоксов давать мысли ложное направление зачастую оказывается абсурдом, так как для признания мысли в качестве чего-то простого надо самому обладать «простотой», чтобы не замечать игру сил нонсенса в бессознательном. (102) Поэтому мнения, рассуждения, расходящиеся с общепринятым, в наибольшей степени представляются интересными только при своем инициировании мысли. (102)
13 серия
В данной серии Жиль Делез, упоминая шизофреника, приходит к мысли о том, что жизнь такого человека неизменным образом предполагает впадение в противоречия, представляющие собой некий выбор между «глубинной трещиной, пересекающей тела и и раздробленными частями, вращающимися и вставленными друг в друга» (118) мыслитель это сводит к некому крушению, при котором слово утрачивает собственный смысл.
Однако существует предположение о том, что в самом слове при таком процессе сохраняется в ограниченном количестве диссигнационная сила, зачастую создающая впечатление пустоты, под которой понимается сила, создающая представление о себе как о чем-то безразличном. То есть намечается утрата словом его собственного смысла, посредством которого оно передает эффект бестелесного. Всякому слову неизменно присуще свойство оказывать на телесность любого рода воздействие, представляющее собой «проявление слова в заглавных буквах, напечатанных как в коллаже, который его обездвиживает и освобождает от смысла». (119) Но потеря словом собственного смысла влечет за собой его разделение на слоги, которые определенным образом оказывают воздействие на тело, что свойственно в большинстве случаев шизофреникам, занимающимся изучением языков, то есть когда происходит выпадение из языка его смысла, делающее его отдельные элементы, имеющие отношение к фонетике, ранящими в сингулярном плане. Само слово больше не способно указывать на «состояния вещей, его фрагменты сливаются с невыносимо звучащими качествами» (119)
И одной из наиболее значимых характеристик шизофреника является нарушение им самим единства любого слова. (120)
Делез, обращая внимание на вторичный язык, замечает, что он необходимым образом проистекает из звуков, носящих название согласных, а также из «горловых и придыхательных перегрузок». (121)
То есть мыслитель рассуждает о процессе перехода любого слова в действие при условии, что само действие не способно поддаваться какому-либо разделению. С целью же выявления у согласных их возможности поддаваться проговариванию следует обратить внимание на гласную, которая, будучи «сведенной на нет мягким знаком», неизменным образом способна к наслаиванию согласных одно на другое, ведущему к потере ими их твердости, впоследствии чего они оказываются плохо поддающимися произношению. (121)
Сам смысл, несмотря на то, что проистекает из «действий и страданий тел», заметно отличается от них, так как сам он не является ни тем ни другим. (124)
14 серия с. 128
Делез, затрагивая тему смысла, замечает, что у данного понятия отсутствует какое-либо начало, то есть смысл всегда порождается посредством причины, и само это его появление представляет собой наличие двух направленностей и связано с пребыванием внутри некой квазипричины, в связи с чем способно направлять на некий предустановленный путь, планируемый самим же смыслом, который в тоже самое время приводит к раздвоению данного пути, и данную порождающую мощь необходимо переплетать с предложением, так как смысл, проясненный в процессе выражения, неизменным образом должен привести к появлению и других способов «измерения предложения (сигнификации, манифестации, дессигнации)» (130)
15 серия с. 136
Мыслитель ссылаясь на модусы, в определенной степени затрагивающие предложение, приходит вскоре к выводу о том, что существует некий, не имеющий ни к чему отношения смысл, который находится в полной независимости от чего-либо. Для раскрытия нейтральности смысла, необходимо некое отстранение от «рационального аспекта здравого и общего смысла». (138)
Делез, говоря о знаках приходит вскоре к выводу о том, что им могут быть присущи смыслы лишь тогда, когда они находятся на определенной поверхности, позволяющей им взаимодействовать друг с другом. 141
Однако «такой мир смысла еще не предполагает ни единства направления, ни общности органов, которые требуют рецептивного аппарата, способного осуществить последовательное наложение планов поверхности, следуя другому измерению.» 141
17 серия 159
В семнадцатой серии Делез, упоминая индивидов, сравнивает их с предложениями, делая тем самым намек на то, что индивиды постоянно выражают мысли посредством слов, сплетающихся в своего рода текст. И далее выводится некий третий элемент, подразумевающий собой именно онтологическое происхождение, где явным образом наблюдается наличие классов множественностей, а также свойств, подверженных изменчивости и находящихся в полном подчинении личностям. То есть посредством данного элемента возможен переход к расположению отдельных частей предложения, во многом отличающегося от предыдущего. И только учитывая данное условие любые личности способны к выполнению уже роли не предложений, имеющих прямое отношение к бытию, а «материальных инстанций, осуществляющих возможность и определяющих внутри логического предложения те отношения, какие необходимы для существования обусловленного». 159
Существует структура, которая содержит в себе значительное количество элементов. И посредством этой структуры «формируется третичный распорядок языка» (160) В случае же рассматривания структуры, в которой все отношения между предложениями необходимым образом связаны и также и с другими отношениями в виде некого круга, можно заметить, что эта структура или конкретный из ее элементов могут потерять присущую им целостность лишь тогда, когда сами эти отношения потеряют «возможность получать некое взаимодополнение. (161)
19 серия 178
В данной серии Делез пытается выяснить возможность тел осуществлять по отношению к языку способность их самих быть некими основами, как вскоре обнаруживает, что сами звуки при своих взаимодействиях с телами оказываются свернутыми по отношению к самим телам, в результате чего приобретают способность как действовать вместе с телами, так и претерпевать от них страдания. И намечается неспособность присутствия языка, присущего шизофреникам. Сам язык в большей степени базируется на образовании каких-либо знаков. (179)
Язык обеспечивает свою возможность лишь тогда, когда произносится определенным индивидом. 182
23 серия 218
Упоминая некий мир эффектов, не содержащих в себе телесности, Делез говорит о способности этого мира создавать все необходимое для того, чтобы дать языку проявиться. Как видно далее, мыслитель замечает присущую этому миру способность делать звуки лишенными телесности, то есть выводится возможность абстрагирования языка от особенностей произношения некого шума. (218) Благодаря выражаемому, звуки приобретают смысл, а также получают возможность обладать сигнификацией, то есть приобретают признаки знаков. Сам же язык неизменным образом основывается на границе, отделяющей вещи от предложений, а также его самого «от вещей и тел». (218)
26 серия 238
Сам язык способен к наиболее полному самопроявлению лишь при своем взаимодействии с событиями. Однако «сделать возможным не значит положить начало». То есть в любом случае необходимо всегда брать в качестве начала не язык, а речь.
Любое событие необходимым образом переплетено с языком. (238)
27 серия 244
Язык способен к большей возможности лишь опираясь на объекты своего различения. И при этом отделяемость любых звуков от тел, а также их переход в отдельные компоненты языка осуществляются посредством некого действия, происходящего извне. (244)
30 серия 275
Делез говорит о необходимости принятия во внимание инфинитива с целью выяснения взаимодействий, наблюдающихся между субъектом и объектом выражения, а также в отношении двух видов действий глагола, одно из которых представляет собой то, «как он проявляется в языке», в то время как другое подразумевает его «обитание в Бытии». 281
Ж. ДЕЛЁЗ. «Различие и повторение». — ТОО ТК «Петрополис», 1998.
ПОВТОРЕНИЕ И РАЗЛИЧИЕ
Мыслитель в «Повторении и различии», затрагивая тему речи и письма, замечает их неразрывное единство с определенным количеством слов. И посредством речи и письма возможно существование слова. (27)
«Раймон Руссель и Шарль Пеги были мастерами литературного повторения. Они сумели возвести патологическую силу языка на высший художественный уровень». (37) Русселем был изобретен язык, в котором явным образом наблюдаются повторения между отдельными элементами, а также преобладает процесс возобновления, и эти два явления в данном языке происходят во время высказывания. У Пеги существует особая техника, «замещающая повторением уже не омонимию, а синонимию» (38) « И Пеги, и Руссель замещают горизонтальное повторение, повторение обычных, постоянно произносимых слов.» (38)
В самом языке особо важное место занимают категории «выдающегося и обыкновенного, особенного и обычного», так как именно они способны к движению языка в отношении границ и свойств в целом». (68)
Посредством же многосоставности выявляется своеобразие «речи – заменителя». (69) Любые два языка способны взаимопроникать. (69)
Повторение для себя (с. 95)
«Привычка выманивает у повторения нечто новое: различие (прежде утвержденное как общность). Сущность привычки в сокращении. Об этом свидетельствует язык, когда речь идет о «приобретении» привычки; глагол «сокращать» употребляется лишь с дополнением, способным образовать габитус». (с.99)
Мыслительный синтез различия (с. 209)
В самом звуковом потоке Делез выделяет элементы, носящие название фонем и обнаруживаемые в разнообразие звуков. Само же разнообразие системы языка неизменным образом содержит в себе неограниченное количество состовляющих. (250) Любые фонемы в любом языке играют первостепенную роль. (252)