им, 2011 год.
Шумел листопад. И хотя стояли последние дни сентября и бабьего лета, ударивший недавно заморозок сделал свое дело – не совсем еще пожелтевшие листья дружно осыпались при малейшем порыве ветра. Матвей возвращался с дальних покосов, где он с отцом в этом году поставили несколько стожков сена. Он ходил смотреть, всё ли там было в порядке, целы ли, не развалились, а то ведь были случаи, что и воровали.
До Березовки, села, где жил Матвей, оставалось еще километра четыре. «Надо отдохнуть», – подумал Матвей, потому что и Индус, крупный беспородный пес, шагавший следом, уже давно наступал сзади на пятки. «Дойду до «баобаба» и отдохну» – решил он. «Баобабом» Матвей называл одиноко росшую на краю поля березу. Она в самом деле была не похожа на остальные деревья. Ствол был не очень высокий, но вот росшие от него сучья были настолько длинными, толстыми и тянулись вверх, что на них можно было соорудить какое-нибудь жилье. «Бунгало» – не раз думал Матвей. Он прилег под мощным деревом с собакой. От земли исходила приятная прохлада, и он уже стал подремывать. Вдруг Индус, лежавший спокойно, вскочил и с глухим ворчанием, подняв морду, стал внюхиваться в воздух. Он даже отошел немного от березы. Матвей встал, но с высоты своего роста ничего впереди не увидел, кроме высокой травы, вперемешку с ковылем. Тогда он по толстым сучьям дерева, без труда, влез повыше, и в просвете между ветвями увидел впереди трех волков. Что это были волки, Матвей понял сразу. Вернее, это была волчица с уже довольно подросшими двумя волчатами. Ветерок дул от них и, поэтому волчица тоже, подняв морду, внюхивалась, стараясь уловить малейшие запахи. Немного постояв с поднятой головой, она не спеша пошла в сторону оврага, заросшего ивняком и камышом. Волчата следовали сзади за матерью. «Да это же она переводит их в другое жилище» – догадался Матвей. Но вот куда? От старых охотников он слышал, что волки меняют логово тогда, когда узнают, что оно обнаружено человеком. Непременным условием для обитания должно было быть наличие водоема недалеко от логова, и как можно дальше от людей. Места, куда ушли волки, были как раз подходящие. За оврагом был, кроме небольшой речушки, еще никогда не пересыхающий родничок. На него Матвей наткнулся еще прошлой осенью, возвращаясь с охоты. Около родника все было истоптано кабанами, особенно расплодившимися в последние годы. Но они не представляли для волков никакой опасности. Скорее всего молодые поросята могли стать добычей. Ведь в семье кроме волчицы с волчатами обязательно должен быть и матерый отец семейства. Но тогда Матвей его не увидел. «Расскажу Михалычу,» – подумал Матвей, шагая к дому. Андрей Михайлович Кедров, или просто Михалыч, был, сколько помнил Матвей, бессменным лесником в Березовке. И вообще пользовался большим авторитетом у односельчан.
Дом Кедрова, большой пятистенок, стоял как раз на краю села, с прихода. У дома Матвея встретила звонким лаем Вега, лайка Кедрова, но, увидев Индуса, миролюбиво замахала хвостом и они, как старые знакомые, стали обнюхивать друг друга. В селе все собаки были на беспривязном содержании, хорошо знали друг друга и драки случались только во время их свадеб. Матвей постучал в калитку массивным кольцом, ввернутым вместо ручки. «Не заперто!» – послышалось изнутри и, толкнув калитку, он вошел во двор. Михалыч стоял у дальней стены ограды и что-то «колдовал» с бензопилой. «Что, не заводится?» – спросил Матвей. «Да нет, это я вот цепь снимал, точил, надо как-то старые бревна испилить –также скоро сгниют. А ты откуда?» – спросил лесник. Матвей рассказал, что ходил смотреть сено, а потом поведал и про волков. «Михалыч, я думаю, что волчица переводит их на новое жилье, малы они еще, чтобы бегать с матерью» – сказал он. «Волчица и два щенка?» – переспросил Кедров, – «А матерого с ними не было?» «Нет, не видел», – ответил Матвей. «Там он, непременно с ними» – утвердительно сказал лесник. «Ты вот что, паря, пока в селе об этом никому, понял? Поживем-увидим, но только сдается мне, что ждут нас неприятные события к зиме, если они не уйдут куда-нибудь подальше. Как думаешь, где они могут обосноваться?» –спросил он Матвея. Матвею польстило такое расположение к нему Кедрова. «Я думаю, – сказал Матвей, – где-нибудь в районе лисьих нор. Места там безлюдные, глухие, вода рядом, да и вообще туда редко кто забредает». «Верно, – согласился Кедров, – только в норах они не будут жить – они уже, как ты говоришь, довольно большие». «Михалыч, – сказал Матвей, а что если поискать логово?» Кедров ответил не сразу. «Попробуй, – наконец ответил он, – ты ведь старый следопыт, (Матвей служил в погранвойсках на Дальнем востоке), но хорошо бы не спугнуть раньше времени». На том и разошлись.
Матвей пришел домой, рассказал о результатах своего похода ничего, впрочем, не упомянув о разговоре с лесником. У него созрел довольно оригинальный план. От того места, где он предполагал найти логово, через поле на самом краю рос старый осинник и большие развесистые березы. Если влезть на дерево, можно было далеко обозревать пространство перед собой. Но простым глазом далеко не увидишь. Матвей вспомнил о Лехе-матросе, давно вернувшемся со службы в Морфлоте. Где служил Леха никто
не знал. Но он часто щеголял в черном кителе и форменной фуражке, а уж полосатая тельняшка была постоянным атрибутом в его наряде. И был у Лехи хороший морской бинокль – зависть всех деревенских мальчишек. Матвей помнил, как еще до службы
Леха давал им посмотреть в бинокль. Бинокль действительно был что надо – в настоящем кожаном чехле, с ремешком, с небольшими козырьками над окулярами. «Это, если дождь, чтобы не
попало», – объяснял Леха. Матвей решил попросить бинокль Леха довольно тепло относился к Матвею – хороший гармонист, а это много значило в селе. «А зачем тебе?», – спросил Леха. «Хочу сходить на дальние увалы, посмотреть, говорят, там часто видели много мышкующих лисиц, чтоб зимою поохотиться», – стал «заливать» Матвей. «Ну, ты во время пришел, я завтра в город уезжаю, пожалуй, на неделю», – сказал Леха. Матвей взял бинокль с твердыми заверениями, что будет с ним обращаться аккуратно. «За неделю можно много сделать», – довольный подумал он. «Он решил завтра же начать поиски, благо пока никакой спешной работы не было. Первым делом нужно было уйти из дома незамеченным для Индуса – отстать от хозяина для того было смерти подобно! Однажды, чтобы не брать его с собой, пса закрыли в бане в огороде. Так он выбил окно, чуть ли не с рамою, и догнал Матвея далеко за деревней. Привязанным оставлять было нельзя – он рос без привязи и мог очень даже просто покалечиться. Решили завести в комнату, это ему нравилось очень, хотя делали это редко. Мать согласилась побыть пока с ним, хотя к уходу Матвея отнеслась неоднозначно. Знала бы она, куда уходил сын!
Матвей еще с вечера сложил в рюкзак все, что могло пригодиться. Положив маленький топорик, он, на всякий случай, кинул туда еще и большой моток толстого, бельевого шнура. Рано утром через огород, задами, он вышел на старую, заросшею травой дорогу и сразу направился к лесу. Он дошел быстро до того места, откуда намеревался обозревать окрестность с предполагаемым убежищем волков. Осины были такими толстыми, что из каждой можно было бы выдолбить небольшую лодку! Но взобраться на них не могло быть и речи – слишком высоко было до первых сучьев, да и выше не видно было, где можно было бы примоститься. Он подошел к крайней березе, которая, по его мнению, лучше подходила для дела. Сучья тоже были высоко, но вот тут-то и пригодился моток шнура. Матвей взял моток и, отмотав примерную длину, завязал большой узел. Размахнувшись, он кинул его на ближайший снизу сук. Закинуть удалось только с третьей попытки. Свесившуюся часть шнура с узлом он, подскочив, стянул к себе. Теперь, завязав на конце петлю, он пропустил в нее остальную часть мотка и затянул петлю на суке. «Как когда-то канат в школе на уроке физкультуры», – подумал он. Одет Матвей был в камуфлированные куртку и штаны. Такая же кепка была и на голове. А вот толстые ботинки (так называемые ОМОНовские), он снял, оставшись в шерстяных чулках. Бинокль закинул за спину, чтобы не повредить. «Ну, давай, солдат, с богом» – подбодрил себя Матвей, взявшись за шнур. Да разве это преграда тренированному, прошедшему пограничную закалку, двадцатипятилетнему парню! Он не влез, он мигом взлетел по канату до первых сучьев! Оглядевшись, Матвей поднялся еще повыше, где можно было устроиться поудобнее. «Хорошо, что листьев совсем мало, – подумал он – обзор будет что надо». Устроившись окончательно, он достал бинокль, и, расчехлив его, стал смотреть, корректируя резкость. До чего же хорош был бинокль у Лехи-матроса! Матвей даже опешил немного, так близко и достаточно ясно была видна дальняя сторона оврага и близлежащая территория. Он повел биноклем к камышам, где, точно знал, что там есть родник. Почти сразу он заметил небольшую тропинку, чуть заметную в уже пожухлой траве, спускавшуюся с косогора. Поведя биноклем выше над оврагом, Матвей увидел обвалившийся, с дерном, небольшой участок крутого склона. В середине оползня было большое пространство. «Пожалуй, это здесь», – подумал Матвей – «не зря Михалыч меня сюда нацеливал». И в то же время в бинокле чётко обозначился волчонок! Он был светлее черной осыпи, и поэтому отчетливо вырисовывался на ее фоне. Не много погодя появился и второй. Постояв около логова, они начали играть. «Как щенки,» – подумал Матвей. От того, что все так удачно складывается, он забыл о том, что ноги от неловкого сидения в неудобной позе затекли, и он чуть не свалился с дерева. Повозившись, волчата улеглись прямо на склоне, недалеко от логова. В тот день Матвей не дождался старых волков. До села было далеко и он, спустившись с дерева и надев ботинки, быстро зашагал к дому. Веревку решил не снимать – вряд ли кто сюда забредет. Он просто замотал ее вокруг дерева, чтобы потом не мучиться с забрасыванием. В том, что это не последний его визит сюда, Матвей не сомневался. Благо времени, когда бинокль мог находиться у него, было предостаточно. Дома мать наотрез отказалась больше с Индусом сидеть. «Его одного нельзя же оставить, он, чего доброго, все окна расшибет», – сердито выговаривала она Матвею. «Ладно, – подумал Матвей – завтра заберу с собой, а там привяжу, от меня никуда не убежит».
На другой день отец, увидев собиравшегося Матвея, подозрительно спросил: «Ты куда это зачастил и зачем?» Матвей, зная, что уходить будет еще не раз, решил рассказать ему все. Выслушав Матвея, отец сказал: «Ты посоветуйся с Михалычем, что он скажет». «Уже говорили – ответил Матвей, – а что дальше делать, пока не знаем, может волки уйдут, просто пока надо
понаблюдать». «Ну-ну, – хмыкнул отец, – смотри сам, не маленький». Утром, наскоро позавтракав, Матвей, тайком от матери, кинул в рюкзак полбуханки хлеба и кусок колбасы – ведь их теперь будет двое. В бутылку налил простой воды так, на всякий случай. Индус от радости не знал, что делать, – то убегал вперед, то обратно кидался к Матвею. Подходя к своему наблюдательному пункту, Матвей взял собаку на поводок. Дойдя до места, он привязал Индуса к тонкой осинке, положив рядом рюкзак и ботинки. Индус довольный улегся рядом. В этот день Матвею удалось увидеть отца волчат. Сначала он заметил, как волчата выскочили из логова, а потом и самого волка. Он представлял, что это будет крупный экземпляр, но то, что он увидел, поразило его. Это был здоровенный, светло-серый, почти песочного цвета зверь с широким лбом и мощными лапами. Матвей сразу окрестил его Лобастым. Он нес в зубах зайца, на которого сразу же набросились волчата. Волк сидел в стороне, потом, отойдя в сторону, улегся – он, по всей вероятности, был сытым. Ничто зверя не тревожило, он был совершенно спокоен.
Надо сказать, что еще тогда, выбирая наблюдательный пункт, Матвей обратил внимание на то, откуда дует ветер – он все время дул от волков, на Матвея. «Вот что значит Роза ветров», – подумал он. Ему и раньше приходилось слышать о так называемом господствующем направлении ветра, именуемым «Розой ветров». Посидев еще немного, Матвей ничего больше интересного не увидел. «На сегодня хватит», – решил он и стал слезать с дерева. Обувшись, взяв рюкзак и отвязав собаку, Матвей пошел домой.
Вечером он сходил к Михалычу и рассказал все, что ему удалось увидеть. «Завтра снова пойду, пока бинокль не отдавать» – сказал Матвей. «Сходи, – одобрил Кедров, – хотя теперь ясно, что они тут обосновались пока не вырастут волчата.» Матвей пошел домой. Кедров долго смотрел ему вслед. Нравился ему этот рослый, рассудительный и романтичный парень. «Счастлива будет девка, которую он выберет», – подумал он, тяжело вздохнув. Михалыч давно жил один. Три года назад, похоронив жену, он больше так и не женился. Детей у него не было, и он относился к Матвею, как к сыну, уже давно выделив его из всех деревенских ребят. Дома отец спросил Матвея: «Завтра опять пойдешь?» «Схожу последний раз», –ответил Матвей. Матери они ничего не говорили, обходясь, всякий раз различными отговорками. Да она особенно и не вникала в их мужские дела. Наутро Матвей, так же быстро собравшись, отправился в лес. Если бы знал он, что ему предстояло увидеть сегодня!
Привязав собаку, он влез на дерево, настроил бинокль и стал наблюдать. Волчата играли у основания логова, старых не было видно. Матвей медленно водил биноклем по местности. Ничто не нарушало тишины. Не слышно было даже лесных сплетниц-сорок, которые часто поднимали несусветный стрекот, увидев что-либо подозрительное. Прошло уже около часа. Сидеть Матвею было удобно – теперь он на сук приспособил большой кусок войлока, и ноги больше не затекали. Прошло более часа, когда из камышей раздался пронзительный визг. «Кабаны!» – сразу догадался он. Визг был настолько сильный, что Индус, до сей поры спокойно лежавший внизу, вскочил и с глухим рычанием стал внюхиваться в ту сторону, до отказа натянув державшую его веревку. Ветер-то, как уже было сказано, дул с противоположной стороны и он, конечно же, все запахи и звуки слышал и ощущал. А там творилось что-то невообразимое. Волчата тоже давно вскочили и настороженно стояли около логова, видимо не зная, что делать. Визг стал тише, но все еще продолжался. Потом послышался еще визг, но уже не поросячий. «Наверное, секач полоснул», – предположил Матвей. Что там идет схватка волков с кабанами он догадался сразу. Шум доносился дальше камышей, где был родник. Он шел со стороны речушки, протекавшей по дну оврага и где когда-то был теперь давно забытый переезд вброд. Кабаны, по всей видимости, приходили туда на водопой с выводками молодых, крепких поросят. Матвей стал ждать, что же будет дальше. Сначала из-под пригорка выскочила крупная кабаниха с пятью полосатыми поросятами. Они стремительно пронеслись мимо ошалевших волчат, тут же юркнувших в свое убежище. Внизу под Матвеем Индус уже не рычал, а хрипел, до отказа натянув державшую его веревку.
Матвей посмотрел вниз, и с ужасом увидел, что веревка вот-вот развяжется. А чтобы он потом стал делать, Матвей хорошо знал! Это был еще тот притравленный зверогон. Он мог все испортить, сорвавшись с привязи. Матвей не помнил, как слетел с дерева. В последний момент ему удалось схватить уже развязавшуюся веревку! Намотав ее хорошенько на руку, он стал успокаивать рвущуюся собаку. Убедившись, что Индус успокоился, он хорошенько и накоротко привязал его. Взобравшись на дерево, Матвей стал ожидать конца событий. Сначала из-под пригорка показалась волчица. Но она двигалась как-то странно – задом. «Да она же тащит поросенка» – догадался он. Лобастого не было. Не дотащив до логова поросенка, волчица села около добычи. Матвей четко видел ее свисающий язык, она тяжело и прерывисто дышала. Как же Матвей был благодарен Лехе-матросу за бинокль! «Вижу так отчетливо, как в кино!» – ликовал он. Прошло минут двадцать, когда показался Лобастый. Он шел тихо, сильно припадая на правую переднюю ногу. Матвей понял, что он ранен. «Твое счастье, – подумал он про волка, что не было старого секача, вряд ли ты остался бы живым».
Дойдя до волчицы с поросенком, он сразу же сел, почти лег, все, стараясь лизнуть где-то выше лопатки, видимо там была рана. И тут Матвей увидел такое, чему вряд ли когда поверил! Волчица подошла к волку, и стала долго и тщательно его вылизывать! «Вот это, да!» – только и мог подумать Матвей. Она вылизывала Лобастого до тех пор, пока он сам не поднялся. Волчата уже давно крутились около, не зная с чего начать. Пожалуй, это была первая такая крупная добыча. Поросенок действительно был довольно большим. Потом Лобастый, уже вместе с волчицей, дотащили добычу до логова. Матвей с восхищением наблюдал за их слаженными действиями. Он вдруг поймал себя на мысли, что, наверное, не смог бы стрелять по ним. Он вот так неожиданно увидел маленький эпизод их повседневной жизни, стал как бы соучастником всего увиденного. Волчата рвали кабаненка еще не окрепшими зубами, изредка огрызаясь друг на друга. Лобастый лежал поодаль, наблюдая за ними. Волчица, подойдя к нему, снова немного полизала и присоединилась к волчатам. «Все зализала, вылечила, как санитарка на поле боя», – довольный решил Матвей. Пора было собираться домой. Индус, хоть и привязанный, вел себя очень неспокойно – его волновали доносившиеся запахи. Вечером Матвей снова зашел к Михалычу. Он рассказал ему про все увиденное в тот день. «Если бы не бинокль, ничего бы не увидел», – сказал Матвей леснику. «Это верно, – согласился тот, – надо как-то отблагодарить Леху». «Обязательно!» – сказал Матвей, он уже знал, чем можно рассчитаться с бывшим матросом. «Теперь, – продолжал Михалыч больше ходить не зачем, волк поправится, факт. Теперь, паря, будем ждать, когда вырастут волчата. Интересно, где они начнут разбойничать, в Подлипках, в Березовке или у нас?» Подлипки и Березовка, это были соседние деревни, находившиеся примерно на таком же расстоянии от логова, только с противоположной, северной стороны.
Быстро пролетел с «бабьим летом» сентябрь, наступил мрачный, слякотный октябрь. В повседневных, житейских хлопотах не заметно летело время. Узнав, что приехал из города Леха-матрос, Матвей в тот же вечер, прихватив бутылку, отправился к нему. Искренне поблагодарив Леху за бинокль, он протянул ему бутылку, чему тот был несказанно рад, судя по всему в гостях, в городе он бурно провел время. Он заверил Матвея, что тот на него может рассчитывать в любое время, имея в виду, по-видимому, бинокль.
Не заметно, в предзимних заботах, прошел и ноябрь, а уже в начале декабря зима стала смело вступать в свои права. Правда, еще в ноябре, она пугала первым снежком, но это было обыкновенным для этих мест предзимьем. А еще до этого, подопечные (так он называл волчат) Матвея стали уже заявлять о том, что они превращаются в настоящих волков.
Началось с того, что у жителей стали часто пропадать гуси. Гусей держали помногу, у иных было по две стаи. После уборки полей они все уходили на жнивье, за деревню, а к вечеру, которые своим ходом, а которые летом, возвращались в деревню, с обязательным посещением реки, протекавшей как раз посередине села. В один из таких дней, после полудня, ближе к вечеру, Матвей встречал свою стаю за селом. Присев на оставленную после посевной сеялку, он, закурив, стал ждать своих. Гуси шли почти сплошным потоком –все жители Березовки держали эту птицу. Конечно же , рядом с ним сидел и Индус.
Внезапно из-под оврага выскочила большая рыжая собака и, кинувшись к проходившей мимо стае, ловко схватила одного гуся у основания шеи и бросилась от оврага к лесу. Причем хватка, как определил Матвей, была такая удачная, что гусь не волочился, а был на весу и собака легко и быстро удалялась. «Но почему в лес, а не в село?» – подумал Матвей и только по тому, с каким лаем бросился за ним Индус, он понял, что это волк. И волк не старый, которые к этому времени давно вылиняли и были серыми, но никак не рыжими, как этот, убегавший с гусем. «Да это же молодой, волчонок», – наконец догадался Матвей. Тем временем волк с гусем быстро спустился в овраг, перебежал через небольшой ручей и тропой, по которой жители ходили за грибами и ягодами, взобрался на гору. Больше Матвей его не видел. Но он удивился, почему Индус не погнался за ним дальше, а стоя рядом, взъерошенный до кончика хвоста, смотрел на другую сторону оврага. Всмотревшись внимательно, он увидел, как еще два зверя метнулись вслед за убегавшим с гусем. Это были старые волки. «Преподают науку, и. кажется, неплохо», – подумал Матвей. Вечером он опять навестил Михалыча и рассказал, как стал невольным свидетелем набега». Значит, начали с Березовки?» –спросил Матвей Кедрова. «Не скажи, – ответил тот – позавчера заезжал знакомый из Подлипок, у них еще раньше начали таскать. Но это пока учат молодых, а потом, точно, начнут по-крупному». Так как Кедров с Матвеем никому не говорили про логово, сельчане терялись в догадках – откуда нанесло зверей. Когда они были, пожалуй, вряд ли, кто помнит. Никита Малков стал ходить встречать своих гусей с ружьем, но волков ни разу не видел. По ночам собаки, а их было в Березовке до двух в каждом дворе, остервенело лаяли по ночам. Причем лай был таким, про который знающий человек обязательно сказал бы: «Зверя чует». Сомнений быть не могло – это бродили волки. Теперь всю скотину, раньше даже оставляемую на ночь, старались засветло загнать во двор. Индус, ранее спавший на сеновале, теперь все время находился в покрытой камышом избушке, стоявшей во дворе. Ночью он также вел себя неспокойно – часто лаял и смотрел за огороды. Матвей однажды особенно темной ночью сел рядом с ним и, когда он начал глухо рычать, стал вглядываться в темноту на зады огородов. Может ему показалось, или уже так работало воображение, но он явственно различил в темноте несколько светящихся точек. А гуси пропадали по-прежнему. Мужики зароптали: «Сколько можно терпеть?»
Последней каплей переполнившей чашу терпения, стало известие о том, что волки зарезали ходившую вместе с теленком овцу Василия Малышева. Теленок с искусанной задней ногой убежал. Овцу нашли к вечеру следующего дня в небольшой ложбине, за огородами – она была почти вся съедена. Вечером мужики собрались в доме Кедрова. «Что, ждать, когда за собак возьмутся?» – ругались они.
«Что предлагаете?» – спросил Кедров. «Взять ружья и облавой пойти, пострелять, пошуметь, может, и уйдут». «Какая облава, у них сто дорог, а у вас – одна», – возразил лесник. «Надо ждать снега, выследить, обложить с флажками, стрелков поставить на номера, вот это и будет лучший вариант». Снега ждать долго не пришлось. Дня через два после этого разговора, проснувшись от чего-то среди ночи, Матвей почувствовал, что в избе вроде посветлело. Выглянув в окно, он увидел, что весь двор был в глубоком, пушистом снегу. «Многовато за один раз» – подумал Матвей и решил сегодня же сходить к Михалычу.
Наскоро позавтракав, он направился к дому лесника. Тот уже орудовал во дворе с лопатой, очищая от навалившего снега двор. Увидев Матвея, он, поздоровавшись, сказал: «Был вчера на ферме, корова молодая у них пропала – не растелилась. Надо поговорить с начальством, – если не повезут к поганым ямам, надо бы тушу забрать и в нужном месте сделать приваду для серых, они сейчас голодные обязательно придут». «Погаными ямами» называли вырытый специально большой ров, километрах в пяти от деревни в закутке, окруженном молодой порослью деревьев. «Сделаем приваду за посадками сосняка, – продолжал Кедров – они после еды сразу должны залечь в нем на дневку, тут их и надо зафлажить». Корову отдали и тракторист Сашка Новиков утащил ее к указанному Михалычем месту. Через день лесник проверил приваду, но волки, побродив около, не тронули тушу. «Опасаются», - пояснил он. Еще через день он созвал всех мужиков, согласных участвовать в охоте, и сказал, что завтра-послезавтра надо будет зафлажить, т.е. сделать оклад, залегших на дневку зверей. Матвея Кедров вечером пригласил к себе домой, помочь наладить большую катушку с флажками. Собираясь идти, домой Матвей сказал ему: «Михалыч, я, наверное, в охоте участвовать не буду!» «Что так?» – спросил лесник. «Понимаешь, – Матвей запнулся – можешь хоть как обо мне думать, но я не смогу в них стрелять. Да, они воруют, они хищники, но им тоже жить надо и они живут по этим, своим законам. Может пострелять, попугать, они и уберутся куда подальше!» Кедров, с минуту помолчав, сказал: «Не мы, так их в Подлипках или в другом селе, все равно постреляют – они ведь, уйдя от нас, там будут творить свои дела. Ты все хорошенько обдумай, и с утра, вместе со всеми подходи ко мне».
Матвей хмурым возвращался домой. Никогда еще у него на душе не было так муторно. Дома, досадливо отказавшись от ужина, он ушел в свою маленькую комнату, достал ружье, горизонтальную двустволку стал снаряжать патроны. Уже на подходе к своему дому ему вдруг пришла в голову дерзкая, ошеломляющая по своей простоте, мысль, как помочь уйти волкам! Он отлично знал то место, где хотели обложить волков. «Попрошу Михалыча мне самому выбрать место в окладе» – подумал он. Наутро, еще затемно, все собрались у дома лесника. Кедров, увидев Матвея, одобрительно кивнул ему. Всего стрелков, вместе с лесником и Матвеем, набралось пять человек, не считая трех загонщиков. «Не очень-то много, – довольно подумал Матвей, – он хорошо представлял, какое пространство должно было остаться в окладе. Шли без лыж, в валенках снегу было немного, и он был еще мягкий, даже пушистый, так, что лыжи только мешали бы.
Не доходя до места оклада, Кедров остановил всех. Он выбрал самого крепкого мужика, это был Игнат Дубровин, взвалил на него катушку с флажками, и велел идти к кромке молодых елочек, густо росших вперемешку с молодыми березками и осинником. Матвей, зная, что Кедров не откажет, вызвался помочь. И они втроем пошли к месту начала оклада. Остальным лесник строго приказал не разговаривать, не курить и вести себя как можно тише. Дойдя до края сосняка, Кедров взял конец шнура с флажками и пошел впереди Игната, вешая шнур на кусты и подходящие сучья на высоте полуметра. Шнур с флажками бесшумно разматывался с катушки. Оклад получался не круглым, а овальным – так при посадке расположились деревья. Получался как бы небольшой выступ из общего массива. У самого края выступа росла довольно высокая, а главное, кустистая елка, в окружении частых кустов ивняка. Дойдя до этого места Матвей, помогавший вешать шнур, сказал Кедрову: «Михалыч, можно, я здесь останусь, пусть это будет мой номер?» «Ну, хорошо, – согласился тот. Теперь стой тихо здесь, а я вернусь, обойду с другой стороны и здесь завяжем». Матвей стал ждать, утаптывая снег около кустов и елки. «Вроде все складывается как надо!» – удовлетворенно подумал он. Вскоре с другого конца подошли Кедров с Игнатом. Они завязали оба конца шнура, замкнув, таким образом, оклад. «Я буду стоять вон там, – показал Кедров – сейчас расставлю всех и займу свое место. «У тебя ружье в порядке?» – вдруг спросил он. Матвей посмотрел на него и ничего не ответил. Вскоре послышались крики загонщиков. Они громко кричали и колотили палками по стволам деревьев. «Ну, давай» – подбодрил себя Матвей. Он взял толстый узел шнура и развязал его. Один конец позади себя привязал к молодой сосенке до уровня пояса, а другой, впереди, резко дернув, бросил в снег. Он почти весь вместе с флажками, упав, утонул в мягком снегу. Таким образом, в окладе появилось окно шириной метров восемь-десять.
Загонщики продолжали делать свое дело. «Когда же начнется?» –тоскливо подумал Матвей, и в ту же минуту впереди, раз за разом громыхнули два выстрела, а за ними один хлесткий. «Аркадий», –узнал Матвей карабин «Сайга» Аркадия Иванова, – ну, этот не промахнется. И снова хлестнул трескучий выстрел карабина. Потом беспорядочно бабахали еще выстрелы, только тихо было со стороны Кедрова. «Неужели всех положили», – подумал Матвей, и почти сразу перед собой увидел волчицу. Она не бежала, а просто шла крупным шагом, изредка останавливаясь и как бы прислушиваясь. В окладе раздались еще два выстрела, и послышался резкий визг. Волчица, быстро метнувшись вперед, оказалась как раз перед упавшим шнуром. Какое-то мгновение подумав, она, спокойно переступив, именно переступив, а, не перепрыгнув, пошла быстро опушкой леса. «Ушла, ушла», – радостно колотилось в груди у Матвея. Но что это? Волчица вдруг повернулась и быстро, теперь уже прыжками, понеслась обратно в оклад! Она не далеко ушла от того места, где не было шнура, когда появился Лобастый. Он не бежал, а шел, высунув язык и прерывисто дыша. На шее, почти у затылка, Матвею отчетливо было видно темное пятно. Оно особенно ярко алело на его светлой шерсти. «Зацепило-таки и крепко» – понял Матвей. Волчица метнулась к нему, и, как бы приглашая следовать за ней, быстро пошла по своим следам из оклада. Лобастый не так быстро последовал за ней. Вскоре они скрылись за деревьями. Подойдя к следу, Матвей заметил, что крови на снегу было довольно много. «Если не залижет, то изойдет кровью и пропадет» – подумал он. В окладе уже раздавались голоса. Матвей схватил концы шнура, чтобы связать, но не успел – подошел Кедров. Подав упавшую рукавицу Матвея, он, увидав упавший шнур, ничего не сказал, спросив только: «Сильно задело?» – имея в виду волка. «Похоже сильно, но с ним волчица – залижет, как тогда с кабаном» – ответил Матвей. «Как, – удивился лесник, –оба ушли?» Матвей утвердительно кивнул. «Да, дела», – только и сказал он.
Матвею не хотелось видеть убитых волчат. Он сказал Кедрову, что пройдет по следам – посмотрит и быстро ушел по следам ушедших волков. Крови сначала было много, Матвей боялся увидеть впереди мертвого Лобастого. Но вот впереди показалось сильно вытоптанное место. Ясно было видно, что зверь здесь лежал. После лежки крови стало заметно реже попадаться на следах, но все же бусинки еще попадались. Матвей дошел еще до одной лежки. После этой крови на следах больше не попадалось. «Зализала», – решил он. В том, что зализывала волчица, он нисколько не сомневался – рана у Лобастого была почти у затылка, он бы никак сам не достал. Матвей повернул обратно. Гурьбу мужиков он догнал уже у самой деревни. Они громко разговаривали, делясь впечатлениями о прошедшей охоте. Что и говорить, не часто такое бывает. Из их разговоров Матвей понял, что они думали, что звери ушли под флажки. «Где-то высоко были подвешены» – сделали они такой вывод. «Молодец, Михалыч, не рассказал», – тепло подумал Матвей о леснике. Вернувшись домой, он убрал ружье и, быстро раздевшись, присел к уже накрытому матерью столу. «Что ружье не чистишь?» – спросил отец, зная, как Матвей добросовестно относился к оружию, или не стрелял?» «Завтра почищу, – не отвечая на вопрос, сказал Матвей и быстро ушел к себе.
Ближе к полуночи он вышел из избы и присел на крыльцо. Индус тут же подбежал к нему и добродушно уткнул морду в колени. При мысли об убитых волчатах на душе у Матвея становилось муторно, даже скверно. Но сразу перед глазами возникали силуэты Лобастого и волчицы, уходящих в снежную круговерть, и от этого становилось легко и свободно, как в ожидании чего-то светлого и радостного.