Не прошло и нескольких недель после вестей о гибели отряда и его командира, как колонисты вновь начали формировать отряд ополчения с целью организации похода против чероки. Жены требовали от мужей возвращения похищенных индейцами детей, отцы и матери – мести за пролитую кровь их сыновей.
Узнав о трагической смерти мужа и Длинного Крыла, Гертруда Кроусби не находила себе места. Если бы не работники-негры, то хозяйство капитана пришло бы в упадок за считанные дни. Глубокая депрессия одолела душу Герты, и она сломалась, пристрастившись к алкоголю. Дни и ночи Герта скрывалась в своей комнате, обнимая рубашечку мальчишки Шелдона, заглушая боль потреблением рома.
Работники-негры, возвращаясь с пастбища, заставали ее в ужасном душевном расстройстве. Слез у нее не было, так как она их выплакала. Эмоции также покинули ее, оставив разум и сердце бесчувственными к окружавшим ее людям и предметам.
Состояние Герты беспокоило пастора Лалемэнта, который часто навещал ее в доме покойного капитана.
– Горе постигло не только вашу семью, миссис Кроусби, – говорил пастор. – Мы должны молиться о душах убиенных и просить у Господа защиты близких. Все, что случилось, исправить нельзя. Господь призвал вашего мужа, и он умер достойной смертью.
– Достойной? – вскрикнула Герта. – Вы считаете наложить на себя руки – это достойно? Он же знал, что у него есть я и дети. Да он просто трус!
– Позвольте не согласиться с вами, миссис Кроусби, – спокойным тоном продолжил пастор. – Капитан умер как офицер. Это его выбор. Если бы так поступил кто-либо другой, по малодушию своему, то я, несомненно, подверг бы его осуждению. Когда гибнет корабль, его капитан выбирает смерть вместе с судном, не так ли? И такой поступок морского офицера принимается как должное. Тогда почему подобным образом не может поступить пехотный офицер?
– Ну хватит, преподобный! – орала взбешенная Герта. – Оставьте меня в покое и уходите. – Я не слушаю вас.
– Я не уйду, миссис Кроусби. Позвольте мне побыть с вами. Я думаю, сейчас вы нуждаетесь во мне более, чем в ком-либо другом. Я помогу вам справиться. Слово Божье, надеюсь, вновь оживит ваше сердце. Если хотите, можете не воспринимать меня как пастора Лалемэнта. Для вас я друг, друг – Дик Гарт.
– Делайте, что хотите, оставайтесь или уходите – мне все равно, – равнодушно произнесла Герта, покидая общество пастора. – Я устала и хочу спать.
Во сне ей приснился отец, который снова предлагал идти на Запад. За отцом последовал сон, в котором она хохотала в обществе мужа, Ватанэй и Длинного Крыла. Она хотела обнять их, но они не подпускали ее к себе, удаляясь все дальше и дальше. Потом она увидела Шелдона и Дженни. Они наперегонки бежали к ней, и Дженни первая бросилась в объятия Герты, а малыш, расстроившись, остановился и заплакал. Как не просила его Герта, он не шел к ней.
Герта проснулась и увидела рядом с собой пастора, который стоял и смотрел на нее.
– Вы сильно кричали, миссис Кроусби, – сказал Лалемэнт, предугадывая ее вопрос.
– Извините, вы бы не могли выйти, мистер Гарт, – сиплым голосом сказала она, впервые назвав священника его настоящим именем.
– Мне придется уехать на некоторое время, – сказал он.
– И что же? – поинтересовалась Герта.
– По возвращении я хотел бы обсудить с вами главу из писания о страданиях Иова. Вы не возражаете?
Герта не ответила и отвернулась лицом к стене. Пастор вышел. Стук лошадиных копыт за окном известил Герту о его отъезде.
Возвратившись в поселок, на протяжении двух недель пастор постоянно навещал Герту. Ее душевное равновесие постепенно восстанавливалось. Она много работала в огороде и поле, охотно поддерживала богословские беседы и немного начала улыбаться.
– Мистер Гарт, – спросила как-то раз Герта священника, – скажите, почему Господь постоянно посылает мне испытания и душевные муки?
– Потому что вы ему симпатичны, миссис Кроусби, – ответил тот. – Вы избранница Господа.
– Странно, если я избранница, казалось бы, должна пребывать в радости, не ведая печали и горя, а получается наоборот. Господь играет со мною злые шутки. Сначала дает мне, а потом забирает то, к чему я успела привязаться и полюбить.
– «Что твое, к тебе обязательно вернется, а то, что не принадлежит тебе и ты взял, уйдет от тебя», – говорил мне однажды один мудрый индеец, – ответил ей Гарт. Такова воля Всевышнего – постоянно испытывать нас на прочность. Бог благоволит сильным.
– Миссис Кроусби, – застенчиво молвил Гарт, намереваясь изменить предмет беседы, – в поселке формируется ополчение, которое должно присоседиться к отряду полковника Монтгомери. В отряде порядка полутора тысяч человек и он выступит на запад, вглубь земель чероки. Я решил, что оставлю службу пастора для другого человека, а сам встану под ружье.
– Ваше право, вы же солдат по своей природе, – решительно заявила Герта. Я бы тоже встала под ружье, если бы вы возглавили ополчение нашего поселка, мистер Гарт.
– Я бы хотел возглавить не ополчение, а диверсионный отряд, – сказал непонятное для Герты пастор. – Монтгомери никогда не победят чероки в открытом бою потому, что индейцы навязывают бой без правил, невидимый и внезапный. Чтобы нас не постигла такая же участь, как отряд капитана Кроусби, мы должны сами стать индейцами по образу и подобию.
– А это как, мистер Гарт? Навешать перьев, раскраситься всеми цветами радуги и вопить на чем свет стоит?
– Нет, миссис Кроусби, все гораздо серьезнее. На войне придется думать как индейцы, – увлеченно продолжал Гарт. – Я вам говорил, что эту идею как-то предлагал Джорджу Вашингтону, но он не понял меня. В кампании Монтгомери я намерен, предложить ее вновь.
Подход Монтгомери к войне против индейцев заключался в нападении исключительно на их селения, уничтожая только мужчин, сохраняя жизнь женщинам и детям.
В течение всего этого времени чикамауга с боями были вынуждены медленно отступать на север, пока в Огайо не объединились с шауни. После первых побед союзных индейцев под предводительством Черепахи В Панцире, Тянущего Каноэ и Двухголового большинство чикамауга вернулись из Огайо на юг и поселились около реки Теннеси и северной части Алабамы, нападая на близлежащие американские поселения.
Там-то их и встретили войска волонтеров Монтгомери.
Полковник не понимал, что в войне допустимо лишь благородство по отношению к врагу, но никак не гуманизм и милосердие. После сожжения нескольких брошенных чероки селений Монтгомери посчитал, что решил боевую задачу и направил войско в форт Лоудон в восточном Теннеси, где оно подверглось нападению индейцев, которые, осадив форт, перебили весь его гарнизон.
После неудачной кампании Монтгомери командование пришло к выводу, что без услуг Гарта не обойтись и дало добро на формирование отряда рейнджеров в американской армии.
В меру своих сил власти провинции Северная Каролина организовали очередную экспедицию для наказания чероки, совершавших набеги на американские поселения, естественный выбор пал на старого солдата – полковника Литлтона, участника франко-индейской, войны Понтика и войны за независимость американских колоний.
Успех их полностью зависел от поддержки добровольцев, которым предлагалось следующее: каждый человек, имея при себе лошадь и оружие, поступал на службу сроком на один месяц и благодаря этому освобождался от двух милиционных сборов. Соответственно, всякий, кто был ограблен индейцами, мог вернуть награбленное, если оно обнаружится в тех индейских селениях.
Для ополчения, в основном состоявшего из фермеров, эта экспедиция обещала быть короткой и относительно безопасной, так как по замыслу впереди должен был идти отряд рейнджеров, зачищая путь, основным силам Литлтона.
Как обычно, планировалась внезапное нападение, быстрая победа, возможно, с грабежом, а затем – возвращение на свои фермы.
Сняв сутану, пастор Лалемэнт снова стал тем, кем он был ранее, – псом войны, которому поручали самые сложные и ответственные задания. Для этого Дик Гарт, простившись с Гертой, уехал в форт Итонс-Стэйшн, где получил чин майора и, отобрав там головорезов из числа драгун, пехоты, охотников и егерей в количестве пятидесяти человек, подготовился к выступлению.
– Джентльмены, – говорил Гарт, – нас ждет встреча с индейцами. Я хочу, чтобы каждый из вас взял сотню пуль для карабинов и пистолетов, запас пороху и пыжей, рацион на пятнадцать дней. Погрузите провизию на вьючных мулов. Мы не будем брать с собой фургоны. Преследуя индейцев, мы должны быть мобильными, а фургоны задержат нас. Если кто-то хочет взять больше провианта, дело ваше, но каждый из вас отвечает за снаряжение своего взвода. Если вас заботит рацион, возьмите больше соли, прежде чем выполним задачу, будем питаться лошадиным мясом.
На следующий день в сопровождении разведчиков катавба отряд выступил к отрогу Аппалачей, скрытно вторгнувшись на территорию чероки.
Солдаты и офицеры шли в куртках и брюках индейского покроя. По требованию майора бойцы сменили сапоги на мокасины. На кожаных ремнях размещались кинжал и томагавк. Каждый нес по карабину и два пистолета за поясом.
– Командиры, – обратился Гарт к офицерам, как только отряд вступил в земли чероки, – мы на территории противника. Враждебные индейцы могут появиться в любой момент. Чтобы нас не застали врасплох, есть необходимость выслать разведчиков на двадцать ярдов в авангард, тыл и по флангам. Вопросы? Нет? Выполнять.
Новобранцы рейнджеры напрочь отказывались идти в строгом военном порядке, поминутно отбиваясь от строя. Некоторые умудрялись самовольно сойти с тропы и предаться временным утехам в каком-нибудь поселке, тайком приложиться к фляжке или ради развлечения подстрелить дичь. Убеждать их соблюдать воинскую дисциплину было потерей времени, а строгое замечание вызывало лишь дерзкий ответ. Майор Гарт понимал, что от них требуется пока лишь одно выполнение поставленной боевой задачи любыми средствами. Но тем не менее Гарт по пути следования улучал момент методично приобщать новичков к ценностям и философии рейнджеров, зародившимся в годы войны с Францией.
– Джентльмены, – говорил майор, – двигайтесь бесшумно, словно выслеживаете оленя. Наша задача – обнаружить противника первыми. Поэтому просьба всех заткнуться и растянуться в колонну по одному, футов, так, на десять друг от друга.
– К чему такие условности командир? – недовольно спросил худощавый егерь с козлиной бородкой.
– Объясняю, – монотонно продолжил Гарт, – выстрел противника тогда не сможет свалить двоих. Если будете идти парой, как влюбленные, вероятность такого случая остается. Да! Еще, джентльмены, двигаться будем до самой ночи без привала.
– Но, сэр, ноги не казенные и задницы не дубовые, – роптали солдаты.
– Ничего страшного. Выдержите. Если противник за нами наблюдает, то у него мало шансов эффективно атаковать нас в движении, – наставлял Гарт.
К вечеру, когда солнце почти село и за верхушками сосен едва проскальзывал его жалкий лучик, начало холодать. Отряд вышел к селению чероки, о чем сообщили лазутчики катавба, шедшие в авангарде отряда.
Майор объявил о привале.
– Половине отряда отдыхать, второй половине оставаться на чеку, – распорядился майор. – Выставить охранение. Через четыре часа смена.
– Сэр, – обратился к Гарту один из командиров, – катавба говорят, что в селении, похоже, никого нет.
– Пошлите людей и проверьте, но только тихо, – сказал Гарт. – Костры не разжигать.
– Мы замерзли, сэр, – пожаловался кто-то из солдат.
– Дома отогреешься, сынок, – не обращая особого внимания на претензии, буркнул майор.
– А ужин как приготовить без огня? – спрашивали все те же.
– Ужин? – язвительно спросил майор. – Боюсь, что вы не успеете отхлебнуть и ложку, если разожжете огонь. Чероки будут тут как тут. Парни, ешьте всухомятку.
Когда отряд расположился на ночлег, Гарт собрал офицеров и оговорил места сбора на случай, если в бою индейцам удастся рассеять их силы.
Ночь для рейнджеров закончилась с первыми признаками рассвета. Командиры будили своих солдат. Но и в этот момент нашлись недовольные:
– Еще темно, можно же поспать, – бурчали, зевая, одни.
– Что случилось, почему так рано, сэр? – возмущались другие.
Гарт был непреклонен к жалобам.
– Не спать на рассвете – одно из правил рейнджеров. Рассвет – это обычное время нападения индейцев. Говорю это для тех, кто этого еще не знал.
Командиры доложили о готовности отряда выступить в селение.
– Ничего не забыли, джентльмены? – спросил майор, поправляя амуницию одного солдата. – У тебя оружие в грязи. Немедленно приведи мушкет в порядок. Помните, солдаты! Карабин должен быть чистым, как свисток, лезвие вашего тесака должно отражать не хуже зеркала ваши унылые физиономии. Шестьдесят зарядов всегда в минутной готовности. Разведчики, ко мне!
Из строя вышли разведчики. Кто бегом, а кто размеренным шагом направились к Гарту.
– От вашей правдивой информации зависит успех мероприятия, – обстоятельно подчеркнул Гарт. – Не выдумывайте сказок и не малюйте чертей. Ты можешь врать все что угодно, когда рассказываешь другим о рейнджерах, но никогда не лги рейнджеру или офицеру. Когда приблизитесь к селению вплотную, осмотритесь, не высовывайтесь. Убедившись в том, что нет засады, подадите сигнал нам.
– Слушаюсь, сэр, – ответили разведчики и выступили на боевые позиции.
– Действуйте! Всем остальным рассредоточиться и скрытно занять позиции, – отдал команду Гарт, укрываясь в массивном кустарнике.
Прошло немного времени, и золотистое холодное солнце постепенно начинало одаривать верхушки деревьев своими осенними ласками.
Разведчики подали сигнал к выступлению, и отряд, окружив селение, цепью, вошел в него.
Оказалось, что индейцы ушли из деревни, забрав с собой жен и детей, скот и все домашнее имущество. Рейнджеры осмотрели каждый дом, не найдя ни в одном из них признаков жизни. К полудню Гарт набрел еще на одно селение и отметил ту же картину. Пройдя более трехсот миль на юг и сто на запад, перед рейнджерами предстала картина сожженных селений чероки.
Несколько своих деревень чероки сожгли сами, чтобы бледнолицым врагам уже ничего не осталось. Это говорило об их решимости продолжать войну по-настоящему. Куда они ушли? Одни полагали, что индейцы направились на юг. Другие думали, что они скрылись в болотах в верховьях реки Броад. Это было наиболее вероятной догадкой. Но чероки так искусно замаскировали свое передвижение, что нельзя было обнаружить ни малейшего следа, даже разведчикам катавба, самым проницательным из всех членов отряда. Многие считали, что чероки ограничатся оборонительной войной и станут нападать только на селения, где не окажется американских войск, а затем будут укрываться с добычей в девственных лесах предгорий. Майор Гарт понимал, что чероки не захотят вступить в открытый бой, и у основных сил армии будет мало шансов догнать отступающего врага. Солдаты опасались, что противник скроется в чаще леса, где найти его будет трудно и даже невозможно. Многих успокаивала мысль о том, что чероки вечно не смогут жить грабежом и запросят мира, так как запасы продовольствия скоро у них закончатся. Кроме того, вопрос о переселении каролинских чероки на запад был решен еще весной, и будущее индейцам представлялось неопределенным, поэтому многие семьи засеяли очень мало, а некоторые – почти ничего. Из-за засухи этого года урожай был меньше, чем в прежние времена. По свидетельствам трапперов, поступившим на службу в отряд Гарта, некоторые чероки покупали еду или просили милостыню у жителей фронтира.
– Голод заставит их выйти из укрытия, – сказал один из офицеров.– Им придется или вступить в бой, или просить мира.
– Не думаю, – едва произнес Гарт. – Они будут есть коренья и дубовые желуди, которых можно собрать сотни бушелей (1бушель – 36 литров), охотиться на медведей и оленей, белок и зайцев, кабана и лося. Они могут употреблять в пищу все что угодно. Эти индейцы не так-то легко помрут с голоду, как вы думаете.
Рейд по территории чероки вывел отряд Гарта в засушливую местность.
Над серыми скалами волновался разогретый воздух, поднимаясь вверх хорошо видимой и почти осязаемой мглой, в которой скрывались окружающие вершины гор. Даже при малейшем дуновении ветерка деревья не могли пошевелить высохшими листьями, а пожелтевшая трава превратилась в массу скрюченной колючки. Деревья, которые летом покрывали взгорья пышной зеленью, теперь выглядели как умирающие живые существа. Высохшие, со скрутившейся листвой, они протягивали ветви к безоблачному небу и просили у него немного дождя, хоть каплю влаги, без которой нет жизни.
Ничто не нарушало этой ужасающей тишины. Неслышно в чаще переливов птичьего пения. Не шумит ни одно дерево, не шуршит ни один листок под лапой бегущего зверя. Только иногда высоко-высоко на голубом фоне неба появлялся коричневый стервятник и, сделав над чащей огромный круг, голодный, безнадежно возвращался в свои неприступные скалы. Высохшая и потрескавшаяся земля говорила о большом голоде, посетившем это селение гордых чероки, который прогнал всех птиц и животных из родных краев на земли, более богатые водой.
Селение, к которому вышел отряд рейнджеров, раскинулось у подножия гор и мало отличалось от окружающей его умиравшей лесной чащи. Невидно было хлопотавших у костров женщин, неслышно было радостного щебета играющих детей. Не было шатающихся среди дворов собак, которых обычно много в индейских селениях. Когда-то широкая река, огибающая селение с одной стороны, почти высохла. Только на дне по ее руслу струился ручеек – не шире ступни. В тени деревянных домов неподвижно лежали изможденные, исхудавшие женщины. К ним прижимались маленькие дети, обнимая худыми ручонками иссохшие шеи матерей. Лица малышей стали похожи на старческие, глаза потухли. В селении царил голод.
Рейнджеры вошли в деревню, как обычно, взяв ее в кольцо. Обитатели селения вооруженных незнакомцев встретили равнодушно. Никто не выказывал никаких эмоций, только лишь голодные взгляды напоминали о том, что война забрала у них последнее – надежду на жизнь.
– Все осмотрели? – поинтересовался Гарт.
– Да, сэр. В селении только женщины, дети и немощные старики.
– Сэр, – обратился к Гарту солдат, подошедший вместе со стариком индейцем, – этот старик говорит, что он глава клана.
– Чего ты хочешь? – спросил Гарт у индейца, которого привел солдат.
– Люди умирают, нам нечего есть. Я, Куитла, прошу вождя солдат дать нам немного еды, хотя бы для того, чтобы накормить детей.
– Где воины? – спросил Гарт.
– Воины ушли за Куи Канакиа, на юг. Мы не можем идти за воинами.
– Почему не охотитесь? – продолжал Гарт спрашивать индейца.
– Дичь ушла за водой, а воду выпила земля, потому что небо не дало ей достаточно воды.
– Иди старик, я подумаю, – сказал Гарт, отводя взгляд в сторону.
– Они даже собак съели, – молвил солдат.
– Это нам на руку, сэр, – молвил кто-то из командиров. Пусть подыхают. Прикажете поджигать дома?
Гарт стоял в раздумье. Казалось, он не обращал внимания на своих подчиненных, торопившихся завершить операцию. Майор отчасти понимал, что такая война ему не по душе. Он должен воевать против настоящего вооруженного противника, которого представляли отряды Тянущего Каноэ и его сподвижников. А это кто? Ходячие трупы. Но приказ обязывал уничтожать поселения враждебных чероки, чтобы лишить их способности мобилизоваться. Стратегическими базами мятежных отрядов индейцев являлись их селения.
– Уне- му-и кат-ла ксти-ка, – еле слышно пробормотал пересохшими губами маленький мальчик, похожий на скелетик, незаметно оказавшийся рядом с Гартом.
Гарт поманил мальчика ладонью, давая понять, чтобы тот приблизился. Мальчик сделал несколько робких шагов, почесав свою выбритую голову, на которой болтался клок редких черных волос, напоминающих мышиный хвостик.
–Ты кто? – спросил Гарт. – Я – Гарт, – представился майор, ткнув себя пальцем в грудь.
Мальчик понял и тоже представился:
– Укчи Асе.
– Укчи Асе, – повторил Гарт, протянув мальчику руку.
Юный чероки боязливо сделал то же самое и произнес: «Гарт».
Майор расстегнул полевую сумку и достал оттуда несколько маисовых лепешек, предлагая их мальчику. Последний, не раздумывая, схватил лепешки и дернул с места, подобно зайцу. Пробежав несколько футов, мальчишка остановился и крикнул: «Гарт!»
– Джентльмены, – обратился Гарт к солдатам, – я полагаю, мы должны накормить пятью хлебами голодных индейцев. Посему всю провизию приказываю передать тому старику. Отдайте индейцам и мулов на забой.
– Но, сэр, – сказал егерь с козлиной бородкой, – чем будем питаться мы? Не хотите ли вы, чтобы мы перешли на подножный корм?
– Да, именно этого я и хочу. Думаю, отсутствие пайка закалит многих из вас, джентльмены. Прошу не забывать, кто вы. Вы рейнджеры!
– Ты не на проповеди, преподобный, – дерзко повысив голос, сказал долговязый драгун. – Возвращайся в церковь, святоша, тебе не место на войне.
Оратора поддержали еще несколько человек и обступили Гарта. Долговязый передал мушкет в руки товарища, закасал рукава и ринулся к Гарту. Несколько взмахов рук долговязого рассекли воздух. Потом его кулак достиг корпуса майора и продавил ему, казалось, все внутренности. Майор скрючился от боли. Долговязый ногой снизу ударил майора в лицо. Гарт упал. Долговязый подошел к Гарту и сделал попытку еще раз наказать того ударом ноги, но майор неожиданно захватил ударную ногу противника, а своею ударил по опорной ноге долговязого. Быстро наскочив телом на рухнувшего драгуна, Гарт взял его на удушение. Менее минуты трепыхался долговязый, но в конце концов сдался, закатив глаза.
– Сэр! Все, сэр! – крикнул один солдат, – вы его отключили, сэр!
Гарт медленно встал, вытирая рукавом кровь с лица, отряхнулся, надел шапку и, отдышавшись, жестко заявил:
– Приказы здесь отдаю я, и решения принимаю также я. Командиры, передать продовольствие индейцам и готовиться к выступлению. Уходим.
–Я так понимаю, огню селения придавать не будем, сэр? – робко произнес лейтенант.
– Вы правильно понимаете, лейтенант Тибериус, – ответил Гарт.
В поисках следов отряда Тянущего Каноэ рейнджеры Гарта двинулись севернее селения, в направлении, указанном стариком Куитла, который пронзительным взглядом смотрел им вслед, обняв стоявшего рядом мальчика Укчи Асе.
Добравшись до оставленных в одном из укрытий лошадей, рейнджеры
вышли на равнинную местность, сплошь поросшую белым клевером.
– Некоторые люди недовольны, сэр, – сказал лейтенант Тибериус, поравнявшийся с лошадью Гарта.
– Это вы собираетесь доложить командованию при случае? – парировал Гарт.
– Нет. Я хочу услышать ваши доводы, сэр.
– Если мы хотим поймать индейцев, мы должны двигаться как они, быстро и налегке, – удовлетворяя настойчивость лейтенанта, начал майор. – Это их страна, они лучше знают ее. Скажите этим недовольным, что отряд Гарта выполнит свою задачу вопреки их недовольству и при любых условиях.
– Сэр, мы ничего не знаем о вас, кроме того, что вы служили пастором на фронтире, в одном из поселков. Вы, наверное, многое повидали, судя по тому, как вы держитесь среди всего этого сброда?
– Во-первых, это не сброд, лейтенант, а рейнджеры. Пройдет время – и они станут элитой армии. Да, немного не отесаны, так это не их вина. Многие даже не знают букв. Но зато они читают следы, как по книге. Во-вторых, то, что повидал я на войне, вряд ли кто-то из вас захочет услышать за обедом. Ведь время обеда, не правда ли?
– Сэр, я нанялся в ваш отряд чисто из любопытства. Но мне непривычно взирать, как в отряде попираются уставные нормы. Этого долговязого вы должны были выпороть за нападение на командира и предать трибуналу.
– Лейтенант, я понимаю вас, но мы воюем против индейцев, это не сражение против англичан. Для индейцев законы войны не писаны. Я добиваюсь того, чтобы каждый рейнджер понимал это. Если их заставлять строго придерживаться уставных норм, они просто покинут отряд. Посмотрите на них, они ветер, свободны от всего, им претят условности. А для того чтобы они уважали меня как командира, я должен разбираться с ними не правилами устава, а правилами, писанными на войне, демонстрируя им силу своей воли, а если потребуется, то и железный кулак.
– Время покажет, сэр, – произнес Тибериус. – Почему вы пожалели индейцев, сэр? Вы не боитесь ответственности за нарушение приказа?
– Если бы я был индейцем, то предпочел бы жить на этой земле, а не в пустыне, куда изгоняет их наше правительство. У меня приказ, который я не нарушил, а всего лишь разумно обошел. Можете считать, Тибериус, что я поддался воле чувств и, если надо, отвечу за это.
– Спасибо, сэр, – значительно произнес лейтенант.
–Да будет вам, право. Не за что, – сказал Гарт, пришпорив лошадь.
Рейнджеры остановились среди леса на поляне. Это была меленькая прогалина среди леса, почти не заросшая деревьями или кустарником. Она имела совершенно круглую форму, около пятидесяти ярдов в диаметре. Небольшой пруд, расположенный в середине поляны, был тоже круглый – один из причудливых естественных водоемов. Он был около трех футов глубиной, и вода в нем была свежая и прохладная. Она сверкала в лучах солнца. Поляна была покрыта травой и благоухала душистыми цветами. Растоптанные людьми и лошадьми, они пахли еще сильнее.
Вокруг поляны деревья высились таким правильным полукругом, как будто кто-то нарочно их здесь насадил. А за ними, насколько взгляд мог проникнуть в глубь чащи, простирался высокий сосновый лес. Стволы деревьев были почти все одной толщины – некоторые из них достигали двух футов в диаметре. Но это были голые стволы – ни ветки, ни листка. Днем в этом лесу можно было видеть очень далеко, так как кустов здесь не было.
Осмотрев панораму, Гарт распорядился выставить охранение и объявил о привале. Многие бросились купаться. Пообедав зернами шишек аппалачской сосны, рейнджеры разлеглись у пруда. Объявились разведчики катавба, сообщив, что обнаружили след военного отряда чероки.
Несколько минут ушло на то, чтобы собраться и построиться в походном порядке. Как обычно, вперед Гарт выслал следопытов для осмотра леса с целью обнаружения вражеской засады.
Как только отряд вскочил в седла и разведчики тронулись к краю леса, вдруг на опушке послышались выстрелы и крики бойцов, находившихся в охранении. Отголоски выстрелов раскатом прошлись по лесу. Одновременно с выстрелами раздался воинский клич нападавших чикамауга.
Конница индейцев выскочила из леса и мчалась на рейнджеров в виде клина.
– Бьюсь об заклад, чероки окружили поляну, – крикнул Гарт.
– Сэр, – сказал мельтешивший Тибериус, – по-видимому, наша позиция находится пока вне досягаемости выстрелов.
– Вы правы, лейтенант, пули падают в пруд. Пока они не приблизились всем спешиться и укрыться за деревьями, на открытом месте мы для них удобная мишень.
– Бегите к деревьям! – во все горло дублировал команду майора лейтенант. – Прячьтесь за деревьями!
– Джентльмены, немедленно к деревьям! Бросайте лошадей! – кричал уже Гарт, прислонившись спиной к высокой сосне, зажимая в руках карабин. – Быстрей, а то потеряете свои скальпы.
Бойцы и без команды командира понимали, что за соснами их спасение, они ведь были не новички в бою, и многие попадали в разные передряги. Весьма быстро каждый занял боевую позицию за деревом, лицом к врагу, образовав замкнутый круг.
Лошади, предоставленные сами себе, неистово метались по поляне. Многие из них просто ускакали в лес, попадая в руки нападавших чикамауга.
Гарт понял, что бойцы заняли удобную позицию. И больше всего он был доволен собой. На протяжении всего пути проявлял принципиальность и жесткость в вопросах безопасности и не позволял себе идти на уступки канючивших бойцов, требовавших поступиться определенными условностями и позволить снимать охранение до готовности отряда к выступлению. Сегодня охранении сработало, не позволив индейцам застать отряд врасплох. «Преимущества у чероки нет, – кричал Гарт. – Зададим им трепку! Работаем слаженно и стреляем наверняка. Огонь!»
Последовали резкие и сухие выстрелы, от которых из-за деревьев вываливались тела неосторожно высунувшихся чероки.
С начала схватки прошло некоторое время. Вопли краснокожих утихли. Только время от времени, сопровождая удачный выстрел, слышались ободряющие восклицания катавба, сражавшихся из-за укрытия, как и рейнджеры. Постепенно частота выстрелов пошла на убыль. Каждый из противников старался прицелиться в свою жертву, чтобы поразить ее наверняка. Вскоре наступило зловещее безмолвие и с обеих сторон не произошло значительных перемен. Рейнджеры по сигналам, подаваемым друг другу, время от времени быстро перебегали от ствола к стволу в надежде выбрать более удобное положение для стрельбы. Кто-то стоял, а кто-то залегал за выступавшими корнями деревьев.
Гарт заметил шевеление за одной из сосен. Присмотревшись внимательнее, он увидел несколько дюймов выступающего выбритого черепа. Не спеша достав пистолет, майор медленно взвел курок, приложив ствол на предплечье второй руки, прицелился и выстрелил, уложив индейца наповал.
Фантазии бойцам Гарта было не занимать, и они инициативно изменили тактику, встав по двое за каждым стволом. Один из них стрелял, а другой целился. Тот из чероки, кому предназначалась пуля, полагал, что противнику нужно время, чтобы зарядить ружье, ослаблял бдительность, высовывался для ответного выстрела и становился жертвой второго стрелка рейнджеров.
Тактические изменения рейнджеров еще боле разъярили индейцев, и они начали допускать ошибки, опустившись до банальностей. Они укрепляли на палках тряпки, утыканные перьями и всякую дребедень, высовывая приманку из-за стволов. Все бойцы отряда знали эту известную хитрость и поэтому клевать на нее стали с умом. Один делал вид, что повелся, немного высовывался якобы для производства выстрела и через пару секунд вновь прятался за деревом. Индеец тут же реагировал, вынужденный высунуться для выстрела, и его настигала пуля второго рейнджера, прикрывавшего «живца».
Во время перестрелки индейцы не стремились атаковать рейнджеров в ближнем бою и поэтому, используя свое численное превосходство, старались подавить сопротивление отряда осадой. Чикамауга вообще редко решаются напасть на противника, который засел в засаде. Гарт это знал и поэтому продолжал держать отряд в укрытии, отстреливая понемногу тех краснокожих, кто пренебрег безопасностью либо проявил излишнюю самонадеянность.
Вскоре выстрелы затихли. Рейнджеры обнаружили, что краснокожие отступили. Выждав некоторое время, Гарт вывел людей из укрытий и дал команду разведчикам преследовать отступающего противника. Рейнджеры начали перегруппировку сил. В этом столкновении отряд не потерял ни одного бойца.
– Нет, джентльмены, чероки не ушли, они повторят атаку, – говорил майор, собрав офицеров. – Я думаю, мы организуем их преследование, но не пойдем по следу, чтобы угодить в засаду. Они от нас этого и ждут. Дождемся донесения разведчиков катавба и обойдем с флангов несколькими группами. Тибериус, возьмите десять человек и постарайтесь собрать по возможности лошадей. Встречаемся здесь на заходе солнца, – Гарт достал карту и указал место встречи с основными силами отряда.
– Слушаюсь, сэр, – отчеканил лейтенант.
Катавба сообщили, что у чикамауга много раненых и они двинулись на запад. Спросив разрешение у майора на сбор трофеев и скальпирование поверженных врагов, катавба приступили к делу. Последнее всегда претило Гарту, но он ничего не мог поделать с вековой традицией индейцев. Запрет мог бы навредить всей кампании, одним из ключевых звеньев которой были воины катавба.
Гарт разделил людей на группы: одну направил на юг, другую – на север, сам с третьей группой двинулся в восточном направлении. По его замыслу на западе группы должны были встретиться, обогнув с флангов отходящих чероки, и замкнуть их в кольцо. Преследование Гарт организовал в пешем порядке.
Тьма опускалась на землю, и мерцание тусклого света еще не угасло в свинцовом небе, когда группы рейнджеров вновь соединились в один отряд. Разведчики сообщили, что след чероки ведет к лощине, с одной стороны окаймляемой крутым обрывом более тридцати футов, а с другой – равниной, уходящей в лесную чащу.
Через час рейнджеры окружили место стоянки чикамауга. Индейцы развели костры и начали зализывать раны. Воины закололи одну из трофейных лошадей, сняли с нее шкуру и вырезали несколько кусков мяса. Усевшись на корточках, они начали жарить конину на вертелах, сделанных из сучьев молодых деревьев. Они беседовали так весело и откровенно, что казалось, сидели у своих хижин.
Оценив обстановку, Гарт, отойдя чуть в сторону, собрал командиров.
– Их более сотни, – сказал он. – Ввязываться в перестрелку глупо.
– Да, сэр, их в два раза больше, чем нас, – подтвердил молодой траппер.
– Но не дать бой мы не можем, – сказал лейтенант Тибериус, – и ждать подхода основных сил не имеем права.
– Индейцы поутру сорвутся с места и первым делом начнут искать нас, – рассуждал Гарт, – вот тогда несдобровать.
– Для этого им много труда не понадобится, – заметил тот же траппер. – Их лазутчики, бьюсь об заклад, наверняка уже нас вычислили. Стоит нам только промедлить, и уже на рассвете чероки нападут первыми.
– Согласен, – отрезал Гарт, – ваши предложения.
Выход, как всегда, подсказали разведчики катавба, предложив поджечь лощину и устроить пожар. Кругом было достаточно сухих веток и травы, готовых вспыхнуть от маленькой искорки. Пожар мог охватить сотни акров леса, из которого не выбраться никому.
Гарт долго не думал, так как счел тактику всепожирающего огня самой приемлемой в данной ситуации. Катавба по указанию Гарта первым делом выявили все посты и охранение чероки, тихонько их вырезав. Бойцы скатали огромные шары из сухостоя и травы, связав их веревками и укрепив на обрыве. Шары по команде должны были быть подожжены и сброшены в лощину в центр стоянки чероки. Вокруг лощины рейнджеры просыпали дорожки из пороха, которые по сигналу от искры предадут пламени весь участок местности, перекрыв отход противнику. Вырвавшихся из огненного окружения, по плану Гарта, ждали пули рейнджеров.
Незадолго до рассвета внезапно, как из-под земли, вырвалось яркое пламя и взметнулось вверх. Оно поднималось рывками все выше и выше, пока не достигло вершин деревьев. Это вспыхнуло большое количество пороха, подожженного на земле. С обрыва покатились огненные шары, а за ними вслед – каскад пропитанных древесной смолой и ружейным маслом горящих стрел, выпущенных воинами катавба. Рейнджеры, сбросив все шары, начали бомбардировать лощину факелами, швыряя их с обрыва.
Пламя разгоралось и ширилось, охватив всю местность вокруг лощины.
Дикий вой катавба был сигналом к огневой атаке. Рейнджеры методично расстреливали мечущихся между языками пламени чероки. Лошади индейцев обреченно ржали и метались, подобно своим хозяевам. Пламя охватило всю лощину. Огненный мешок сковал действия противника, который предпринимал тщетные попытки прорваться сквозь его стену, попадая под жгучие языки пламени и пули рейнджеров.
Еще немного и весь лес был в огне. В огонь попали и рейнджеры. Отряд окружили клубы дыма, и солнце еле просачивалось сквозь него, напоминая о том, что наступил рассвет. Отчаянные крики воинов чероки заглушались ревом бушующего огня.
Несмотря на дымовую завесу, лес был озарен ярким светом, и рейнджеры могли видеть друг друга. Заметив надвигающуюся на всех опасность, Гарт приказал отойти на сотню футов, продолжая вести огонь по тому, кто успел выскочить из горнила ада.
Пламя, охватившее лес, продолжало расползаться с неистовым ревом. Стоял оглушительный грохот, похожий на гром или шум урагана, в который иногда врывались шипящие ноты и резкий треск, напоминавший стрельбу из мушкетов. Вскоре сухая осенняя листва и хвоя обратились в золу, а ветки падали на землю в густой слой тлеющих углей. Пламя сокращалось, и дыма стало меньше. Высокие стволы сосен, лишенные ветвей и иглицы, прогорели почти насквозь и стояли докрасна раскаленными.
Волосы на голове некоторых бойцов оказались опаленными, лица от высокой температуры – красными и черными от золы и пепла. Покидая пожарище, отряд походил на узников ада, покинувших его по воле провидения.
К заходу солнца рейнджеры оставили пожароопасную зону и уже могли определить, куда им стоит двигаться. Гарт решил, что им необходимо идти вперед, в черное пространство, уничтоженное пожаром. Они шли в полном молчании, приведя в боевую готовность свои ружья. К счастью, начал накрапывать дождь. Сначала упали крупные капли, но через некоторое время пошел ливень. Радости измотанных бойцов не было предела.
– Доброе предзнаменование, не правда ли, сэр, – воскликнул лейтенант, руками жадно втирая в свое лицо божественную воду.
– Вода, джентльмены! – крикнул кто-то из бойцов. – Наполняйте фляги.
Гарт, молча подставил ладони, наполняя их дождевой водой, и посмотрел в небо. Тучи ускоряли наступление ночи. Стемнело. Ни одна искра света не мерцала между деревьями.
Отряд продолжал двигаться в темноте. Люди промокли до нитки. Шапками рейнджеры укрыли затворы ружей, чтобы сохранить их сухими. Пороховую затравку многие завернули в подкладки своих курток. Отряд шел наугад, ибо в такой темноте даже ни один проводник катавба не мог бы отыскать тропу.
– Стоп, – скомандовал Гарт.
– Что случилось, сэр? – шепотом спросил Тибериус.
– Всем сесть, – настороженно бросил он подчиненным.
Рейнджеры присели. Послышался треск веток и шуршание в темноте. Гарт насторожился, но не успел прислушаться, как из темноты грянули выстрелы, пули просвистели над головами бойцов. Будь они в этот момент в полный рост, все для многих бы закончилось фатальным исходом. Рейнджеры не ответили, лишь только залегли. Прозвучала еще одна канонада выстрелов в их направлении. Пули просвистели еще ниже. И опять навыки и чутье их не подвели. Гарт понял, что противник их обнаружил, но не видит. Огонь велся по предполагаемой цели. Через несколько минут со стороны выстрелов в направлении залегшего отряда началось пешее движение. Под ногами хрустели ветки и опавшие листья. По мере приближения противника стало ясно, что численно он вряд ли превосходит отряд, и Гарт подал сигнал к нападению. Бойцы встрепенулись и разрядили в сторону шедших свои ружья. Послышались стоны. Тогда в ход пошли пистолеты. Залп, еще один, и рейнджеры, с демоническим криком выхватив кто томагавк, а кто нож, бросились на противника. Завязалась рукопашная схватка. Каждый дерущийся слабо видел объект своего поражения, скорее, он его ощущал, и этим объектом, безусловно, были индейцы чикамауга.
Через десять минут все кончилось, кто-то догадался зажечь пару факелов. В месте схватки слышались стоны. Гарт вырвал факел из рук своего солдата и посветил перед собой. Вокруг валялись тела мертвых и раненых чикамауга. Из-за обгорелого дерева вышел индеец и поднял руки вверх. К нему тут же подбежали двое воинов катавба, нанося удары прикладами. Сбив того с ног и уложив на землю, катавба связали противника, а потом подвели к майору.
– Ты кто? – спросил Гарт.
Один из катавба перевел вопрос.
– Чикамауга, воин вождя Маисовый Стебель, за лесом у реки наше селение.
– Как вы нас обнаружили? – продолжил Гарт.
– В селение, спасаясь от огня, пришли несколько раненых воинов из отряда Черепахи В Панцире, которых твои солдаты сожгли на рассвете. Они указали нам ваш след, – говорил индеец.
– Где селение?
– Недалеко, – и индеец кивнул головой вправо от себя.
– Это засада, сэр,– прервал допрос лейтенант.
– Сколько в селении воинов? – спрашивал Гарт, игнорируя реакцию своего офицера.
– Нет воинов. Женщины, дети и старики.
– Черепаха В Панцире был в огненной лощине?
Пленник покачал головой.
– Он ушел давно на юг вместе с Две Головы.
– Пойдешь с нами проводником. Обманешь – убьем, если не соврал – отпущу.
– Сэр, надо проверить,– настаивал лейтенант Тибериус.
– Разумеется. Ближе к рассвету я пойду с этим, – Гарт указал на чероки, – и разведчиками. Вы же как взойдет солнце – за нами. Сейчас выберите место для ночлега. Людям надо отдохнуть. Со мной пойдут пятеро: трое катавба и двое добровольцев. Предпочитаю иметь дела с трапперами.
– Возьмите нас, сэр, – раздались голоса из темноты.
К майору подошли двое трапперов.
– Как вас звать, лесные скитальцы? – иронично спросил Гарт.
– Парэйпа, – сказал первый. – Я долго жил в Кентукки, водил караваны на равнину.
– Как на фронтире оказался? – спросил майор.
– Привел караван с бизоньими шкурами в Каролину и остался. Уж больно у нее сиськи привлекательные.
Раздался смех.
– Понятно, – улыбаясь, сказал Гарт, – влюбчивый, значит, греховодник?
– Вроде того, сэр, – сострил Парэйпа.
– Рэдфорд, сэр, – беглый каторжник, – представился второй. – Голубой Хребет знаю как свои пять пальцев.
– Прекрасно, джентльмены, готовьтесь к выступлению, а пока всем отдыхать.
Группа Гарта выступила без лошадей. Сожженный лес остался далеко позади. Они шли всю ночь, пересекли большие луга и вступили уже в лес, состоящий из гигантских дубов. На рассвете достигли излучины реки.
Солнце уже освещало вершины деревьев, бросало золотые лучи на желто-оранжевый мир, в узкой просеке еще блестели на листьях капли росы, а от земли поднимался холодок и сырость. Зеркало реки своим блеском соперничало с небом, а в прибрежных зарослях крякали дикие утки.
Тропинка, постепенно поднимаясь, привела рейнджеров на голую возвышенность. Перед их взором открылся вид на долину. На востоке, среди скал и утесов, лежало селение чероки. Рвы и заборы прикрывали небольшое число домиков, которые, казалось, искали защиты. Из-за отлогого пригорка можно было наблюдать две остроконечные хижины. Гарт отчетливо различал только очаги деревянных хижин с уходящими ввысь струйками дыма. Дымок пеленой окутывал покрытые корой крыши, как будто хотел укрыть крошечное поселение людей от наступающих гигантских волн яркой осенней листвы. А лес, сползающий с гор, то поднимался, то опускался по холмам долины.
Около хижин паслись лошади, вокруг них лежали в траве несколько подростков, тесно прижавшихся друг к другу, очевидно, для того, чтобы согреться. Рядом пылал небольшой костер, возле которого сидели женщины.
Эти двенадцать – пятнадцать домов казались целым городом.
Времени для наблюдения было немного, и поэтому Гарт, взяв с собой Парэйпа, отправился к реке, чтобы осмотреть подходы к селению с другой стороны.
Гарт от удивления прищурил глаза и отбросил прядь волос со лба. Что-то необычайное нарушало привычный вид долины. Вдоль берега через полянки, заросли кустарника, подступающий к реке лес перед ними пролегла просека. Белые срезы пней, поваленных вековых деревьев, срубленные сучья, собранные в огромные кучи, и стволы, уложенные по краям просеки, образовывали почти прямую линию.
– Эту дорогу, видимо, проложили лесорубы британского батальона, она должна привести к заброшенному английскому форту, – заметил Парэйпа.
– Уверен?– спросил Гарт.
Времени для расспросов не было, так как они подошли к реке. В этом месте начиналась новая дорога, и отсюда она шла дальше на запад.
Деревья отбрасывали длинные тени, когда они поравнялись с необычно высоким нагромождением веток у дороги.
– Англичане построили форт и разместили там гарнизон, чтобы контролировать путь на запад, за Аппалачи, – говорил Парэйпа. Пять лет назад чуть выше той просеки я вел караван колонистов на запад к реке Теннеси, успешно обойдя военные посты англичан. Возвращался севернее тех мест.
– И что же чероки, вас не тронули? – задал вопрос Гарт.
– Чероки? Да мы им просто заплатили, и дело с концом.
На правом берегу виднелись убранные маисовые поля. Казалось, что поля тянулись бесконечно. Растительность разнообразных осенних оттенков блестела в утренней росе. Оранжевыми пятнами на полях была разбросана широколистая тыква, появились полоски табака и целые ряды подсолнечника. Большая роща сливовых деревьев росла на ближайшей возвышенности.
На мелководье у берега рейнджеры заметили два покачивающихся каноэ. Каждый из них был раза в три длиннее взрослого человека и перетянут посредине перекладиной, похожей на ручку корзины. У лодок собралась группа индейцев. Женщины стояли по колено в воде и укладывали в каноэ большие свертки древесной коры, котлы, посуду, топоры, оружие и мешки. Мужчины удерживали лодки, не давая им перевернуться во время погрузки. Между ними суетились дети. Пронзительный звук понесся с лодок и такой же ответный доносился с берега.
– Смотри, Парэйпа, – обратился Гарт к товарищу, – тебе не кажется странным, что те две девочки отнюдь не индианки?
– Похоже, пленницы, чероки когда-то их похитили, – ответил тот.
Не успел Парэйпа и прокомментировать, как получил удар по затылку чем-то тяжелым.
Гарт быстро встрепенулся и увидел, как на него уже летело тело краснокожего, сжимавшего в руке нож. Сильный удар лишил его сознания. В последнюю секунду он почувствовал режущую боль в правой ноге. Он уже не видел, что произошло дальше, он не видел, как из-за кучи веток на дорогу выскочили три индейца и потащили его. В руке одного из них был томагавк и на зажатой рукоятке, а в том месте, где встречаются большой и указательный пальцы, блестело изображение черепахи.
Придя в себя, Гарт увидел перед собой несколько индейцев, идущих по узкой тропе. Перья на их головах покачивались, солнечные блики катались по бронзовым спинам. Длинная развевающаяся бахрома на кожаных леггинах нет-нет да и похлестывала его по носу. Гарт сделал попытку осмотреться и заметил, что двое индейцев сзади тащили Парэйпа.
В овраге, идущем к селению, стояло несколько черных низких хижин, между которыми дымились костры и сновали женщины. Раскрыв шире глаза, майор увидел, что индейцы переходят мост. Спустя несколько минут они оказались в самом селении, на которое еще недавно любовались с возвышенности.
По двору между хижинами прохаживались индейцы в офицерских шляпах и лентах. В центре селения было дикое смешение походных котелков, сабель, патронташей и сумок. Победные крики заглушали ружейные выстрелы, возвещая о победе над американцами.
Шапки гренадеров и парики болтались на штыках; шляпы, расшитые галунами, украшали черные головы индийцев; скальпы раскачивались на длинных шестах. Пронзительные крики усиливались. С каждой минутой приближались новые группы людей. Синие мундиры пехотинцев и небесно-голубые кители артиллеристов, головные украшения из перьев и кожаные леггины создавали удивительно пестрый картину. Непрерывная трескотня ружейных выстрелов разносилась то вверх, то вниз по долине, и над лесами прокатывалось эхо победной стрельбы.
Навстречу воинам, схвативших вражеских лазутчиков, которыми являлись в данный момент Гарт и Парэйпа, спешили женщины и дети. Они представляли собой многоцветное смешение вышитых узорами рубашек и накидок, матово блестящих серебряных подвесок и украшений на темно-коричневой коже и желтых обручей на голых руках. Черные волкоподобные собаки мчались со всех сторон с громким лаем. Среди этого шума нельзя было различить человеческой речи. Под смех и крики ликования лодки были разгружены, вытащены на берег и перевернуты. С любопытством все посматривали на незнакомцев и их одежду. Никто не подходил к ним, и даже дети держались в стороне.
Пленников усадили на земле спинами друг к другу и связали кожаными ремнями.
– Ты что-нибудь понимаешь, Парэйпа? – спросил Гарт, сплевывая кровь, скопившуюся во рту.
– Башка болит, сэр,– пожаловался рейнджер.
– Засада, – молвил Гарт. – Прав лейтенант.
– Как это мы так опростоволосились, сэр? – буркнул недовольно Парэйпа.
– Чему они так радуются? Откуда столько трофеев? – вслух спрашивал себя Гарт.
– Ясное дело, сэр, напали на отряд Литлтона, – резюмировал Парэйпа. – Так что за нами теперь никто не идет. Мы сами за себя.
Через некоторое время рядом с пленниками чикамауга бросили тела разведчиков катавба и бедняги Рэдфорда. Последний был скальпирован. Два воина чикамауга, достав большие топорики, принесли деревянную колодку, на которой отрубили мертвым катавба кисти рук, сопровождая процесс душераздирающим визгом.
– Страшат, – хладнокровно комментировал Парэйпа.
– Значит, мы для чего-то им нужны, – задумчиво произнес майор и помолился: – Господь всемогущий, упокой души несчастных рабов твоих.
– Матерь Божья, смилуйся над нами, – вторил Парэйпа, поддержав командира.
Индейские воины резко схватили пленников за воротники курток и потащили в вырытую земляную яму, пренебрежительно столкнув их туда ногами.
– Приветствую вас, джентльмены, – сказал худощавый с пышной бородой человек, обитатель злосчастной ямы. – Джон Нокс, – представился он. – Скаут шестого каролинского полка ополченцев, полковника Литлтона.
– Майор Гарт, командир отряда рейнджеров.
– Рейнджер Парэйпа, черт меня дери.
– Что произошло, Нокс? – с нетерпением спросил Гарт.
Скаут движением головы вытер о плечо кровь на лбу, осторожно касаясь рассеченной раны над бровью, и поведал рейнджерам о случившемся:
– Когда пробил час испытаний, плохо обученные и недисциплинированные ополченцы в ужасе бежали с поля боя под натиском отрядов вождей Тянущего Каноэ, Маисовый Стебель и метиса Ускиа, к которым потом присоединились индейцы шауни.
Мы двигались на запад и прибыли на место, где прежде находилось селение чероки, но обнаружили, что жители покинули его.
– И мы там бывали, – прервал Нокса Парэйпа.
– Ни наши проводники, ни кто-либо из нас не знали об их уходе, – продолжил Нокс. – Мы подумали, что, наверное, рейнджеры, навели на них страху, но потом начали догадываться, что не встретим никаких индейских селений, по крайней мере, на расстоянии сорока миль.
После того как наши лошади отдохнули, мы двинулись дальше на поиск их селений. Едва мы отошли на три или четыре мили, как множество наших людей выразили желание возвратиться. Некоторые из них утверждали, что имеют запасы провизии только на пять дней. Офицеры держали совет, решив совершить переход после полудня и не углубляться далее.
Я и несколько солдат отправились в разведку, отследив крупные силы индейцев и, продвинувшись на милю вперед, мы столкнулись с множеством чероки и шауни, которые заняли лес на нашем пути. Мы спешились и дали им бой, вынудив оставить это место.
– Слушай, скаут, – задирался Парэйпа, – то, что ты рассказываешь, произошло с нами. Это мы спешились, укрылись за деревьями и заставили индейцев после перестрелки отступить.
– Но к этому времени враг получил подкрепление, – продолжал Нокс, не обращая внимания на рейнджера. – Они зашли с правого фланга. Часть их оказалась в нашем тылу, и завязалась жаркая перестрелка, которая продолжалась с четырех часов пополудни до сумерек.
Следующим утром перестрелка возобновилась. Командиры приняли решение отступить ночью, поскольку силы противника росли, и у нас уже было немало раненых. Отряд сформировал три линии, поместив раненых в центре. У нас было четверо убитых и двадцать три человека раненых, из них у семерых ранения были тяжелыми. Для них мы изготовили носилки.
– Ну если так, – вмешался Парэйпа,– то тогда очень даже может быть.
– После наступления темноты отряд приступил к построению, но нас опять обстреляли индейцы. Что сказать, джентльмены? Некоторые солдаты побросали раненых, вскочили на лошадей и начали спасаться бегством, – говорил Нокс. – Мы не отошли и четверти мили, когда я услышал голос полковника Литлтона. «Вы не можете бежать», – кричал он и умолял людей не покидать место сражения, в то время как ополченцы пробегали мимо него. Он укорял этих фермеров за столь беспорядочное бегство и за то, что были оставлены раненые, вопреки его приказам.
Убедившись в бесполезности уговоров и приказов, Литлтон и я повернули на восток, двигаясь в пятнадцати ярдах друг от друга, ориентируясь по Полярной звезде. За нами увязались два беглеца – старик и молодой парень.
Старик часто отставал и просил нас остановиться и обождать его. Потом он упал в сотне ярдов позади нас. Послышались индейские вопли, и больше мы не слышали голоса этого человека. Это произошло после полуночи. Дальше мы двигались около часа. Потом пошел сильный дождь. Мы решили, что было бы лучше остановиться и переждать непогоду.
– Хэ, мы тоже попали под этот дождь, – заметил неугомонный Парэйпа.
– Мы надрали коры с четырех или пяти деревьев, соорудили шалаш, развели костер и остались там на всю ночь. Следующим утром мы продолжили путь, – откашлявшись, сказал скаут. – Пройдя мили три, набрели на недавно убитого оленя. Мясо зверя было срезано с костей и увязано в шкуру. Рядом лежал томагавк. Мы забрали все это с собой и приблизительно через милю завидели дымок костра. Со всей возможной осторожностью приблизились к костру.
Около костра никого не было. Мы решили, что кто-то из наших людей провел здесь прошлую ночь. Тогда мы поджарили оленину, а когда, уже насытившись, приготовились идти дальше, то заметили всадника. Он не сразу решился к нам подойти и сделал это лишь после того, как мы представились. Он сказал нам, что убил оленя, но услышав нашего приближения, испугался, подумал, что это могут быть индейцы, и юркнул в чащу. Накормив и его, все вместе мы тронулись в путь.
Примерно через два часа мы вышли на дорогу, по которой еще недавно двигался наш отряд. Полковник уверял, что чероки вряд ли будут следовать за войсками. Но, после того как мы прошли примерно полторы мили, несколько индейцев вдруг выпрыгнули в двадцати шагах от меня и полковника. Сначала мы увидели только троих, и я тотчас укрылся с ружьем, готовясь пустить его в ход, за ствол большого черного дуба. Но полковник остановил меня, приказав не стрелять.
Один из индейцев подошел к полковнику и схватил его. Другой краснокожий направился ко мне. Двое тех, что были с нами, выстрелили, но промахнулись. Чероки велели полковнику, чтобы он приказал стрелявшим из укрытия сдаться и бросить оружие. Они не подчинились приказу и бросились бежать. Несколько воинов помчались за ними вдогонку.
Остальные краснокожие меня и полковника повели в лагерь индейцев, находившийся приблизительно в тридцати милях отсюда.
Вечером вернулись те воины, которые погнались за нашим спутниками. Индейцы принесли с собой их скальпы и привели наших лошадей.
Утром меня и полковника краснокожие препроводили в это селение, где их вождь Маисовый Стебель раскрасил нам, как пленникам, лица черной краской. Индейцы усадили нас и четверых плененных бойцов отряда на землю. Вид последних вызывал жалость. Парни плакали и молили индейцев о пощаде.
Женщины и дети набросились на парней и изрубили их томагавками. Мне рассекли вот здесь, – Нокс показал движением глаз на свою рану выше брови. – Старая скво отрезала одному из парней голову и бросила ее воинам, которые пинали ее ногами, катая по земле. Их молодежь потрясала скальпами убитых солдат перед нашими лицами. Каждый из них бил нас палками и наносил удары кулаками.
Маисовый Стебель приказал нас подвести к костру. Воины разорвали на полковнике одежду, полностью оголив его. Я разделся сам, понимая, что этого мне не избежать.
Привязав Литлтона к столбу высотой около пятнадцати футов, скрутив руки полковника за спиной и пропустив веревку между запястьями, чероки поочередно наносили ему палками удары и порезы ножами. Бедняга полковник сносил все со смирением, ни разу не застонав.
Маисовый Стебель произнес речь, встреченную бурными восторгами и воплем соплеменников.
Индейцы схватили свои ружья и стали стрелять по полковнику так, чтобы пули не попадали в него, а лишь только задевали, царапая тело, начиная от ног и вплоть до шеи. Как я полагаю, по его обнаженному телу было выпущено не менее семидесяти зарядов. Потом они столпились вокруг него и, насколько я мог судить, отрезали ему уши. Когда толпа несколько рассеялась, я увидел кровь, струящуюся по обе стороны его головы.
Огонь, горевший ярдах в шести или семи от столба, к которому был привязан полковник, был разложен из небольших прутьев гикори. Они прогорели в середине, причем с каждого конца оставалось около шести футов. Трое или четверо индейцев, находясь по обе стороны от привязанного к столбу полковника, брали обгорелые прутья и стегали ими его тело. Некоторые скво, сгребая в корзины груды горящих углей, бросали их затем на полковника. Вскоре Литлтон не мог сделать ни шагу, чтобы не наступить на угли или горячий пепел.
Полковник просил Маисового Стебля пристрелить его и больше не мучить. Тот насмехался и говорил, что при себе не имеет оружия.
В то же самое время Маисовый Стебель обратился к столпившимся позади него индейцам, искренне рассмеялся и всеми своими жестами выражал восхищение этой отвратительной сценой.
Тогда вождь подошел ко мне и сказал, чтобы я готовился к смерти. Он еще добавил, однако, что я умру не здесь, а буду сожжен в другом селении чероки. Он поклялся Великим Духом, что я не избегу смерти, но изведаю ее во всех крайностях.
Маисовый Стебель спросил меня, чтобы сделали с ним бледнолицые, попади он в их руки.
Видя страдания полковника, перед предвкушением своих подобных мучений я дал уклончивый ответ. В то же время до меня доносились слова полковника, обращенные к Всевышнему с просьбой сберечь его душу и облегчить страдания. Через два часа полковник, обессиленный, упал лицом вниз и замер. Маисовый Стебель подошел к его телу, схватил за волосы и срезал скальп, торжественно демонстрируя его всем остальным.
Потом он швырнул скальп полковника мне в лицо со словами: «Вот ваш вождь!»
Старуха, чей облик во всех отношениях отвечал представлениям людей о дьяволе, взяла корзину с раскаленными углями и пеплом и высыпала их на оскальпированную голову полковника.
Полковник пошевелился и медленно встал на ноги. Индейцы прижали ладони к своим губам и запрокинули головы, выказывая тем самым свое удивление происходящим.
Когда полковник сделал несколько шагов вокруг столба, краснокожие пустили вход подожженный шест, концом которого обжигали его тело. Но он уже не чувствовал боли.
Потеряв сознание, полковник умер, и его тело чероки бросили в костер.
Я на пепелище видел его кости, сожженные почти дотла. На ночь меня бросили в эту яму.
– Что думаешь, Парэйпа? – задумчиво сказал Гарт.
– То же, что и вы, сэр, о побеге, – ответил рейнджер.
– Если не удастся бежать, думаю, надо спровоцировать бой, так умрем легче, без мучений, – добавил Нокс.
– Пастор Лалемэнт! – послышался приглушенный девичий голос над ямой. – Это я, Дженни, дочь капитана Кроусби.
– О Господь Всемогущий, – от неожиданности вырвалось у Гарта. – Дженнифер, ты откуда здесь?
– Я не могу долго говорить с вами, – взволновано произнесла Дженни, – Вот возьмите, – и она бросила в яму сверток из кожи.
Парайэпа медленно подполз к свертку, лег животом на землю и зубами развернул его. На его лице появилась улыбка.
– Два ножа, джентльмены, – шепотом проговорил он.
– Теперь надо обдумать наши действия, – сказал Гарт.
– Может, вы объясните, майор, кто эта юная особа? – поинтересовался довольный Парэйпа.
– Объясню, но потом, – сказал Гарт, – когда выберемся.
– А вы, оказывается, священник, – молвил Нокс, глядя в глаза Гарту.
– Бывший, – ответил за майора Парэйпа, закрепляя в своих связанных за спиной руках рукоять ножа, начиная таким образом процедуру избавления от пут.
– Парэйпа, – сказал Гарт, окликнув увлеченного процедурой рейнджера, – ты драться умеешь?
– Мне нет равных в схватке, сэр, – уверенно заявил тот, подмигнув Ноксу.
– Вот и отлично. Как нас отсюда достанут, сразу бей кому-нибудь в морду и постарайся продержаться минуты две. А мы с Ноксом тем временем устроим бомбометание.
– Что устроим? – не понял задумку майора Нокс.
– Забросаем бомбами, я говорю. У меня в паху привязаны шесть мешочков с порохом. Из каждого выступает кусочек пушечного фитиля. Успевай только бросать в костер.
Не получив известий от группы Гарта, лейтенант рейнджеров выслал группу разведчиков из оставшихся в живых индейцев катавба. По прошествии нескольких часов катавба, изучив следы, сообщили, что группа Гарта попала в плен и около селения чероки отряд ожидает засада.
План лейтенанта – пехотного офицера – был рассчитан на то, чтобы ввести противника в заблуждение. Часть рейнджеров должна сымитировать штурмовую группу, которая якобы нарвалась на засаду и увязла в бою. После же группа должна отступить. Чероки преследовать ее не станут и вернутся на свои позиции, но там их уже будут поджидать рейнджеры другой части отряда, которые, воспользовавшись суматохой, скрытно укрепятся в районе индейской засады, отрезав подходы к селению тем из воинов чероки, которые увлекутся боем с первой группой. Третья группа, согласно плану лейтенанта, войдет в это время в селение и устроит зачистку. Лейтенант знал, что численно чероки не превосходят рейнджеров.
– Интересно, где же наш отряд? – подумал вслух Гарт.
– Не волнуйтесь, сэр, они где-то здесь, и бьюсь об заклад, мы скоро о нем услышим, – старался подбадривать Гарта Парэйпа.
Достав из штанов мешочки с порохом, Гарт поделил их между собой и Ноксом, распихав под рукава куртки и за пазуху. Парэйпа один из ножей также спрятал в рукаве, продемонстрировав остальным, как он, если что, будет его лихо доставать. Гарт и Нокс улыбнулись.
– Ну как, парни, готовы к заварушке? – бодро спросил Гарт.
В ответ оба кивнули.
Решетчатая клеть, закрывавшая яму сверху, открылась, и сидельцы увидели бронзовую физиономию индейца, который сбросил пленникам веревочную лестницу. Пленники сидели не двигаясь.
– У-че-таи, – злобно сказал индеец.
Парэйпа встал и повернулся к индейцу так, чтобы напомнить ему, что руки у них связаны и поэтому они не смогут без посторонней помощи забраться по лестнице наверх.
Индеец кивнул и кого-то позвал. Оставив наверху своего товарища, индеец спустился в яму и руками, поддерживая пленников, помогал тем выбраться наружу. Первыми выбрались Гарт и Нокс. Парэйпа начал задираться с индейцем, отвлекая внимание краснокожего, стоявшего снаружи ямы. Гарт и Нокс намечали кострища, куда в первую очередь можно было бы бросить бомбочки из пороха.
–Да пошел ты к дьяволу, краснокожая собака, – раздался из ямы разъяренный голос Парэйпа.
Гарт понял, что в яме началась схватка. Стоявший на краю воин чероки, видно, заметил, что с его товарищем в яме происходит нечто невообразимое, позабыв о двух пленниках снаружи, прыгнул на выручку соплеменнику, где, как и тот, стал жертвой искусно владеющего ножом Парэйпа.
Гарт и Нокс бросились в разные стороны, перебегая от костра к костру, бросали бобы в огонь. Женщины, колдовавшие над приготовлением пищи, с визгом хватая детей, разбегались от неистовых взрывов, стараясь найти укрытие.
Недалеко послышалась ружейная канонада.
Гарт прыгнул за угол одной хижины. На выстрелы выскочил ее обитатель – старик с ружьем в руках. Гарт из-за угла напал на него, заколов ножом. Подобрав ружье, Гарт вновь занял позицию за углом хижины и прицелился в бежавшего к яме воина. Не успел тот добежать и пару футов, как рухнул навзничь, сраженный выстрелом майора.
Из ямы осторожно высунулся Парэйпа и, не раздумывая, бросился бежать к близлежащей хижине. Гарт заметил, как Парэйпа проник внутрь дома кого-то из чероки. Нокс в это время завладел томагавком и отражал атаку двух воинов, наперебой старавшихся огреть его прикладами своих разряженных ружей.
Гарт бросился на выручку Ноксу, прихватив лежавшую около костра палку длиной дюймов восемнадцать. Это была самая длинная палка, которую он мог найти, но все же она была слишком мала для цели, которую он хотел поразить. Заметив головню от костра, конец которой не подвергся воздействию огня, Гарт быстро поднял ее и зашел сзади одного из противников Нокса, ударив того со всего размаху по голове палкой и воткнув горящую головешку ему в лицо. Индеец рухнул, инстинктивно хватаясь за томагавк, на рукояти которого была изображена черепаха. Тем временем воин, дравшийся с Ноксом, отвлекся, обратив внимание на упавшего соплеменника. Этим воспользовался Нокс, раскроив тому череп томагавком.
– Бежим к реке, скроемся в осоке, – предложил Нокс.
– Где Парэйпа? – спросил Гарт, запихивая себе за пояс понравившийся трофей – томагавк с изображением черепахи.
– Я видел, как он забежал вон в ту хижину, – сказал Нокс.
Перестрелка вокруг селения нарастала.
– Кажется, это ваши рейнджеры, – улыбаясь, произнес Нокс.
– Да, они, – подтвердил Гарт.
Из хижины вышел Парэйпа, прикрываясь телом молодой женщины. В одной руке на бедре он держал фузею.
Гарт и Нокс бросились бежать к реке. Парэйпа, увидев их, отбросил свой живой щит в сторону и припустил за ними.
Затаившись в заболоченном месте, стоя по грудь в воде, они еще долго слышали выстрелы, раздавшиеся с возвышенности со стороны леса, крики, вопли индейцев, ржание лошадей и одичалый лай собак. Потом резко все стихло, а из-за камышей послышалась английская речь, голоса солдат стали все ближе и ближе. Рейнджеры входили в селение со стороны болота.
Пленники, промокшие насквозь, вылезли из водяного убежища и осторожно начали пробираться к селению.
Рейнджеры сгоняли индейцев в одну кучу, разместив всех в центре деревни возле столба пыток. Обступив их кольцом, солдаты внимательно осматривали каждого, стараясь найти оружие.
Несколько гарцевавших всадников на аркане таскали за собой кого-то из воинов.
Один из рейнджеров, увидев потрепанных Гарта, Нокса и Парайпа, воскликнул:
– Смотрите! Смотрите! Наш майор.
Гарт, опираясь на мушкет, стоял, твердо сжав трофейный томагавк. Ветер непринужденно трепал его длинные словно у индейца волосы.
Рысью к ним подъехал лейтенант Тибериус.
– Добрый день, сэр, – сказал он.
– Чувствуете себя героем, лейтенант? – не ответив на приветствие, бросил Гарт.
– Нет, сэр, – ответил тот
– Потери?
– Сию минуту, сэр, выясним.
– Так выясняйте и найдите во что-нибудь нам переодеться.
– Слушаюсь, сэр, – откозырял лейтенант, так и не поняв недовольства майора.
–Что за бойню вы здесь устроили? – на повышенных тонах говорил Гарт, собрав офицеров. – Это не тактика рейнджеров.
– Сэр, потери минимальные: двое убитых и четверо раненых.
– Минимальные?! Не должно погибнуть было ни одного человека. Это что за стрелялки с индейцами? Вы что, фермеры Литлтона, упокой Господь его душу, – отчитывал подчиненных Гарт.
– Сэр, чероки устроили нам засаду на подходе к селению, – оправдывал свои действия лейтенант. – Я посчитал нужным сделать прорыв.
– Я не виню Вас, Тибериус, а упрекаю, – наставлял Гарт. – Посмотрите на бойцов отряда, они не зеленые юнцы с фермы. Это же битые бродяги и следопыты. Неужели вам не хватило ума спросить дельного совета у кого-то из них?
– Виноват, сэр, я полагал, что…
– Вы полагали? – оборвал лейтенанта Гарт.
–Сэр, мы пленили вождя Маисовый Стебель, – сообщил один из солдат.
– Ведите его сюда, – сказал Гарт.
Маисовый Стебель гордо смотрел на майора. На лице индейца отчетливо просматривались кровоподтеки. В правой части туловища, в подреберье, явно заметна колотая штыковая рана.
– Ты сейчас умрешь, – сказал майор вождю открыто и холодно.
– Маисовый Стебель – воин, – произнес краснокожий. – Он не боится смерти.
– Привяжите его к столбу, на котором страдал полковник Литлтон, обложите хворостом и подожгите на глазах у народа, – глядя в глаза индейцу, распорядился Гарт.
Нокс и Праэйпа немного опешили от слов майора. Тот, кто приказал сжечь заживо одного из лидеров сопротивления чероки, еще недавно кулаками доказывал всем свою правоту относительно передачи голодающим чероки всех продовольственных запасов отряда.
– И ты говоришь, приятель, что он был священником, – задумчиво произнес Нокс, обращаясь к Парэйпа.
– Сущая правда, дружище, – вздыхая, ответил тот.
Гарт направился к толпе сбившихся в кучу детей, женщин и стариков.
Индейцы молчали, исподлобья бросая косые взгляды на интервентов в лице рейнджеров. Ненависть. И ничего, кроме ненависти, не выражали их смуглые лица.
Гарт бродил от хижины к хижине, пытаясь отыскать среди чероки Дженни Кроусби.
– Сэр, вы кого-то ищите? – поинтересовался один из часовых, стоявших в оцеплении.
– Приятель, ты не видел среди них белую девочку? – не отрывая глаз от толпы, спросил майор.
– Девочку? Мы здесь нашли восемь белых девочек разного возраста. Они там, сэр, – солдат указал в противоположный конец селения.
Гарт в знак признательности похлопал бойца по плечу и быстрым шагом направился по указанному ему направлению.
Дженни первая заметила майора и, выскочив из толпы детей, бросилась к нему:
– Пастор Лалемэнт! Пастор Лалемэнт! – радостно кричала она, с разбега прыгнув в объятия майора. – Вы живы, пастор Лалемэнт!
– Дженнифер! – едва молвил Гарт, крепко сжимая девчонку в своих окровавленных и сбитых руках. – Спасительница Дженни, вот радость-то. Живая…
– А почему вы не в церкви, отец Лалемэнт? А что с вами случилось и почему вы здесь? А где мой отец? А Герта где? Что с ними? – Дженни сразу же забросала вопросами Гарта.
– С ними все нормально, девочка, – только и молвил Гарт, вытирая незаметно слезы. – Тебя ждут дома.
– Я вас сразу узнала, но сомневалась, что это вы, – лепетала Дженни. – Пастор Лалемэнт, я так рада, что вы меня нашли. Вы же меня искали?
– Да, милая. Тебя и остальных детей.
– Пастор Лалемэнт, скажите, а почему мой отец меня не искал?
– Он искал, дитя мое. Он долго тебя искал, но я оказался удачливее и нашел тебя первым. Завтра я отправлю вас домой.
– А вы разве не возвратитесь в поселок, пастор Лалемэнт?
– Я должен закончить войну. Господь призвал меня. Я вовсе не пастор, Дженни.
– Да? А кто вы? – не поверив, спросила девочка.
– Я солдат, девочка, солдат. Им я всегда и был.
Дженнифер рассказала Гарту, как на них в доме капитана напали чероки. Как некоторые из них, спасая детей, увели многих с собой. Чероки все это время заботились о Дженни и других детях. С маленьким Шелдоном ее разлучили уже в селении. К женщине, которая приняла Дженни и Шелдона в семью, пришли двое старых индейцев. Они долго о чем-то говорили, постоянно указывая взглядом на Шелдона. Потом один из мужчин взял мальчика и усадил рядом с собой на лошадь. Малыш жалобно плакал и просил Дженни не отдавать его. Она бросилась к индейцу и потребовала, чтобы тот вернул ей Шелдона. Чероки ничего не ответил, ударил Дженни ногой в лицо и пришпорил лошадь. Потом женщина объяснила девочке, что Шелдон непохож на белого человека, что он принадлежит к племени анитагуа (так чероки называли катавба), а белые люди украли мальчика у индейской матери. Вот поэтому Габэ, так звали того чероки, который увез Шелдона, решил за выкуп вернуть малыша в племя анитагуа.
Гарт намеренно не сообщал Дженни о гибели ее отца. Он не хотел, чтобы о смерти капитана она узнала из его уст. Чувство радости переполняло маленькое сердечко девочки, она мечтала о встрече с близкими и жила ее предвкушением.
Рейнджеры расстреляли пленных воинов и, выполняя приказ Гарта, готовили казнь Маисовому Стеблю. Ни один мускул не дрогнул на лице вождя. Стенания и плач изрекали черокские женщины. Понуро опустили головы старики. Из-за спин матерей пугливо выглядывали дети.
Солдаты запалили трут и бросили в кучу хвороста под ногами привязанного к столбу вождя чероки.
Неторопливо с ножом в руке сквозь шеренгу своих бойцов, вскинувших карабины в боевое положение, вышел майор Гарт и направился прямо к столбу. Огонь еще не успел разгореться, как Гарт зашел сзади и перерезал ремни на запястьях Маисового Стебля. Отведя вождя в сторону от разгоравшегося пламени, майор сказал:
– Я не убийца. Я солдат. Ты достойный противник, и я дарую тебе жизнь. Твой народ нуждается в тебе. Надеюсь, ты выполнишь условия Белого Отца и уведешь своих людей на запад. Если ты откажешься, сюда придет много солдат, которые принесут смерть в ваши семьи. Довольно войны. Пора зарыть топор.
Маисовый Стебель повернулся спиной к Гарту и, обращаясь к соплеменникам, что-то прокричал. Индейцы взвыли еще больше. Повернувшись лицом к майору, вождь попросил дать ему нож. Гарт, не раздумывая, исполнил его просьбу.
– Маисовый Стебель не желает принять от тебя дар. Мой народ отпускает меня. Маисовый Стебель уходит в Страну Счастливой Охоты, – сказал он, и резким движением полоснул себя ножом по горлу.
Наступило гробовое молчание. Обезумивший взгляд умирающего чероки сковал движения Гарта. Вождь в беспамятстве улыбнулся, выронил окровавленный нож и осел, испустив дух.
В ходе рейда по тылам чероки отряд Гарта уничтожил пятнадцать селений индейцев, огромный запас продовольствия, необходимого военным отрядам краснокожих в зимний период, и принял участие в тридцати двух сражениях с отрядами мятежных чикамауга. Захваченные индейцами при нападении на поселения колонистов дети, за исключением некоторых, были возвращены родителям.
Столкнувшись с вероятностью голода, чероки подписали в конце сентября договор с правительством об уступке ими земель в провинциях Северная и Южная Каролина и начали отступать на запад. Долгожданный мир для колонистов этих территорий, наконец-то наступил. Но война с чероки на западе и юге была в самом разгаре.
Неприязнь командования к бывшему королевскому офицеру, по праву заслужившего лавры в боях с чероки, вылилась в открытое противостояние, результатом которого стало расформирование отряда Гарта с формулировкой «за ненадобностью».
Обездоленный Дик Гарт вынужден был вернуться к мирной жизни, возвратившись в поселок, где приобрел в пользование 150 акров земли, начав строительство дома.
Узнав о возвращении Гарта, фермеры от всей души бросились помогать ему в его каждодневных заботах. Более всего возвращению Гарта обрадовались Гертруда и Дженнифер Кроусби.