В разгар лета каждый день приходили вести о нападении отрядов чероки на поселения колонистов. Индейцы не хотели признавать американское правительство, вынуждавшее их уступать свои земли за Аппалачами и южнее от них. Вынужденные искать новые места обитания, чтобы компенсировать увеличивающуюся потерю территорий из-за бесконечного потока переселенцев, чероки встали на тропу войны. Правительство делало безуспешные попытки гасить инциденты между индейцами и колонистами новыми договорами о мире и сотрудничестве, которые то и дело нарушались с обеих сторон. Отряды вождей Тянущего Каноэ, Черепахи В Панцире и Двухголового разоряли поселки и устраивали кровавые трепки фермерам. Итогом противостояния стал постоянный поток волонтеров, направляющихся на юг против чероки, который формировали фермеры. Их отряды уходили в рейды, громили поселения чероки, убивая женщин и детей, уродуя тела и снимая с индейцев скальпы.
Обвиняя в конфликте поселенцев, вожди чероки добились от правительства материальной компенсации за убитых соплеменников. Недовольные поблажками для индейцев, фермеры во главе с капитаном Кроусби, имея тысячу сто солдат, выступили в поход на поселение чероки, проживавших на юге за рекой Броад. Ошеломленные донесением разведчиков о том, что грозная сила бледнолицых движется на их поселения, вожди чероки выслали навстречу парламентеров, которые должны были договориться с Кроусби о мире.
Жарким днем отряд Кроусби продвигался в направлении селения чероки, сопровождаемый дуновением легкого ветерка, разносившего цветочную пыльцу, подбираемую с луговых цветов. За мыслями о доме Кроусби не заметил, как отряд поднялся по широкому прогону на гору и отмахал по большой дороге с милю до опушки леса. В мутной июльский дымке низкий месяц, поднявшийся за оврагами, излучал холодный свет, который рассеивался по верхушкам кустарников и высокой траве. Спелые хлеба тускло и сумрачно белели впереди. К северу месячное сияние угасало из-за надвигавшейся тучи. Мягкий ветер, дувший со всех сторон, иногда усиливался, порывисто бежал по траве и хлебам, которые сухо и тревожно шелестели. Туча казалась неподвижной, но часто подергивалась золотым и быстрым блеском молний. От ветра волосы падали на лицо капитана, путались, мешая ему всматриваться в ночь. Молнии одна за другой ослепляли, загораясь все ярче и ярче. Потом грянул гром и полил дождь.
Наспех поставленные парусиновые палатки превратили местность в подобие боевого лагеря. Под парусиной волонтеры начали разжигать костры, наполнив стоянку светом и теплом.
К рассвету дождь закончился и из-за тучки робко начал выглядывать дымчатый диск солнца. Песни жаворонков наполнили пространство. Повеяло прелью от хлебов. Капитан проснулся и вылез из палатки. На траве, подложив под себя седло, восседал Длинное Крыло, заваривая у костра кофе.
– Ты что, не спал? – спросил капитан, – присев напротив индейца.
– Мне мой скальп дорог, – ответил тускарора. – Глупые белые люди идут на войну и спят в дозоре. Разве это воины? – и Длинное Крыло указал на спящих в обнимку с фузеями часовых.
– На, вот возьми, – сказал небрежно капитан, – медаль мира «глупого белого человека», добавь к своим побрякушкам на шее. Тебе в самый раз будет. Можно сказать к лицу.
Потом капитан подошел к одному из часовых и небрежно пнул того ногой. Бедняга с спросонья подхватился и сразу же получил удар в челюсть. Капитан, ничего не объясняя, направился к другому спящему часовому, достал из-за пояса свой нож, сдернул с него шапку, схватив за волосы, и имитировал снятие скальпа. Ничего не ожидавший молодой парень перепугался и растерянно закричал, вызвав смех у наблюдавших.
– Так могло быть с каждым из нас по вине этих вот слабаков, если бы здесь оказались чероки, – грозно заявил капитан.
– Простите, капитан, – в два голоса залепетали горе-часовые. – Сон сморил. Вымотались за день.
– Мне плевать! – отрезал Кроусби. – Вы сами вызвались идти. Джентльмены, если кто-то еще не понял, это не прогулка. Здесь жизнь каждого зависит от каждого. Всем привести себя в порядок! Выступаем! Ружья в боевую готовность! Штыки примкнуть обязательно. Пешее охранение по флангам. Скауты вперед! – командовал капитан, садясь в седло.
– Я дам знать, – сказал Длинное Крыло, отправляясь со скаутами. – Держитесь так, чтобы солнце было у вас за спиной, никуда не сворачивайте, – пояснил тускарора, пришпоривая лошадь.
– Понял тебя, дружище, удачи, – бросил капитан вдогонку индейцу, и отряд колонной по двое двинулся на юг.
К концу дня отряд почти добрался до поселения чероки. Нанятые Кроусби разведчики из числа тех же мачапунга на пути следования подали сигнал к остановке.
Капитан, сидя верхом на вороном мерине, поднял вверх правую руку, и колонна остановилась.
Через некоторое время из кустов появился Длинное Крыло и направился к капитану.
– За холмом у скалистого обрыва четверо всадников чикамауга (чероки), – пояснил тускарора. – У них ружья и добрые кони. На стволе ружья одного из них белая тряпка.
– Парламентеры? – вопросительно сказал капитан. – Рассредоточиться. Рота «А» на правый фланг, рота «В» на левый. Остальным разбить лагерь. Томсон, возьмите своих людей и прочешите лес на мили полторы с обоих флангов. Реске, ты со своими людьми – на милю в авангард.
– С ними Тянущий Каноэ, – добавил Длинное Крыло.
– Ого, какая честь, – ерничал капитан. – Будем ждать.
В лучах вечернего солнца с холма спустились четверо всадников, остановившись в ярдах ста от лагеря. Кроусби, Длинное Крыло и пятеро солдат рысью направились в сторону парламентеров.
– Я капитан Кроусби, провинция Северная Каролина, командир отряда волонтеров.
– Куи Канакиа, – сказал один из воинов чероки, указывая на всадника в центре остальных.
– Его зовут Тянущий Каноэ, – перевел тускарора.
– Приветствую тебя, Куи Канакиа, – сказал почтительно капитан.
– Зачем бледнолицые пришли на мою землю? – через толмача говорил вождь чероки.
– Это наша земля, вы продали ее нам десять зим тому назад. Или ты забыл? – уверенно произнес капитан.
– Да, мы продали вам много прекрасной земли, но боюсь, что у вас будут проблемы, если вы попытаетесь жить на ней, – также уверенно заявил Тянущий Каноэ.
– Ты угрожаешь нам, вождь?
– Я хочу, чтобы твои солдаты покинули территорию чикамауга и впредь без моего разрешения здесь не появлялись.
– Твои воины убивают наших жен и детей, режут скот, жгут хлеб. Мы не можем смотреть на бесчинства чероки. Вы не захотели закопать топор войны. Ну что же, мы готовы к битве.
– Куи Канакиа не желает войны с белыми, – продолжал вождь. – Чикамауга не станут более нападать на селения белых, если белые не будут селиться на их землях к западу и югу.
– Почему я должен верить твоим словам вождь? – настойчиво парировал капитан.
– Приходи завтра на рассвете в мое селение с миром, без солдат, я выдам тебе убийц ваших жен.
– Я приду, но если ты вздумаешь меня обмануть, клянусь всеми святыми, твой народ пожалеет, – согласился капитан.
– Куи Каникиа сдержит слово, – сказал чероки и развернул лошадь.
Свита Тянущего Каноэ последовала за своим лидером. Прошло немного времени, и чероки скрылись за холмом.
Всю ночь Кроусби пребывал в раздумье, правильно ли он поступает, идя на мировую с чероки. Многие командиры косо поглядывали на него, а другие в открытую презирали за проявленное малодушие.
Едва взошло солнце, как капитан, его друг тускарора и четверо добровольцев были уже в седлах, галопом мчась в селение вождя Тянущего Каноэ.
Остановившись на вершине косогора, перед взором всадников раскинулось селение чикамауга из нескольких сотен бревенчатых изб, почти по крышу уходящих в землю. Из отверстий крытых древесной корой крыш струились столбики дымы. Возле изб привычно суетились женщины, лаяли собаки, бегали, хрюкая, свиньи. Индейская деревня жила обычной жизнью. От увиденной панорамы исходили умиротворение и покой, который капитану не хотелось нарушать своим вторжением.
– За нами наблюдают, – молвил тускарора.
– Где? Кто? – не находя источник, спросил капитан.
Через секунду за спиной у всадников появились несколько вооруженных ружьями воинов чикамауга, которые взяли у гостей лошадей и препроводили пришельцев к дому Тянущего Каноэ.
Гостям предложили похлебку из свинины и бобов. После Тянущий Каноэ повел Кроусби и его людей в дом Советов – большую, круглой формы избу, крытую дубовой дранкой, где собрались знатные вожди, старейшины и авторитетные воины чикамауга. По кругу вожди запусти раскуренную трубку. Более двух часов курили молча. После встал Тянущий Каноэ и толкнул речь о необходимости соблюдения мира между индейцами и белыми на условиях, естественно, индейцев. Его поддержал военный лидер чикамауга Черепаха В Панцире, заявляя о том, что готов зарыть топор войны в том случае, если белые оставят свои жилища и уйдут на восток к Большой Воде. Ретивый вождь Двухголовый настаивал на кровной мести до тех пор, пока не истребит племя бледнолицых вообще.
Выслушав вождей чикамауга, слово взял Кроусби.
– Я не уполномочен говорить о том, чего не могу сделать для вас. А это – остановить поток переселенцев на запад и юг, через землю чероки, – спокойно начал он. – Единственное, что я могу, – это остановить кровопролитие. Если вы дадите мне гарантии безопасности наших поселений, то я в свою очередь повлияю на то, чтобы военные отряды фермеров, жаждущих расправы с вами, более не появлялись в ваших землях. Теперь, вождь, – обратился капитан к Тянущему Каноэ, – исполни свое обещание, выдай тех, кто участвовал в налете на поселок.
Тянущий Каноэ предложил всем выйти из дома Советов. Несколько воинов открыли деревянную решетку в выкопанной рядом яме, спустив туда лестницу. Из ямы достали полуобнаженных, связанных индейцев, явно не принадлежавших к чикамауга. Несчастных у всех на виду поставили на колени.
Тянущий Каноэ движением головы подал знак и к «виновникам» направился Двухголовый с заряженными в обеих руках пистолетами. Со змеиной улыбкой на лице, хладнокровно этот чероки посмотрел на капитана, перевел взгляд на жертв, а потом произвел два выстрела, превратив их головы в кровавое месиво.
Подняв вверх руки, Двухголовый издал военный клич, и соплеменники неистово поддержали его. Шагнув к капитану, он остановился и испепеляющим взглядом начал буравить его. Большим пальцем руки он резко провел чуть выше своего лба, после чего бросил руку вниз, указывая на казненных, лежавших в луже крови.
Кроусби сжал губы и потянулся к пистолету за поясом. Длинное Крыло, заметив телодвижение капитана, медленно наложил руку на его предплечье, предостерегая того от необдуманного действия.
– Ты удовлетворен, бледнолицый? – спросил Тянущий Каноэ. – Куи Канакиа сдержал слово. Теперь уводи солдат с нашей земли.
Кроусби не был бы Кроусби, если бы не разгадал коварства вождей чероки и смалодушничал перед кровавым зрелищем.
– Я тебя предупреждал, Куи Канакиа, – сдержанно говорил капитан. – Не вздумай обмануть меня. Я не знаю, кого ты сейчас казнил, но явно не тех, кто нападал на наш поселок. Сейчас вы можете убить меня и моих людей, но до полудня от вашего селения мои солдаты не оставят и следа. Если я не вернусь, они превратят его в пепел. В твоих руках сейчас жизни многих. Мои условия: я сейчас заберу с собой всех вождей и уйду с ними. Вожди будут находиться под арестом в форту Принц Джордж до того, пока вы не сложите оружие и мы не заключим мир. Если ты сейчас отказываешься, то мы уничтожим все ваши селения к югу и западу. Решай, – капитан вонзил нож в землю и носком сапога показал точку пересечения тени от ножа с маленьким камушком.
Вожди удалились в избу Совета и вернулись к назначенному капитаном времени.
– Мы согласны, – молвил Тянущий Каноэ.
Отряд Кроусби повернул обратно к утру следующего дня. С отрядом в заложниках ушло двадцать девять человек знатных чероки, которых Кроусби через неделю доставил в форт Принц Джонс в Северной Каролине. Вождей взяли под стражу. Кроусби, довольный собою, с отрядом возвращался домой.
Пленение вождей привело чероки в бешенство. Тянущий Каноэ не смог удержать агрессию и недовольство соплеменников. Отряды Двухголового и Черепахи В Панцире начали серию набегов на поселения колонистов, разоряя их жителей. Чикамауга контролировали все дороги и тропы, ведущие в западные провинции, совершая нападения на караваны переселенцев и торговые обозы. Война с чероки разразилась с новой силой и быстро превзошла заявленные капитаном Кроусби на племенном Совете возможности. Поселенцы в окрестных поселениях были перерезаны, а их дома сожжены дотла.