Как мы уже видели, христианские заповеди любить ближнего и даже врагов имеют солидное рациональное, богословское и сущностное обоснование. Эти предписания следует выполнять для собственного и общего блага. Практика нашей жизни, однако, такова, что у среднестатистического человека они если и не вызывают активного отторжения, то нарушаются повсеместно и на каждом шагу, поскольку не согласуются с исходно эгоистической позицией восприятия реальности. Осложняет ситуацию вопрос о сочетаемости любви к врагам с военными действиями – то есть с вооруженной борьбой государств или групп внутри государства, предполагающей неизбежные убийства себе подобных. Здесь уже не помогают уточнения того, что в заповедях говорится только о наших личных врагах и об иерархичности любви. Тем самым вроде бы ставится под сомнение правомочность самих заповедей, включая ветхозаветное «не убей». Посмотрим, так ли это.
Идеи всеобщей любви и непротивления злу высказывались и до Иисуса, еще до н.э. – в Буддизме и китайском Моизме, призывавшем решать возникающие конфликты исключительно мирными средствами. Иисус же подвел под эти взгляды теологическую основу, тем самым превратив их в мощное средство контроля над обществом. Новая религия оказалась весьма удобной для церковников и властей. Ведь гораздо легче управлять людьми смиренными, сострадательными, кроткими и терпимыми. В итоге концепция Вселенской любви, которую проповедовал сам Иисус, была вывернута наизнанку и использована для обоснования «нужных» теорий.
Иисус не был абсолютным пацифистом, Он принимал местами пропитанный ненавистью Ветхий Завет: «Не думайте, что Я пришёл нарушить закон или пророков; не нарушить пришёл Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам : доколе не прейдёт небо и земля, ни одна нота или ни одна черта не прейдёт из закона, пока не исполнится всё» (Мф. 5: 17-18). Да и нелепо отрицать то, что было повсеместной нормой тогдашней реальности, и подменять её саму соответствующей нравственной оценкой. Человеческая жизнь ничего не стоила, а силовой способ решения проблем, жестокость и даже зверства воспринимались людьми как обыденность. Иисус не отвергал в принципе возможность войны и вынужденного убийства в качестве ответной меры, когда нет другого способа (рискуя собой) защитить от гибели своих близких, друзей, Отечество: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15: 13). Но Он не был и сторонником бездумного применения силы по любому поводу: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф. 5: 9). Призыв решать все межгосударственные конфликты и ссоры мирным путем толкуется однозначно как принципиальное осуждение войн вообще.
Войны - это попросту свидетельство несовершенства человечества на данной стадии его развития. Ведь они возникают и ведутся от доминирования в людях агрессивности, злобы, эгоизма, жадности, зависти, тщеславия, ненависти к другим, от пренебрежения их правами, интересами и потребностями в угоду своим, от ощущения своей исключительности, хотя для Него все люди и народы равны. На войне «человеческие» законы и нормы негласно отменяются, они перестают действовать. Война - это путь скотства, где низость возведена в ранг добродетели. Здесь ценятся беспощадность, подлость, хитрость, лживость - худшие качества человека. Преобладает звериное желание выжить, а враги вообще не признаются за людей. Их можно убивать безнаказанно и даже получать за это награды. Это не имеет ничего общего с проповедью любви и всеобщего братства.
Любая война – в сущности, большое зло и мерзость. Ведь мотив убийства не отменяет его суть. Поэтому постепенно обществом была разработана теория так называемой «справедливой» войны, накладывающая на войну ряд ограничений и признающая ее нежелательным, но вынужденным средством для восстановления попранной справедливости. По этой теории, в частности, война должна вестись без нагнетания злобы и только с благородными целями – ее можно оправдать лишь стремлением восстановить мир и порядок. При этом войну можно начинать после того как исчерпаны все мирные средства урегулирования конфликта и при условии, что возможные людские и материальные потери будут соответствовать целям войны.
Вроде бы всё более или менее «гуманизировано». Но при этом упускается из виду склонность людей и правительств к двойной морали (когда в своем глазу бревна не видят), а также субъективизм в оценках самой справедливости, порядка и благородства целей, которые каждая из сторон понимает по-своему. В итоге перехлесты и перекосы возникают повсеместно.
А ведь в основу этой теории положены слова Иисуса: «все, взявшие меч, мечем погибнут» (Мф. 26: 52). Здесь налицо полное игнорирование контекста и произвольность интерпретации. Во-первых, Иисус вовсе не был противником активной самозащиты: «Тогда Он сказал им: но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч» (Лк 22: 36). Кроме того, подразумевается лишь то, что нельзя «брать меч» первым, то есть первым нападать с оружием. Речь идёт не об абсолютном запрете убивать, а лишь о том, что взявшего меч самого могут убить. Цитируемая фраза была произнесена в ответ на попытку Петра защитить Христа от множества вооруженных мечами и кольями людей, пришедших в Гефсимании Его арестовать. Петр, движимый благим порывом, ударил мечом раба первосвященника. Далее читаем: «Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечем погибнут; Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так должно быть?» (Мф. 26: 52-54). То же у Ин. (18: 11): «Но Иисус сказал Петру: вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?». То есть суть и подоплека происходящего извращены. Иисус не только говорил здесь о возвращении кармы (как поступишь ты, так обойдутся и с тобой), но в данной ситуации фактически уберег Петра от неминуемой гибели. Сам же Он в защите не нуждался – мог элементарно исчезнуть из виду, как уже неоднократно делал, или призвать на помощь могущественные Высшие силы. Более того, действия Петра попросту нарушали промысел Божий, планы Иисуса, в которые входила именно предсказанная Библией мученическая смерть с последующим воскресением, чтобы люди действительно уверовали в Его учение. Главное, чтобы «сбылись Писания».
Другая теория, базирующаяся на словах Иисуса, это концепция «Крестового похода», священной войны. Вот этот отрывок: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч; Ибо Я пришел разделить человека с отцем его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; И кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее.» (Мф. 10: 34-39). Еще конкретней: «если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери и жены и детей, и братьев и сестер, тот не может быть моим учеником;» (Лк. 14-26). «Возненавидеть» здесь означает отвратиться от мирских привязанностей, освободиться от них, сделать решительный выбор в пользу любви к Богу (в данном случае к Иисусу, который должен стать для претендентов в Его ученики дороже всего земного). Иначе не стоит и пытаться стать его учениками, которым предстоят впереди тяжелейшие испытания. О буквальной ненависти в нашем привычном понимании речи не идет. Церковники же восприняли и поняли «меч» буквально – как призыв к религиозным войнам. В итоге за чистоту веры «с одобрения Иисуса» мир был залит кровью христиан и мусульман, с переменным успехом долгое время во взаимной резне истреблявших друг друга. Христиане же не брезговали испачкаться в крови и собратьев по вере, заполыхали также костры инквизиции.
Иисус же имел в виду болезненный процесс становления и утверждения новой веры и противодействие ей. Он принес на землю слово благочестия, веры – меч, разделяющий людей даже внутри семей, отсекающий их от домашних и родственников, когда они не принимают их веру и противятся ей. Он подразумевал, что люди долгое время будут находиться в состоянии духовной войны за свою душу и души других людей. Оружие такой войны, этот меч – «обращающее» слово Бога (Лк. 22: 36), обличение лжи и подтверждение истины. «И шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть слово Божие» (Еф.6: 17); «И еще раз пришел Князь Мира… И он одет в белое, меч его - правда, щит его - вера, шлем его - невинность, дыхание его - любовь, пароль его - мир. Но это не мирская война, не война человека с человеком, это война праведности против зла. И любовь - полководец, любовь - воин, любовь - доспехи, любовь - все, и любовь победит» (Лв. 76: 19, 20. 22). Точно так же, Верный и Истинный, сидящий на белом коне, Который праведно судит и воинствует, в Откровении Иоанна Богослова носить имя Слово Божие. «Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы…» (Откр. 19: 11,13,15). Поражать словом, то есть выбирать то или иное «решение» их судьбы.
Таким образом, заповеди «не убей» и о любви к врагам отнюдь не противоречат возможности проведения войн (то есть по сути массовых убийств в особых ситуациях), оказываясь здесь как бы и ни при чем, поскольку относятся к обычной повседневной жизни. Это правила, нравственные нормы, регулирующие общение христиан внутри своего круга. Причем даже они не соблюдаются неукоснительно: достаточно вспомнить времена, когда, скажем, во Франции католики с чистой совестью убивали гугенотов (за их веру), а в России православные делали то же самое со старообрядцами. Всё в нашем мире относительно и условно. Заповеди также имеют свою область, сферу и обстоятельства применения, за пределами которых они модифицируются или вовсе утрачивают свою силу. Даже строгие законы природы имеют ряд ограничений и действуют лишь при соблюдении определенных предпосылок. Истина всегда конкретна, отражая некие фиксированные, достаточно строгие позиции. А поскольку заповеди (как идеал, к которому следует стремиться) не абсолютны, они допускают и возможность своего нарушения, что и происходит в реальности.
Как и всякий живой человек, их порой нарушал даже сам Иисус. В частности, не подставил вторую щеку, когда «…один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику? Иисус отвечал ему: Если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?» (Ин. 18: 22,23). Говорил даже, что противиться злу можно: «Вы знаете, что, если бы ведал хозяин дома, в который час придет вор, то бодрствовал бы и не допустил бы подкопать дом свой:» (Лк. 12:39). Учил соблюдать закон, но в притче о неверном управителе толкал людей на нечестные поступки: «приобретайте себе друзей богатством неправедным» (Лк. 16: 9).
Точно так же, проповедь непротивления и любви к врагам не мешала Ему резко осуждать людей, не принимавших это учение: «Змии, порождения ехиднины! как убежите вы от осуждения в геенну?» (Мф 23: 33). Или угрожать: « если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Мф 12: 32). «идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготовленный диаволу и ангелам его» (Мф. 25: 41). Перед въездом в Иерусалим Иисус сказал: «Врагов же моих тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною» (Лк.19: 27). В Иерусалиме же Он, «вошед в храм, начал выгонять продающих и покупающих в храме; и столы меновщиков и скамьи продающих голубей опрокинул; И не позволял, чтобы кто пронес через храм какую-либо вещь» (Мк. 11: 15-16). И тому подобное.
Конечно, для древних иудеев, погрязших во зле, Его проповеди были недостижимым духовным идеалом, громадным шагом вперед – к «очеловечиванию» людей. В том числе и в отношении к войне. Ведь в Ветхом Завете сам Бог то и дело просто приказывал израильтянам начинать войны против других народов (1 Царств 15: 3), (Иисуса Навина 4: 13), жестоко мстить им и уничтожать. Предписывал смерть за многие преступления (Исход 21: 12, 15; 22: 19), (Левит 20:11). Какие люди, такие и законы, регулирующие их жизнь. Бог же неизменен. «Время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру» (Еккл. 3: 8).
В мире, где «нет праведного ни одного» и «все совратились с пути, до одного не годны: нет делающего добро, нет ни одного» (Рм. 3: 10, 12), войны неизбежны. «Земля не иначе очищается от пролитой крови, как кровию пролившего ее» (Числ. 35: 33). Более менее объективную оценку ведущейся войны как подвига или как обычного разбоя дает лишь анализ нравственного состояния воюющих. «Не радуйся смерти человека, хотя бы он был самый враждебный тебе: помни, что все мы умрем». (Сир. 8: 8).
В Ветхом Завете мир представляется состоянием, завершающим историю человечества и связанным с откровением Мессии, имя Которого - Князь мира (Ис. 9: 6). «Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море» (Ис. 11: 6-9). Война исчезнет с лица Земли: «И перекуют мечи свои на орала, и копья свои - на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать» (Ис. 2: 4). Уже тысячелетия из-за амбиций правителей людей учат убивать других, точно таких же людей, лишь за то, что они воспринимают и оценивают мир иначе. Поэтому апостол Павел мог лишь увещевать нас: «Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми» (Рм. 12: 18). Но куда там. История человечества - это по существу история непрерывных войн, то есть массовых убийств себе подобных. Отношение же христианской церкви к убийствам на войне (помимо её непосредственной причастности к религиозным конфликтам) красноречиво и недвусмысленно высвечивается, скажем, фактом вековой комплектации войск людьми поголовно верующими, а в наше время - должностями армейских капелланов и причислением ряда полководцев (профессиональных убийц) к лику святых. В РПЦ около 20 лет существует даже специальный Военный Отдел, занимающийся вопросами взаимодействия с армейскими структурами.
Пророк Исаия говорил: «И делом правды будет мир, и плодом правосудия - спокойствие и безопасность вовеки». (Ис. 32: 17). Всё так. Вот только правда эта никак не дойдет до людей, и вследствие их порочной, эгоистичной природы войны в той или иной форме, видимо, будут продолжаться до превращения сообщества людей в единый живой организм - в гармоничное, внутреннее, духовное объединение индивидуальностей, лишенное конфликтов интересов. То есть фактически до исчезновения государств, до второго пришествия Христа на землю. Когда это произойдет, неясно, поскольку в прогнозах ошибся даже сам Иисус, полагавший, что это случится еще при жизни Его учеников: «не успеете обойти городов Израилевых, как придет Сын Человеческий» (Мф. 10: 23). «есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем» (Мф. 16: 28); «не прейдет род сей, как всё сие будет» (Мф. 24: 34). То же и у Павла: "Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока..." (1Кор. 15: 51, 52), (1Фес. 4: 16, 17).
Второе пришествие Иисуса само выглядит жестоким Судом над народами и отдельными людьми. «Он был облечен в одежду, обагренную кровью. Имя Ему: Слово Божие. И воинства небесные следовали за Ним на конях белых, облеченные в виссон белый и чистый. Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы. Он пасет их жезлом железным; Он топчет точило вина Его ярости и гнева Бога Вседержителя. На одежде и на бедре Его написано имя: Царь царей и Господь господствующих. И увидел я одного Ангела, стоящего на солнце; и он воскликнул громким голосом, говоря всем птицам, летающим посредине неба: летите, собирайтесь на великую вечерю Божию, чтобы пожирать трупы царей, трупы сильных, трупы тысяченачальников, трупы коней и сидящих на них, трупы всех свободных и рабов, и малых и великих». Откр. (13-18).
После Страшного Суда верных Богу праведников ждет счастливая вечная жизнь без войн. А «кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное». (Откр. 20: 15). «Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов – участь в озере, горящем огнем и серою; это – смерть вторая». ( Откр. 21: 8). Каждый может прикинуть для себя, что ему причитается «по делам его» - "получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое" (2Кор. 5: 10). Картина выходит мрачноватой. Утешает то, что это лишь богословская версия хода событий. Да и планируются они, видимо, еще очень не скоро. Кроме того, зададимся вопросом, а кто же нам мешает быть людьми? Только мы сами.