Дерево в степи

Из книги "облака плывут...", 2001

Находясь в очередной командировке по Атырауской области вместе с куратором из Аппарата Правительства, ранним сентябрьским утром 1998 года на джипе «Nissan-Torreno» мы выехали из райцентра Миялы в сторону небольшого сельского населенного пункта Джангильдино.
Съезжая на степную, грунтованную и обкатанную годами дорогу я вдруг то ли увидел, то ли почувствовал, что прямо навстречу откуда-то взялся новенький, но старой модификации ГАЗ-69, который почему-то несся, будто на ухабах и колдобинах, которых здесь абсолютно не было!..
Буквально через секунду оглянувшись назад и посмотрев по сторонам, я уже никакой машины не видел. С удивлением взглянул на своих попутчиков – от них не исходило абсолютно никакой реакции, они лишь молча, угрюмо и отрешенно смотрели вперед, каждый, видимо, думая о чем-то своем…   

ДЕРЕВО  В  СТЕПИ…

…Ранним сентябрьским утром 1976 года, проснувшись с флюсом и ноющей зубной болью, я, вместе с преподавателем, руководителем нашей студенческой сельхоз практики в совхозе имени Джангильдина и с директором этого совхоза в новеньком его директорском «газике» помчались по степи в районный центр - село Миялы.
Они – для того, чтобы вылететь на «АН-2» в областной центр город Гурьев, ныне именуемый Атырау, а я – чтобы вырвать в райцентре этот уже изрядно замучивший меня зуб.
И тут, сидя рядом с ним на заднем сиденье, я вдруг неожиданно вздрогнул – в какое-то мгновенье я как будто бы увидел, что навстречу словно из воздуха выскочило что-то похожее на автомобиль пришельцев, который тут же пропал!..
Озадаченно и удивленно взглянул на своих попутчиков, но они лишь  глядели вперед по движению, видимо, каждый думая о чем-то своем. И я, тяжело вздохнув, потерев свою раздутую щеку подумал – действительно, чего только не померещится после стольких бессонных ночей в этой непроглядной глуши…

Вскоре, после тряски по бездорожью, мы прибыли в пункт назначения и я, переживая по поводу предстоящей акции по удалению зуба тут же позабыл об этом странном эпизоде, якобы виденном в дороге. Попрощавшись со своими попутчиками у сельской поликлиники, я вошел в это тщательно отбеленное барачного типа одноэтажное саманное помещение. 
Время было раннее и в узком коридорчике никого не было, и я в ожидании врачей присел на длинную деревянную лавку у стены.
Наконец, входная дверь с улицы с грохотом распахнулась и на пороге появилась женщина в белом халате, которая лишь мельком взглянув на меня, командным голосом на казахском языке сообщила, что доктор сегодня работает один и придет попозже. Затем, еще раз взглянув на меня, с осторожностью поправив булавку на халате раскрыла верхнюю часть своего платья, на которой висела новенькая медаль «Мать-Героиня». Я тоже на казахском поприветствовал ее, при этом обратив внимание на впервые виденную мной эту награду. После этого, первоначальный несколько настороженно-придирчивый ее взгляд в мою сторону сменился, став добрым и сочувствующим…

…Время тянулось медленно. Посетители поликлиники, прекрасно знавшие друг друга не спеша заполняли этот душный и длинный, как тоннель и без окон коридор.
И вот, оживление в коридоре и возгласы с улицы подтвердили – пришел наш долгожданный спаситель. Однако, внешний вид местного врачевателя не мог внушать доверия – он был однозначно помятым и уставшим, каким обычно бывает человек после длительного ночного дастархана. И наш врач, как бы в подтверждение моих мыслей, с тоской взглянув на нашу жидкую и разнообразную очередь, мгновенно исчез за дверью, однако, при этом успев брякнуть напряженно застывшей нашей группе о запрете входить в кабинет, и – пропал...

Вновь продолжилось наше тягостное ожидание.
Время шло, и всеобщее ожидание достаточно терпеливой и воспитанной публики уже однозначно начинало приобретать нервозность, и по просьбе-требованию толпы инициативу на себя взяла наша Мать-Героиня, уверенно исчезнувшая за дверью кабинета. Зуб заныл с новой силой.
После некоторой паузы появившись в дверях, медсестра, завхоз и техничка в единственном лице, т.е. «три в одном», торжественно сообщила, что доктор – специалист лишь по ухо-горло-носу, а потому вначале примет «своих» больных.
Таковых оказалось немного, и он быстро «раскидав» их, вскоре пригласил и меня в этот долгожданный для меня кабинет. 
Безразлично осмотрев мой зуб, он на чистейшем русском языке сказал, что он не зубной врач, рисковать не будет, а потому для начала посоветовал мне пойти подкрепиться, т.е. покушать, а то, мол, «потеряешь сознание». На мой удивленный по этому поводу вопрос он тут же ответил, что в противном случае удалять зуб не будет, потому как мой тощий и осунувшийся в этих песках вид видимо тоже не внушал ему особого доверия.
А внешний вид мой по нынешним временам действительно не мог внушать доверия, и тем более в общественных местах – длинные, почти до плеч волосы, под рубашкой морская тельняшка, протертые джинсы. Однако, в те годы это был действительно нормальный вид любого студента, тем более проходящего летнюю сельхоз практику на селе и никаких вопросов по этому поводу в мой адрес ни от кого и ни у кого не возникало – мир доверял и принимал меня таким, каким я был… 
И теперь, оказавшись на пыльной сельской улице, я поплелся на поиски столовой, по ходу запоминая обратный путь к поликлинике.
В Миялах я был впервые, все население было коренное и говорило только на казахском, но для меня это не было проблемой – детство мое прошло только на татарском, а это два родственных языка. И потому, будучи уже в Джангильдино, когда возникли проблемы с изготовлением кирпичей, я был едва ли не единственным в нашей русскоговорящей группе, кто мог свободно общаться с местными аксакалами для того, чтобы выяснить пропорции для закаливания этих глиняных кирпичей вперемешку с саманом, никак не желавшими засыхать, не трескаясь…

Найдя столовую и войдя туда, я неожиданно для себя вновь там увидел своих попутчиков по автомобилю – преподавателя и директора совхоза, которые в ожидании самолета довольно-таки «плотно обедали». Увидев меня, они тут же пригласили к своему столику, при этом с удивлением расспросив, чем же это я занимался здесь почти полдня, так и не удалив свой больной зуб...
Присоединившись к застолью, и кое-как закончив борьбу с зубной болью, общепитовской едой и алюминиевой ложкой, вторично в течение дня попрощавшись со своими добропорядочными попутчиками, несмотря на мой достаточно юный возраст относившимися ко мне с уважением и как к равному, я вновь побрел в поликлинику.
На этот раз все произошло довольно-таки быстро – доктор уже в одиночестве ожидавший меня, сразу же сделал обезболивающий укол многоразовым шприцем, затем решительно и уверенно вырвал этот злополучный зуб, ставший в итоге вторым коренным зубом, удаленным в моей жизни. И это обстоятельство я с грустью отметил про себя, потому как это говорило о том, что несмотря на свои 18 лет в дальнейшем я буду только терять – зубы, волосы и т.д., т.е., к сожалению буду двигаться уже только в обратном направлении, а не наоборот. Это я четко запомнил, вплоть до сего дня…

Опять оказавшись на улице, я теперь пошел уже на поиски автостоянки или попутной машины с тем, чтобы до конца дня добраться обратно в Джангильдино, к своей группе. Узнав у прохожих, что до отъезда автобуса в сторону аула есть в резерве еще целых два часа, я, все еще переживая боль не спеша поплелся к дому, где должен был жить водитель того автобуса.
Вскоре мой поиск увенчался успехом – пустой, но закрытый автобус марки «Кубань» стоял возле саманного домика. На календаре была середина сентября, но до сих пор стоявшая жара и пекло совсем разморили меня – словно в полусне, уставший, я, в ожидании водителя уселся на бревно напротив его дома.
Время тянулось не просто бесконечно, а невыносимо бесконечно, и порой казалось, что придется ждать его вечно…

И вот, около пяти часов пополудни, т.е. в контрольное и обозначенное прохожими время, откуда-то вдруг словно из-под земли неожиданно возникла возбужденная группа сельхозрабочих, по всей видимости одна бригада – мужчин и женщин, которые с шумом набросились на автобус, моментально открыв его двери и быстро рассевшись в нем. После этого один из парней с решительным видом побежал и буквально ворвался в дом водителя автобуса.
Поздоровавшись, я тоже прошел в автобус и расположился в первом ряду сразу за сиденьем водителя. Выразив сочувствие по поводу удаленного зуба, мои попутчики в дальнейшем не обращали на меня никакого внимания - я был для них здесь постольку, поскольку оказался с ними в одном автобусе.
Зуба не было, но боль была почему-то такой же, как и до удаления.
Закрыв глаза и более-менее удобно устроившись в сиденье, я стал слушать, как мои новые попутчики обсуждали итоги своего трудового дня.
Они же, обсуждая уже различные житейские проблемы, достали из своих узлов огромный арбуз, тут же разрезав его и поделив между всеми, находящимися в автобусе, включая и меня.
Арбуз закончился, однако ни водителя, ни того парня все еще не было.
Оживленные и возмущенные попутчики отправили в дом следующего своего представителя.
Слушая их реплики, по всему чувствовалось, что начинается Действо, после трудного дня доставлявшее удовольствие всем его действующим лицам и исполнителям, в том числе и мне, единственному зрителю, несмотря на ноющую боль в щеке…
И вот, наконец к нашей всеобщей радости одновременно из дома вышли все трое, причем двое первых были уже в изрядно подпитом состоянии. Ругаясь и отмахиваясь, эти двое – водитель и первый гонец с трудом влезли в салон нашей захудалой «Кубани». Приведший их со смехом начал рассказывать нам о том, с каким трудом выволок он их из застолья.
Пока он это рассказывал, мы, с подпитым нашим водителем тронулись в путь. При этом оплату за проезд с меня никто не только не собирался брать, но этого ни у кого даже и в мыслях не было.
Но тронулись мы в путь, как оказалось по Миялам, в поиске еще кого-то, кто приехал утром с ними и сейчас должен был вместе с нами и уехать.
И в итоге мы еще битый час колесили по пыльным улицам этого районного центра, дразня собак и пугая кошек, от одного дома к другому ведя этот бесполезный поиск – их утренний попутчик исчез в неизвестном направлении, его почему-то нигде не оказывалось по называемым нам адресам.
Мы с грохотом, при постоянном сопровождении лающих собак подъезжали к очередному дому, из открытых окон автобуса кричали имя нужного нам человека, получив ответ о предполагаемом месте его пребывания круто разворачивались и неслись в новом, часто уже в обратном направлении.
За время нашего бестолкового мотания по селу старенький автобус от солнцепека и работающего мотора капитально нагрелся - в салоне было уже настоящее пекло.
Нашего водителя тоже разморило, и он теперь сидел словно "заведенный", молча и тупо уставившись в лобовое стекло, мертвой хваткой вцепившись за руль. Из-за этого его состояния по всем кочкам и колдобинам села мы неслись на приличной скорости, отбивая себе почки и постоянно ударяясь обо что-нибудь…
Вскоре, когда мы уже по второму кругу подъехали к одному из домов, всем это вдруг резко надоело и в автобусе, только что объединенном единой благородной целью – поиском своего товарища, поднялся невообразимый шум и гвалт – возмущенная казахская речь вперемешку с русским матом. И во второй раз в течение этого дня, после своего удаленного зуба, я про себя отметил еще одно свое наблюдение - связующим звеном нерушимой дружбы братских народов являлась ненормативная лексика…

В этой разборке особенно бушевал собутыльник водителя. Однако и водитель оказался не лыком шит, неожиданно для всех продемонстрировав свой характер – вдруг резко врубив скорость и рванув, он к всеобщему удивлению вырулил прямо к своему дому, т.е. к самому началу нашего маршрута. Затем, медленно встав из-за руля и послав всех куда подальше, вывалился из автобуса и пошатываясь побрел в дом.
В автобусе на мгновенье установилась тишина, я взглянул на часы – на циферблате стрелка начала приближаться уже к семи часам, а мы все еще были на том же самом месте, откуда и должны были тронуться в путь почти два часа назад!..
После этой мгновенной паузы, видимо, до глубины души оскорбленные этой неожиданной выходкой, возмущенные пассажиры тут же с угрозами бросились вслед за водителем и с силой приволокли его обратно, с трудом усадив за руль.
Кто-то из женщин начал его стыдить, но водитель сидевший почти рядом со мной только ухмылялся и что-то невнятно бормотал себе под нос, даже не пытаясь завести двигатель машины.
Через некоторое время, когда уговоры уже не возымели своего действия, водитель получил давно обещанный ему первый тумак, и именно от того своего собутыльника. И тут же, прямо у руля началась небольшая потасовка, в которую было мгновенно вовлечено большинство мужской половины нашего авто.
В конце концов разборка каким-то образом завершилась, и наш автобус не спеша, но все-таки тронулся в Джангильдино.
Выехав из села, наша тряска продолжилась уже по степной дороге.
Мои попутчики, простой и добродушный сельский работный люд громко выражая эмоции, обсуждали сложившуюся ситуацию. И все уже вроде перешло в спокойное русло, как вдруг новый выпад агрессии в отношении водителя совершил опять тот же выпивший парень, и в автобусе моментально началась новая потасовка – резко затормозив, водитель, видимо ждавший этого момента, тут же врезал уже изрядно доставшему его хулигану.
Пассажиры, принявшись их разнимать теперь и сами разделились на две группы. Тем не менее, этот краткий мордобой завершился разбитой физиономией все того же водителя. И теперь, уже выражая ему сочувствие, большинство приняло неожиданное решение - в наказание, с силой усадив за руль «Кубани» пусть и пьяного, но уже зачинщика этой драки. Только после всех этих событий, наконец, мы вновь тронулись в путь, продолжив движение по нашему многострадальному маршруту…

Через некоторое время, по требованию уже опять единого и сплоченного нашего коллектива, утихомиренный наш новый водитель вырулил под мостик у речки Уил, съехав для стоянки прямо к реке.
И здесь, ровно на полпути к совхозу, среди кустарников джингила и сиринги, на фоне находящегося уже в закате солнечного диска никто уже ни куда не торопился. Уставшие и разморенные от дороги и солнца пассажиры вновь достали из узлов свои пожитки, разложив на газетах общий для всех дастархан и не спеша, угощая друг друга, молча стали ужинать.
Из-за боли и кровяной массы на месте удаленного зуба я не мог ничего есть, но из уважения к своим попутчикам принял приглашение, расположившись на ступеньках автобуса. Тем временем первый наш водитель спустился к реке, промыл свои кровоподтеки, затем вернувшись и усмехаясь чему-то, потерев свой фингал, уселся рядом со мной и тут же заснул.
Я терпеливо ждал, слушая диалоги уставших рабочих людей о житие-бытие в ауле, проблемах, иногда откликаясь на их реплики по поводу нашей сельхоз практики. 
Закончив трапезу, мои попутчики побродили у кустарника и реки, и только после этого мы вновь продолжили свое движение...

…Вскоре начало темнеть, и в автобусе, уставшем и измученном от всех этих событий и постоянной тряски, установилась тишина. Так и ехали мы ежеминутно подпрыгивая и трясясь на ухабах, со слабо светящимися фарами по грунтовой дороге в полумраке, неизвестно каким образом ориентируясь в степи, пока уже в темноте не въехали, наконец-то, в это самое Джангильдино, где меня ожидали обеспокоенные моим долгим отсутствием мои сокурсники…

Таким вот длинным и интересным на события выдался мне один день сентября 1976 года в самом отдаленном районе Гурьевской области, почему то запомнившийся во всех этих деталях и подробностях.

*  *  *

…В этом нашем ауле были две широченные улицы из саманных домов и домиков, одна библиотека, которую мы с интересом посещали всякий раз (когда она была открыта), так как здесь были довольно интересные и редкие исторические книги, которые невозможно было найти в городе. Был здесь и сельмаг, как и библиотека открывавшийся в неопределенное время, и где в продаже были лишь сигареты «Друг» и «Лайка», спички, портвейн, мука и сахар. Хлеба не было, потому как его пекли жители у себя дома и каждый только для своей семьи.
В каждом дворе был и свой колодец, который запирался на навесной амбарный замок, и просто так набрать питьевую воду в ауле было невозможно. Даже несмотря на то, что вода эта была с горьковато-солоноватым привкусом.
В отличие от всех других жилищных строений дом директора совхоза стоял в стороне и выделялся своей основательностью, и там днем и ночью постоянно находились какие-то работные люди, что-то там достраивавшие... 
Кроме нас в совхозе работали и так называемые «шабашники» – несколько чеченских семей, строивших здесь подсобные помещения и кошары для скота…
А мы, около двух десятков студентов второго и третьего курсов историко-филологического факультета Гурьевского пединститута здесь, в Джангильдино, в течение сентября месяца месили ногами глину, затем закладывали ее в специальную деревянную форму, делая таким образом кирпичи для нужд этого животноводческого совхоза то ли по 5, то ли по 10 копеек за штуку.
Разместили нас в недостроенном детском саду, где мы спали прямо на полу на матрацах, а днем, меся ногами глину слушали по транзисторному приемнику самый популярный хит того года песню «Вологда» «Песняров», который нещадно «гоняли» по «Маяку», в то время как в голове у меня «крутилась» совсем другая композиция - «Aie A`Mwana» группы «Black Blood», записанная на магнитофон с Радио Монте-Карло перед самым выездом на эту сельхозку…   
Понятно, что при таких расценках за кирпичи, нам было достаточно сложно рассчитаться даже за те продукты, получаемые авансом в совхозе, не говоря уже о каких-то заработках. И здесь, надо еще раз добрым словом вспомнить нашего руководителя практики, "снимавшего" все возникавшие в связи с этим вопросы и бывшего для нас не столько преподавателем, сколько ненавязчивым старшим товарищем…
Однако, несмотря на все эти наши старания и страдания, немногочисленные молодые жители села, в отличие от старшего поколения, не выражали особого восторга по поводу нашего пребывания здесь. В связи с чем и произошли между нами пара разборок, в разрешении которых и пригодилось и знакомство с отдельными пассажирами из той моей поездки, и шампура нашего препода…   
И еще. Там же, за аулом, в отдалении в степи одиноко стояло огромное, с широкими кронами высокое и могучее дерево, видимое издалека и к которому ходили мы всякий раз в свободное время, словно за советом – рассматривая его, стоя под ним, споря и рассуждая обо всем, что могло ждать нас впереди в нашей будущей взрослой и самостоятельной, но неведомой нам еще жизни…

Промчались годы.
И вот сегодня, уже более чем через два десятилетия, практически даже и не через целую жизнь, а через целую вечность, совершенно в другую политико-социально-экономическую эпоху проезжая за абсолютно не изменившимся этим аулом, я вдруг вновь увидел то Дерево, по-прежнему одиноко стоявшее в этой вольной степи, такое же красивое и сильное, но уже заметно повзрослевшее, видимое издалека и по-прежнему притягивающее и зовущее к себе, а не обратно…