25 Улица моя, из повести На золотом краю России
На золотом краю России,
За далью половецких веж -
Мой инкубатор самостийный
И родина моих надежд.
Ленина. Она такая же, как и её окраинные подруги. Вот они спускаются от железной дороги к Урупу и Кубани: III-го интернационала, Будённого, Ленина, Красноармейская, Октябрьская и Садовая. Их «сшивают» линии. Некоторые линии «сшивают» три, а то даже и две улицы ( 21, 17, 16, 14, 12 и др. ) Это – улочки-переулочки. А вот 18, 15, 13, 11, 9 линии – поперёк всей «нахаловки», как шов на фуфайке: от воротника до полЫ.
В 2010 году встречался со студентами в Армавире. Говорю им: «Я – с «нахаловки». Не все понимают. Стали уточнять. И те из студентов, кто и сейчас живёт на «нахаловке», обрадовались, как земляку: «Так вы на ЛИНИЯХ жили?!" Теперь так называют «нахаловку» моего детства.
На улице моей – хаты и дома. Но дома не в сегодняшнем понимании – особняки – а те же хаты по площади, но на фундаменте и с деревянными полами. И только у Лисковых, на углу 19 линии, да у Ланцовых, на углу 18 линии, домА были кирпичными под черепичной крышей. Остальные хаты крыты камышом и дранкой, а то и чёрт знает чем, как у ПУзинов. Единственное в нашем квартале жилище, крытое железом – у «прокурорши», рядом с Мацепурой. Почему – «прокурорша»? А хтО зна, как говорят у нас на Кубани. Не знаю. «Прокурорша» - и всё. У простых людей не может быть железной крыши. У простых людей – камыш.
А его за Кубанью – полно. Заготавливали его серпами, вязали в снопы, снопы связывали в плоты и переправляли их на левый берег Кубани. Здесь камыш грузили на брички и везли через урупский мост на «нахаловку», или же перетаскивали через лес, Уруп – а вот и «нахаловка: «под старым» или у гончарки. Хорошо, мастерски настеленная крыша из камыша могла прослужить 30-40 лет. Строились многие и камыша требовалось много. Заготовкой его занимались молодые парни и мужики.
А вот заготовкой извести для новых и старых хат занимался дядька Колька Мацепура. И тут он был монополистом. На своей бричке, запряженной седым ишачком, он возил из-за Кубани известковый камень. Каменоломня, место добычи известняка, находилась на одной линии, так сказать, с 19 линией, но … за Кубанью. По прямой линии ( прошу пардону за назойливую тавталогию) километров пять. Но по прямой – Уруп, лес, Кубань, снова лес, «кутан», горы – дороги нет. И вот тащится с утра Мацепура от 19 линии – до моста через Кубань в Старую станицу, затем по горам до каменоломен. Надо сказать, что «горами» в Армавире до сих пор называют Ставропольское плато по правому берегу Кубани. А «кутАном» - хутор, сельцо у подножия плато.
Общим путь для ишака - неблизкий. А ведь ещё – обратный путь! Сам Мацепура, похоже, камень не пережигал, а сдавал его кому-то на обжиг (может быть – даже у нас здесь, на гончарке), потому что ишак подвозил бричку к воротам дома пустой. Ну, если не считать лежащего в бричке пьяного дядьку Кольку. Ишачок хорошо знал привычки хозяина и по дороге от центра домой останавливался возле каждой пивной. Если Мацепура был уже пьян и не вылезал из брички, то ишак стоял пять минут и двигался дальше.
За камень хорошо платили и деньги у Мацепуры были. Но когда в1947 году, во время денежной реформы, дядька Колька собрался обменять старые дензнаки на новые, то оказалось, что в спрятанных пачках мыши свили себе гнёзда. И купюры, соответственно, погрызли. Мацепура поколотил жену (тёть Марусю), чтоб «ловила мышей», отхлестал кнутом безответного ишачка, напился и стал снова копить «заначку».
По улице моей – жиденькие заборы, плетни, а то и совсем открытые дворы, как у Сидоренкиных. Но таких – мало. Между дорогой и плетнями – маленькие огороды: картошка, бурак, зелень. А из деревьев – акация (никто её, акацию, никогда не называл белой, потому что жёлтой, кустистой тут и в помине не было; а гледИчию называли КОЛЮЧЕЙ акцией, потому что она и была колючей с ветвистыми колючками до 20см в длину), вишня, абрикосы.
По весне улица цветёт: глянешь вдоль – далеко, до самой 9-ой линии цветущие вишни и абрикосы. Позднее, в мае, зацветёт акация и мы, ребятишки, будем лакомиться «кашкой»: белые кисти акации сладкие, цветёт акация долго и густо – «рЯсно» говорят на Кубани.
В своё время по распоряжению Армавирского горсовета на протяжении улицы Ленина от первой линии до конца вдоль дороги высадили пирамидальные тополя. Но саженцев хватило, по всей вероятности, только до 15 линии. Потому и цветущую по весне улицу видно только до 9 линии: тополя перекрывают перспективу.
На улице моей между плетнями и хатами – палисадники. И в них – только цветы. Никто не использовал эту землю под огород. Даже странно. Земля на Кубани – плодородная, каждый квадратный метр дорог, а вот, поди ж ты: цветы. Праздника хотелось людям, радости. А цветы – каких только не было: зорька, красоля, ночная фиалка, петушки (ирис), майорчики (бархатцы), даже розы и вездесущая сирень. А кое-где и жасмин. Откуда брали эту красоту? Где она хранилась до поры, до времени? Чудо! А какие запахи!
Это сейчас, вспоминая, я восхищаюсь, а тогда – это была обычная среда обитания. Хорошая среда. Мы, дети, были естественными цветами этих палисадников и улиц. И были мы – разными. Непохожесть обращала на себя внимание. Вон братья «пУзины» ( это – не фамилия, прозвище: «пУзин» ) ходят с огромными животами, когда мы все – худые, как доски. Даже горбатые привычнее «пузинов». Откуда нам было знать о такой болезни, как рахит? Или Ланцова Светка. Всегда – с пацанами. Говорила: «Я всё равно у кого-нибудь отрежу и …пришью себе. Девчонкой я не буду». Жуть! Тогда впервые я услышал песню со словами:
Звенит звонок насчёт проверки:
Ланцов с-под зАмка убежал…
Про них, Ланцовых, и песня уже… И зАмок какой-то…
А летними вечерами, перед закатом солнца по моей улице возвращалось с пастбища «нахаловское» стадо коров. По мере прогона коров к 15 линии всех коров разбирали по дворам хозяева.
Пас коров Максим. Подросткового роста и комплекции мужик, заросший чёрной бородой. И было Максиму лет 40-45. Одет он был в серые шаровары и такую же рубаху; обладал лёгким характероми быстрыми ногами. Не знаю почему, но его все мальчишки дразнили. Они сопровождали стадо от самого Урупа, им родители поручали встречать коров и загонять во двор. Пыль за стадом золотится в лучах заходящего солнца и медленно оседает.
- Малинка! Малинка! – зазывает корову хозяйка с кусочком хлеба в руке.
- Жданка! Иди сюда! Иди, красавица!
- Марта! Марта!
Максим «стреляет» кнутом с махорчиками и будто включает травлю:
-Максим! Сколько денег навозил?
Максим молчит, но от 20 линии до 18 его дразнят непрерывно. Пастух и шугает мальчишек, бросаясь в их сторону (и догнал бы, но не делает этого), и кнутом «стреляет» и, наконец, не выдерживает:
- Сколько у твоей мамки на ( та-та) волосин!
Вот этого от него и ждали
Вечереет. На 20 линии раздаются девичьи голоса:
Скакал казак через долину…
Начинается вечерняя жизнь улицы.