(См. "незадушенные песни 2 http://www.proza.ru/2012/07/22/285 и 3 http://www.proza.ru/2012/07/23/326")
Мужчины почти все, так или иначе, в армии служили.
Женщины, в большинстве, или как-нибудь замужем за кем-нибудь были. Кто в погонах. Или хотя бы, хоть раз, на «вечер дружбы» с танцами-шманцами к «защитникам» ходили.
А кое-кто еще и Куприна читал. Как оно, дескать, при проклятом царизме в армии было.
Короче, никому не надо объяснять, что такое служба в тихой провинции, да еще и в небоевой части.
Первый Учебный Краснознамённый Ордена Ушакова Отряд Военно-Морского Флота СССР располагался в патриархальном белорусском Пинске.
Когда-то, после войны, в городе осела, носительница вышеозначенных наград, Днепровская Военная Флотилия. Неслабо, кстати, повоевавшая.
Осенью 44-го двадцать восемь днепровцев на четырех бронекатерах ворвались в акваторию Пинска. Поднялся шухер. Деморализованные и готовые к ретираде немцы оставили город. Таких оригинальных изгнаний противника в мировой военной истории вроде как немного.
Берлин брали! На глиссерах транспортировали вдоль и поперек Шпрее штурмующий и форсирующий личный состав. Гибли. И таки победили.
В пятидесятые грозную эскадру ликвидировали за ненадобностью. А чтобы не пропадало свято место – организовали краснознаменное матросское ПТУ. Три школы – электромеханическая, оружия и связи. Штаб, Дом офицеров и матросский клуб. Даже комендатура с «губой» возглавлялась держимордой в морской форме.
В каждой роте – положенная койка Героя Советского Союза, коих было «навечно зачислено в списки части» весьма немало. Их действительно было немало. Как правило, посмертных. Запомнил «нашего». Погибшего при форсирования Шпрее. Рулевой десантного глиссера, с перебитыми руками, рулил зубами. Довел плавсредство до места высадки и умер.
Полное флотское покрытие города. С обильным обеспечением жителей непыльными рабочими местами. От кочегара до инженера. И от сундука[1] с парой «лычек» до старшего офицера.
Редкий офицер назначался с флотов. С надлежащими образованием и послужным бэкграундом.
Основная масса нанималась на службу из местных. Либо оставалась на сверхсрочную. Из особо шустрых, зацепившихся здесь на три года. Самые блатные умудрялись еще и какие-то военные техникумы заочно заканчивать. Производясь к зрелым годам в господа офицеры.
Вспоминаю их одухотворенные лики, смотря фильм «Максим Перепелица».
Помню, как преподававший… военно-морскую практику капитан[2], творчески разъяснявший парусное вооружение шестивесельного яла, сдуру разрешил задать себе вопрос. И получил: «На каком корабле служили?». Оказалось – ни на каком. Вся морская практика – в стенах учебного кабинета. Все странствия – в пределах Пинска.
***
Шестой ротой радистов Школы Связи командовал капитан третьего ранга Мацев.
Я знал, что он окончил военно-морское инженерное в Пушкине под Ленинградом. Что тоже не слишком мореплаватель. Но это был ОФИЦЕР.
Мой ротный имел мало общего с местной массой. И лощёной внешностью. И идеальным видом формы. С полной морской атрибутикой.
Владел лексикой образованного горожанина.Демонстрировал в скупых разговорах с нижними чинами эрудицию НАСТОЯЩЕГО офицера.
На лице зрелого кап-три[3] лежала печать пресыщенности и лёгкого пренебрежения к окружающей обстановке.
Артистичность проскакивала во всём.
В вальяжном строевом шаге на утреннем разводе, не положенном остальным отцам-командирам. В руке, небрежно приподнятой к фуражке при докладах подчиненных.
И в демонстративном личном проведении саносмотра личного состава. С личным разглядыванием двух сотен ароматных разутых правых ног. На предмет своевременного их мытья или наличия дерматологических дефектов. Без употребления при этом милого военно-морскому сердцу мата.
Недосягаемая высота положения позволяла ему не мараться мелочными наказаниями по отдельности. Но требовала от него иметь нас по полной «через канифас блок на турачку»[4], при прегрешениях повышенной тяжести. И наказаниях – особой воспитательной значимости.
Меня он считал не самым глупым[5]. Но и очень борзым. Нижестоящая «вертикаль власти» вплоть до командира смены[6], была сориентирована на бескомпромиссность со мной. «Канифас» работал исправно.
***
Ситуация требует – пользоваться надо.
Российская власть сотрудничает с Рамзаном Кадыровым.
Антигитлеровская коалиция союзничала с Советским Союзом.
Капитан 3-го ранга Мацев использует во благо Советского Флота ротного раздолбая Лучинского. Использует лично. Отбирая хлеб у замполита.
Вызвав меня, поручает срочно сочинить пропагандистское стихотворение. О боевом прошлом флотилии.
А мне, как два пальца об асфальт.
Вспоминаю легендарное освобождение Пинска. Вспоминаю героя с перебитыми руками в Берлине. Вечный огонь в парке, куда нас обязаловкой водили в порядке политработы. Держу в мыслях постамент с катером на набережной Пины. Вот этот.
На фото тот самый катер. И моя будущая жена, приехавшая из Ленинграда Потом потом она станет бывшей, потом покойной.....
Через несколько часов выкладываю на стол командиру стихотворение.
Ветер метет поземку,
Или шумит листвою,
Мчатся талые воды,
Или шумят дожди,
Их не разбудит ветер,
Сон их всегда спокоен.
И на людей былое
Вечным огнем глядит.
Катер застыл навеки,
Словно в броске бесстрашном.
Словно опять винтами
Вспорота гладь реки.
Помни про сорок четвертый,
И про десант отважный,
И как бежали в страхе
От моряков враги.
Помни весну на Шпрее,
Рваных мостов узоры.
Злобно швыряли глиссер
Волны чужой реки.
Сдался войскам советским
Каменный серый город.
Так и пришли к рейхстагу
Через войну моряки.
Шли, обливаясь кровью,
Стиснув штурвал зубами.
Сколько друзей теряли
В этом большом пути…
Ветер метет поземку,
Вечное вздыбив пламя.
И, как большие слезы,
С неба идут дожди.
***
Сейчас и не верится, что такое творил. А тогда, помню, даже сопли в носу булькали. Чувствительный был...
***
Андрюша Доронин, астраханец, уже освобожден от занятий и помещен в художественную мастерскую с набором необходимых девайсов. С перспективой на все три года службы.
В дальнейшем у него три обязанности. Пить в меру. Писать господам офицерам для квартир картины маслом в виде многотиражного парусника. И творить наглядную агитацию.
Андрей ценит свой живописный талант. И его сохранение в суровых военных условиях.
Агитационный стенд с моим стихом через пару дней воцаряется на переборке[7] в ротной казарме. И висит себе. С моей фамилией мелким курсивом.
Это не писульки в интернете.
Знал мой ротный, где что лежит….
(Продолжение следует)
_____________________
[1] Сверхсрочнослужащие. С 1972 года – мичманы и прапорщики. Не самый уважаемый контингент. Особенно служащие вне боевых кораблей и войсковых частей.
[2] Эти ребята носили морскую форму без полного комплекта знаков различия, присущих плавсоставу, и имели «сухопутные» звания. Настоящий морской офицер назывался бы «капитан-лейтенант».
[3] Мой тогдашний ротный был ровесником моих теперешних дочек. И казался мне «немолодым».
[4] Упоминание элементов корабельного такелажа, аллегорически подразумевающее совершение начальником с провинившим(-ими)ся служивым особо циничного и жестокого пенитенциарного действа.
[5] Приезжавшей ко мне моей матери Мацев говорил: «Он у вас на голову выше остальных…». Рассказала она мне про это уже через много лет.
[6] Флотский аналог армейского «отделения».
[7] Военно-морское название стенки
;