Мадам! Вы обворожительны!

Людмила Дейнега
Широко улыбаясь всем красивым женщинам, обнажая свои ряды белых, ровных зубов, высокий блондин спортивного телосложения, всегда рисуясь, басил: «Мадам!  Вы обворожительны! Я ещё не встречал более ослепительной женщины в своей жизни!»
     Все реагировали на это по - разному.  Одни загадочно улыбались, другие что – то лепетали в ответ, третьи, молча, отходили, четвёртые останавливались для дальнейших комплиментов… Именно на этих четвёртых Анатолий заострял своё мужское внимание. Одна из них и  повела ловеласа – блондина в ЗАГС.  Тогда  невеста работала кассиром  в банке, а высокий блондин – заправщиком самолётов на большом военном аэродроме…
   Люда родила ему дочь и всю себя отдала продолжению служебной карьеры. Когда Людмила Ивановна стала руководителем одного из городских банков, дороги влюблённых  разошлись в разные стороны… Дочь осталась с матерью, а глава бывшей семьи  ушёл в море на рыболовном сейнере.  Толик всегда помогал дочери, хотя Людмила Ивановна с чувством брезгливости брала от бывшего мужа деньги.
    Анатолия всегда тянуло к родным местам, где его трудолюбивый  отец жил с мачехой, воспитавшей Толика, как родного сына, с пелёнок.
    Мачеха нашла Толю, завёрнутого в крошечное одеяльце в клетку, у калитки своей хатёнки ранним летним утром. Он, голодный, орал во всю свою маленькую глотку… Его отец отнекиваться не стал. Он сразу признал сына, тем более, что детей у них с женой не было. Но имя матери мальчика скрывал до самой смерти. Никита Егорович работал редактором районки. Пересуды в сталинские времена были ни к чему.  Соседка Полина быстро «сообразила» документы, в которых и он, и его жена были записаны родителями. О том, что его воспитала мачеха, Анатолий узнал от родной тётки – сестры отца, которая оставила «горемычному сиротинушке» наследство – большую облупившуюся хату в центре села.  Отца чаще называли «товарищ Солодовников», а  Толика с детства – «Булей», потому что носы у них с отцом действительно напоминали огромную бульбу.
    Толик – «Буля» не обижался, потому что Солодовниковых в округе было много, а «Булей» был он один, к тому же любимец женщин, да и сам любитель женского пола.
       Странствия по морю любви и утех заполоняли его душу, особенно тогда, когда он приезжал в отпуск. Денег в его карманах было полно, на жизнь вполне хватало, на алименты дочери тоже. Отец тоже ни в чём не нуждался. Дважды «Буля» уводил от мужей их  красивых  законных жён, но они возвращались в свои бывшие семьи, а маленькая  летняя кухня отца, где обитал  добрый и весёлый  Анатолий, не прельщала больше этих ненадёжных дам его неугомонного пылкого сердца.
   Однажды, после очередного пышного ночного банкета, случилось непредвиденное…    Изрядно  пьяный  «Буля» решил отправиться  в соседний городок на своём новеньком чёрном мотоцикле.  Но, к сожалению, почему – то не вписался в поворот. Какой – то сельский  любитель природы  умудрился посадить у дороги в город могучий дуб. Именно он, этот дуб, оказался очень упрямым и не захотел уступить дорогу Толику во вспаханное поле…
   С серьёзной черепно-мозговой травмой, с переломанными  руками и ногами, а также с четырьмя повреждёнными рёбрами Анатолий очутился в городской реанимации. Он пришёл в себя через две недели и, переведённый в общую палату, без конца красиво и торжественно басил медсёстрам: «Мадам,  Вы обворожительны!»…
    Ослепительные сестрички в белых халатах, явно польщённые таким вниманием больного, искусно ставили ему капельницы, делали десятки уколов в день, но надо отдать им должное, выходили Анатолия для дальнейшей жизни.
   Два года он стучал костылями и тросточкой и слушал нравоучительные беседы Солодовникова-старшего… Флот ему пока не светил…
    Понимая отца буквально с полуслова и совершенно правильно, Буля взялся за ум… Он уехал на север и вновь стал работать заправщиком самолётов, употребляя спирт с «летунами». Поправившись совсем, как ему казалось, он снова ушёл в море…
    В очередной большой отпуск на участке умершей тётки Буля выстроил уютный и большой дом с верандой. Об этом он мечтал всю свою сознательную жизнь…
        Не хватало только хозяйки. Хозяин дома всё чаще басил в округе: «Мадам, Вы обворожительны!», но всё реже ему отвечали с улыбкой в родных местах, зная его любовные приключения и  похождения по всему району…
   Через год с севера он привёз в свой  новый дом учительницу химии с десятилетней  её дочкой. Это миловидная блондинка обворожительной и ослепительной казалась Буле ровно год.  Потом начались семейные скандалы по каждому поводу  и уходы её из дома на сельские квартиры. После очередного долгого отсутствия учительницы химии, Буля «схимичил» сам: привёл в дом жену старого умершего друга. Она тоже работала в школе и тоже была блондинкой.  Только без детей.  И вела она не химию, а немецкий язык в другой школе.
    Впервые в жизни Буля почувствовал настоящую женскую заботу и ощутил вкус домашних пирогов. Он даже расслаблялся, качаясь в кресле на веранде собственного дома за чашкой чая из алых пахучих  роз…
         Но спокойствия совершенно не стало, когда пятнадцатилетняя родная дочь приехала к нему после внезапной и загадочной смерти её мамы, за эти годы ставшей генеральным директором крупного банка.
   Привыкшая к роскоши и комфорту, а также немедленного  подчинения её прихотям,  дерзкая  повзрослевшая Ирина требовала всё новых и новых благ. Она ярко и вызывающе красилась в школу, носила сверх мини-юбки, сквернословила, курила и пила вино в подворотнях. Часто вообще не являлась домой.
   Мачеху она  не признавала и в знак протеста ей и отцу  остригла свои великолепные волосы  наголо... Теперь она  выводила чёрным маркером крест на щеке. Отца неоднократно вызывали, по вопросу поведения  Ирины, на  педсоветы в школу… Буля чувствовал в ней что-то до боли родное, но не желающее его полюбить и понять. Он метался  между своей мягкой  любимой женщиной, рядом с которой почувствовал прелесть и  вкус жизни, и родной дочерью, перед ней ощущая свою отцовскую вину.  В первых числах июля дочь начала праздновать свою победу: мачеха  покинула отцовский дом и вообще уехала из этих мест.
     Буля долгими одинокими вечерами сидел в кресле теперь не перед чаем с пирогами.  Его устраивало всё спиртосодержащее. Хозяйство, которым он руководил последнее время, полностью развалилось. Кролики никому не стали нужны. Уехавшая милая Люба прислала только одну телеграмму: «Мне тебя очень жаль. И себя тоже. Твоя Любовь ».
     В летнюю звёздную ночь дочери Ирины не стало. Её трижды переехали машиной на горе пьяные разозлившиеся собутыльники.  Шестнадцать прожитых на этом свете лет красивой Иришки ушли в небытие…
    Буля похоронил дочь рядом с могилой своего отца, умершего в 90 лет. Глаз не сводя с мёртвой дочери в красивом, белом, свадебном платье, он рыдал, как мальчишка…
    Буля пережил  свою дочь всего на два года. Бывшие друзья приходили к лежащему больному Анатолию в дом, где умирающий от саркомы пытался не терять чувство юмора. Сохнувшей по нему всю жизнь соседке Татьяне, склонившейся над ним в последнюю минуту, он, наконец – то прошептал пересохшими треснувшими губами долгожданные слова: «Мадам! Вы обворожительны! Я ещё не встречал более ослепительной женщины в своей жизни!» После минутного молчания, чуть приподнявшись на локоть, добавил очень тихо: «И, ей-богу, уже лучше не встречу на этом удивительно прекрасном свете…»
    Все свои сбережения и красивый дом Анатолий Солодовников завещал уехавшей от него любимой безродной Любаше и сердобольной соседке Татьяне, ухаживающей за ним последние  два месяца…

 
                Июль 2012